Чтобы не терять мобильности, к месту происшествия выехали двумя машинами. Следом за автомобилем Гурова шел микроавтобус с опергруппой и криминалистами. Генерал Орлов решил, что будет лучше, если все необходимые экспертизы проведут свои люди. Гурову и Крячко это было только на руку, так как в этом случае все результаты попадут напрямую к ним, и не нужно будет ждать очереди и подгонять тверских специалистов. За рулем сидел Гуров, поэтому папкой с материалами по делу Хамелеона распоряжался Крячко.

Расшнуровав тесемки картонной папки, Станислав открыл первый лист и принялся внимательно изучать снимок. С фото, подшитого к личному делу, на него смотрел Иван Шаповалов, в оперативных кругах более известный как вор-аферист Хамелеон. На снимке он выглядел угрюмым пятидесятилетним мужиком с кустистыми бровями, нависающими над ввалившимися глазницами. Впалые щеки, стеклянные, ничего не выражающие глаза, волосы, стриженные под машинку, и огромный нос, выпирающий вперед как огромная слива. Дав возможность напарнику полюбоваться на снимок, Крячко начал листать бумаги и вслух вычитывать основные факты, касающиеся криминальной деятельности Хамелеона.

В записях следователя из Твери фигурировали данные не только по делу, за которое Хамелеон угодил в СИЗО. Следователь скрупулезно подшил к делу каждый из двадцати восьми эпизодов, инкриминируемых подследственному. Список впечатлял не столько количеством награбленного, сколько уникальностью украденного и подборкой фамилий пострадавших. Кого только в этом списке не было: адвокаты, фамилии которых ассоциировались с громкими делами, бизнесмены, чье состояние измерялось не одной сотней миллиардов, причем в долларах, литературный и театральный бомонд, антиквары высокого полета, дипломаты, политики и даже один целитель, в последнее время набирающий в столице популярность.

Перечень пропавших раритетов мог составить серьезную конкуренцию экспонатам Лувра, а список пострадавших будто бы слизали со страниц популярного американского журнала «Форбс», с той лишь разницей, что в этом списке значились исключительно российские граждане.

– Теперь понятно, почему высокое начальство копытом бьет, – проговорил Стас, дочитав список. – Сюда бы еще главного прокурора страны добавить, и Хамелеону «светила» бы высшая мера.

– Еще бы, – кивнул Лев. – А учитывая, что ни один из экспонатов так и не был найден, и единственный, кто может навести на след украденного, ускользнул, с нас живьем шкуру сдерут, если не удастся найти Шаповалова.

– Хреново дело, товарищ полковник, – вздохнул Крячко. – Хамелеону несколько лет удавалось ускользать от правоохранительных органов, неужели ты думаешь, что нам повезет больше?

– Вариантов-то все равно нет, – пожал плечами Гуров. – Либо мы его находим, либо наши погоны можно складывать в баночку и закатывать жестяной крышкой.

– Прекрасные перспективы!

– Не паникуй раньше времени, – подбодрил Лев напарника. – Давай читай про нападение.

– А тут про нападение практически ничего нет. Только общие факты. Сто пятое шоссе, на подъезде к Мокшино обнаружен автозак, а рядом два трупа. Оба охранника убиты выстрелом в упор. Других данных нет. И как с этим работать?

– Скоро своими глазами все увидим, – ответил Гуров. – Мы подъезжаем к месту преступления, уже заградительная лента видна.

Крячко оторвал взгляд от папки и посмотрел в лобовое стекло. Впереди светились полицейские мигалки, а рядом с машиной маячили полицейские. Они что-то шумно обсуждали, яростно жестикулируя.

– Похоже, тверские парни чересчур перевозбудились, – усмехнулся он. – Ишь, как руками машут.

Гуров не ответил. Он подогнал машину к стоящему на обочине автозаку, заглушил двигатель и вышел. Их прибытие заметили, от возбужденной толпы отделился долговязый мужчина лет тридцати пяти в смешном плаще из цветастой клеенки и направился прямиком к полковнику.

– Вы из Москвы? – протягивая руку для рукопожатия, задал он риторический вопрос. – Майор Столбенников. Кто из вас полковник Гуров?

– Я – Гуров, – пожимая руку, представился Лев. – Это мой напарник, полковник Крячко. Что тут у вас?

– Кроме трупов и пустого автозака? Да практически ничего. Водища льет как из ведра, все следы смыло.

– Да, с погодой нападавшим повезло, – вступил в разговор Крячко. – Ваши криминалисты отпечатки пальцев уже сняли?

– С чего их снимать? – досадливо поморщился Столбенников. – С трупов?

– А хоть бы и с трупов, – резко бросил Стас.

– Мы их брезентом накрыли, – поняв, что панибратствовать полковники не настроены, официальным тоном доложил Столбенников. – Автозак осмотрели, а трупы не трогали. Приказ сверху – не предпринимать никаких действий до прибытия опергруппы из столицы.

– Ладно, расслабьтесь, майор. Пойдем посмотрим, что имеем, – сменил гнев на милость Крячко и, чтобы разрядить обстановку, добавил: – Симпатичный плащик, майор.

– Уж какой есть, – не принял шутку Столбенников. – Мы два часа кряду тут мокнем. В таких условиях что хочешь на себя напялишь, лишь бы хоть часть одежды сухой сохранить.

Гуров дал знак московским экспертам следовать за ним и направился к автозаку. Тело первого охранника лежало в двух шагах от распахнутой пассажирской дверцы. Он приподнял брезент. Рыжеволосый здоровяк лежал, уткнувшись лицом в землю. Руки раскинуты в стороны, правая нога неестественно подогнута. Пистолет в кобуре, которую он даже расстегнуть не успел. Перевернув тело, Гуров внимательно изучил аккуратное отверстие точно по центру лба. Выстрел в упор убил охранника наповал. Скорее всего, тот и сообразить не успел, что на автозак совершено нападение. Вернув тело в исходное положение, Лев уступил место криминалистам.

Второй охранник лежал возле водительской двери лицом вверх, ладони сжаты в кулаки, глаза открыты. И та же аккуратная дырочка во лбу.

– Это Владислав Думчев, он был за рулем, – прокомментировал Столбенников, следовавший за Гуровым по пятам. – А тот, что со стороны пассажира, Андрей Бутунин. Они лет десять в напарниках ходили. Хорошие ребята, ответственные, и опыта им не занимать. Поверить не могу, что они так глупо попались.

Гуров обошел автозак, остановился возле кузовной двери. Замок был срезан автогеном. Войдя внутрь, он обнаружил кольцо наручников, висевшее на металлической решетке, к которой на время этапирования приковывали заключенных. Соединяющее звено перекушено одним точным движением.

– В кузове могут быть отпечатки пальцев тех, кто совершил нападение, – вслух произнес Лев. – Проверьте это.

Эксперт-криминалист молча кивнул и приступил к работе. Гуров вышел наружу. Стас поджидал его у дверей. Он успел пообщаться с группой Столбенникова и теперь готов был сообщить новости. Их было не так уж много. Впереди на дороге тверские оперативники обнаружили некое устройство, напоминающее огромную дымовую шашку кустарного производства. По мнению экспертов, ее взорвали для того, чтобы остановить автозак. От гигантской «дымовухи» мало что осталось, основная часть устройства сгорела дотла в момент взрыва, но криминалисты надеялись, изучив остатки вещества, собранного с дорожного покрытия, определить ее состав.

– Итак, нападавшие устроили взрыв с задымлением. Криминалисты говорят, что дымовой столб должен был быть настолько мощным, чтобы испортить видимость на добрых пятьдесят метров. Водитель автозака просто не мог не остановиться при виде такого количества дыма. Следы копоти даже дождь смыть не сумел. Представь, как эта штука должна была дымить, – докладывал Крячко. – Автозак остановился, первый охранник вышел и тут же получил пулю в лоб.

– А второй попытался использовать оружие, но не успел. Он открыл дверь и выбрался из кабины, но там его уже поджидали нападавшие. Один выстрел, и его жизнь закончилась, – продолжил Гуров.

– Вероятно, так все и было, – согласился Станислав. – А затем они срезали замок и выпустили из клетки Хамелеона. Сели в машину и укатили в неизвестном направлении. На все про все у них ушло не больше пяти минут. Сработано чисто.

– Одно непонятно: сто пятая автострада довольно оживленная, – вклинился в разговор Столбенников. – Где были встречные машины? Почему их никто не видел? Почему не сообщили о задымлении и взрыве?

– Дождь, – коротко произнес Крячко, но Столбенников продолжал смотреть на полковника недоумевающим взглядом, и тому пришлось пояснить: – Дождь идет уже полмесяца, а это не способствует увеличению машинопотока. Нападавшие могли делать ставку именно на это.

– Вы думаете? – По тону Столбенникова было понятно, что с мнением полковника он не согласен.

– Вижу, у вас иное мнение, – напрягся Крячко.

– Возможно, им просто повезло, – почувствовав, что обстановка снова накаляется, постарался сгладить резкость слов напарника Лев. – Но особого значения это не имеет. Даже если бы дождя не было, вряд ли проезжающие водители стали бы встревать в разборки на дороге. Тем более в такие, в которых применяется огнестрельное оружие. Да и действовали они быстро. Стас, ты сам сказал, что им понадобилось всего пять минут на то, чтобы нейтрализовать охранников и освободить Хамелеона. Так о чем спорить?

Он не стал развивать тему дальше и пошел к месту, где произошел взрыв, чтобы самому посмотреть на то, что осталось от устройства, заставившего водителя автозака нарушить строгие инструкции и остановить автомобиль.

Именно там и собралась основная часть группы майора Столбенникова. Пока приезжие из Москвы осматривали место преступления, они молча наблюдали за столичными визитерами, когда же полковник Гуров поравнялся с группой, те скоренько отошли в сторону. Место взрыва, как и тела погибших, предусмотрительно накрыли брезентом. Брезент лежал точно посередине дороги, прямо на сплошной разделительной полосе. Под пристальными взглядами оперативников Лев приподнял брезент. То, что он там увидел, впечатляло. На асфальте сохранился лишь металлический обод, бывший ранее дном двухсотлитровой бочки. Все остальное выгорело полностью.

– Миленькое собрание, – вполголоса произнес Крячко, имея в виду тверских оперативников.

– Думаю, тебе бы тоже не понравилось, если бы чужаки рыскали по твоей территории и пытались выяснить, где ты облажался, – прошептал в ответ Гуров. – Не обращай на них внимания, просто делай свою работу, и совсем скоро они про тебя забудут.

– Делать свою работу? Это значит шлепать по лужам, заглядывать под брезент и многозначительно хмурить брови? – поддел его Стас.

– Что-то вроде того, – улыбнулся Лев. – Какие есть соображения?

– Пора убираться отсюда. Здесь мы увидели все, что было возможно.

– Я бы остался еще на какое-то время. Только предварительно избавился бы от наблюдателей. Хочу осмотреть придорожные посадки. Где-то ведь нападавшие должны были пересидеть в ожидании появления автозака? По-моему, посадки – самое подходящее место.

– Лева, поимей совесть! – взмолился Крячко. – Лазать по кустам? Только не в проливной дождь! Не лучше ли делегировать это право тверским ребятам? Они все равно без дела тут болтаются. Отдай приказ, ты ведь по званию старше майора Столбенникова. Пусть его парни хоть что-то полезное сделают.

– А если они ничего не найдут?

– Вот если не найдут, тогда вернемся мы и покажем этим молокососам, как работают настоящие асы, – пошутил Стас. – Может, нам повезет, и к тому времени дождь закончится.

– Ладно, пусть будет так. Иди к Столбенникову и отдай распоряжение, – сдался Гуров. – Ты ведь тоже полковник, так что полномочий у тебя не меньше, чем у меня.

Но отправить тверских оперов на осмотр прилегающей к месту преступления территории оказалось не так-то просто. Как только Крячко высказал свое пожелание Столбенникову, выяснилась причина жаркого спора, который наблюдали полковники при подъезде к месту преступления. Оказалось, что майор еще до приезда московских правоохранителей планировал осмотреть окрестные посадки, но опера заупрямились. Каждый высказывал свои аргументы, доказывая, что в кустах им делать нечего. Самыми вескими были ссылки на дождь, который давно уже смыл все следы, даже если таковые имелись, и указания на мостовое заграждение, препятствующее выезду машин из посадок прямиком на автостраду. Тверские опера все как один сходились на том, что машина нападавших какое-то время стояла на мосту, поджидая автозак. Чего проще, выставить аварийные знаки и делать вид, что возишься с движком. Так зачем же лазать по кустам?

Крячко доводы оперов показались весьма убедительными, и он направился обратно к Гурову. Теперь уже ему предстояло убедить друга, что осмотр посадок ничего не даст. Мостовое ограждение с окончанием моста не заканчивалось, а тянулось вдоль дороги еще на добрых пятьдесят метров. Подогнать машину из кустов в нужный момент было бы весьма затруднительно. Подумав, Лев решил оставить затею с осмотром до лучших времен, тем более что сейчас его волновало совсем другое. Следы от самодельной «дымовухи» и выстрелы точно в центр лба что-то ему напоминали, но он никак не мог сосредоточиться и подумать об этом, поэтому отдал приказ грузить тела погибших охранников в машину судмедэкспертов и отправляться в Тверь.

Новому приказу обрадовались, так как мокнуть под дождем всем изрядно надоело. На месте остались только московские криминалисты, работа которых еще не была завершена. Остальные дружно загружались в машины. За руль автозака сел один из тверских оперов, он же возглавил колонну из четырех машин и бодрым ходом погнал к Твери.

В тверском СИЗО Гурова и Крячко провели прямиком в кабинет начальника изолятора, полковника Осокина. Тот в кабинете был не один. На добротном стуле, отставленном чуть в сторону от стола, сидел солидного вида мужчина. В модного покроя костюме темно-синего цвета с едва заметной светлой полосой, в отутюженной белоснежной рубашке и в строгом галстуке. Полковник Осокин поздоровался с полковниками и представил мужчину. Им оказался адвокат Ивана Шаповалова, Анатолий Ципиков. Как только с представлением было покончено, Ципиков обратился к Гурову:

– Я хочу сделать официальное заявление, – хорошо поставленным голосом заявил он. – То, что произошло с моим подзащитным, – вопиющий акт халатного отношения сотрудников тюремного конвоя. Мой подзащитный был передан охранникам на период этапирования, и в означенный период за его жизнь и здоровье отвечали они. А что он получил вместо этого? Попал в перестрелку и оказался похищен неизвестными. Я хочу получить полный доступ к плану разыскных мероприятий, которые вы, как представители правоохранительных органов, обязаны провести в кратчайшие сроки.

– Приберегите пылкие речи для суда, – нахмурился Гуров. – По факту совершенного нападения будет возбуждено уголовное дело, и боюсь, что ваш подопечный в этом деле будет фигурировать не как лицо пострадавшее, а как организатор оного. Так что вам лучше поубавить пыл и настроиться на сотрудничество с полицией.

– Как организатор? Да ведь это бред! – воскликнул Ципиков. – Чего ради моему подзащитному устраивать бойню на дороге? Вижу, вы не успели ознакомиться с его делом.

– Так просветите нас, – предложил Гуров. – Почему вы считаете, что Иван Шаповалов не планировал побег? Лично мне дело видится в ином свете. Ваш подопечный обвиняется в одном ограблении, но подозревается еще в двадцати восьми подобных кражах. Ранее он не судим, в зоне не бывал, с законами зоны не знаком и, скорее всего, познакомиться с ними не жаждет, а в случае, если следователю удалось бы собрать доказательства хотя бы по нескольким эпизодам, а прокурору доказать причастность Шаповалова к этим ограблениям, вашему парню «светил» бы приличный срок.

– Ничего подобного, – перебил его Ципиков. – Мой подзащитный невиновен, пока не доказано обратное.

– Да, да, презумпция невиновности, и все такое, – вступил в беседу Крячко. – Извечная песня адвокатов. Только вот факты налицо. В автозаке помимо Шаповалова заключенных не было – это раз. Двое охранников убиты – это два. И три – ваш подопечный на месте происшествия с пулей во лбу не валяется. Где же он тогда, если нападение не его рук дело?

– На этот вопрос придется ответить вам, – сухо проговорил Ципиков. – Не надейтесь, что я оставлю это дело без последствий. Вам придется найти моего подзащитного, установить личности его похитителей и заставить их ответить за содеянное.

– Вы правда думаете, что Шаповалова похитили? – Гурова удивила уверенность, звучавшая в голосе адвоката. – Но зачем кому-то похищать его? Это же бессмысленно.

– Этого я знать не могу, но вот что я знаю точно, что мы наверняка выиграли бы предстоящий суд. Тюремный срок моему подзащитному не грозил, оправдательный приговор был у нас в кармане.

– Каким образом? Насколько я знаю, Шаповалова взяли на месте преступления. Так сказать, с поличным, – заметил Стас. – И как же вы собирались опровергнуть этот факт?

– Хотите знать подробности, ознакомьтесь с делом, – заявил Ципиков. – То, что вы называете «взятие с поличным», выглядит несколько иначе, чем в случае с Шаповаловым. Полагаю, местные оперативные работники слишком много детективов читают, вот у них и сложилось мнение, будто они взяли моего подзащитного на месте преступления. На самом же деле он просто находился неподалеку от того места, где было совершено ограбление. Украденных вещей при нем не обнаружили, а сам факт близости нахождения к означенному месту еще не доказывает его причастность.

– Это правда? – Крячко перевел взгляд на начальника изолятора.

– В какой-то степени, – замялся тот. – Технически в момент задержания Шаповалов уже покинул территорию ограбленного особняка, его взяли возле забора, а украденные из особняка ювелирные украшения он успел скинуть в ближайшие кусты, где их и обнаружили оперативники.

Гуров и Крячко переглянулись. Им, как опытным операм, было понятно, что в данных обстоятельствах козыри на руках у адвоката. Преступник успел покинуть место, где совершил ограбление, да еще и награбленное скинул. На косвенных уликах далеко не уедешь.

– «Чистосердечка» была? – уточнил Крячко.

– Вначале, – ответил Осокин. – Это, а также изменение внешности, чтобы проникнуть в дом, послужило поводом к задержанию.

– Он изменил внешность? – переспросил Крячко.

– Разумеется, на то он и Хамелеон, – подтвердил Осокин. – Парни, которые его брали, предложили подписать «чистосердечное», он согласился. А потом с ним адвокат поработал.

– Если вы имеете в виду, подписал ли мой подзащитный бумагу, где чистосердечно признается в совершенном ограблении, то можете быть уверены, она уже аннулирована, – игнорируя заявление начальника СИЗО, заявил Ципиков. – И я не позволю оскорблять честь и достоинство моего клиента нелестными высказываниями в его адрес. В нашей стране каждый гражданин имеет право как угодно изменять внешность, если данный акт не имеет злого умысла.

– И умысла, конечно, не было, – усмехнулся Стас.

– Все это мы могли бы обсудить в суде, но, как видно, вам это невыгодно. Быть может, его исчезновение на руку правоохранительным органам? – внезапно произнес Ципиков. – Быть может, это нападение организовано для того, чтобы не допустить слушания дела Шаповалова в суде?

– Вы на что это намекаете? – вспылил полковник Осокин. – Хотите сказать, что это мы организовали нападение на автозак, убили двух лучших конвойных и забрали Хамелеона? Да вы в своем уме?!

– Почему вас так шокирует мое предположение? Ведь вы-то, нисколько не стесняясь, обвиняете моего подзащитного в том же самом! – выдал Ципиков.

– Послушайте, так мы далеко не уедем, – прервал зарождающийся скандал Гуров. – Обоюдные обвинения нас никуда не приведут, с этим, надеюсь, все согласны? Вот и хорошо. Господин Ципиков, вам придется на какое-то время покинуть кабинет. Вы потребовали от меня и моего напарника ознакомить вас с планом разыскных мероприятий, так что будьте любезны не мешать нам делать свою работу. Сейчас вы выйдете отсюда и будете ждать своей очереди. Сначала мы побеседуем с начальником следственного изолятора, зададим ему все необходимые вопросы, чтобы выяснить обстоятельства, предшествовавшие нападению. А затем пригласим для беседы вас, и вы сможете обстоятельно представить нам все доводы, доказывающие непричастность вашего клиента к произошедшему инциденту. Надеюсь, возражений не будет?

Ципиков задержался всего на пару секунд, чтобы собрать со стола приготовленные бумаги, после чего безропотно вышел из кабинета. Полковник Осокин проводил его сердитым взглядом, но от комментариев воздержался. Гуров же, заняв стул адвоката, приступил к опросу, и начать решил с задержания Ивана Шаповалова. Отвечал Осокин обстоятельно и четко на поставленный вопрос, что упрощало дело. Гурову не приходилось возвращать его в нужное русло или прерывать неуместные воспоминания.

Две недели назад, ровно в полдень, в дежурную часть поступил звонок. Звонивший сообщил, что в его дом проник вор. Он был сильно взволнован, настолько сильно, что на выяснение его имени и адреса времени у дежурного ушло раза в три больше, чем обычно требуется на обработку подобного вызова, поэтому на задержание опергруппа выехала с опозданием. К тому же оказалось, что речь идет о деревне Прудище, где не так давно начал зарождаться новый коттеджный поселок. От Твери до него километров десять, но и это лишняя фора преступнику. Затем еще нужный дом пришлось искать, так как опознавательные знаки как таковые на новых домах отсутствовали. Единственным ориентиром служили миниатюрные таблички с номерами участков, торчащие из земли на тонкой металлической ножке.

Все эти факторы привели к тому, что к дому пострадавшего полицейский микроавтобус подъехал с опозданием, как раз в тот момент, когда вор понял, что пора удирать. Шесть человек, включая водителя и начальника опергруппы, видели, как мужчина в странном одеянии, более похожем на собачью шкуру, перелез через забор и бросился бежать к сосновому бору, расположенному буквально на заднем дворе коттеджа. Опера успели выскочить из машины и помчаться следом. Беглеца они взяли, уворованное из коттеджа нашли в паре шагов, в кустах. Вернулись в коттедж, отыскали хозяина, и он поведал им начало истории.

В тот день у хозяина коттеджа, известного в определенных кругах оценщика антиквариата Вениамина Кальнобрицкого, должна была состояться встреча. Некий клиент из Твери назначил дату и место, пригласив Кальнобрицкого установить подлинность полотна кисти Бориса Кустодиева. Накануне юбилейного года на основе музейной площадки в Москве планировалась организация грандиозной выставки, посвященной творчеству художника. Клиент предложил организаторам экспозиции картину из фамильной коллекции, но экспертная комиссия, совершенно неожиданно для владельца картины, заявила, что работа является подделкой и потому не может быть выставлена. С мнением музейных экспертов клиент не согласился и решил провести независимую экспертизу, для чего вызвал в Тверь Вениамина.

Установление подлинности картины – процесс длительный. При самом хорошем раскладе Кальнобрицкий должен был отсутствовать часов шесть, не меньше. На это, видимо, и рассчитывал вор, и так бы все и сложилось, если бы не стечение обстоятельств. Накануне дня проверки кустодиевской работы у Вениамина был так называемый «охотничий» день. В такие дни он наведывался к мелким скупщикам антиквариата. Иногда эти поездки приносили весьма щедрую добычу, но чаще оказывались пустыми. «На охоту» Вениамин брал свой «малый чемоданчик», где хранил инструменты для проведения ускоренной экспертизы на месте. Второй чемоданчик, именуемый «великим», он брал тогда, когда проводил работу за деньги. Но в этот день у мелких скупщиков он ожидал увидеть нечто уникальное, поэтому переложил часть оборудования из «великого чемоданчика» в «малый». Промашка Вениамина вскрылась только через несколько дней, в самый разгар экспертизы картины Кустодиева, и, чтобы не пасть в глазах клиента, Вениамин поспешил домой, пообещав вернуться со всем необходимым и закончить работу.

А вернувшись домой, Кальнобрицкий увидел, что сигнализация на доме отключена. Сначала он решил, что в спешке забыл включить ее, но, подумав, отмел этот вариант. Тогда он начал обходить дом по кругу, заглядывая в каждое окно, и в одном из оконных проемов увидел, как некое существо поднимается по лестнице внутри его дома. Будучи владельцем немалого количества раритетных и уникальных, а заодно и жутко дорогих вещиц, Кальнобрицкий понял, что его грабят. Тогда он тихонько отошел от окна, спрятался за стену хозяйственной постройки и позвонил в полицию.

В тот день фортуна была на стороне антиквара, к Ивану Шаповалову же она повернулась своей не самой приятной стороной. Окажись все нужные инструменты на месте, Хамелеон ушел бы, как и во всех предыдущих случаях. Но… случилось то, что случилось. Кальнобрицкий вернулся, полиция отреагировала как надо, и вор был пойман. Собрав улики и прошерстив дом на предмет отпечатков пальцев, опергруппа препроводила Хамелеона под стражу.

О том, какую крупную рыбу принесло в сети тверским правоохранителям, выяснилось позже. Не успели оперативники порадоваться удаче, как явился адвокат Ципиков и заявил, что гражданин Шаповалов является его клиентом. А дальше все как по нотам: признательные показания аннулировали, свидетелей дискредитировали, улики осмеяли, а Иван Шаповалов из злостных преступников переквалифицировался чуть ли не в жертву полицейского произвола.

Однако высокие столичные чины упускать дарованный шанс не собирались. Спустя две недели пришел приказ: этапировать задержанного Шаповалова в лефортовский изолятор временного содержания. Следователь подготовил бумаги, дежурный оформил передачу, после чего технически Хамелеон тверским операм больше не принадлежал. Но тут случилось нападение, Хамелеон исчез, а начальник следственного изолятора перешел в категорию свидетелей.

Выслушав предысторию, Гуров приступил к выяснению обстоятельств недолгого пребывания Шаповалова в СИЗО. По словам полковника Осокина, за это время Хамелеон ни с кем, кроме адвоката, не общался. Сидел он в камере для подследственных-«первоходов», на прогулки выходил регулярно, от помывки в бане не отказывался, и вообще вел себя вполне адекватно. На подследственных, впервые попавших за решетку, полковник Осокин за время службы успел насмотреться. Оказаться в тюрьме – в любом возрасте испытание не из легких. Кто-то начинает буянить, требовать встречи с адвокатом, а то и с самим Верховным судьей. Кто-то впадает в депрессию, отказывается есть, не желает выходить из камеры на свежий воздух. Кто-то перестает следить за собой, не меняет белье, не чистит зубы и вообще не следит за гигиеной. Некоторые впадают в ступор: сидят или стоят на одном месте, не двигаются, ни на кого не смотрят и не разговаривают.

Но Хамелеон таким не был. Ни намека на депрессию или повышенную агрессивность в его поведении не было. Арест его будто не касался. Он ел, пил, спал, и все это с неизменной доброжелательной улыбкой на губах. Целыми днями он сидел на корточках у стены и складывал фигурки из тетрадных листов, разрешенных к передаче в СИЗО. Если сокамерники задавали ему вопросы, он отвечал вежливо и отвлеченно, сам же к общению не стремился. Но у сокамерников к Хамелеону возник особый интерес. Даже не сидевшие люди хоть раз да слышали о воре-невидимке, отбирающем у богатых их дорогущие «игрушки». Они вспоминали истории, прочитанные в газетах, и приставали к Хамелеону, требуя комментариев. Тем не менее за время пребывания в изоляторе с ним ни один из подследственных не сблизился. В этом полковник Осокин был уверен, как и в том, что Шаповалов ни разу не попытался передать на волю записку своим подельникам. Он вообще не был уверен в том, что у Шаповалова когда-нибудь были подельники. Единственным звеном, связывающим Хамелеона с внешним миром, был его адвокат Анатолий Ципиков, и он утверждал, что его подопечный просто не мог планировать побег.

Подозрение, что кто-то, сочувствующий Шаповалову, мог подкупить охрану, было малоубедительным. Конвойную бригаду выбирал сам полковник Осокин. Характеристики Бутунина и Думчева были сплошь положительными: никаких взысканий, никаких нареканий со стороны начальства, никаких жалоб от заключенных. В день, назначенный для перевозки, Бутунин и Думчев прибыли к положенному времени, передали документы для проверки, забрали заключенного, все строго по инструкции. Передачей заключенного руководил тоже Осокин. Автозак уехал, а спустя несколько часов дежурный районного отдела полиции принял звонок о происшествии на сто пятой автостраде. Каким образом нападавшим стала известна дата этапирования, Гурову и Крячко еще предстояло выяснить.