Глава 20
Звякнул колокольчик, щелкнула табличка над дверью. Кауфман оторвался от чтения и посмотрел на надпись поверх очков. Надписи не было. Открылась дверь, и в лавку вошел мужчина в твидовом пиджаке и аккуратных очках.
– Что-то ты зачастил, – буркнул Марк, вернувшись к газете.
– Я уж думал, что ты язык себе откусил! Две недели ни одного слова. – Мужчина подошел к прилавку и облокотился на него. – Что ты намерен делать дальше теперь, когда у тебя ничего не осталось? Ни друзей, ни пацана, ни даже покупателей.
– Я хотел спросить то же самое у тебя. Что ты будешь делать теперь, когда все средства влияния на меня иссякли? – вернул вопрос Кауфман.
– Ждать, – спокойно ответил мужчина. – Я могу ждать долго.
– Я тоже, – хмыкнул Марк.
Оба замолчали. Кауфман продолжил чтение, а гость стал задумчиво водить пальцем по пыльному стеллажу.
– Сдавайся, – предложил гость.
– С чего бы? – спросил Марк.
– Очевидно, что все плохо. Ты буквально окружен.
– Окружение – это возможность атаковать в любом направлении, – парировал Кауфман.
– Что за дешевая бравада?
Марк не ответил. Снова наступила тишина. Гость лениво продолжал водить по пыльной полке пальцем. То ли что-то рисовал, то ли нет.
– Неужели ты все еще веришь в искупление? – внезапно спросил Гуд.
– Нет, – не отрываясь от газеты, ответил Кауфман.
– Тогда зачем все это?
Звякнул колокольчик, щелкнула табличка над дверью. Марк лениво посмотрел на надпись. Париж.
В лавку вошел пожилой мужчина в панаме и с фотоаппаратом.
– Что-то ищете? – поинтересовался Кауфман.
– Нет, так, осматриваюсь.
– Может, сувенирную лавку откроешь? – хихикнул Гуд.
Кауфман промолчал. Турист стал лениво ходить вдоль стеллажей. Остановился возле статуэтки жабы.
– Только руками не трогайте, – предупредил Марк.
– Конечно, – улыбнулся турист.
– Спорим, дотронется? – шепотом предложил Гуд.
– Нечестный спор, – заметил Кауфман.
– Это почему же?
– Ты же умеешь читать мысли.
– Умел когда-то, но знаешь, было бы что читать, как говорится. Люди слишком одинаковые.
В этот момент раздался громкий хлопок. По помещению, как после взрыва, прокатилась волна пыли. Турист исчез.
– Слушай, Гуд, или как там тебя. – Марк встал и пошел к статуэтке жабы. – У тебя сегодня настроение хорошее или что?
– У меня не бывает настроения.
– А почему тогда ты перестал быть отвратным и злым?
– Я не могу быть каким-то сам по себе. Я только твое отражение.
– Даже ты не можешь утверждать, что я был настолько злобным.
Марк взял статуэтку, направил мордой на свободное пространство и куда-то нажал. Хлопнуло еще раз. На полу очутился незадачливый турист. Он хватался за фотоаппарат, будто тот мог его защитить, и ошалело вертел головой.
– Что за…?!
– Вы потеряли сознание. Думаю, скоро вы почувствуете себя лучше, такое бывает.
– Особенно когда тянешь свои руки туда, куда не надо, – заметил Гуд.
Турист вздрогнул, посмотрел на него. Часто заморгал. И вдруг стал щелкать фотоаппаратом. Видимо, руки свело.
– Он тебя видит? – спросил Марк.
– Ну ты же видишь!
– Ну я-то давно сошел с ума.
– А он недавно, – хмыкнул Гуд. И вдруг рявкнул на туриста: – Ты был плохим мальчиком!
– Д-да что тут происходит?! Я буду жаловаться! Вас закроют! – Турист впал в какое-то странное состояние.
Марк вздохнул, снова направил на него лягушку. Раздался хлопок. Наступила тишина.
– Ну и зачем ты его напугал, чего ты хотел? – спросил он у Гуда.
– Я – ничего. Это все его вина, я же говорю, я только отражение. Он нарушил правила и чувствовал себя виноватым, хотел наказания.
Марк фыркнул. Подошел к двери, открыл ее и подпер ногой. Направил морду лягушки на улицу. Раздался хлопок. Кауфман закрыл дверь и вернулся на место.
– Вот и ради кого ты стараешься? Ради них? – спросил Гуд.
– Ну, я думал, что ради себя, но, видимо, все-таки ради них, – ответил Марк.
– И на старуху бывает проруха.
Звякнул колокольчик. В лавку вошел все тот же турист. Кауфман нахмурился, ожидая ругани. Но, к его удивлению, турист только поздоровался и прошел к стеллажам.
– Что это с ним? – удивился Гуд.
– У лягушки есть возможность стирать из памяти последнюю минуту. Он думает, что зашел в лавку впервые.
– Спорим, что он снова дотронется?
– Конечно, дотронется, ничего не поменялось, – пожал плечами Марк.
Раздался хлопок. По лавке прошла волна пыли.
– Ну, в этот раз ты его не предупредил, – усмехнулся Гуд.
– Это не важно. Ты же понимаешь, что тот момент, когда он дотронулся до лягушки, – результат всей его жизни. Всех его решений и поступков. Такую систему простым предупреждением не изменить.
– Я-то понимаю. А вот ты, похоже, нет. Ты же продолжаешь пытаться что-то изменить.
Марк помолчал. Покрутил в руках карандаш.
– Хочешь, поспорим, что в следующий раз не дотронется? – предложил на сей раз Кауфман.
– Ха! На что?
– На интерес, – отрубил Марк.
– Хорошо, давай!
– Но есть условие, – сказал Кауфман.
– Кто из нас дьявол? – спросил Гуд.
– Два раза он заходил, и два раза мы знали, что он дотронется, потому что это любопытный турист. Так?
– Так, – согласился Гуд.
– Теперь мы будем смотреть на него так, будто это самый законопослушный полицейский в мире.
– А, наблюдатель влияет на объект наблюдения, – расстроился Гуд. – Слышал о таком. Но больше все равно нечем заняться. Давай.
Марк подошел к двери, хлопнул лягушкой и встал у прилавка. Рядом, прислонившись, стоял Гуд.
Звякнул колокольчик, в третий раз вошел турист. Он посмотрел на мужчин, кивком поздоровался. И плавно двинулся вдоль стеллажей неторопливым шагом, заложив руки за спину. Наконец остановился возле лягушки и развернулся. Посмотрел на Марка и Гуда.
– Господа, почему вы смотрите на меня как на надзирателя в концлагере?
Гуд еле сдержал смех. Марк пожал плечами. Турист сделал еще два круга, окинул помещение начальственным взглядом и вышел.
– Мы так развлекались в молодости. Один выходит из комнаты, другие договариваются, кем будут его представлять, когда он войдет. А тот в свою очередь, должен угадать, кто он. – Марк погрузился в какие-то теплые воспоминания.
– И как?
– Всегда угадывали.
Кауфман сел на свое место и взялся за газету. Наступила тишина. Марк читал, а Гуд снова лениво водил пальцем по пыльной полке.
– Знаешь, о чем я подумал? – оторвавшись от газеты, спросил Марк. Гуд только развел руками. – О том, что если в моем магазине прописался дьявол, то теперь уж точно хуже не будет.
