Глава 6

БИЛЕТ ДО НОВОКАМЕНСКА

Багрецов не сомневался, что справедливость восторжествует, терпеливо сносил все невзгоды в пути, мирился с неудачами и упрямо шел наперекор мнению Анатолия Анатолиевича Медоварова, помощника начальника экспедиции, который считал, что Багрецову следует возвратиться домой, к маме, и вообще уважать старших. Старших Вадим уважал, верил в незыблемость их решений и весомость каждого слова, особенно слова руководителя. Пусть сам начальник экспедиции, а не Медоваров скажет Вадиму: так, мол, и так, обстоятельства изменились. Простите, мол, за беспокойство, возвращайтесь домой. Но этого начальник не скажет - Багрецов за него ручался, как за самого себя.

Всю дорогу Вадим следил за грузом экспедиции. Это был единственный способ добраться до места назначения. В Москве сказали, что без начальника экспедиции сделать ничего нельзя, неизвестно почему тот отменил командировку Багрецова.

- Поговорите с Медоваровым.

Выхода не было. Мужайся, Вадим!

Лишь однажды сердце его дрогнуло. Он отстал от поезда, который увозил груз, а вместе с ним и Толь Толича. Разрывалась последняя нить, связывающая радиста с экспедицией.

Случилось это так.

В тот вечер, когда в поисках бродяги «Альтаира» студенты изнывали от страха, наблюдая на экране Чрезмерную активность Багрецова, готового вскрыть ящик, к месту погрузки имущества экспедиции подали вагон. «Альтаир» выключился, а потому о дальнейшей его судьбе студенты могли только догадываться. Багрецов тоже не знал, куда отправляется груз, и лишь в самый последний момент, обманув бдительность Медоварова, выяснил, что груз должен прибыть в Новокаменск. Багрецов бросился за билетом.

Впереди светились окна пригородного вокзала. Маленькое кремового цвета приземистое здание, каких много на всех дорогах, напоминало Багрецову кусок плавленого сыра. Эта странная ассоциация вызывалась весьма болезненным чувством - с самого утра, кроме сыра, он ничего не ел.

До чего же недальновиден Толь Толич! К тому же человек он абсолютно ненаблюдательный. Багрецов голодал не потому, что боялся отойти от него, а по причине финансового неблагополучия. У радиста было командировочное удостоверение, но, в отличие от документов подобного типа, в нем не указывалось место назначения. Багрецов Вадим Сергеевич направлялся в распоряжение начальника экспедиция такого-то института. Вот и все. Но главное - командировка не подкреплялась никакими материальными благами. Отсутствовали так называемые «проездные», «суточные» и «квартирные». Кстати, эти «квартирные» для Багрецова не являлись необходимыми - какие там квартиры в экспедиции! Но что касается всего остального, то здесь дело обстояло из рук вон плохо.

Рассчитывая на получение аванса по командировке, Вадим по меньшей мере легкомысленно распорядился своей зарплатой и половину ее потратил перед отъездом. У матери лишних денег не было, у Бабкина обиженный Димка взять не мог, у других ребят не успел. К тому же недостаточный житейский опыт не смог удержать путешественника от невинных соблазнов, вроде любимых «мишек», вафлей и копченой стерляди. Все это было в начале пути. И вот у Казани Вадим почувствовал странную пустоту в боковом кармане. Пришлось обратиться к начальной арифметике и определить ежедневный прожиточный минимум на будущее. Этот экскурс в первый раздел математики не доставил Вадиму удовольствия. Делимое было ничтожным, дней в делителе порядочно. Математические законы непогрешимы, а потому в частном оказалась столь мизерная величина, что Вадим загрустил всерьез, хотя это случалось с ним редко.

Надо было срочно изобретать способ сверхрационального питания. После тщательного анализа и изучения доступных Вадиму продуктов он остановился на плавленом сыре и выбрал сорт, который отличался невероятной дешевизной (что прежде всего привлекало Багрецова), затем питательностью и, наконец, тем, что на всех пристанях кирпичиками этого сыра были завалены прилавки магазинов, буфетов, палаток. Сыром торговали на пароходах, в ресторанах, кафе, закусочных и пивных. Лоточницы носили его в корзинах и ящиках под стеклом. От плавленого сыра деваться было некуда. Местный сыроваренный завод работал на полную мощность.

Расчетами и, главное, привычным путем эксперимента Багрецов определил тот минимум калорий, который необходимо ежедневно вводить в человеческий организм для сохранения бодрости и дееспособности. Оказалось, что двух кусков витаминизированного плавленого сыра, весом по сто граммов каждый, вполне достаточно, если прибавить сюда соответствующее количество углеводов, то есть обыкновенного черного хлеба. Принимая во внимание, что этот сыр содержал в себе чуть ли не весь алфавит витаминов и поливитаминов, Багрецов мог быть спокоен за свое здоровье, во всяком случае, до конца путешествия. Правда, за последние два дня Вадим чувствовал подозрительную легкость в желудке. Но зачем же себя обременять излишним весом! Врачи это не рекомендуют. Кстати, пища будущего, как писали старики фантасты, предполагается концентрированной, в пилюлях. А если так, то высококалорийный и витаминизированный сыр является как бы экспериментальным образцом подобного концентрированного блюда и может заменить целый обед. Сыр этот не очень нравился Багрецову, однако он считал, что надо поддерживать каждое смелое начинание, несмотря на его частные недостатки. Нельзя занимать позицию бюрократа Медоварова, который зажимает ценные изобретения. Хоть этим Вадим оправдывал свою систематическую поддержку «пищи будущего», а надоела она ему изрядно.

Неудачи преследовали молодого изобретателя. Обидно, когда они тебя подстерегают не там, где их ждешь, то есть не за лабораторным столом в минуты творческого вдохновения, в поле на испытаниях, в бюро изобретений. Нет, все это позади. Одна из неудач коварно поджидала его у билетной кассы.

Впервые в жизни техник Багрецов по-настоящему оценил заботу своего институтского коллектива, как организатора всевозможных поездок на испытания и командировок. Билет тебе закажут, аппараты погрузят, без сутолоки, без суматохи, как издавна заведено в солидном научном учреждении. Вспомнив об этом, Вадим безнадежно вздохнул.

У кассы извивалась длинная очередь. Напрасно Багрецов размахивал командировочным удостоверением. «Все едут в командировки!» Он попробовал умилостивить стоящих у кассы, жалобно умоляя пустить его без очереди, так как вагон уже подан, погрузка заканчивается и поезд отойдет вовремя. «У всех поезд отходит вовремя!» Все торопились и не могли по-человечески понять суматошного парня. Если бы он здесь же, у кассы, рассказал свою трагическую историю, рассказал, что во имя справедливости и торжества научной мысли, заключенной в его маленьких аппаратах, изобретателю крайне необходим железнодорожный билет до Новокаменска, то, вероятно, вся очередь отодвинулась бы от кассы, уступая дорогу настойчивому и принципиальному представителю радиотехнической науки. Любят у нас науку, а еще сильнее - преданность своему делу, каким бы оно ни было.

Но Вадим полагал - и не без оснований, - что очередь в билетном зале - это не та аудитория, перед которой следовало бы доказывать необходимость испытаний ультракоротковолновых радиостанций в районе Новокаменска, а потому ссылался на командировочные документы, которые, как уже было сказано, успеха в очереди не имели.

Всех раздражал этот франтоватый юнец в шляпе и белом плаще. Он норовил обязательно протиснуться без очереди, когда старики и даже одна женщина с полусонной девочкой спокойно, по порядку, продвигались к окошку.

- Ну и нахальный парень! Хоть бы стариков посовестился!

- Молодой еще!

- Они завсегда так!

- А еще образованный! В шляпе!

Ничего не добившись, кроме этих нелестных оценок, и краснея до ушей, Багрецов по совету милиционера побежал к дежурному по вокзалу.

- Спросите товарища Гуляеву, - сказал милиционер. - За углом направо.

До отхода поезда оставалось тридцать минут, что не очень много, когда требуется: во-первых, доказать этой Гуляевой, что если пассажир, к несчастью оказавшийся изобретателем, сейчас же не достанет билета до Новокаменска, то железнодорожная администрация будет повинна в гибели многообещающего молодого таланта, вернее - его творения; во-вторых, по записке дежурной надо получить этот билет на глазах у транзитных и прочих пассажиров, тех, кто принимали назойливого парня совсем не за того, за кого следует. (Ясное дело, билет из брони не выдадут зря.) И, наконец, в-третьих, надо успеть вскочить в вагон.

Напуская на себя строгость, молоденькая девушка слушала сбивчивую речь Багрецова, всем своим видом подчеркивая, что красная фуражка, из-под которой игриво падали на плечи золотистые локоны, не просто головной убор, или избави вас бог подумать! - какая-нибудь шляпа, а символ железнодорожного порядка на вверенном ей вокзале. Дело, как говорится, ответственное и нешуточное.

- Не имею оснований, гражданин, - перебила она торопливые и малоубедительные доказательства настойчивого пассажира. - Порядок у нас один живая очередь. Надо было раньше побеспокоиться. - И равнодушно возвратила командировочное удостоверение.

Вадим тупо взглянул на листок с росчерком Медоварова, потом посмотрел поверх красной фуражки, на большие круглые часы, и устало вздохнул.

- Честно предупреждаю - поеду без билета.

- Заплатите штраф.

- Ну что ж, заплачу, - заявил Вадим, хотя этот непредвиденный расход оказался бы для него полной катастрофой. - Чуткости в вас нет, заботы о человеке. А еще фуражку надели!

Насчет фуражки у Вадима вырвалось не случайно. В очереди он слышал какие-то оскорбительные намеки по поводу его шляпы, но он никак это не связывал со служебной формой дежурного по вокзалу. Красная фуражка, по мнению Багрецова, обязывала дежурного относиться к пассажирам заботливо и доброжелательно, во всяком случае, не так равнодушно, как эта кудрявая девица. Пассажир погибает, а она штрафом грозит. Разве за этим ее сюда посадили?

Всего лишь месяц Дуся Гуляева носила красную фуражку, а потому особенно болезненно воспринимала, всякий намек на некоторое несоответствие высокой должности дежурного по вокзалу с ее ничтожным опытом, молодостью и кокетливыми локонами. Если же это был не только намек, а прямой выпад против красной фуражки, да еще со стороны какого-то мальчишки, причем в кабинете дежурного по вокзалу, при исполнении им служебных обязанностей, то остается единственный выход - вызвать милиционера и составить протокол.

Плохо пришлось бы Вадиму, но, к счастью, даже самые строгие инструкции рекомендуют прибегать к административным воздействиям лишь в случае крайней необходимости. Люди есть люди, многие из них ошибаются: и пассажиры и пешеходы, квартиросъемщики и налогоплательщики, любые указанные и не указанные в инструкциях лица. Так будьте, по возможности, к ним снисходительны: далеко не все они злостные нарушители, у них добрые и честные глаза.

Нет, не из-за этих, как говорится, прекрасных глаз смягчилось сердце дежурного в огненной фуражке. Отвечая на телефонные звонки, девушка наблюдала за пассажиром, оказавшимся с большими странностями. Он размахивал маленьким чемоданом и не просил, а требовал, причем уже ссылался не на командировочное удостоверение, а на какие-то стихи Маяковского о бюрократизме.

- Поймите, что если бы я не вез с собой радиостанции, то никогда бы в жизни не обратился к вам с просьбой.

- Значит, у вас еще багаж? - Гуляева повернулась к часам. - Все равно не успеете оформить.

- Какой багаж? Здесь, здесь все! - пассажир потрясал чемоданчиком.

В глазах дежурной засветился искренний интерес.

- Радиостанции? Такие маленькие? Покажите.

- Вы что же? Не верите? - совсем разобиделся Багрецов. - Почему я должен врать?

Щеки девушки постепенно приобретали цвет ее фуражки.

- Да я не потому… - Она явно позабыла о своем служебном положении, смущенно наклонилась над столом, где лежала тонкая брошюра с подробным изложением всех прав и обязанностей дежурного по вокзалу. - В нашем железнодорожном клубе, - все еще не поднимая глаз, продолжала она, - есть радиокружок. Хотели построить маленькие станции, для маневровой службы. Сделали одну переносную для дежурного, того, кто списывает номера вагонов, а она оказалась тяжелой. - Дуся вздохнула огорченно. - Жалуется старик.

- Какие там батареи? - прежде всего спросил Багрецов.

- Галетные, шестидесятивольтовые. Две штуки.

Вадим снял шляпу и положил ее на стул.

- Тогда вполне понятно. Это уже два килограмма. Да еще аккумулятор. А дальность какая требуется?

Багрецов почти два года возился со своими маленькими аппаратами, на собственной шкуре испытал все неудачи при проектировании, выстрадал полсотни вариантов, доводя до совершенства каждую деталь, познакомился с капризами разных схем и потому не случайно принял так близко к сердцу печальный опыт начинающих конструкторов.

- Здесь надо выбирать иной путь, - решительно заявил он, положив на край стола чемодан. - Кто-кто, а я с этим делом здорово помучился.

Изобретатель щелкнул запором, открыл крышку, но тут же закрыл испуганно.

Под ней на салфетке лежали засохшие куски черного хлеба, две луковки и обгрызанный кирпичик плавленого сыра. Поистине скудная, сиротская пища, которая могла бы вызвать у девушки жалость, а не уважение к молодому изобретателю… В подобных случаях Багрецов был щепетилен. Он видел не только красную фуражку, но и девичьи с золотыми искорками глаза под лакированным козырьком, видел детски надменные губы, - короче говоря, видел свою сверстницу, внешний облик которой ему не мог не понравиться. Чем-то она напоминала Надю, и Вадим уже позабыл, что находится в кабинете дежурного по вокзалу.

Просунув руки под крышку чемодана и отбросив салфетку, он искал карманную радиостанцию. Сверху лежали куски хлеба, луковицы. Кроме них, попадались еще плоскогубцы, отвертки, разный мелкий монтажный инструмент, носки, галстуки, запасные лампы, мыльница, а радиостанция так и не находилась.

Дежурная отвечала на телефонные звонки, что-то записывала и постепенно хмурилась. «Фокусничает парень… Может, и нет никаких аппаратов?»

- Наконец-то! - обрадовался Багрецов, вытаскивая коробку, похожую на карманный словарь, и нажимая кнопку на его корешке.

Крышка откинулась, как в портсигаре. Под ней несколько разноцветных ручек, окошечко шкалы. Багрецов повернул центральную ручку - в окошке замелькали цифры.

- Великовата получилась. - Он конфузливо усмехнулся. - В карман пиджака не положишь, а сюда можно. - Щелкнув крышкой, изобретатель сунул радиостанцию в карман плаща. - Новую сделаю, еще меньше.

- А где же батареи? - спросила Гуляева. - Отдельно?

К удивлению Багрецова, она вполне прилично разбиралась в радиотехнике, так как сразу же задала кучу вопросов о диапазоне, дальности, типах ламп и прочих особенностях малых радиостанций.

Вадим бегло рассказал о конструкции, а самое главное приберег к концу.

- Теперь насчет батарей, - заранее предвкушая эффект, он потирал руки. - У меня их совсем нет.

- Понимаю. Значит, аккумулятор с преобразователем?

- Не угадали. Смотрите.

Багрецов взял радиостанцию, поставил ее перед собой, как раскрытую книгу, потом откинул круглую, с пятачок, задвижку и полез в карман за спичками.

Дежурная по вокзалу не могла себе представить, что в ее кабинете будут демонстрироваться подобные чудеса, держала в руках талон на билет и безотрывно смотрела на радиостанцию. Изобретатель зажег в ней крохотную лампочку. Но какую? Не электрическую, а керосиновую. Сквозь прозрачное слюдяное окошко виден был дрожащий огонек.

- Вот вам моя «керосинка»!

Ради нее Вадим готов был идти на все лишения, готов питаться не только плавленым сыром, который ему до смерти надоел, а и одним сухим хлебом, лишь бы довести эти керосинки до дела, чтоб выпускались они тысячами. Напротив сидел человек, кровно в этом заинтересованный; он мог по достоинству оценить смелость и остроумие конструкции. Кроме того, человек этот был приятен изобретателю. Да что там скрывать, Багрецов славился своим красноречием в женском обществе, а потому и на сей раз остался верен себе. Он уже давно позабыл, зачем пришел в кабинет дежурного по вокзалу, и видел перед собой лишь самую внимательную, самую прекрасную (после Нади, конечно) из всех слушательниц, когда-либо существовавших на земле.

Он расхаживал по кабинету, ерошил пышную шевелюру и весьма темпераментно объяснял сущность своей «керосинки». Он говорил, что ему удалось соорудить маленькую термобатарею, которая дает высокое напряжение для радиостанции.

- Всякому школьнику известно, - лекторским тоном продолжал Багрецов, - что такое термоэлемент. Это две спаянные между собой проволочки из разных металлов. Если мы будем их нагревать, то на концах появится ток. Это давно уже открыли.

Дуся опасливо поглядывала на часы, но Вадим ничего не замечал, даже протянутого ему талона на билет.

- За последнее время наши ученые нашли и подобрали такие сплавы и полупроводники, которые позволили получать от термоэлементов большой ток, говорил он, прикрывая глаза от яркого света. - Один изобретатель придумал такие, что они могут прилично работать даже от теплоты человеческого тела. Если эти элементы соединить вместе, как сделано у меня, то получится целая батарея. Я, например, получаю от нее двести вольт. Это, знаете ли, не шутка!

Для иллюстрации Багрецов открыл радиостанцию и показал систему из нескольких гребенок. Под ними горел широкий фитиль. Конструктор вспоминал все свои ошибки в поисках практически пригодной горелки и советовал применять только такую. В данном случае пламя не потухнет, даже если радиостанцию поставить вверх дном. Потом он пожаловался на горючее. Керосин коптит варварски, и пришлось составить специальную очищенную смесь, куда входит спирт.

Внутри аппарата поблескивали сверхминиатюрные радиолампы, чуть заметно тлели в них волоски. Каждая деталь была тщательно продумана и представляла собой чудо ювелирного искусства. Конечно, это только так кажется.

- Никаких ювелиров, - заявил изобретатель. - При массовом производстве даже малюсенькие штучки делаются чрезвычайно просто. Автомат выплевывает их, как семечки… Попробуем что-нибудь принять, - в заключение сказал Багрецов, завинчивая винты на задней крышке радиостанции и вытягивая из нее прутик антенны. - Может, ваши клубные любители еще не угомонились.

Он порылся в чемодане и вытащил почти невесомые телефонные трубки. Дуся опять хотела напомнить ему о поезде, но изобретатель уже включил аппарат, который не на шутку ее заинтересовал. Надо бы попросить схему.

Багрецов ничего не услышал. Полное молчание, если не считать слабого потрескивания и шипения. Он медленно вращал ручку настройки, стараясь не пропустить станцию, все равно какую, лишь бы продемонстрировать радиолюбительнице - приоткрыв рот, она уже не дышала, - как громко и чисто работает приемник с керосинкой.

Трубки чуть не слетели с головы, - оглушительная громкость. Казалось, лопнут, разорвутся на части телефонные мембраны. Слышны голоса, какие-то крики, топот ног. Неужели так шумно в радиолюбительской комнате? Нет, не похоже. Далекие паровозные гудки. Гремят по асфальту чугунные колеса грузовой тележки.

На минуту все затихло, и вдруг в этой, правда весьма относительной тишине прозвучал знакомый Багрецову сладкопевучий голос:

- Подвиньте ящичек и закрывайте. Будьте здоровы, золотко!

Этот голос Вадим узнал бы из тысячи. Он слышал его каждый день, слышал и ненавидел. Да и не только голос, а все существо Толь Толича. Ненавидел его ножки в игрушечных сапожках, округлый животик, перетянутый тонким ремешком, заискивающую улыбочку, всегда потные руки - при разговоре он вытирает их платком. Ненавидел со всей силой пылкой юности и был уверен, что поступает правильно.

В первый момент Вадим опешил, сбросил трубки, снова надел. Ненавистный голос преследует его всюду, даже в эфире нет от него покоя. Это похоже на галлюцинацию, явление необъяснимое, нелепое…

Яркой магниевой вспышкой блеснула мысль, удивительная в своей простоте: да ведь это работала радиостанция, ее вместе с батареями упаковали в ящик и позабыли выключить. Значит, он, Вадим, был прав, предупреждая Медоварова, что в ящике не выключен какой-то аппарат. Чувствительный микрофон воспринимал все звуки, проникавшие сквозь щели ящика. Вот почему так хорошо слышны паровозные гудки, говор пассажиров и вкрадчивый голос Медоварова.

В телефонных трубках что-то пискнуло, затем послышался грохот задвигаемой двери. Вадим не ошибался, ясно представляя себе, как движется массивная дверь товарного вагона. Потом загремели засовы, щелкнул замок, а через минуту после свистка уже стучали ритмично колеса.

Стараясь как-то осмыслить все эти звуки, их

сочетание

и последовательность, Багрецов пока еще с трудом догадывался, что произошло самое для него страшное - уезжал Медоваров. Теперь неизвестно, где искать экспедицию…

Стук колес постепенно затихал, потом резко оборвался.

Помутневшими глазами Вадим уставился на часы и устало откинулся на спинку стула.

- Все, - сказал он. - Лекция окончена. Благодарю за внимание.

Дуся растерянно протягивала ему талон на билет, но пассажир ничего не видел, закрыв глаза, ощупью укладывал свою «керосинку» в чемодан, освобождая ей место среди бутылок с горючим, кирпичиков сыра и засохшими кусками хлеба.

Маленькая луковка упала на стол, покатилась к чернильнице. Пассажир щелкнул замком чемодана и, не оглядываясь, пошел к выходу.

Дуся его робко остановила:

- Погодите. Есть еще утренний поезд.

- В Москву? Здесь ваша помощь не потребуется.

- Но вам нужно в Новокаменск?

- Поздно.

Чувствуя себя виноватой, Дуся наморщила лоб, вытащила из стола справочник. Быстро перелистывая страницы, искала расписание поездов по другой дороге.

- Через час отходит местный, - наконец сказала она, подходя к висевшей на стене карте. - Доедете до станции Выборново, а там по заводской узкоколейке… Опоздаете часов на пять. Или, лучше, подождите до завтра.

- Тогда я его совсем потеряю.

Рассматривая вместе с дежурной карту и расписание, Багрецов прикидывал разные варианты, как бы поскорее добраться до Новокаменска. Городок этот был конечным железнодорожным пунктом. Вероятно, имущество экспедиции будет погружено на машины и отправлено дальше по одному из трех шоссе, которые, как было видно на карте, расходились от Новокаменска в разные стороны. Это обстоятельство сильно смущало Багрецова, но в то же время он надеялся на медлительность и не очень блестящие организационные способности Толь Толича. Вряд ли без всякого отдыха этот уважаемый товарищ отправится в трудное путешествие. К тому же он не успеет достаточно быстро перегрузить ящики из вагона в машины. Возможно, Вадим еще застанет его в Новокаменске.

По ходу дела изобретатель вынужден был рассказать дежурной не только о технической сущности своих аппаратов, но и о том, почему ему приходится гоняться за помощником начальника экспедиции. Багрецов не поскупился на краски, обрисовывая двуличность Толь Толича и его беспринципность. Рассказал о невыключенной радиостанции и злостном равнодушии помощника начальника экспедиции, которому следовало бы повнимательнее следить за техническим имуществом.

Дуся охотно согласилась с этим и, не скрывая своего профессионального интереса, спросила:

- Неужели радиостанция вам подсказала, что поезд отошел?

- Конечно. Вы слушали мои разглагольствования, а сами, глядя на часы, подсмеивались: бывают, мол, чудаки… Скажите по-честному: вам не совестно?

- Ни капельки. Я думала, вы решили ехать завтра. Ну, бегите, а то опять опоздаете.

Вадим вежливо поблагодарил за благоразумный совет и, простившись, выбежал из кабинета. А Дуся долго смотрела на дверь, жалея, что получилось так нескладно. Ребята из радиокружка ей никогда не простят, почему она не попросила хотя бы схему «керосинки». Радиолюбители - народ горячий, вроде футбольных болельщиков. Стоит ли говорить им насчет упущенной возможности? «Пожалуй, не стоит», - решила Дуся.

Но ребята из радиокружка будто услышали ее мысли по радио и сразу же напомнили о своем существовании. Раздался телефонный звонок. Дуся подняла трубку. Да, это она, Гуляева.

- Говорит хорошо знакомый тебе сын эфира Крутилин. Как председатель радиосекции, напоминаю, что ваш незаконченный приемничек скучает на полке целую неделю и боится не попасть на городскую выставку. Хочу завтра им заняться. Не возражаешь?

- Что за срочность? - ревниво спросила Дуся. - Без помощников обойдемся.

- Как и полагается, ничего не знаешь. В клуб только на танцы ходишь. Полька-бабочка. Падеспань.

Дуся обиделась. Полька-бабочка здесь ни при чем. А в радиокружок она не могла прийти - дежурила в тот вечер. И нечего загадки загадывать.

Крутилин милостиво пожурил Дусю, затем рассказал, что получено письмо от московских студентов. По Волге плавает какой-то странный телепередатчик-автомат. Работает каждый час по пять минут. Любители должны его найти обязательно, что вполне возможно: несколько минут назад сам председатель радиосекции услышал работу автомата, причем случайно - просто налаживал приемник. Слышны были гудки, всякий шум, а потом один из пассажиров с кем-то прощался. Чуть ли не все ребята хотят принимать эти пятиминутные передачи, а приемников мало. Надо срочно закончить тот, Дусин, который предназначался для выставки.

А Дуся знала гораздо больше, чем предполагал Крутилин. Тут же сопоставила факты. Именно шум отходящего поезда слышал курчавый пассажир. Значит, он принимал не случайно включенную радиостанцию, а телепередатчик московских студентов.

- Сообщи по линии в Новокаменск, воспользуйся своим правом, - предложил Крутилин, услышав о том, где надо искать следы аппарата. - Будут перегружать ящики на машины и найдут.

- Как же найдут? Мне сказал пассажир, что ящик ничем не выделяется.

- А где он сам?

- Уехал.

Крутилин предполагал, что пассажир мог бы своим приемником определить, в каком ящике работает передатчик. Это легко, тем более что парень, наверное, запомнил вагон, куда грузили ящики.

- Мало того, он знает личность - как это у вас называется? грузополучателя, что ли? Эх, Дусенька, моя милая, как же это ты промахнулась? С такой мордочкой - и не могла парня хоть на часок удержать.

- Нечего зря болтать! - рассердилась дежурная и хотела было повесить трубку. - Откуда мне знать? Да и потом - я на работе. Для меня здесь все пассажиры, все одинаковые.

Ясно, что Крутилин нес околесицу. Будет она здесь шутки шутить, когда ее на такое серьезное дело поставили! Однако что же теперь предпринять? Можно, конечно, позвонить в Новокаменск - пусть ребята из тамошнего радиоклуба встретят поезд. Но у них, вероятно, нет переносного приемника, вроде того, который строила Дуся. К тому же поиски эти ни к чему не приведут. Состав товаро-пассажирский, грузов много. В каком из вагонов окажется потерянный ящик, неизвестно. Главная беда, что передатчик работает всего пять минут в час, а тут еще ускоренная оборачиваемость вагонов, разгрузят их быстро, не успеешь даже на волну настроиться. Кроме того, надо еще проверить изменение слышимости, прошагать вдоль всего состава и определить, возле какого вагона самая большая громкость. И все это за пять минут, иначе будет поздно.

Примерно такими соображениями Дуся и поделилась с Крутилиным. Нет, техника здесь не поможет, ящик надо искать по документам.

- Хоть по следам, с собакой, а найти нужно, - торопливо говорил председатель радиосекции. - Как же ребятам не помочь? Сама понимаешь. Если бы пропал твой немудрящий приемник, - он не удержался и съязвил, - то радиолюбители Советского Союза как-нибудь пережили бы эту утрату. А передатчик москвичей не игрушка, у него - великое будущее…

С последним Дуся могла согласиться. На то они и московские студенты, чтобы уже сейчас показывать свои знания и способности. Скоро инженерами станут. И будущее у них не менее завидное, чем у аппарата, который они сделали. Все это верно, но Сашка Крутилин не имеет права сравнивать незаконченный Дусин приемник с аппаратом студенческого научного общества.

Она сухо простилась с председателем радиосекции, обещая позвонить, если из документов узнает что-либо новое.

Не так-то это оказалось легко. Ей принесли документы. Товаро-пассажирский состав был загружен полностью, причем почти все грузополучатели находились в Новокаменске. Среди них представители промышленных предприятий, геологоразведочных партий, изыскатели и ученые различных экспедиций. Перед глазами Дуси мелькали фамилии грузополучателей. Они скользили мимо ее сознания, так как изобретатель «керосинок» ни разу не упомянул фамилии Толь Толича, называя его помощником начальника экспедиции или просто «этот тип».

Убедившись в бесплодности своих поисков, Дуся позвонила Крутилину.

- Плохи наши дела, Дусенька! - с шумом вздохнул он, как бы продувая микрофон. - Ящик могут увезти к черту на кулички. Знаешь что? - он вдруг обрадовался. - На всякий случай пошлем твой приемник Ванюшке в санаторий.

Дуся сначала не поняла. Зачем в санаторий? Какому Ванюшке? Крутилин объяснил, и она убедилась, что предложение его толковое. Впрочем, Сашка этим и славился - выдумщик.

Санаторий расположен высоко в горах. Прием будет отличный и на большом расстоянии. В этом санатории имени Лазо лечился некий Ванюшка - слесарь железнодорожных мастерских. Дуся его плохо знала, но о нем говорили, что он самый опытный коротковолновик радиосекции.

- Завтра отправим ему посылочку, - выкладывал свой план Саша Крутилин. - В аэропорту дружок у меня есть. Оттуда ребята чуть ли не каждый день в горы летают. Кого-нибудь из них попросит. Не подведет.

- А как же с приемником? Там еще возни много.

В кабинет дежурного по вокзалу вошел крепко сбитый, коренастый парень в украинской рубашке. Пиджак висел на руке. Он снял кепку, и Дусе показалось, что мгновенно подскочили, как пружинки, светлые завитки его волос.

Заметив, что девушка в красной фуражке занята телефонным разговором, парень выжидательно остановился у порога.

- Катушки придется менять, - продолжала Дуся, недовольно глядя на посетителя. («Видит - занята, мог бы подождать за дверью».) - Нет, зачем же!… Сама сделаю. Кончу дежурство и приду. Погоди, погоди… А они ничего не пишут, на сколько времени хватит аккумуляторов? Передатчик работает пять минут в час… Так, так… - мысленно прикидывала она запас энергии. - А давно его потеряли?… Ну и ребята, хуже девчонок. Ветер в голове. А еще про нас говорят - память девичья.

Дуся с удивлением отметила, что при этих словах парень вздрогнул и потупился. Уши его предательски заалели. «Стеснительный какой!» - подумала она.

Знала бы Дуся, кто стоит перед ней! Конечно, он. Один из тех ребят, которые «хуже девчонок», у кого «ветер в голове», короче говоря - Митяй Гораздый. Судьба оказалась жестокой. Он не увидел не только ящика, приготовленного к погрузке, но и вагона, подошедшего к товарной платформе. Не видел он и огоньков удаляющегося поезда. Знал лишь одно - конечную точку, куда прибудет поезд через несколько дней. Разве этого достаточно? Митяю неизвестна станция, где должен высадиться Толь Толич. Вполне вероятно, что маршрут экспедиции лежит в стороне от железной дороги. Где же предстоит пересадка? Может быть, в узловом пункте? А может, и на любом разъезде? Поедет ли Толь Толич по другой ветке или по шоссе? Как? Поездом? Машиной? Наконец верблюдами?

Все эти вопросы мучили Митяя, он чувствовал, что тонет в них. Как же тут не ухватиться за соломинку - не прийти к дежурному по вокзалу? Конечно, дежурный ничего не скажет насчет машин и верблюдов. Но не посоветует ли он что-либо путное по своей железнодорожной части? Наверное, он должен знать, до каких станций отправлялся багаж. Неужели Митяй не найдет хоть тоненькую ниточку, которая привела бы его к «Альтаиру»?

Зина, как и обещала, привезла Митяя лишь к товарному складу, но и то поздно. У нее чуть слезы не выступили от досады. Походила, поспрашивала и уехала. Что же ей оставалось делать? Сочувствовать? Этого она не любила, да и Митяй тоже. Прощание было трогательным и грустным. Потом Митяй не раз доставал из кармана записку с адресом. В ней было указано полное имя, отчество и фамилия: Зинаида Зиновьевна Аверина. Просила дать телеграмму, когда найдут «Альтаир».

Войдя в кабинет дежурного, Митяй был сразу разочарован. Вместо внушительной, солидной фигуры, вроде профессора Набатникова, за столом торчала какая-то пигалица с золотыми кудряшками.

С кудряшками Митяй мог бы еще смириться, но оскорбительная болтовня по поводу ветра в голове и сравнение серьезных мужчин с девчонками сразу настроили его воинственно. Кстати, он ничуть не удивился, что «пигалица» знает о пропавшем аппарате, - письма по всей Волге разослали. В другое время Митяй, хоть на куски его руби, не стал бы обращаться к такой девчонке за помощью, но ничего не попишешь, давление обстоятельств…

- Не знаю, что и делать, - между тем продолжала она, по-детски вытягивая губы. - Волномера у нас нет. Катушку перемотаешь, а в диапазон не попадешь. Беда, да и только… В радиоклубе сегодня выходной… Одним словом, тупик.

Митяй открыл было рот и хотел сказать, что «никакого тупика не наблюдается, можно воспользоваться нашим телевизором: там все волны указаны, чего проще - подогнать диапазон». Но рот так и остался полуоткрытым. Пусть Митяя на костре сожгут, если после всего услышанного он выдаст себя. Предложишь телевизор - она сразу и догадается, что за гусь перед ней стоит. Все же оставались кое-какие сомнения: правильно ли он поступает? Надо, конечно, Женю спросить. Он, парень тонкого аналитического ума, найдет подходящее решение.

Однако через минуту сомнения исчезли. Ничего не скажет Митяй. Волномер пусть сами добывают, мальчиков тоже нашли! Свою ошибку он осознал значительно позже, а в тот момент ничего не мог сообразить, находясь под впечатлением убийственных для него слов, сказанных дежурной в телефонную трубку:

- Ванюшка, говоришь, упрямый?… Ну, тогда он найдет. Пошлем ему приемник. Представляешь, какой это урок для растерех! Изобретатели называется! Мне за них прямо совестно.

Как же не обозлиться Митяю? «Ясное дело, найдет. Какой-нибудь Ваня Капелькин, - вспомнил он придуманную Левкой фамилию. - Или ещё кто другой. А изобретатели останутся с носом, даром что проехали тысячу километров. Каждая девчонка будет на них пальцем указывать. Видите ли, совестно ей за растерех. Слово-то какое придумала - растереха!»

Митяй неприязненно смотрел на девушку. Она это почувствовала. Положив трубку, откинула назад локоны и подчеркнуто официально спросила:

- Вы ко мне, гражданин?

Не глядя на нее, Митяй прежде всего уточнил, когда ушел поезд до Новокаменска, затем спросил названия узловых станций, где можно пересесть на другой поезд, спросил насчет товарных вагонов - не предполагалось ли их где отцеплять? - и куда направляется основная часть грузов.

- Да, вам, собственно говоря, куда ехать? - нетерпеливо спросила дежурная.

«Эх, милая, если бы я знал!» - подумал Митяй. задерживая глубокий вздох.

Он чувствовал, что все это пустые разговоры, надо рассказать суть. дела, тогда еще будет толк. «А что, если действовать дипломатическим путем, не раскрывая карт? Попробуем!»

- Тут сложная задача… - Митяй с трудом подбирал фразы. - Хотелось бы найти…

- Ящик? - обрадовалась девушка.

- Какой там ящик! Товарищ мой пропал. Не успели сговориться, где встретиться.

Дежурная внушительно поправила фуражку, и с губ ее сразу сползла улыбка. Зато Митяй был доволен. Ловко он дернул насчет товарища! Конечно, Багрецова легче найти, чем ящик, - парень он заметный. Надо и у других поспрошать.

- Не по адресу обратились, гражданин… - Дежурная взяла перо и наклонилась над столом.

Митяй задумался. Конечно, Багрецова найти не легко, нельзя же рассчитывать на случайность. Завтра Женя обратится в радиоклуб. У него другие взгляды на помощь коллектива.

«Ну и ладно, - решил Митяй. - Все-таки коллектив, а не один Ваня Капелькин». Он почему-то думал, что этот Ваня самый главный его конкурент. Не кто иной, а Ваня найдет аппарат-бродягу.

- Может, окажете адрес радиоклуба? - вздохнув, спросил Митяй и надел кепку.

Дежурная недоуменно взглянула на пассажира, который ей уже начал надоедать.

- Непонятно. То вы спрашиваете о вагонах, то о приятелях, о городских адресах… В чем дело?

- А вдруг он там оставил записку… Радиолюбитель.

- Высокий, курчавый, в белом плаще?

- Где вы его видели?

- Приходил ко мне, насчет билета.

- До какой станции?

- Новокаменск.

Митяй обрадованно метнулся к двери.