Хошико

— Стоять! — рычит властный голос, и какой-то полицейский делает шаг нам навстречу. — Бросайте оружие. Вам отсюда не выбраться. Вы полностью окружены.

Вооруженные фигуры в полицейской форме блокируют нам путь наверх, путь вниз тоже перекрыт. Я смотрю в окно и вижу десятки полицейских машин, озаренных светом фар.

Что же нам теперь делать? Я смотрю на Джека, в надежде найти в его взгляде ответ. С тех пор как парень бесстрашно вызволил нас из цирка, он всегда находил выход, всегда делал невозможное.

Я пытаюсь перехватить его взгляд, но он не поднимает глаз. Видно, что Джек подавлен. Раньше с ним такого ни разу не случалось, никогда, даже в самых мрачных ситуациях.

За последний год у нас бывали дни, когда Грета, зарывшись лицом в ладони, плакала навзрыд. Дни, когда Бен в отчаянии без сил валился на пол. Дни, когда я была настолько подавлена, что могла молчать часами. У каждого из нас были свои темные мгновения, но только не у Джека. Что бы ни случилось, его глаза продолжали светиться оптимизмом и надеждой. Он никогда не унывает и никогда не сдается.

По крайней мере, так было до этой минуты.

Я вижу, как он опускает пистолет, медленно кладет его на пол и поднимает руки. Он сдается. Надежда тотчас покидает мое сердце.

Но разве он может сейчас поступить иначе? Нам конец.

Скорее всего, нас убьют. Меня уж точно, Грету и Джека тоже. Джек для них предатель, а мы с Гретой — еще хуже. Мы — поджигательницы-Отбросы, похитительницы-Отбросы, дьяволы-Отбросы, если верить уличным плакатам и сообщениям в СМИ. Боджо с испуганным видом скачет вверх и вниз, глядя, как нас окружают полицейские. Грета цепляется за меня. Ее хватка настолько сильна, что мне становится трудно дышать.

Чтобы успокоить ее, я нежно провожу рукой по ее волосам.

Затем поворачиваюсь к Бену. Наверное, это последний раз, когда я вижу его. Нужно запомнить каждую деталь его лица. Я должна запечатлеть его в моем сознании, чтобы не потерять его образ так, как потеряла других — родителей, младшего брата. Даже образ Амины почти растворился в моей памяти. Иногда, когда я пытаюсь вспомнить ее лицо, оно возникает не сразу, видится нечетким, слегка размытым. Я не позволю, чтобы это случилось с образом Бена. Я должна сделать что-то вроде его фотоснимка в моей голове, или, еще лучше, видео, чтобы он всегда оставался со мной, чтобы я могла проигрывать эту запись снова и снова.

Но он не смотрит на меня. И еще он не опустил пистолет. Наоборот, держит его высоко, не сводя глаз с человека, который вышел вперед. Этот мужчина, похоже, отвечает за наш арест.

— Брось пистолет, — повторяет полицейский. — Ты зря тратишь время, Бенедикт Бейнс.

Бен опускает руку. Он смотрит на Грету, смотрит на Джека, смотрит на меня. Дольше всего его взгляд задерживается на мне. Наши глаза жадно упиваются друг другом. Мы молчим, но наши взгляды равносильны миллиону слов.

Затем он расправляет плечи и гордо вскидывает голову. В глазах его сверкает сталь. Бен поднимает пистолет, но целится не в полицейских. Он приставляет его себе к виску.

— Нет, — говорит он. — Нет. Я не брошу оружие. Отпустите остальных или я застрелюсь.