Бен

Я смотрю на него разинув рот, зачарованный этим видением, говорящим голосом Сильвио Сабатини.

Наконец, я поворачиваюсь к матери. Та самодовольно улыбается.

— Не ожидал?

— Я ничего не понимаю.

Призрак наверху заливается ликующим, каркающим смехом.

— Я выгляжу так же, как и ты, Бенедикт, не так ли? Я больше не похож на Отброса. Меня не отличить от Чистого. Теперь я чист, правда? Ты не станешь этого отрицать. — В его голосе слышится легкая мольба, как будто он отчаянно жаждет моего согласия.

— Замолчи! — сердито рявкает на него моя мать. — Замолчи, безмозглый идиот! Скажи спасибо, что я не посадила тебя в тюрьму за измену! Каким бы ни было твое лицо, тебе никогда не вытравить Отброса, что сидит глубоко внутри тебя, тщеславный глупец. — Ее голос полон отвращения. Она смотрит на Сильвио с тем же презрением, что и всегда. — Грязный, мерзкий Отброс всегда будет внутри тебя, потому что в нем твоя суть!

Улыбка Сабатини на миг стала кривым оскалом. Пару секунд он борется с собой, пытаясь сохранить самообладание, а затем говорит снова:

— Как бы там ни было, Бенедикт, твоя мать предупредила тебя о нашей маленькой договоренности?

Мать усмехается:

— Я думала, что предоставлю это удовольствие тебе, инспектор манежа. Не говори, что я никогда не помогаю тем, кто менее удачлив, чем я.

Он хлопнул в ладоши, и его трость со стуком упала на деревянные мостки.

— Вы приняли весьма мудрое решение, мадам. Как только он проведет у нас денек-другой, когда увидит, что такое жизнь в реальном мире, он будет умолять вас вернуть его домой!

— Что ты хочешь этим сказать? Что происходит? Что ты задумал?

— Я надеялась, что разговора с тобой будет достаточно для того, чтобы ты понял свою ошибку, — печально говорит моя мать. — Думала, те месяцы, пока ты был в бегах, заставили тебя образумиться. — Она презрительно фыркнула. — Я даже мысленно представляла себе, как ты извиняешься! Мне самой смешно — следовало сразу понять, что эта циркачка, эта маленькая ведьма навела на тебя порчу.

— Хоши никакая не ведьма!

— Нет, нет, она не ведьма. Она хуже — гнусная, мерзкая тварь, которая бессовестно вцепилась когтями в моего сына.

Все мое тело дрожит от ярости и гнева. Я встаю.

— Я больше не намерен выслушивать эти гнусности. Я ухожу!

Двигаюсь по проходу и открываю дверь. В глаза мне тотчас ударяет яркий свет. Я пытаюсь присмотреться. За дверью стоит Стэнли, его взгляд устремлен вперед, поверх моей головы.

— Извини, — говорю я и пытаюсь оттолкнуть его, но он застыл на месте, как скала.

Я оборачиваюсь. Мать стоит лицом ко мне. Сильвио Сабатини — прямо над ней, все так же освещенный лучами прожектора.

— Бенедикт, — говорит она. — Ты никуда не уйдешь. Ты останешься здесь, в цирке, пока не осознаешь свою ошибку. Недолго. Думаю, скоро ты будешь умолять о возвращении домой.

Я стою в дверях и смотрю на нее.

— Как это понимать?

— Пока я не решу, что с тебя довольно, цирк будет местом твоей работы. — Она разворачивается и обращается к Сабатини: — Помни, что я сказала: только за кулисами. Никаких номеров на арене, его отец будет возражать. Можешь наказывать его, если потребуется, но никаких серьезных травм.

— Да, — приторно улыбается Сабатини, — конечно, мадам.

Хотя на самом деле он уже потирает руки.

— Вы не можете заставить меня работать здесь! — кричу я им обоим. — Вы не можете заставить меня что-либо делать!

Мать смеется, на этот раз громким, холодным смехом.

— Думаю, у них найдутся способы убедить тебя, — говорит она. — Помни, как только ты захочешь вернуться домой, просто скажи, и я пришлю за тобой автомобиль. Впрочем, можешь избавить себя от душевных мук и вернуться прямо сейчас, если пожелаешь. Одно извинение, вот и все, что требуется.

— Никогда, — говорю я. — Никогда я не стану извиняться перед тобой.

Ее глаза становятся узкими как щелочки.

— Посмотрим, Бенедикт, посмотрим. Ах да, чуть не забыла сказать. Прежде чем ты начнешь работу в цирке, мне нужно кое-что показать тебе. — Она приблизилась ко мне и достала из кармана телефон. — Взгляни на это!

Она подносит к моим глазам экран телефона. Я не понимаю, что она хочет показать мне, но что бы это ни было, я не хочу это знать, поэтому закатываю глаза и отворачиваюсь.

Она подходит ко мне вплотную, и я чувствую тошнотворный запах ее духов.

— Это последние новости, — говорит она. — О твоей девушке.

Я хватаю мать за руку и притягиваю к себе.

На экране видны бегущие строчки сводки новостей:

«Кошка и двое ее сообщников этим утром в очередной раз избежали ареста, — читаю я. — Трое преступников все еще остаются на свободе. Они вооружены и очень опасны».

Они убежали! Мое сердце моментально взмывает ввысь.

Я смотрю на мать и смеюсь ей в лицо.

— Мы оставили вас в дураках! Еще раз!

Внезапно ее рука обхватывает меня за пояс и я слышу щелчок. Пытаюсь отстраниться от нее, но, увы, слишком поздно. Она уже сделала снимок.

Мать смотрит на экран.

— Отлично, — говорит она. — Радостное воссоединение семьи, запечатленное на камеру. Удивительная вещь современные телефоны. Звуком и изображением можно манипулировать, как угодно. Спасибо, Бенедикт, ты дал мне именно тот материал, который был необходим. А теперь вернемся к делу. Инспектор манежа! — зовет она Сабатини. — Можешь забирать своего новобранца!

Он достает из кармана жакета свисток и подает сигнал.

Вбегают три охранника и переводят вопрошающий взгляд с Сабатини на мою мать.

— Господа, в нашей маленькой цирковой семье пополнение! — говорит Сильвио, величественно указывая на меня обеими руками. — Отведите его в общежитие и покажите ему его новый дом!

Охранники бесцеремонно хватают меня. Я сопротивляюсь, отбрыкиваюсь, кричу, но все напрасно. Когда дверь за нами закрывается, свет гаснет. Последнее, что я вижу, — это две темные фигуры: моя мать и призрак Сильвио Сабатини. Оба смотрят мне вслед.