Часть 6
ДВЕ ТЫСЯЧИ КИЛОМЕТРОВ В ЧАС
Глава первая
ЗАГАДОЧНЫЙ ЯЩИК
В последние годы тесно стало в этом недавно еще не существовавшем порту. Корабли вынуждены были отшвартовываться у железных эстакад, срочно построенных перпендикулярно набережной. Катера и буксиры едва не сталкивались в просторной когда-то бухте. Грохотали краны, закрывая небо своими переплетами, ажурными мостами, высокими башнями… В воде плавали радужные масляные пятна, доски от ящиков, щепки… Через перегруженный порт, будто через узкую горловину бутылки, с трудом пробивался бурный, клокочущий, растущий с каждым месяцем поток разнообразных грузов, идущих со всех концов земного шара.
Недавно здесь было пустынно, корабли не бороздили в этом направлении океанские воды. А теперь сколько флагов развевается в бухте, сколько разноязычной романтики в одних только названиях: «Венесуэла» - Стокгольм, «Кумази-пальм» - Ливерпуль, «Вильдрехт» - Роттердам, «Толедо» - Дублин, «Крошка Тулли» - Бремен. «Либерия» - Монровия, «Ошен сейлор» («Океанский моряк») - Нью-Йорк, «Парижская коммуна» - Гавр, «Франклин-Делано Рузвельт» - Сан-Франциско, «Юконский ворон» - Сиэтль…
А многим кораблям не нашлось места для разгрузки. Им приходилось ждать до вечера на рейде.
Ожидал своей очереди и японский пароход «Эдзима-мару». Рядом на рейде стоял «американец» с двумя чопорными трубами и наклоненной назад мачтой. Его силуэт постепенно сливался с морем. Солнце уже скрылось за холмами, но тени, еще прозрачные, лишь чуть прикрыли землю. Сквозь них можно было различить маяк на конце мола и даже вереницу судов, направляющихся в бухту.
С той стороны, где скрылось солнце, поднималось зарево. Но это была не вечерняя заря. Сетка ослепительных полос сплеталась над землей в плотную и яркую ткань из электрического света. Набережная выступала над черной водой, словно залитая светом театральная рампа.
Вдоль блестящей воды по набережной двигались два огромных башенных крана, похожих на осадные машины древности. На их стрелах подвешены беспомощно висящие электровозы.
Шум то нарастал, превращаясь в неистовый грохот, то затихал. Тогда по воде доносились человеческие голоса, звякали сцепки вагонов, слышались сигналы автомобилей. Потом все это тонуло в басовых нотах разворачивавшегося парохода…
Молодой японец-матрос стоял у борта, восторженно вглядываясь в волшебное зарево на русском берегу. На палубе было тихо - матрос был один; команда отдыхала перед предстоящей разгрузкой.
Да, в русских портах работают неистово! В бухту этого нового порта на востоке приходит уж слишком много пароходов. Моряк покачал головой и оглянулся на груду ящиков, уже вытащенных из трюма и подготовленных для разгрузки.
Медленно побрел матрос по палубе. Когда он перешел на корму, на него из открытого моря взглянула ночь. За спиной что-то рокотало, похожее на яростный береговой прибой, но впереди было тихо. Одинокий силуэт корабля едва рисовался на темном небе; единственный фонарик на мачте сливался с загоревшимися звездами.
Молодому моряку стало как-то легче от этой тишины. Он оперся о поручни и задумался.
…Отражение мачтового огня раскачивалось в такт прибою. Мерно качалась лодка, в которой он плыл. Поплавок безмятежно лежал на гладкой, как чистое небо, воде. Под ним иногда проплывали облака, но поплавок лежал все такой же спокойный, безмятежный. Вдруг поплавок дрогнул, а из-под воды раздался стон. Это было до такой степени неожиданно и страшно, что рыболов судорожно дернул удочку. Поплавок прыгнул, и стон раздался явственней. Матрос похолодел, нагнулся, прижался к борту. Стон стал еще явственней, еще страшнее…
Вздрогнув, он открыл глаза. Грудь его была прижата к поручням, руки вцепились в холодное железо. Дышать было трудно.
Матрос облегченно выпрямился. Какой странный сон!..
Ой! Что это?
Молодой моряк боязливо обернулся. Может быть, он все еще спит? Стон явственно слышался у него за спиной.
На фоне электрического зарева «Эдзима-мару» казался темной горой. Груда ящиков поднималась скалистым утесом. Поспешно матрос прошел на другой конец корабля. Снова его охватила беспричинная радость. Вон веселая, бьющая жизнью русская набережная. Снова движутся башенные краны, звенят цепи, свистят тепловозы. Скоро, по-видимому, начнется разгрузка. Скоро дойдет очередь и до «Эдзима-мару».
Здесь все обыкновенно, понятно, просто. Но что было там, на корме?
Долго стоял молодой моряк, вглядываясь в светлые полосы, там и здесь прорезавшие черные воды бухты. Мучительно тянуло туда, на корму. Что это было? Сон?
Борясь со страхом, медленно пошел он по палубе, останавливаясь через каждые несколько шагов. Но вот он на корме. Сердце болезненно сжимается. Что это за странная тень у борта? А! Это тот пассажир, который сел одним из последних в Японии.
Матрос остановился в нескольких шагах. И вдруг совершенно явственно до него донесся стон.
- Вы слышали? - шепотом спросил он соседа.
- Убирайся отсюда! - прошипел молодой пассажир, опуская руку в карман.
К диспетчеру порта, несмотря на запрещение, вошла энергичная женщина в синем костюме и синем берете. Гордо посаженная голова, красивое лицо с прямыми, почти сведенными бровями сразу запоминались.
- Почему в двадцать шестой док вводят японский пароход «Эдзима-мару», а не американский транспорт «Миннесота»?
- Позвольте, товарищ, у себя в порту мы хозяева.
- А я заказала специальный экспресс, который пойдет по особому расписанию. Он должен доставить детали, привезенные на «Миннесоте». Вы должны это знать и не задерживать разгрузку американского транспорта!
- Специальный экспресс? - поднял диспетчер глаза на непрошеную гостью. - Куда это вы боитесь опоздать? Все грузы срочные.
Женщина выпрямилась и в упор посмотрела на диспетчера.
- В нашем строительстве опоздание на один день равносильно опозданию на один лунный месяц.
- На месяц? Почему на лунный? - ворчал диспетчер, нажимая какие-то сигнальные кнопки. - Что вы, с Луной, что ли, связаны?
- Может быть, и с Луной! - сказала женщина, нетерпеливо постукивая пальцами по барьеру.
- Сейчас, сейчас войдет ваша «Миннесота» в док номер двадцать семь! На один рольганг с «Эдзима-мару» разгружаться будет, - примиряюще сказал диспетчер, с любопытством глядя на красивое лицо незнакомки. - Курите? - Он протянул ей портсигар.
- Нет, благодарю.
- Вы откуда? С какого строительства?
- Из Москвы. Моя фамилия Седых. - И женщина, улыбнувшись оторопелому диспетчеру, вышла.
- Вот тебе на! Анна Седых! - воскликнул диспетчер, нечаянно включив передачу «всем, всем, всем».
И сразу же посыпались запросы, что за пароход «Анна Седых» и в какой док его принимать.
Вконец смутившийся диспетчер выключил все репродукторы и с минуту сидел, восторженно глядя на дверь…
Анна Ивановна Седых в сопровождении своего секретаря направилась к доку № 27.
При ослепительном свете прожекторов было видно, как входил в док американский транспорт и как он плотно пришвартовывался к обрезу рольганга. По другую сторону разгрузочного конвейера уже стоял японский пароход «Эдзима-мару». По рольгангу один за другим ползли, как живые, длинные деревянные ящики с японскими и русскими надписями.
- Здесь наши грузовики? Вы проверили? - спросила Аня.
- Проверил. Стоят под перегрузочным краном.
- Смотрите, чтобы не получилось, как в прошлый раз, когда мы потеряли двадцать пять минут!
- Все в порядке, Анна Ивановна, - уверил секретарь. - На «Миннесоте» наши ящики уже выгружены на палубу и будут спущены на рольганг первыми. Петров и Шорин на транспорте.
- Хорошо, - коротко ответила Аня.
Стрела крана с первым ящиком с «Миннесоты» повисла над грохочущим рольгангом. Японские ящики один за другим ползли по направлению к пакгаузам.
Вдруг раздался оглушительный звонок. Рольганг остановился. Первый ящик с американского транспорта опустился на застывшие ролики.
- Товарищ Стрельников, узнайте, в чем дело! - приказала Аня.
С трудом удалось секретарю протискаться сквозь толпу. На роликах криво стоял большой деревянный ящик с надписью на крышке: «Осторожно, не бросать! Верх».
- Попрошу отойти, товарищи! - начинал уже сердиться лейтенант пограничной охраны, стараясь освободить место у рольганга.
Стрельников сразу заметил, что на некоторых буквах надписи, идущей поперек ящика, высверлены какие-то отверстия.
Два пограничника с топорами поднимали крышку. Ловкими движениями они оторвали скобы; хрустнуло дерево, и крышка поднялась.
- Встаньте! - сказал лейтенант, заглядывая в ящик. Окружающие придвинулись ближе. Вытянув шею, Стрельников увидел, что в ящике неподвижно лежит человек, прячущий лицо в сгибе локтя.
- Встаньте! - приказал лейтенант. Потом повторил свое приказание по-английски и по-японски.
Человек не шевелился.
Лейтенант дал знак. Пограничники попробовали поднять неизвестного.
- Без чувств, - пробормотал один.
- Или притворяется, - добавил второй.
- Вызвать врача! - приказал лейтенант.
Стрельников стал протискиваться обратно, чтобы доложить Ане о происшествии.
- Проходчик, видать, а может быть, бежал… Знаем мы эти штучки, много лет применяются! - слышал он в толпе.
Аня поморщилась, когда Стрельников рассказал, что на рольганге, в ящике, поймали диверсанта.
- Опять задержка! - сказала она, взглянув на часы. - Скоро утро!
Наконец ящик стащили с рольганга, и ролики снова завертелись. Аня удовлетворенно провожала взглядом свой груз, идя с ним рядом. Ящики один за другим обгоняли ее.
- Аня! - вдруг услышала она голос. - Аня, милая, как я рада! Я ведь сразу, сразу тебя узнала!
- Елена Антоновна! - обрадовалась Аня.
Седая полная женщина в белом халате обнимала Аню:
- Не забыла, не забыла, значит, меня! Даром что теперь знаменитая такая.
- Я еще там, на корабле, в госпитале, говорила, что не забуду вас, - улыбнулась Аня.
Идя рядом с врачом, Аня оказалась около брезента, на котором лежал человек. Она мельком взглянула на него.
Голова человека безжизненно откинулась назад. Шея была такая тоненькая, что, казалось, ей никак не удержать головы. Закинутый вверх подбородок зарос седеющей лохматой бородой. Спутанные волосы с белыми прядями были забиты стружкой.
- Аня, милая! Я не могу… а так хотелось бы поговорить… Я должна здесь остаться.
Елена Антоновна запахнула белый халат и, приветливо кивнув на прощание Ане, поставила чемоданчик. Склонившись над неизвестным, она пощупала пульс, потом приложила ухо к груди.
- Необходимо перенести в помещение. Человек в тяжелом состоянии, - сказала она поднимаясь.
Появились носилки.
Елена Антоновна оглянулась, ища глазами свою бывшую сиделку, но Ани уже не было.
- Как жаль! - вздохнула Елена Антоновна. - Ведь так давно не виделись…
Толпа у рольганга еще долго обсуждала происшествие. Один из грузчиков рассказывал, что как и здесь, во Владивостокском порту пятнадцать лет назад также нашли в ящике человека, понесли его в приемный покой, а он по дороге соскочил с носилок и убежал. Поймали его только через два месяца.
…Лейтенант и Елена Антоновна вышли из кабинета дежурного по охране порта. Лейтенант сказал, не скрывая раздражения:
- Это или сумасшедший, или человек, пытающийся выиграть время!
- Нет-нет, подождите! - волновалась Елена Антоновна. - Мы сейчас же все узнаем. - И она выбежала на улицу.
Вскоре она вернулась опечаленная - Анна Ивановна Седых уехала на вокзал. Попытка разыскать ее на станции также не имела успеха: специальный экспресс под девизом «Лунный» ушел две минуты назад.
Лейтенант нетерпеливо расхаживал по комнате.
- Это все романтика! - сказал он раздраженно.
- Ах, нет… вовсе нет… все бы решилось сразу… - Елена Антоновна вздохнула. - Но, товарищ лейтенант, если вы позволите, то и я, может быть, сумею. Ведь я сама несколько месяцев работала под его начальством… Он должен, должен помнить один случай…
…В кабинете, в кресле, полулежал неимоверно худой, заросший человек. Глаза его были закрыты.
Елена Антоновка села против него и сказала совсем тихо:
- Андрей Григорьевич…
Человек вздрогнул и открыл глаза. Он всматривался в сидевшую перед ним полную женщину, силясь узнать ее.
- Скажите, Андрей Григорьевич… простите, что я спрашиваю вас об этом, но так надо… скажите, какой тост на всю жизнь запал вам в сердце?
Человек непонимающе смотрел на седую женщину.
Лейтенант смущенно отошел к столу: метод допроса, примененный Еленой Антоновной, был нов и непонятен. Ему было неловко за врача.
Елена Антоновна чуть побледнела.
- Андрей Григорьевич… - почти умоляюще говорила она, - тост… тост… Ах, разве можно забыть… тост…
И вдруг изможденный человек вспыхнул.
- Сурен… - прошептал он.
Невольные слезы выступили у Елены Антоновны на глазах.
- …а второго друга, настоящего, хорошего друга, не скоро найдешь… - докончил задержанный.
Елена Антоновна плакала, стоя на коленях перед ним и сжимая его руки в своих. Лейтенант совсем растерялся…
Через час неизвестный сидел в кожаном кресле в небольшой квадратной комнате без окон, прямо перед глухой стеной.
Раздвинулась штора, за ней оказался экран, по которому побежали световые линии. Постепенно стало вырисовываться изображение другой комнаты, похожей на эту. В кресле напротив - казалось, всего лишь в нескольких шагах отсюда, - сидел высокий человек с сухим, энергичным лицом и белой коротко стриженной головой. При виде своего далекого собеседника он оперся о ручки кресла и приподнялся.
- Андрей… Корнев? Возможно ли? - проговорил он.
- Николай Николаевич! Жив я, жив… Почти все это время без памяти пролежал… В Сиэтле, а потом у одного японского профессора в клинике… Бежал, спасаясь от преследования бандитов… Друзья помогли…
- Много, много у нас друзей, Андрей Григорьевич! - улыбался Николай Николаевич. - Ну, ты уж знаешь, наверное, что строительство Арктического моста заканчивается. Только что я начальника строительства сюда вызвал.
- Кого? Степана?
- Нет, начальник строительства сейчас Иван Семенович Седых. Это он у нас мост достраивает… Да вот и он… Узнаешь, Иван Семенович, Андрюшу нашего, светлорецкого выдумщика?
Высокая фигура сутулого старика заслонила экран:
- Андрюша? Живой! С бородой… Дай я тебя обниму. Не человек, а буек - никакая глубина его не берет!
Иван Семенович подошел к самому экрану и протянул руки, засмеялся, потом вдруг отвернулся и смахнул что-то с глаз.
- Значит, строительство моста закончено? - спросил Андрей, ощущая комок в горле.
- Да, Андрюша. Сооружение почти закончено. Я понимаю, тебе бы так хотелось завершить его самому, - участливо сказал Николай Николаевич. - Но ты по праву станешь председателем приемочной комиссии. Она собирается на днях в Туннель-сити. Мы сейчас оповестим всех о твоем назначении.
- Не надо, - сказал Андрей.
- Как - не надо? - загремел Иван Семенович. - Не хочешь?
- Работать хочу, но… не хочу шума… появлюсь прямо на приемке…
- Сюрпризом? Добро! Пусть это подарком для всех строителей будет! - воскликнул Иван Семенович.
- Понимаю тебя, - мягко сказал Николай Николаевич. - Пусть будет по-твоему. Вылетай в Туннель-сити, как только почувствуешь себя в силах. О твоем назначении скажем только членам комиссии, уже находящимся на Аляске… и Герберту Кандерблю. Таким образом, ты явишься на строительство не гостем, не отставшим от дел бывшим начальником, а сразу хозяином. И пусть тебя только таким и увидят: снова действующим, требовательным и всем сердцем любящим строителей моста.
- Спасибо, - только и мог сказать Андрей и отвернулся.
