Часть 3

ДЕРЗАНИЯ

Глава первая

НИ ЗА ЧТО!

В час затишья ветер рождала только скорость. Воздух бил в лицо, толкал в грудь. Глиссер несся, готовый выскочить из воды, оставляя за собой единственные в море волны.

Море! Черное море! Сейчас оно было синим. Но какая это была синева! Нет, не холодное спокойствие бездонной выси отразилось на выпуклой морской глади, не девственная голубизна небес, а живая, по-женски прелестная и изменчивая синева, то густая, сочная, то прозрачно-нежная, то с бегущими морщинками улыбок, то с печально-усталыми валами, гонцами дальних бурь, то с озорными искрами перламутровой ряби, то загадочно-зеленоватая, как омут, наконец, лиловая, грозная, почти черная синева… Море, безмерно огромное, как мир, бесконечно разное и прекрасное, как жизнь, вечное, как движение! Могучая стихия, с которой не устает бороться человек, побеждая ее сначала веслом, потом парусом, наконец, паром, электричеством и ныне атомом… Упрямая стихия, которая все не хочет признать власти человека и требует от него дань жизнями самых дерзких, самых смелых!.. Море! Черное море!

Именно так воспринимал душой море Сурен Авакян, горец, сухопутный человек. Для моряка оно иное - строптивое, часто опасное, с которым всегда надо быть начеку. Сурен же захвачен был морем, оно было для него ослепительным, радующим простором с таинственной и страшной глубиной…

- Ах, Черное море - кавказское море! - только и мог выговорить он, наделяя море высшим эпитетом, какой только мог придумать.

Стоявший с ним рядом озабоченный моряк улыбнулся. Он держался, как и Сурен, рукой за поручни, замыкая тем самым сеть наушников и микрофонов, заключенных в шлемах.

- Вот уже и плавающий док, - заметил он.

- Какой там док! При такой погоде просто плавающий курорт! - засмеялся Сурен, поблескивая антрацитовыми глазами. Он сорвал шлем и стал размахивать им в воздухе, словно с плавучего дока его можно было увидеть. Ветер завладел его волосами и мгновенно пригладил их.

Командир глиссера сказал:

- Не думаю, что курорт. Прогноз погоды скверный.

Сурен, заметив, что с ним говорят, - из-за рева моторов он ничего не слышал, - снова надел шлем:

- Ай-ай! Какая красота! Пароход, как кабардинский жеребец, на дыбы встает!

Моряк осуждающе покачал головой.

- А что? Опасно так, носом кверху? - заглянул к нему в глаза Сурен.

Вместо ответа моряк кивнул на горизонт.

На его дуге виднелось судно с тонкой наклонной назад трубой и двумя мачтами. С первого взгляда оно могло вызвать тревогу: бушприт корабля был задран вверх, корма почти касалась воды. Весь пароход словно на самом деле пытался встать на дыбы. Что-то длинное, спускавшееся с кормы, продолжая линию палубы, сразу за кораблем исчезало в волнах.

- Я так полагаю, - сказал моряк. - Трубы - не кабель. Нельзя их таким способом спускать.

- Слушай, и я так думаю, - доверительно сказал Сурен, понизив голос.

Моряк удивился:

- Я считал вас в числе первых энтузиастов строительства.

- Правильно считал! Очень правильно! Знаешь зачем я еду?

- По морю не ездят, а плавают, - поправил моряк.

- А мы ездить хотим! В самой морской глубине ездить станем на колесах! И я хочу весь туннель в глубине сделать, наверх и носу не казать! Жаль только такой красоты не будет видно. Эх, моряк! - и Сурен потряс кулаками. - Что я придумал, аи, что я придумал! Андрейка как рад будет! Обязательно меня задушит. Мне подпорки под ребра нужны. Очень требуются…

Моряк смеялся. Веселый попался пассажир!

Док-корабль был уже близко.

Сурен снова сорвал шлем и размахивал им:

- Ай, море! Великое море! Вечное как движение! А мы для тебя такое движение придумали, что тебе и не снилось! Что? Потемнело, нахмурилось? Слушай, придется тебе смириться. Потому что человек… это еще больше, еще красивее, еще сильнее, чем море!

Море больше не улыбалось, насупилось, морщилось сердито валами. Откуда-то наползли тучи, забелели барашки, в лицо Сурену ветер бросал брызги. Не замечая ничего, Сурен продолжал махать шлемом.

Андрей Корнев стоял на капитанском мостике плавучего дока и смотрел в бинокль. Кто же другой, кроме Сурена, мог так неистово жестикулировать?

Андрей обернулся к стоявшему позади него еще молодому коренастому моряку с обветренным спокойным лицом, грубоватым, суровым, но с милой ямкой на подбородке. Это был знаменитый полярный капитан Терехов, построивший на гидромониторе Мол Северный. Он взялся командовать плавучим доком в Черном море, чтобы потом, если это окажется возможным, спустить плавающий туннель под льды Арктики.

- Федор Иванович, дорогой! Пошлите за ним катер, видите как ему не терпится, - попросил Андрей.

Моряк кивнул головой:

- Успели вовремя.

- Ах, да, да! - вспомнил Андрей. - Значит, сегодня будет настоящее испытание? Ну что ж, «будет буря, мы поспорим»! Я даже рад этому.

Андрей говорил отрывисто, он волновался, но не из-за прогноза погоды, сделавшего строгими глаза Федора Ивановича, а из-за радиограммы о Сурене, который вез важное сообщение.

Какая борьба позади! Чего стоило добиться начала опытного строительства плавающего туннеля из Ялты в Сочи. Андрей настаивал строить его из Мурманска на Новую Землю, но Алексей Сергеевич Карцев по совету Николая Николаевича Волкова предложил Корневу черноморскую трассу. Это прошло в Совете Министров, поддержал Волков. Строительство началось, но оно считалось опытным и почти обреченным. Мало кто надеялся на его завершение. Противники Андрея не сложили оружия и сейчас, когда сорока километрам уже спущенного туннеля грозила ежеминутная опасность, снова повели наступление. Степан воевал с ними в Москве. Они настаивали на прекращении дорогостоящих опытов, которые в ледовых условиях даже не повторить. Что-то везет Сурен? Зря не помчится по морю перед самым штормом.

Приложив к глазам бинокль, Андрей увидел, как пассажир пересел с глиссера на катер. Время текло поразительно медленно. Казалось, что катер никак не развернется.

Следить за ним в бинокль было мучительно. Андрею не верилось, что катер движется, а не просто подпрыгивает на волнах.

Наконец, с парохода сбросили веревочный трап. Андрей поспешно начал спускаться с капитанского мостика, чтобы встретить друга у борта, но Сурен - веселый, озорной Сурен - уже стоял перед ним, пробуя ногой прочность палубы.

- Ва! Андрейка, какой ты всеми ветрами проветренный! - воскликнул Сурен, сжимая Андрея в объятиях. - И соленый, совсем соленый! - Он то отстранял друга, то снова привлекал его к себе.

- Ну, Сурен, что такое? Мне Степан дал радиограмму. Опять возражения против нашего метода строительства?

- Верно. Затем я и приехал, чтобы поспорить о методе. Понимаешь, с новым проектом.

- С проектом… - разочарованно пожал плечами Андрей. - Едва ли целесообразно сейчас пересматривать…

- Э, брат, этим проектом мы с тобой всем скептикам носы утрем.

- Денис, слушай, Денис! Смотри, вот горец кахетинский, о котором я тебе так много рассказывал. Знакомься, Сурен. Это Дионисий Алексеевич Денисюк, парторг нашего строительства, с Мола Северного к нам пришел.

- Добре, добре, здоровеньки будем! - Денис Денисюк пожал руку Сурена, пытливо смотря на него хитроватыми глазами. - Что привез?

- Проект привез…

- Это потом, - отозвался Андрей. - Я не знаю, Денис… всякое изменение вызовет в Москве неприятный отклик…

- Письмо привез.

- Письмо? - обрадовался Андрей. - Так давай его скорей!

- Скоро только ласточки летают.

- Сурен!.. - нахмурился Андрей.

- Разве вот партийному руководителю, - и Сурен церемонно передал письмо Денисюку.

Тот посмотрел на адрес и ухмыльнулся:

- Не возьму, то личное, - и отдал письмо Андрею.

- Сегодня утром в Москве из ее собственных рук! - провозгласил Сурен.

- Добрый хлопец. - Денис положил руку на плечо Сурену. - Так ты с каким проектом прилетел? Поведай.

Андрей распечатал письмо и, отойдя в сторону, начал читать, то хмурясь, то улыбаясь.

- Док мне ваш не нравится - вот какой проект… Слушай, зачем пароход?

- «Слушай, слушай…» Что ж ты, по морю без парохода плавать будешь? Недаром горцем кахетинским прозвали! Пойдем, отдохни с дороги.

Но Сурен вовсе не был настроен отдыхать, он желал осмотреть на плавающем доке все.

Андрей читал:

«…опять тебя нет со мной. После нашей невозвратимой потери твое отсутствие для меня еще мучительнее. Но самое страшное в том, что я не могу больше бывать в больнице… Когда я вспоминаю там нашего мальчика и беспомощность всех врачей, таких же, как я, то я не в силах обманывать больных… Я не верю, понимаешь, не верю больше в медицину… Я ушла из больницы… Ты смеялся над моей реактивной техникой… Теперь я посвящаю себя только ей… Мой дипломный проект… Ты когда-нибудь похвалишь меня за него… Я посвящаю его памяти нашего мальчика и тебе… Я знаю, ты опять морщишься… Зачем твоему плавающему туннелю реактивная техника?.. А зачем тебе неумелый врач? Андрюша, милый… Я сейчас на даче у папы, занята только проектом, все время думаю о тебе… ведь наш мальчик должен был походить на тебя, он был такой же настойчивый, он уже мечтал о чем-то… Не могу писать… Приезжай хоть на денек… Степан Григорьевич говорит о каких-то затруднениях. Папа ворчит, не верит в успех вашего дела. Теперь ведь он отвечает за него… Он передает тебе привет. Ах, если бы ты был здесь…»

Андрей решительными движениями сложил листок, положил в карман и подошел к Сурену. Смотря куда-то вдаль, он сказал:

- Пойдем я покажу тебе все.

Сурен уже успел кое-что посмотреть с Денисом, но, видя состояние Андрея, он покорно пошел еще раз на рабочую палубу, где происходила сборка туннеля.

Две огромные трубы, лежавшие по обе стороны надпалубных построек, доходили до середины судна. К концу одной из труб в этот момент подкатывали по рельсам металлический барабан, поданный сюда стрелой крана. Придвинутый вплотную к трубе, новый патрубок стал ее естественным продолжением.

Подъехавшая сварочная машина кривыми лапами обняла место соединения патрубка с трубой. На мгновенье послышался треск, и сквозь щели между трубой и лапами машины блеснул яркий свет. Потом гигантские клещи сварочной машины разжались. Первый патрубок уже составлял одно целое с трубой. Машина передвигалась к новому патрубку.

Трубы удлинялись с поразительной быстротой. На глазах у Сурена, жадно наблюдавшего за процессом, они скоро заняли все судно. Законченный отрезок туннеля был готов к спуску.

Сурен не почувствовал движения судна. Он увидел лишь, как поползли по палубе ожившие гигантские змеи, поблескивая на солнце своей металлической поверхностью. За кормой их тела опускались в море. Мимо Сурена двигался конец трубы. В отверстии, похожем на пасть морского чудовища, выпрямившись во весь рост, стоял человек. Пронзительно свистнув, он спрыгнул на палубу. Пароход ответил ревом.

- Прямо как мой маленький ишак в Нагорном Карабахе! - закричал Сурен, зажимая уши.

Змеи остановились. Одновременно прекратилась вибрация корпуса корабля. По освобожденной палубе уже катились новые железные цилиндры, сваренные из листового металла.

Кто-то отозвал Андрея в сторону. Следом за ним ушел и Денис. Сурен некоторое время бродил, заглядывая во все углы. Потом он поднялся на капитанский мостик и облокотился на поручни рядом с капитаном Тереховым.

- Ва! - воскликнул он. - Снова я вижу синеву.

- Уже не синева, - усмехнулся капитан.

- Вы что же, капитан, считаете меня дальтоником? Я садовник!

- Есть у вас черные тюльпаны? - неожиданно спросил капитан.

- Вы хотите сказать…

- Черным это море назвали за штормы.

- Значит, будет настоящий шторм? Ва!

- Андрей Григорьевич, - вместо ответа обратился капитан к подошедшему Андрею. - Шторм надвигается. Надо принимать меры.

- Мы всегда готовы, капитан! - Андрей с вызовом посмотрел на море. Проверим все наши расчеты. Ведь на вашей памяти, товарищ Терехов, прорывало ледяной мол.

- Не напоминайте.

- А теперь мол держит. Так же и мы… до сих пор работали при хорошей погоде! Шторм так шторм!

Андрей направился в радиорубку. Сурен догнал его.

- Андрейка, подожди! Раз ты мой проект сейчас выслушать не можешь, поручи мне какой-нибудь участок, - сказал он.

Андрей обернулся.

- В экспедиции имеется специальное штормовое расписание. Каждый знает свое место. Я не стану ничего менять.

Андрей уже стоял в радиорубке перед микрофоном.

- Водолазный цех! Закрепить намертво все канаты от якорей. Дальнейшие работы прекратить. Водолазов поднять наверх. Кессоны отвести от туннеля. Действует штормовое расписание.

Небо потемнело. Скорость, с какой приближалась туча, была поразительной.

Сурен хотел подняться наверх, но покачнулся и, не удержавшись на ногах, налетел на трап.

- Шире ноги ставь! - услыхал он откуда-то бас Денисюка.

Матросы торопливо протягивали вдоль палубы канаты. На мостик вышел Андрей и следил, как подходили к судну маленькие катера. Плавучий док собирал их, словно наседка маленьких цыплят.

Сурен с независимым видом вытащил из кармана трубку. Качка стала ощутимой. Ветер крепчал. Чтобы раскурить трубку, Сурену пришлось согнуться пополам, пряча огонь под полой плаща. Андрей одной рукой ухватился за канат и, держа в другой маленький микрофон, отдавал неторопливые приказания.

Сурен посмотрел на корму. Видно было, как «дышит» двойной металлический хвост дока: трубы туннеля то удлинялись, то укорачивались. Корабль то вытаскивал их на поверхность, то снова погружал в воду.

Палуба уходила из-под ног Сурена; ему становилось не по себе, спазмы подступали к горлу. Он хватался за поручни, но повисал в воздухе, испытывая неприятное ощущение потери веса. С каждым таким взлетом ему становилось все хуже.

Спустившись по трапу, Сурен снова попытался раскурить трубку. Минута затишья почти возвратила ему самообладание. Едва он выглянул из-за переборки, как ветер обрушился на него, словно каменная лавина. Потеряв равновесие, Сурен упал на четвереньки, и его потащило по палубе, как буер под парусом. Тщетно цеплялся он за гладкие доски, беспомощно растопырив руки и ноги, и, наконец, судорожно ухватился за налетевший канат.

Горизонт вздымался выше туч. Тучи ныряли между водяными хребтами. Лежа на палубе, Сурен усилием воли заставил себя перебирать руками по канату, волоча тело. В лицо били соленые брызги, летевшие косо со скоростью пуль. Голова разламывалась от грохота бури, казалось, что в уши под страшным давлением нагнетают песок…

Сурен снова оказался у трапа, ведущего на капитанский мостик. Вцепившись в поручни, он посмотрел вверх. Плащ Андрея развевался по ветру. В руке он по-прежнему держал микрофон.

Сурен с трудом поднялся на ноги и поглядел назад. За кормой из пепельных волн высовывались две трубы. Казалось, что они переломятся сейчас, как соломинки.

Капитан Терехов, не отпуская каната, добрался до Андрея. Он широко расставлял ноги, наклонялся против ветра и был спокоен.

Оба смотрели назад, туда, где колыхались в белой пене длинные металлические змеи.

Терехов наклонился к Андрею:

- Плохо. Качка боковая.

Андрей крякнул не оборачиваясь:

- Нас надежно держит всеми своими якорями туннель!

Терехов промолчал, может быть, он ничего не услышал.

Шторм разыгрался. Это было уже другое море. Рваные тучи неслись почти над самыми мачтами. В какой-то разрыв их вдруг блеснул луч солнца, он осветил водяной скат зеленоватого мрамора с живыми вьющимися прожилками и погас. Еще темнее стало вокруг. Валы отделились друг от друга провалами, похожими на скальные обрывы. Самым удивительным было то, что волны, казалось, двигались не в каком-либо одном, а сразу во всех направлениях: они сталкивались, боролись рыча, вертелись воронками, взмывали фонтанами, проваливались в тартарары, выскакивали оттуда чудищами и, словно сговорившись, кидались уже не друг на друга, а на корабль. Вой, свист, шипение, надрывный скрип, вкус соли и серы на языке, кипящая смола за бортом, непрекращающееся падение вниз…

- Слушай, понял, понял! - кричал Сурен.

- Что понял? - спросил цепляющийся за переборку Денисюк.

- Откуда все легенды об аде.

Денисюк махнул рукой.

Сурен сам не понимал, как взобрался он по летающему вверх и вниз трапу на мостик и как поднялся на ноги. Он ухватился за канат и сделал попытку подтянуться к Андрею, но ветер бросил его на стенку штурвальной рубки. В следующее мгновенье Сурен почувствовал, что стенка эта оказалась внизу под ним. Он крепко уцепился за поручень и повис в воздухе.

Капитан крикнул:

- Одиннадцать баллов!

Корнев кивнул головой.

Положение плавающего дока было отчаянным. Он не двигался с места. Удерживаемый своим металлическим хвостом, он лишь на мгновенье вырывался из воды и снова падал вниз.

Капитан наконец решился прямо высказать свою мысль:

- Отвечаем за жизнь людей. Прошу приказа об освобождении труб.

Андрей повернулся, как от удара в затылок. Он открыл рот. Водяная пена ударила ему в лицо, попала под капюшон, леденящими струйками поползла по спине. Андрей закашлялся, выплюнул соленую воду. Потом, не сказав ни слова, отвернулся.

Терехов закричал, чтобы Андрей услышал его:

- Придется бросить… трубы! Судно спасать!

- Вы с ума сошли, капитан! Потопить при первом же шторме туннель! Разве вы так строили мол?

- Часть мола пришлось взорвать. Спасти сооружение. Сейчас спасем людей, док.

На палубу рухнула мачта. Она разлетелась в куски около мостика совершенно беззвучно. Треск и шум от ее падения были ничтожны по сравнению с ревом бури.

- Товарищ Корнев! Вы начальник работ. Я - капитан…

- Потопить туннель? Бросить строительство? Нет!

- Сумасбродство! Нужна воля.

- Пусть Мол Северный взрывали! Пусть бросали золото с тонущих кораблей! Туннель не утонет! Он плавучий!

- Но корабль утянет на самое дно.

Они уже не слышали друг друга, догадывались о словах по движениям губ. Андрей упрямо мотал головой. «Будь отчаянья сильнее… будь отчаянья сильнее».

- Ни за что!

- Требую!

- Погубить туннель? Ни за что!

Терехова уже не было на мостике - он спустился вниз.

Волна окатила Андрея с головы до ног. Он выпрямился и крикнул ей:

- Ни за что!

Порыв ревущего ветра на мгновенье опрокинул его. Он вскочил и крикнул ему:

- Ни за что!

Темная вода, темная пена, темные тучи смешались, завертелись неистовым темным клубком, в центре которого был док с длинным металлическим хвостом, а на капитанском мостике - Андрей.