Ближайшие к Солнцу

…«Описывая круг за кругом, мы постепенно снижались. Вокруг бесконечное облачное море. Впечатление такое, будто корабль стоит на одном месте. Эту иллюзию рассеивают приборы: они говорят — мы вошли в атмосферу планеты. Убедительнее всего показание термометра — температура обшивки начинает возрастать. Пришлось закрыть иллюминаторы и включить охлаждающую установку.

Локатор капризничает — очевидно, и в самом деле у Венеры надежная броня против радиоволн. В перископах же со всех сторон одинаковая муть.

Растет давление, растет нагрев, но теперь корабль движется гораздо медленнее. Спуск длится долго, усталость берет свое, но никто не может отдыхать — слишком велико напряжение. Безмолвие кончилось. Сквозь стенки слышен нарастающий шум.

Наконец свершается то, чего так долго мы ждали: корабль «прозрел», на локационном экране изображение стало более четким. Атмосферная броня позади! Однако экран вскоре мутнеет опять. Так, то вслепую, то угадывая внизу очертания суши, мы проходили последние круги, стараясь представить себе, какова местность под кораблем. Командир и штурман принимают решение — идти на посадку.

Последний круг, скорость заметно снизилась. Выдвинув крылья, переходим на планирование, прорезая густые облака.

Когда снова открыли окна, взору представилось сумрачное, пасмурное небо, мутные, пыльные вихри. Вскоре внизу мелькнуло что-то вроде ровной площадки…

К ней и повел пилот ракету. Удивительный полет! Сначала в облаках, потом в пыли. На экране проносятся пятна — может быть, озеро? море? Хаос звуков в эфире забивает сигналы маяка. Курс — на площадку, которая уже недалеко. Сейчас, вблизи, ясно видно, что тут нет изрытых крутых скал, хотя с большой высоты трудно различить детали рельефа.

Резкий удар сотрясает корабль, еще и еще. Ремни врезаются в тело, стены каюты уходят куда-то вбок. Кончилась сумасшедшая тряска, но перед глазами еще стоит пелена, в ушах — грохот и треск. Обманчивой кажется наступившая тишина.

Часть приборов разбита. Случайно забытые вещи в беспорядке разбросаны вокруг. У пилота кровь течет по лицу: встряска не прошла даром. Остальные пострадали меньше, но выглядят тоже неважно. Ломит тело, болит голова. Впрочем, слабость мгновенно проходит от одной мысли: Венера, Венера за стенками корабля! Мы бросаемся к иллюминаторам. Желтая мгла! Снова песчаная буря. Нам не терпится выйти наружу, однако командир приказывает ждать.

Прежде всего надо осмотреть корабль — нет ли повреждений, затем попытаться наладить связь. Эта работа занимает несколько часов. Мелких повреждений оказалось немало, но они не страшны. Сложнее с приборами, и еще хуже со связью: бастует передатчик. Причина, впрочем, понятна и не имеет отношения к нашей неудачной посадке. Счетчик заряженных частиц, предусмотрительно установленный снаоужи, выстукивает частую дробь. Поблизости — радиоактивная руда. Оттого и молчит радио, оттого и неисправно работал локатор.

Не выходя отсюда, мы уже знаем первую новость о Венере — здесь кладовая тяжелых элементов, быть может таких, какие давно распались на Земле. Для нас это важное предостережение. Без разведки нельзя покинуть корабль, а радиоразговоры в скафандрах вряд ли будут возможны.

Мы хотим установить, насколько сильно излучение. Без радио это сделать трудно, но нас выручит ракетный якорек. Им пользуются альпинисты в горах для переброски троса. Он забросит прибор, который по кабелю сообщит нам свои показания. Один из нас надевает тяжелый скафандр. Открывается наружный люк, вниз летит гостинец с Земли и исчезает в песчаной поземке. Якорек прыгнет так далеко, как позволит ему трос. Остается ждать. И вот «телеграмма»: доза всюду велика. Костюмы выдержат, но осторожность отныне станет нашим главным девизом, а счетчик излучений — постоянным спутником, «золотым петушком», сторожащим опасность.

Командир приказывает отдыхать. Очень трудно сохранять спокойствие, когда в нескольких шагах — почва неведомого мира, полная загадок, быть может опасностей, когда неизведанное ждет впереди! Но нужно восстановить силы для будущих испытаний. И постепенно в кабине воцаряется сон. А после него, после плотного завтрака закипает напряженная работа.

Еще и еще проверяются скафандры. У каждого сбоку — ручное атомное оружие, лучевой пистолет. На шлемах укрепляются сигнальные фонари. Приборы ночного видения, позволяющие смотреть сквозь тьму и туман, фотоаппараты для съемки в невидимых лучах, аварийное альпинистское снаряжение, запасные кислородные баллоны, — кажется, не забыто ничего. Проверка исправности счетчиков — и шлюз открывается.

Один за другим спускаемся по лесенке вниз. Вспыхивают и гаснут лампы на скафандрах. В бинокль я вижу озаренные вспышкой лица. Эту сцену — высадку первых людей на Венере — я снял своим аппаратом через телеобъектив. Фотографу, впрочем, здесь не везет: налетает пыль, и так просто, без особой оптики, снимать нельзя.

…Мы сразу попали в песчаную бурю. Интересно, что стихия здесь на редкость непостоянная: молниеносная атака ветра внезапно сменяется почти полным штилем. В эти спокойные минуты можно осмотреться вокруг.

Скалистая равнина, без малейших признаков жизни, над нею — желтоватое небо, без малейших проблесков Солнца, горизонт, подернутый дымкой. Мы шли около часа и уже хотели повернуть обратно, но вдруг на горизонте появилось что-то новое. Это «что-то» было свинцово-серого цвета. Шум проник сквозь скафандры. Скорее вперед… Перед нами — океан! Безбрежная водная гладь с бегущими по ней гигантскими волнами. Оказалось, что площадка, где сел корабль, находится на побережье океана.

Океан… Многое связано с этим словом на Земле. Это — ласковый шорох волн, набегающих на прибрежный песок… Это — шум прибоя, пена и брызги, бриллиантами капелек взлетающие вверх. Это — зеркало, в котором отражается голубое небо. Это — буруны у коралловых рифов, стайки летающих рыб, жизнь везде, всюду, от мрачных темных глубин до открытой ветрам и Солнцу бесконечной водной равнины. Наконец, это — грозный рев бури, валы, грохочущие в кружеве пены, сметающие все на своем пути.

То же короткое слово — океан, но совсем другое означает оно здесь. Угрюмые скалы, обрывы головокружительной высоты обрамляют берег от края и до края. С неистовой яростью налетают на него волны, и каждая обрушивает каскады воды. Шум от них разносится далеко вокруг. Ни рыб, ни водорослей в серой, стального отлива, воде. И ни одного блика, ни одной радужной полоски от солнечных лучей — вечные сумерки даже днем, полнейшая темнота ночью. Первобытная мощь, исполинская, неукротимая сила, подлинно стихия во всей ее первозданной, суровой, мрачной красоте…

Трудно было оторваться от созерцания этого зрелища, страшного и привлекательного в то же время. Вероятно, нечто подобное было когда-то и на Земле. Говорят, что океан — колыбель жизни. Но рождалась она не под убаюкивающий шепот волн, а под оглушительную, потрясающую симфонию бушевавшей стихии. Поражал не только размах этой водяной феерии, но и ее окружение — дикий, безжизненный пейзаж, окрашенный в белесовато-желтые тона, вялые, лишенные ярких, жизнерадостных красок, словно выцветшая картина.

На обратном пути — опять припудренная пылью, изборожденная скалами равнина. И как же обрадовались мы, когда в туманной дымке мелькнул свет — прожектор корабля! Ни один путешественник — во льдах или пустыне, в горах или тайге — ни один мореплаватель, ни один авиатор не были, вероятно, так рады путеводному огоньку после долгих странствий. Для нас корабль олицетворял собою родную планету, среди чужой суши, близ чужого океана, под небом чужого мира…

Так закончилась первая вылазка на Венере. Мы занялись разбором добычи: сортируем образцы пород, анализируем пробу воздуха, проявляем снимки.

Анализы взятых проб показали, что в атмосфере Венеры очень мало кислорода, зато углекислоты хоть отбавляй. Надежда встретить живое, по-видимому, рухнет сейчас на наших глазах, в нашей походной лаборатории. И все же… Стоит вспомнить Марс и марсианские растения. Правда, там холодно, а здесь «довольно» жарко: термометр иногда показывал днем до ста градусов. Только скафандры с искусственным охлаждением спасали нас от жары.

…Мы думали, что венерианский океан-исполин — единственное зрелище, которое сегодня предоставила нам планета. Но нас ожидал еще один сюрприз.

Наступала ночь. Сумерки сгущались. Тусклый свет дня вот-вот должен был смениться непроглядной тьмой. Однако что это? День возвращается снова? Небо — вечно закрытое облаками, словно пропитанное пылью — начинает светиться, фосфоресцировать.

В этом призрачном освещении все вокруг кажется ненастоящим — игрушечным макетом, сделанным художником, а не подлинным произведением природы. Это впечатление усиливает марево, волнующаяся дымка, которая поднимается от нагретой почвы. Скалы будто трясет мелкой дрожью. Желтоватая при дневном свете пыль, которая носится всюду, ночью кажется серой.

Рассвет уничтожил сияние ночи. Утих ветер, прояснилось. Пейзаж будто утратил часть своей суровости. Как хотелось увидеть яркое, приветливое Солнце! Но для этого пришлось бы, вероятно, подняться не на один десяток километров вверх…

Решено приступить к глубокой воздушной разведке. Риск велик. Чтобы это понять, достаточно взглянуть на наш корабль. Он лежит на боку среди скал и чудом избежал аварии, которая могла бы стать и смертельной. Взлет отсюда будет сложнейшей задачей. Поставить корабль вертикально не удастся. Стартовать же, уткнувшись в скалы, нельзя. Утешает одно: ракета цела, все мы живы — сумели попасть сюда, сумеем отсюда и выбраться!

Нашему маленькому воздушному разведчику — вездеходу-амфибии — нелегко взлететь с площадки, будто перепаханной чудовищным плугом. Особенно мешает одна крупная скала. Но для чего же тогда лучевой истребитель? Ему не пришлось в полете воевать с метеорами — пусть покажет себя на скалах! Правда, здесь плотная атмосфера, дальность действия будет невелика.

Если опыт удастся, мы сможем расчистить дорогу и вездеход доставит корабль к берегу океана, на Чертов утес, как мы его окрестили. Это природная стартовая площадка — с нее открыт путь в небеса, ибо океан — далеко, внизу, и даже самый яростный натиск волн не доносит сюда брызги.

Протянув к аппарату тонкий трос, укрываемся в скалах. Контакт! Фиолетовый луч вырывается из дула лучевой пушки. Язык пламени рвется вперед, пробивает себе дорогу, вытягивается, растет. Вот он достиг скалы, коснулся ее. И через мгновение свершается чудо: каменный великан начинает таять! Точнее не скажешь — так исчезает кусок льда под ярким Солнцем.

Это длится несколько секунд. Вместо огромной скалы — облачко. Налетевший порыв ветра уносит его, и отчетливо видна свежая рана на равнине. Пыль занесет ее, и ничто тогда не напомнит о хирургической операции, произведенной человеком — пришельцем из другого мира.

Проходит время — на площадке, фундаменте уничтоженной скалы, стоит самолет. Он и вездеход, и амфибия, более того, в случае нужды — даже подводная лодка. Корпус из титанового сплава не боится ни морской воды, ни сильного нагрева. Складные крылья, атомный двигатель, вертикальный взлет и посадка — как у конвертоплана, остановка в воздухе — как у вертолета, хорошая устойчивость, конечно герметическая кабина, запасы горючего, продовольствия, воды, приборное вооружение — таков наш воздушный разведчик.

Машина поднимается в воздух. Теперь можно осмотреться вокруг. С одной стороны океан, которому, кажется, нет конца. С другой — все та же равнина, которая соперничает в протяженности с океаном. Самолет ложится на курс — вдоль побережья.

Высота полета невелика, и сверху все хорошо видно: залив, грот, выдолбленный волнами, громадные валуны, раскиданные на берегу… Под крылом — необозримый водный простор, изборожденный огромными волнами. Тщетно пытаемся разглядеть что-нибудь в толще бурой воды.

На Земле в тихую погоду сверху на небольшой глубине можно увидеть дно моря или озера: песок, камешки, раковины, водоросли, цветы ярких, причудливых раскрасок. Между ними проносятся юркие рыбки. Тихо колышутся медузы — сами словно диковинные морские цветы. А ночью, когда вода темнеет, она начинает светиться фосфорическим блеском и стекает с весел словно струйки расплавленного металла…

Чужой океан скрытен. Он катит свинцовые воды, и взгляд не может проникнуть в его мрачные глубины. В нашем море последние лучи света гаснут лишь при спуске на сотни метров вглубь — царство вечной ночи наступает не сразу. А здесь оно — рядом, без переходов, без полутонов. Даже ночная иллюминация венерианского неба не рассеивает непроницаемую тьму океанской воды.

Береговая линия очень извилиста. Следуя ей, мы летели более сотни километров. На «трансокеанский» перелет решиться было пока что нельзя, и машина повернула к материку.

Внезапно — резкий толчок, круто кренится самолет. Воздушный ухаб… еще… Стрелка высотомера ползет вправо, отсчитывая метры подъема.

Незаметно уменьшилось все внизу, словно изменился масштаб на карте. Вновь показался на горизонте краешек океана. Гряды скал выглядят, как маленькие неровности. По ним перекатываются песчаные вихри. Вдалеке же показывается — нет, зрение не обманывает — огонек! Молния? Или что-то другое?

Ориентир — на огонек! Клубы темного дыма мешают подойти к нему близко. Сквозь дым просвечивает пламя. Огненные языки уносятся вверх. Тучи, идущие снизу, сливаются с тучами наверху, образуя гигантскую шляпку гриба, с которой текут потоки пепла. Действующий вулкан! Раскаленная лава ползет по склону горы, заливает скалы, заполняет все трещины на своем пути… Значит, не утихли подземные силы, мы находимся в стране огнедышащих гор.

Обратно мы летели тем же путем. Главную роль исполнял сейчас автопилот. Радиолуч ощупывал местность и рисовал на экране локатора карту. Так запечатлен был весь наш маршрут — от старта до района вулканов. Теперь, сверяясь с этой картой, локатор и автоматы вели машину по прежней дороге. У навигатора-автомата две карты: одна — контрольная, другая — текущая, которую рисует на экране электронный луч. Они совпадают, но стоит им разойтись — вмешивается автоматический пилот и заставляет самолет вернуться на прежний курс. Необычайно искусен механический штурман, человек не смог бы так детально запомнить дорогу и с такой уверенностью пройти по ней еще раз.

Разворот над берегом океана. Остается немного до конца пути, и тут природа устраивает очередную демонстрацию своей первозданной мощи. Запрыгала стрелка прибора, отмечающего электризацию атмосферы. Впрочем, атмосферное электричество заявило о себе, и можно было бы обойтись даже без прибора: из кабины видно, как по плоскостям машины проскальзывают предательские огоньки. Еще немного — и над океаном разражается буря.

Молнии прочерчивали небо. Гром гремел с такой силой, будто гроза разразилась в кабине самолета. Ему вторил гул океана. Валы набегали на берег, вздымая фонтаны брызг. Океан словно хотел вырваться из берегов, клокотал, бурлил в неистовой, слепой ярости. Самолет начало подбрасывать, как бумажную игрушку.

В минуты такой опасности мозг работает особенно четко. Решение созрело мгновенно: океан бушует — идем в океан! Посадка на сушу — верная гибель, продолжать же полет невозможно. Закрыты иллюминаторы — кроме одного, для обзора, убраны крылья.

Бескрылый самолет, превратившийся в торпеду, стремительно падает вниз и врезается в воду — как раз перед набегающей новой волной. Вода заполняет открытые цистерны, балласт топит машину, не давая ей вынырнуть вверх. Закрыт последний иллюминатор, в каюте подводной лодки зажглись лампы, и на приборной панели указатель глубины показывает: погружаемся… погружаемся… стоп! Мы — глубоко под водой.

Все произошло так быстро, что лишь сейчас, очутившись под толщей воды, мы пережили — с опозданием — переход с высоты в глубину.

Трудно поверить, что где-то вверху кипят вода и огонь, что океан в бешенстве кидает горы воды. Не ощущается даже движение, хотя машина и продолжает идти на малой скорости. Наш самолет, конечно, не батистат, в котором можно опуститься на несколько километров. Но прочные стенки позволяют все же побывать в «стратосфере» моря. И этим надо воспользоваться в полной мере.

Приборы за бортом автоматически забирают пробы воды, измеряют ее температуру, плотность, соленость. Лежа в дрейфе, мы узнаем быстроту течений. Кстати, если бы барон Мюнхаузен очутился в венерианском океане, он единственный раз мог бы доказать свою правоту. Рассказывали, что как-то ему встретилась в море горячая вода. Вооружившись ложкой, предприимчивый враль зачерпывал уху прямо из лодки. Здесь он, пожалуй, был бы недалек от истины… если бы на Венере водились рыбы, раки, черепахи — словом, что-нибудь съедобное и живущее в воде. В океане, даже на глубине, действительно очень тепло!

Наконец открываем иллюминатор и включаем прожектор.

В океанах Земли перед окном батисферы проплывают, возникая, как привидения, удивительные существа. Вот промелькнула стайка каких-то странных бледнооветящихся рыб. Они словно пронизаны рентгеновыми лучами, и можно различить, что творится у них внутри. Появилась необычайная, поразительно красивая рыба — у нее несколько разноцветных огоньков-фонарей над головой. Еще одно морское чудо — у него созвездие глаз-огоньков раскидано по телу. И всюду во мраке мелькают, вспыхивают и гаснут искорки, огни всех цветов — сказочная иллюминация нептунова царства. Внезапно за окном взрывается, рассыпаясь огнями, как фейерверк, неведомый обитатель глубины, столкнувшийся с батисферой…

Ни один даже самый слабенький лучик света не виден в кромешной, ни с чем не сравнимой подводной черноте Венеры. Можно пройти десятки, сотни тысяч километров под водой, опуститься в глубочайшие впадины океанского дна — и не встретить никого. Эхолот показал: дно в девяти километрах от нас. Девять километров, огромная страна сплошного мрака, безмолвия — пустыня воды.

Наш невольный дрейф продолжался довольно долго. Никаких впечатлений — время, кажется, остановилось, и только стрелки часов убеждают, что оно идет как ни в чем не бывало. Пора проверить, что делается наверху. Это поручается телеглазу — маленькой передающей камере в стальной коробке, которую мы заставим всплыть на привязи и посмотреть, утихла ли буря. На экране телевизора — сравнительно спокойная гладь океана, притихшее может перед новой яростной вспышкой небо. Можно всплывать.

…И среди волн вдруг вскипает бурун. Из воды, словно неведомое чудовище, показывается наш подводный корабль. Как кит, он с шумом выпускает водяные струи, лениво покачиваясь на волнах. Приоткрывает глаза, отливающие стеклянным блеском. Поблизости плавает крошечный «китовый детеныш», но его почти не видно на поверхности воды. Только нет-нет да сверкнет он, показавшись на гребне волны.

Дальше же «кит» ведет себя совершенно не так, как его собратья. Он подзывает «детеныша» и прячет его. Он высовывает нос из воды, встав во весь рост. Он расправляет крылья — не как кит, а как жук — и, вспенивая воду, подпрыгивает над нею, уходит ввысь. Напрасно ударяясь о скалы, вздымаются волны, будто желая догнать рыбу-птицу: она уже далеко.

Первое впечатление, говорят, бывает самым сильным. Так утверждали астронавты, впервые вступившие на Луну, то же испытали люди на Марсе. Венера не стала исключением. Прогулка в страну вулканов, спуск в подводный мир, полет над материком — яркое воспоминание о планете-загадке. Потому так много рассказано об этом в наших очерках. А после них пошли другие, более краткие записи, как и полагается в путевом журнале.

Океан оказался насыщенным множеством веществ. То же и на Земле — тысячи кубометров золота, например, можно было бы извлечь из морской воды. Здесь его еще больше: хватило бы на целый золотой астероид весьма приличных размеров! Чего только нет в толще океанских вод: в них представлена едва ли ие вся периодическая система…

Нет лишь одного — белка, живой клетки. Она еще не появилась. Слишком молода планета, не все готово на ней к появлению жизни. Но жизнь наступит. Пусть через множество веков, но появится первая ступенька лестницы, ведущей от примитивных к сложно устроенным живым организмам, от клеток — к колониям клеток, от простейших форм — к высшим. В теплой океанской воде зародится сгусток вещества, которое уже нельзя будет именовать веществом, — это уже существо, уже не мертвое, а живое.

Пройдет еще множество веков. Постареет Земля, постареет и Венера. Жизнь, зародившись в первобытном океане, выйдет на берега, она завоюет сушу и, все усложняясь, будет расцветать, пока не появится «высший цвет материи» — мыслящее существо. Так должно было бы быть, но кто знает, как пойдут события, если молодая планета перестанет быть одинокой и ее освоят соседи — умудренные опытом, знаниями, вооруженные техникой? На этот вопрос ответит будущее.

Наш портативный гидростат брал пробы с разных глубин, до пятнадцатикилометровой включительно. Наш эхолот обшарил немало участков океанского дна. Постепенно рисуются контуры подводных хребтов и долин, впадин и выступов — словом, рельеф каменной чаши, где находится океан. Возникает океанология Венеры.

…У океана здесь есть родственники — глубоководные моря и озера. Мы побывали на одном из озер.

В памяти всплывают картины Земли: еще один поворот дороги в горах после бесчисленных петель — и появляется темно-синяя гладь. Она, как драгоценный камень, в оправе из зелени, обступившей все горные склоны вокруг. Деревья подступают к самой воде. Солнечные лучи пронизывают чащу, рассыпают блики, плетут затейливую вязь из света и тени… Но вот набегает тучка, хмурится небо, и в тот же миг мрачнеет озеро, темнеет вода, подергивается рябью, словно зябко ежится от налетевшего ветерка. И снова улыбается Солнце, снова светлеет все вокруг.

Даже огромное озеро-море — Байкал — не сравнится с озерами Венеры. Глубокие — как настоящие моря, вечно суровые, никогда не видящие Солнца, никогда не дававшие приюта жизни, изрытые волнами и бешеные в непогоду, лежащие в котловинах с обрывами невероятной крутизны — таковы эти водоемы, совсем под стать величайшему из них, океану.

Горы здесь — великаны, каких на Земле не встретишь. Неприступные скалы в беспорядке громоздятся друг над другом. Из-за вездесущей пыли мы не могли разглядеть их вершин.

Мы увидели, наконец, и венерианские реки, вытекающие из горных озер и бегущие затем по равнинам. Среди голых скал мчатся сквозь горные дебри бурные потоки мутно-желтых вод. Представьте себе несколько соединенных в единую лавину крупнейших водопадов мира, водяную завесу в сотни метров, усильте в тысячу раз сильнейший шум многих таких лестниц из воды на Земле — и перед вами будет подобие того, что мы встретили на Венере.

Первозданная мощь природы проявилась на младшей сестре Земли и в другом. Залежи радиоактивных руд здесь огромны — они не успели еще спрятаться в недра. Сверхтяжелые элементы выбрасываются на поверхность вместе с лавой. Потому и не была неожиданной находка двух новых представителей уранового семейства. Не в ускорителях заряженных частиц — этих фабрик новых элементов, — а в лаборатории природы обнаружены они. По придав бытии на Землю им дадут имена — первым из таких кирпичиков мироздания, привезенным с неба.

…Найден разведочный планер. Он сильно пострадал при падении. Остатки его мы поместили в укрытие, сделанное в скалах. На карте — а она уже постепенно создается нами — это место отмечено кружком с крестиком, астрономическим символом Земли.

Немая карта открытых нами материков и островов, океанов и морей, озер и рек, карта, которая явилась оригинальнейшим творением, когда-либо выходившим из рук земного картографа, — покрылась сеткой названий. Астронавтам, летевшим на Луну и Марс, пришлось уточнять и дополнять карты, но не составлять их вновь. Нам выпало другое — открывать планету от начала до конца. У тех, кто придет сюда вслед за нами, будут драгоценные материалы первого полета. Они учтут наш опыт и не сделают тех ошибок, которых не удалось избегнуть нам.

…Во время одной из разведок самолет опустился на площадку, затерянную среди гор. Это была вынужденная посадка, и пилоту пришлось проявить незаурядное искусство, чтобы сохранить машину. Пока бортинженер вместе с пилотом занимались осмотром и ремонтом, остальные исследовали местность вокруг. Казалось, что они попали в заповедный уголок, где стихия Венеры не показывает своего дикого нрава — ни порывов бури, ни внезапных налетов желтой пыли. Может быть, поэтому исчезло ненадолго постоянное ожидание опасности. Геолога заинтересовал невысокий холмик, видневшийся неподалеку, и он направился туда. Увлеченные каждый своим делом, мы не заметили сначала его исчезновения. И вдруг где-то в отдалении почва заколебалась. Обвал? Радио геолога не отвечало, лишь обрывки слов донеслись до нас сквозь треск атмосферных разрядов. Когда мы добрались до места, где был холм, — трагедия уже свершилась…

Словно метеорит ударил в край площадки и срезал кусок ее вместе с холмом. Под ним была пещера, и лишь тонкий слой почвы прикрывал пустоту. Дальше же — бездонная пропасть. Самолет сел на твердый островок среди обманчиво скрытых ловушек-пещер… С тяжелым чувством покидали мы горы, где далеко-далеко от родной Земли погиб Человек…»

Отправить