4
Прошло ещё пять дней. Сашка избегал общения с мамой, притворяясь то спящим, то занятым. А мама ничего особенного не заметила, тем более что повязки он менял аккуратно, таблетки глотал и чувствовал себя всё лучше. Депрессия отступила, и Сашка уже совсем бодро думал о предстоящей жизни в штурмовой бригаде. Он надеялся, что как-нибудь выкрутится. И там люди живут.
Наконец он твёрдо решил идти на вербовочный пункт. Встал пораньше, взял рюкзак и сложил туда запасную одежду, ножик, спички, фляжку. Натянул брюки, рубашку и свитер, огляделся, что можно ещё прихватить, вытащил из картонной копилки свой запас – восемь марок мелкими монетками. Рассовал их по карманам, затянул шнуровку на рюкзаке и приоткрыл дверь в коридор. На пороге стояла мама, непонятно зачем вернувшаяся с работы.
– Сашенька, я как почувствовала, что ты уходишь. Уже в Корпус?
– Да, пора, – он пнул рюкзак под диван. – Отстану, потом с зачётами будут проблемы.
– А со мной даже поговорить не хотел перед уходом?
– Я решил тебя не расстраивать. Ты же вечно волнуешься, когда я ухожу. Записку собирался оставить.
– Саша, Саша… – мама обняла его, – ты у меня такой взрослый стал!
Он с трудом подавил вздох и улыбнулся.
– Я тебе позвоню, если смогу. Постараюсь, в общем.
– Осторожней там с грузовиками, – мама прошла на кухню и вернулась с двумя голубыми бумажками в руках. – Вот, возьми две марки. Купишь себе что-нибудь.
Сашка взял деньги, махнул рукой и вышел в подъезд. Вынести рюкзак теперь не было никакой возможности…
Недалеко от площади Свободы располагался жестяной навес, возле которого останавливались автобусы городских маршрутов. Нужный Сашке автобус оказался старым, дребезжащим и лишённым половины стёкол. Вместо сидений в нём были грубо сколоченные лавки. На боку автобуса красовалась надпись: «Работа маршрута оплачена организацией „Штурм“. Вступай в „Штурм“ – кузницу героев!» А чуть ниже было криво выведено мелом: «Труповозка». Шёл автобус до южной окраины. В салоне сидели несколько рабочих в запачканных комбинезонах, лоточник со сложенной тележкой и дюжина сварливых тёток различной комплекции, но с неизменным запахом лука и сала. Сашка устроился на лавке в самом углу, автобус тронулся, и за окном замелькали дома, от площади к окраинам всё более убогие. На редких остановках в автобус заходили неопрятные небритые мужики, а недалеко от конечной в салон набились два десятка парней, громко оравших и смеявшихся. Сашка напрягся, но они не обратили на него внимания.
Вскоре автобус прибыл на заросшую лебедой и полынью площадку. От неё в разные стороны разбегались несколько кривых улочек, редкие дома на которых почти по окна вросли в слой земли, пыли и мусора. Сашка с трудом разобрал надпись на ободранной табличке: улица Пиотковского. Дом номер шесть несколько отличался от соседних: за высокой деревянной оградой обнаружился небольшой ухоженный дворик, стены были покрашены, дверь обита новой клеёнкой.
Сашка толкнул эту дверь и оказался в тесном помещении. У стойки, наподобие барной, стояли трое молодых людей в чёрной униформе.
– Тебе чего, бритый? – спросил один из них. Остальные даже не повернулись.
– Хочу завербоваться.
Самый высокий и, видимо, самый старший из парней покопался за стойкой и протянул ему серый листочек.
– Возьми, заполни. Документы у тебя есть? Нет? Ну и не надо.
Сашка сел заполнять анкету.
– А ты хойошо подумай, пьиятей? – спросил штурмовик со значком «Все козлы». Он так смешно картавил, что Сашка улыбнулся.
– Хорошо.
– Добро пожаловать в штурмовики, – сказал высокий. – Возьми подарок поступающему: «Кодекс штурмовика». И подожди, мы справимся, куда тебя послать.
Сашку отвели в соседнюю комнатушку. Тут на широком дерматиновом диване с массой неприличных надписей сидели ещё двое ребят его возраста. Один из них курил отвратительно воняющую самокрутку. Сашка отвернулся, стараясь не дышать, – к горлу подкатила тошнота. Через несколько минут зашёл высокий.
– Есть три места: сорок пятая бригада Воронцова в высотке номер тридцать один, пятый этаж; туда пойдёшь ты, бритый. И восемьдесят восьмая бригада Чернова в высотке номер четырнадцать, третий этаж; туда – вы оба. Полу´чите форму на складе, и Эдик Кролик вас проводит. Вот, возьмите удостоверения штурмовиков. Да, и не вздумайте с новой формой в центр удрать: поймаем – так вздрючим, мама не опознает.
Эдиком Кроликом оказался картавый парень со значком. Он быстро объяснил двум парням, где найти Чернова, – те были местные и в сопровождении не нуждались. А потом подошёл к Сашке.
– В хоёшую гьюппу ты попадаешь, пьиятей. Витька – он непьохой. Пьявда, с гойовой не всегда дьюжит. Его так все и зовут: Витька Шиз.
– А почему не дружит?
– Не знаю, упай, может быть, когда. Иногда ему кажется, что сьедят.
– Как съедят?
– Ну, сьежка за ним. Чёйный язум. И вообще, шиза – она и есть шиза. Но пайни в бьигаде пьявийные, – Кролик кивнул Сашке на дверь. – Тут в саяе скьяд, баяхьё поючишь, и пойдём.
В сарае Сашка получил чёрные брюки, гимнастёрку, куртку, поношенные кирзовые сапоги с металлическими набойками на подошвах и выгоревшую фуражку с едва различимой надписью «Штурм». Всё это ему завернули в толстый слой обёрточной бумаги.
– Ну как фойма? – иронично осведомился Кролик. – Кьюче, чем в вашем Койпусе?
– Сойдёт. А что, в этом ходить обязательно?
– Ну ты даёшь! – закатился Кролик. – Это тойко дья боёвок, а то пьоносишь до дый, а новую хьен дадут. Ну, может, чеез паю ет, но ты язве стойко жить собияешься?
– Хотелось бы, – мрачно ответил Сашка.
– Кому сийно жить охота, к нам не езет! – наставительно пробурчал Кролик.
Они прошли через частный сектор южной окраины и оказались в развалинах. Раньше здесь был спальный район из престижных, но ещё в начале бесконечной войны его разбомбили. Теперь уже и война не та, и бомбардировщиков ни у кого нет, а полуразвалившиеся высотки зловеще смотрят на город пустыми глазницами. Сашка поёжился от неприятного чувства.
– На всех домах номея, – опять заговорил Эдик, – то есть не на всех, а на тех, где жить не очень опасно. В остайные ючше не заходи, тойко есйи по нужде пьиспичит.
Сашка старался запомнить, куда его ведут, но это было нереально – приходилось всё время смотреть под ноги. Они с провожатым шли, наступая на осколки битого стекла, обходя кучи железобетонных обломков с торчащей арматурой, поросшие по краям колючими кустами шиповника. Иногда Сашка слышал крики, ругань, собачий лай, изредка им навстречу попадались плохо одетые парни.
– Гьяди не вьяпайся, – посоветовал Кролик. – Все, кто здесь живёт, не очень чистопьётные. И… это, у тебя сигаеты не найдётся? Тут гниёт кто-то уже дней восемь. Тут ючше куйить. Нет? Жай, тогда пьёсто дыхание задейживай.
Действительно, откуда-то из развалин потянуло противным запахом разложения. Сашка с Эдиком почти перешли на бег.
– Это, небось, сатанисты язвьекаются. Мы на них обьяву устьяиваи, да этих паязитов всех не пееёвишь. Здесь вообще всякого сбьёда хватает, по одному тойко днём ходим и то озияемся. Хойошо бы тебе, пьиятей, пушку заиметь. На боёвки оюжие выдают, конечно, но ючше иметь своё. Стьеять умеешь? А, забый! Ты же у нас из Койпуса.
Наконец они остановились перед бывшей двенадцатиэтажкой с жирно намалёванным красной краской номером 31. От бомбёжки пострадали только верхние этажи здания, а низ выглядел вполне надёжно.
– Нам сюда, – сказал Кролик. – Это очень хоёший дом, тут сьязу пять бьигад живут, так что ночью по одному вас не пееежут.
Сашка покорно полез за Кроликом в пробоину, служившую входом. Подъезд выглядел как надёжная баррикада и общественный сортир одновременно. У лестницы на мешках с мусором лежал худой долговязый парень в очках и каске. Увидев Сашку с Кроликом, парень лениво направил на них грязный обрез.
– Куда прёшь?
– Не узнай, бьоха пьётивотанковая? – Кролик засмеялся. – Я вам новенького пьивёй…
– Узнал, – отозвался парень. – Всё скачешь?
– Пойзаю, – Кролик подтолкнул Сашку в спину. – Езь чеез мешки.
Сквозь выбитые окна на лестницу проникало достаточно света, и было видно, что все стены густо исписаны ругательствами и множеством имён. Рядом с именами стояли даты – видимо, рождения и смерти. На четвёртом и пятом этажах хлама почти не было и все двери целые. На одной было выцарапано: «Тут живёт Кузя», на другой изображены фаллосы, а под ними красиво, с завитушками, выведено: «Вот вам всем!» Эдик подошёл к самой неприметной двери на пятом этаже и громко постучал.
– Пошёл вон! – крикнули из-за двери.
– Откьивай, пьидуйок, замену пьивёй!
Дверь приоткрылась. На пороге стоял рыжий вихрастый парень с оттопыренными ушами.
– Это Ёва, – важно пояснил Кролик.
– Лёва, а тебе так и Лев, – поправил его рыжий хриплым голосом, почесав грудь под некогда белой майкой. – Заходите, сволочи, всё равно уже разбудили.
Квартира оказалась большой и, по сравнению с подъездом, чистой. На стенах сохранились остатки обоев с приятным геометрическим узором, а на ободранных местах новые обитатели наклеили картинки с крутыми ребятами и голыми девицами. Сашка вздохнул: из Корпуса за такое выгнали бы в момент… Большая комната, служившая в нормальных квартирах гостиной, была переделана под пункт питания: половину её занимал огромный стол, одна из его ножек была сделана из обтёсанного ствола деревца. Вокруг стояли разнокалиберные стулья, табуретки, просто ящики. Сверху стол был накрыт грязным листом фанеры. На фанере валялись огрызки, окурки, громоздились немытые алюминиевые миски и кружки.
– Осмотьейся? – осведомился Кролик. – Садись. Сейчас я тебе командоя добуду.
Сашка осторожно присел на деревянный ящик. Лёва уже исчез в одной из комнат, а больше им никто не интересовался.
– Всё в поядке, – донёсся из коридора голос Кролика. – Жди, с тобой язбеются, а я пошёй.
– Будь здоров, – ответил Сашка.
– И ты не кашьяй!
Вскоре в комнату шагнул огромный светловолосый парень, одетый в аккуратную серую куртку и такие же брюки, встал напротив Сашки и протянул ему руку.
– Олег. Бери своё тряпьё и иди за мной.
Он провёл Сашку в узкий коридорчик позади гостиной и распахнул одну из четырёх дощатых дверей.
– Живём по двое. Твой сосед – Кеша, парень без заскоков, так что поладите. В комнате напротив – командор, я по соседству. Располагайся.
В комнате, куда направил Сашку Олег, обнаружились два деревянных топчана, шифоньер с одной дверцей и тумбочка с красивыми резными ножками. На тумбочке – полуразобранный магнитофон, грязный чайник и набор отвёрток. Стены комнаты были оклеены плакатами с танками и автомобилями, на полу – цветастый линолеум. На дальнем топчане, укрывшись пледом, дремал парень в танкистском шлеме.
Сашка бросил свёрток с формой на пол и улёгся на свободное место. Новую жизнь предстояло начинать с десятью марками в кармане.
– Слышь, ты кто? – спросил его сосед, поворачиваясь.
– Я? Сашка.
– А я Кеша. Иннокентий Янсен, бывший курсант бронетанковых сил. – Парень посмотрел на Сашку раскосыми карими глазами и приветливо улыбнулся. Лицо у него было скуластое, загорелое и, как показалось Сашке, доброе.
– Выгнали?
– Ага, я у них хотел ходовую часть танка бате на ферму угнать. Случайно влетел. На батарейках попался.
– На каких батарейках? – не понял Сашка.
– Ну, я несколько батареек на продажу хотел унести – они дорогие. Неправильно сделал. Надо было взять пяток, а я взял двадцать. Ну, они в шкафчик и не влезли. Утром смотрят, а у меня полный мешок батареек под кроватью стоит. Вот и выперли. Но я у них всё-таки набор отвёрток умотал. – Кеша показал пальцем на тумбочку и продолжил: – И ещё шлем свой на память взял. И спать в нём мягко, и уши не мёрзнут.
Видимо, шлем был не единственной частью униформы, унесённой Кешей на память: на нём были кожаная куртка и приличные кожаные же сапоги – гордость всех танкистов.
– Ты не дрейфь, я у своих кентов не тырю.
– А у меня тырить нечего.
– Наживёшь, – Кеша встал и принялся копаться в магнитофоне.
– А у вас тут электричество есть? – без особой надежды спросил Сашка.
– Какое там! – Кеша так энергично махнул рукой, что шлем сполз ему на глаза. – А вот вода течёт помаленьку. Только если ты её пить собираешься, сначала спирту хлебни, а то с кишками замучаешься.
Через пару минут пришёл Олег с небольшой жестяной коробкой в руках, протянул Сашке.
– Держи, набор новичка.
Сашка раскрыл коробку: внутри она была поделена на два отделения. Слева лежали зубная щётка и крохотная упаковка самого дешёвого зубного порошка, кусок серого мыла, коробок спичек и презерватив в мятой бумажной обёртке; правое отделение было больше – в нём Сашка нашёл вату, бинт, пластиковые ампулы с неизвестными лекарствами и несколько одноразовых шприцев.
– Вот-вот, – со значением проговорил Кеша. – Я тоже сначала ничего не понял, а на самом деле во всех ампулах одно и то же: что-то обезболивающее, на спирту. Но эту дрянь ребята живо используют: кто высосет, кто уколет ради смеха. Я своё, конечно, спрятал, вдруг пригодится!
Сашка закрыл коробку и кивнул на магнитофон.
– Твоя техника?
– Не, что ты! Командору делаю. А ты музыку любишь?
– Смотря какую.
– Ну и ладушки, пошарим вечерком по развалинам, я тут одно место приглядел, детали бесхозные, – Кеша мечтательно зажмурился. – Прошлый мой сосед вообще какой-то неживой был, свалится и спит – ничего ему не надо. Я говорю: Андрюха, давай картон собирать, окна к зиме заделаем, – а ему всё по барабану! А ты как считаешь насчёт зимы?
– Я мёрзнуть не люблю, – признался Сашка.
– Вот и правильно! – совсем обрадовался Кеша.