11
После исчезновения Кеши прошло два дня, во время которых Сашка ничего не ел: у него не осталось сил даже выбраться из комнаты. Он лежал, закутавшись в свои и Кешины тряпки, то приходя в себя, то забываясь. Наверное, Сашка мог бы расстраиваться, что бригада его бросила. Но в минуты просветления он почему-то вспоминал Корпус и всё хорошее, что там было. Тогда он глупо улыбался закопчённому потолку. Потом потолок вдруг спросил:
– Чувствуешь радость?
«Я сошёл с ума. Чокнулся от голода», – понял Сашка и протянул к потолку руку. Рука наткнулась на что-то, на ощупь напоминающее шинельное сукно. Сашка с трудом приподнял голову и увидел над собой Витьку. Того пошатывало, но говорил он довольно громко:
– Я понял, зачем ты здесь. Чтобы испытать меня. Ты – моё последнее испытание. Тебе нужно пить. Когда голодаешь, без воды никак. Мы будем вместе голодать и очистимся. Тогда мы достигнем истинного счастья.
Витька налил из бутылки в стакан какую-то жидкость.
– Пей, это с сахарином, для того чтобы оставались силы.
Сашка выпил. Витька взял стакан и налил себе.
– Ничего нет в этом мире вечного, даже камень высоток рушится, только дух вечен. Покой – это хорошо.
Шиз выпил воду и встал возле Сашки.
– Я научу тебя, как достичь нирваны, – Витька набрал воздуха и затянул: – Аум-м-м, аум-м-м, аум-м-м…
Он стоял, шатаясь, с посеревшим лицом, чёрными кругами под глазами, освещаемый лучами солнца, тянувшимися из окна, и всё твердил эту фразу. Сашка отключился. Перед ним, переливаясь всеми цветами радуги, плыли волны, в ушах молоточком стучал Шизов «аум-м-м»…
Так продолжалось долго. Витька то падал, ударяясь о стол и топчан, то, сделав глоток воды, снова принимался тянуть своё слово. «Он очень крепкий парень, может, даже сильнее всех нас», – краем сознания решил Сашка. То проваливался куда-то, то снова возвращался в комнату…
Потом Сашке привиделось, что и комнаты больше нет, а парит он в мире одного звука, мерного, важного и очень странного. И уже не в городе был Сашка, а неизвестно где. Место это казалось необыкновенным: дома вокруг стояли целыми, вокруг ходили люди, легко одетые из-за дневной жары. Сашка лежал на траве возле одного из домов. Трава была не сухая, степная, а ухоженная и сочная, даже немного влажная, несмотря на ослепительно сияющее солнце. Вставать с неё совсем не хотелось. Подошли какие-то маленькие девчонки, в простых голубых платьицах, и долго смотрели на Сашку, недоумевая, как он мог очутиться здесь. Сашка улыбнулся, и девчонки, хихикнув, словно разоблачённые в какой-то шалости, убежали. Он повертел головой и увидел прохожих: вот мужчины – офицеры, торговцы, рабочие; вот женщины, с детьми и без них. И уже дети, одни, идут, жуют конфеты. Вот родители ведут за руку карапуза, а он упирается, вредничает, стучит ботиночками по асфальту. Карапуз похож на Сашку с давнишней фотографии…
Звук прекратился, и это насторожило. Сашка увидел Илью. Тот сидел на траве рядом и смотрел куда-то в сторону. Потом повернулся и сказал: «Привет! Не думал, что здесь тебя встречу». Сашка приподнялся. Он помнил, что Илья в чём-то виноват перед ним, но в чём конкретно – забылось. «Здесь хорошо, – улыбнулся Илья, – воды много. Хочешь пить?» – «Нет. А где мы?» – «Ну ты даёшь! – Илья рассмеялся. – Да ты оглядись получше!» Сашка ещё раз огляделся. И понял, что дома вокруг такие, каких давно не строили в их городе, – из белых блоков с большими окнами. «Я ведь умер, – тихо сказал Илья, – я от жажды умер. А ты – от голода. Вот мы тут и встретились. Тут всем хорошо». – «Ты врёшь, – Сашка сел, – посмотри на меня. Я живой!» – «Нет. Я тебя предал, ты попал в развалины, а там умер от голода. Ты мёртвый!» Сашка вскочил. Сердце заколотилось в груди, и уже по этому стуку можно было понять, что Илья врёт. Ему вообще нельзя верить, ведь он предатель! Сам только что сказал! «Ты мёртвый», – спокойно повторил Илья. «Нет! – закричал Сашка. – И ты живой, но я тебя убью! Ты предал город!» Всеми силами он потянулся к горлу бывшего друга, но почему-то упал. «Я убью тебя!» – кричал он, катаясь по траве. «Держи его за руки! – закричал Илья голосом Олега. – Шприц, давай шприц». Какая-то женщина в серой шинели наклонилась над ним и прокуренным голосом сказала: «Успокойся, дурень…» Что-то кольнуло в локтевом сгибе. Илья стал сворачиваться и расплываться, комья воздуха падали ему на голову и плечи. Город с целыми домами померк, стал маленьким, превратился в каплю, которая вдруг исчезла. «Это сон, – решил Сашка, – очнусь я дома…»
Он открыл глаза. В ушах шумело, болела уколотая рука. Рядом сидел Хнык.
– Саша, я тебе навар из-под крысы принёс, – радостно сообщил он, протягивая алюминиевую миску. – Он хороший, мы все его пьём, кроме Витьки. А крысу я сам сожрал. Ребята пошли ловушки на развалинах ставить, завтра опять поедим от пуза!
Потом Сашка увидел Олега.
– Ты уж извини, – сказал тот, – мы тебе с перепуга этой гадости накололи, из аптечки. Ну да ведь помогло, а то бросился на Хныка, как сумасшедший.
Сашка хотел ответить, но из горла вырвалось только слабое сипение.
– Да я не в обиде, – продолжал Хнык. – Ты ведь меня с голодухи с кем-то перепутал. Если бы знал, что это я, ты бы не стал, мы ведь одна команда?
Сашка слабо кивнул и потянулся к миске. Крысиный отвар был тёплый и легко проскальзывал в горло. Сашка глотал его и думал, что если сейчас и умрёт, то только от счастья…
Вечером неожиданно вернулся Кеша. Приволок гречневую крупу в пёстрой наволочке и овощные консервы. Крупу тут же рассыпали в бумажные пакеты и разнесли по всем комнатам, консервы Кеша оставил себе.
– Во повезло, – захлёбываясь от радости, рассказывал он. – Я такое место нашёл – закачаешься, правда, пролезть трудно. Тут на окраине бронечасть базируется, так у них подвал рядом со столовкой. Конечно, он на замке, но старый сильно – сверху доски подгнили. Я там по ночам надрывался: шифер разобрал и досок оторвал пару. Быстрее мог бы, но без инструментов никак. Хочешь, завтра вместе пойдём, возьмём больше?
Однако назавтра Сашка был ещё мало пригоден для длительных путешествий, и парни пошли без него. Дома остался только Шиз. Он слонялся по квартире, что-то невнятно бормотал, поедая сухую крупу из пакета. Сашка тоже поел и устроился на подоконнике в ожидании ребят. Они вернулись поздно, с пустыми руками: Кешина кража обнаружилась, и танкисты накрепко заделали крышу подвала.
– Придётся в городе воровать, – сокрушался Кеша, уже лёжа в постели. – Но идти чертовски опасно! Твои же бывшие кореша пристрелить могут. И другого выхода нет. А то сдохнем.
«Воровать, – подумал Сашка, засыпая. – Неужели я смогу?»
С утра пораньше Сашка и Кеша начали собираться. Провожала их почти вся бригада – понимали, что в случае неудачи можно не вернуться.
– Если в городе поймают, ори во всю глотку, плачь, дави на жалость, – советовал Олег. – Не вздумай драться. Ты ростом маленький, Санёк, а сейчас ещё и тощий, тебя пожалеют. С оцеплением не связывайтесь. Оружие не берите. Ну, чтоб вернулись!
«Я иду красть, а если меня поймают, должен делать то же, что делает Хнык», – с ужасом думал Сашка.
На улице Кеша огляделся и махнул Сашке рукой.
– Я знаю, как оцепление обойти. Там, где бронечасть, за колючку вылезем, а залезем севернее. Только ползти придётся, вот что противно.
Колючая проволока считалась официальной чертой города. Сначала город хотели отгородить капитально и даже начали возводить стены, но то ли денег не хватило, то ли отпала необходимость, и теперь стены стояли только на севере – за гвардейским Корпусом, – а остальной периметр обозначали колючка и противотанковые ежи. Сашка глянул на землю. Ползти по ней, по-осеннему стылой, действительно было противно. Но всё же лучше, чем напороться на кордон.
– Там канавы и даже окопы кое-где, – почти виновато добавил Кеша, – в них сыровато…
Сырость, однако, оказалась не самым тяжёлым испытанием. Из ворот бронечасти вдруг выбежали и начали строиться танкисты, и Кеше с Сашкой пришлось лечь и не шевелиться добрых полчаса. Сашка замёрз и только чуть слышно ругался застывшими губами. Зато оцепление гвардейцев они миновали относительно легко. Никто из кадетов не заглядывал в старые полуобвалившиеся окопы. Сашка отметил, что и сам бы не подумал, будто кому-то придёт в голову там пробираться. Влезая через колючку севернее последнего, по утверждению Кеши, поста, Сашка зацепился плечом и вырвал клок куртки. Это его, как ни странно, рассмешило. Вся ситуация была страшная и вместе с тем до того невероятная и нелепая, что он нервно расхохотался. Кеша глянул на него с опаской.
– Ты ржёшь не хуже Шиза. Лучше отряхнись и ботинки травой сухой ототри, а то как бомж, в самом деле…
На остановке около университета пыхтел относительно целый городской автобус. «Если сесть в него и проехать одну остановку, можно попасть в Корпус», – подумал Сашка равнодушно. О том, что недалеко его дом, думать было нельзя.
– Зайдём в магазин, если толпа будет, я у кого-нибудь кошелёк потяну. Ты только рядом стой, прикрывай, – Кеша настойчиво дёрнул Сашку за рукав. – И сделай лицо попроще. А то сразу видно: что-то замышляешь. Кстати, если меня бить начнут, тут же сваливай. На пару куда больше достаётся.
– А ты что, уже кошельки воровал?
– Воровал. Хныку на лекарства. Меня тогда не поймали. И сейчас, кстати, кроме жратвы надо будет этих ампул купить, тут Олег мне название написал.
Кеша замолчал и решительно затолкал Сашку в двери продуктового магазина. Там и вправду была очередь. Наверное, продавали что-нибудь дефицитное, завезённое из другого города. Сашка смотрел, как Кеша ловко ввинчивается в толпу, будто хочет поближе рассмотреть прилавок. Через минуту он так же ловко вынырнул обратно.
– Валим!
Они выскочили из магазина и укрылись в подъезде соседнего дома.
– Не смог? – тяжело дыша, спросил Сашка.
– Это ты бы не смог, – Кеша держал на ладони небольшой матерчатый кошелёк. – Растяпы, как мясо увидели, варежки пораскрывали – никакой бдительности.
В кошельке оказалось восемь марок.
– Надо ещё попробовать, – сказал Кеша, – когда такая пруха, останавливаться ни к чему.
Сашка подумал, что лучше, наоборот, остановиться, пока их не поймали, и не рисковать лишний раз.
– Нам ведь на лекарство уже хватит, а если сою купить или манку, то вся бригада налопается!
– Сегодня налопается, а завтра ноги протянет, – уточнил Кеша. – Кордоны-то, поди, не сразу снимут. Пока везёт, надо брать. И не красней, как девственница!
– Ты вон батареек в части уже набрал, – проворчал Сашка, но Кеша его не слушал.
Парни пересекли проезжую часть, прошли пешком пару кварталов и снова оказались в магазине. Здесь тоже была очередь: давали растительное масло по карточкам. Пахло так, что Сашка почувствовал: сейчас упадёт в обморок.
– Смотри, – шипел Кеша ему на ухо, – вон у бабки деньги из кармана торчат. Я её отвлеку, а ты хватай и живо на улицу.
У щупленькой бабульки действительно что-то торчало из кармана засаленного пальто. «Это не деньги», – хотел сказать Сашка, но Кеша уже протиснулся вперёд и вдруг свалился прямо у кассы.
– Мальчику плохо! – испуганно крикнул кто-то, старушка наклонилась, и Сашка быстро вытащил у неё из кармана свёрток.
«Украл, – стучало у него в голове. – Я, бывший кадет Корпуса, обокрал беззащитную старуху». Сашке стало так противно, что он и не заметил, как выскочил на дорогу. Раздался визг тормозов, тупой удар, и он упал прямо под капот большого красного автомобиля… Вокруг останавливались машины, кто-то крикнул с тротуара: «Вызывайте медпомощь». Водитель – молодой мужчина в отглаженном костюме – выбрался из автомобиля, нервно огляделся и заорал на Сашку:
– Ты очумел, что ли?! Тротуара тебе мало?
Сашка стал осторожно подниматься.
– Вали давай быстрее! – продолжал орать мужчина, и Сашка подумал, что тот, наверное, куда-то опаздывает. Как только он сделал пару шагов с дороги, машина сорвалась с места и на бешеной скорости понеслась по проспекту.
– Им на людей наплевать, – философски заметил старичок в длинном замызганном плаще. – Им своя техника дороже. Ну что, парень, ходить-то можешь, или медиков вызвать?
– Не надо, – сказал Сашка. Идти он мог, только рёбра болели и из носа текла кровь. Он вытер нос рукавом, завернул за угол, в переулок, сел на корточки, прислонившись к серой шершавой стене, вытащил из кармана газетный свёрток. Там были четыре марки и пенсионная книжка. «Я чуть не сдох за четыре марки», – отметил про себя Сашка. Но ему уже не казалось, что жизнь стоит дороже.
