Глава 5. Осознание.

Зазвенел телефон.

- Это ещё что такое? Джонатан? – удивившись, спросил он сам себя. – Кхм… Я слушаю, мистер Уайт.

- Ты меня слушаешь? Так?

- Именно.

- Так вот, слушай меня сюда, гнида ты необразованная…

- Эй-эй-эй, тише, мистер Уайт, не кипятитесь. Неужели так говорят с успешным товарищем по команде?

- С хрена ли ты успешный? Ты какого чёрта на бомбе установил сенсорную панель управления, к тому же без подсветки?

- Великолепно смотрелось, поэтому установил.

- Я тебя найду и зарежу, – заорал Джонатан.

- Да что случилось, в конце-то концов?

- Что случилось? Я тебе коротко объясню. В подвале, куда я спустился, не было света вообще, я будто с выколотыми глазами ходил. Наугад установил бомбу, а потом начал искать ту самую панель для установки таймера, и когда я тыкал по сенсору, и указывал время, исходил звук, будто пищит какая-то крыса, и поэтому я не понял, что вообще происходит. И не понимал бы, если бы ты из-за своей доброты душевной не установил на бомбу звуковой оповещатель, который мне и сообщил о том, что мне нужно валить оттуда, да побыстрее.

- А почему Вы не взяли с собой телефон? Вы хоть понимаете, как я переживал за Вас?

- Ты за свою задницу переживал, так что не надо ездить мне по ушам, – огрызнулся Джонатан.

- Я советую Вам сначала сходить в душ, расслабиться, а затем перезвонить мне, дабы я сообщил Вам великолепнейшую новость.

- Я так и сделаю, но не рассчитывай, что я так быстро успокоюсь. В любом случае, встречу тебя и убью! – сказал Джонатан и сбросил звонок.

- Опа, теперь уже он сбрасывает звонки, – усмехнулся Грин. – Убьёт он меня, как же…и чего ему не понравилась та сенсорная панель? Классная же…ещё и звук прикольный установил, вместо непонятных щелчков, поставил писк, чтобы более отчётливо слышно было. Странный парень…

Джонатан снял свою одежду, и бросил рядом с душевой, а затем включил воду, подождал, пока она нагреется, и только после этого зашёл в кабинку, где, наконец, смог расслабиться.

- Какой же тяжёлый день…я ещё до конца не понял, жив я или мёртв.

Каждый раз, закрывая глаза, он видел сцены, которые происходили только что прямо перед ним. Самым пугающим в той ситуации было то, что он не слышал ни одного крика. За время пока он находился в душе, он больше не говорил, но его голова была полна мыслей.

«Я знаю, почему они не кричали, но это было страшно. Тишина в таком случае пугает больше всего… если бы были крики, я бы и сам мог закричать, чтобы снять хотя бы небольшую часть напряжения. Они просто стояли и ждали, когда в них прилетит тот или иной кусок здания, и разорвёт на части… Эти чипы блокируют в людях всё человечное. Людям просто необходим страх, без этого они походят на роботов намного больше, чем при отсутствии какого-либо другого чувства. Не хочу докатиться до состояния, когда перестану бояться, даже просто думая о таком, я уже начинаю переживать и испытывать страх.

Состояние, в которое я впал, когда пытался убежать подальше от падающего небоскрёба… что это было? Я помню лишь моменты…

Человек повернулся на меня, и зациклился на мне своим пустым взглядом…даже это, уже устрашает.

Небоскрёб упал, и поднялось огромное облако, из-за которого я больше не видел неба перед собой.

Мужчина, который пялился на меня, что-то сказал и после этого ему оторвало голову куском арматуры.

Я побежал.

Что происходит со мной… сейчас я не знаю, что хуже, бояться всего, что со мной происходит или стать таким же овощем, как и прочипованные люди? Нет, ответ я знаю. Страх намного лучше, чем отупевший взгляд и отсутствие желания жить».

Выйдя из душа, парень был «разбит» эмоционально настолько сильно, что даже не понимал, где он сейчас находится. Он с трудом натянул на себя плавки, и направился в свою комнату, по пути споткнувшись о комок своих же вещей, который он бросил рядом с душевой.

Перед лицом возникали образы людей, которые просто стояли и смотрели, как в них с бешенной скоростью летят камни, железки, бруски…как эти люди «распадались на части». Тут же вспомнилось мимолётное мгновение, когда Джонатан, поворачивая голову в сторону небоскрёба, мельком заметил, как огромный булыжник врезается в женщину, а затем вместе с ней летит в стену, и проламывает её. А на месте, где стояла женщина, осталась лежать только её туфля. Единственным, чему радовался Джонатан, это то, что он не видел детских смертей. Иначе он мог не выдержать этого напряжения, которое сейчас навалилось на него. Он был уверен, что дети погибли в том происшествии, но он старался не представлять их, иначе его рассудок мог помутиться.

- Я не хочу больше видеть это… - прошептал Джонатан, лёжа на кровати. – Я не хочу больше вас видеть! – заорал он. – Мне не нужны эти образы, я хочу просто уснуть…

Поднявшись, он нашёл свой телефон, который по случайности оставил дома, и наушники, которые лежали рядом, а затем лёг обратно, на постель, и надел наушники, в надежде, что его любимая музыка сможет отбросить все плохие мысли.

Полчаса мучений прошли настолько медленно, что Джонатан уже мог поверить в то, что целый год уже прошёл, но, в итоге, парень уснул, и смог отвлечься от тяжёлых мыслей хотя бы во сне.

«Тюремный дневник. День тринадцатый.

Сегодня я весь думал о маме, и думаю, что пора написать хотя бы страничку о ней. Конечно же, в будущем я буду часто о ней писать, ведь о ней у меня лишь хорошие воспоминания, а именно они и нужны мне в это нелёгкое время.

Её звали Мира. Мира Уайт. Отец обожал её имя, и всегда с улыбкой произносил его. Конечно, я маму никогда по имени не называл, но мне оно очень нравилось. Для меня она была самым светлым и добрым человеком, как я уже и писал раньше, а вторым, после неё, был отец. Доброта её не заключалась в щедрости или в том, что она мне ничего не запрещала, как ребёнку, а в том, что она всегда проявляла ко мне очень много внимания, всегда брала меня с собой, мы гуляли постоянно. Если честно, то глупое объяснение получилось, ведь она была хорошей во всём. Хоть я и не люблю всякие религиозные сравнения, и вообще к ней я отношусь негативно, но не заявляю при этом каждому встречному. Не люблю, вот и всё. Но сейчас я хочу сравнить маму с ангелом, ведь судя по различным описаниям, она именно ангел, который всегда меня оберегал, любил и не предавал. С того самого момента, как я стал более менее сознательным человеком, то есть, лет с четырёх, я сразу же понял, что моя мама самая лучшая.

Со здоровьем у неё всегда были проблемы, но я не всегда это понимал, и за это сейчас виню себя. В принципе, я был ребёнком, и как всем, мне был присущ в этом возрасте эгоизм. У неё всегда было затруднено дыхание, и она часто кашляла, бывали моменты, когда она не успевала скрыть после кашля свой платок, который был запачкан кровью. Но настолько плохо всё стало лишь на последнем году её жизни. Как мне потом рассказал отец, её лёгкие не выдерживали и постепенно подвергались саморазрушению, и это не могли вылечить… Смешно, прогресс идёт, технологии развиваются, придумали чипы, а лечить людей так и не научились. Умеем контролировать, но не умеем присматривать за «питомцами». Терпеть не могу наш мир за такое лицемерие. Сколько же раз мне говорили: «Сходи с отцом, помолись!». Но мы никогда не ходили в церковь. Кстати, моя точка зрения по отношению к религии досталась мне именно от родителей, и мой отец ни за что не повёл бы меня в церковь. Думаю, что если вдруг я бы стал верующим, он бы и слова плохого мне не сказал, но всё получилось именно так, как есть сейчас, и в этой реальности я атеист. Самое интересное, что когда мама больше не смогла держаться и умерла, нам начали говорить, что это всё, потому что мы не ходили в церковь и не верили в Бога. Опять же, смешно. Люди, которые верят в Бога и спасение в будущем, сами же и толкали нас в пропасть отчаяния, раз за разом, пытаясь доказать, что это именно наша вина в том, что мама не смогла вылечиться. По правде сказать, мы не злились на них, так как практически всегда ходили в наушниках, и даже не слушали их бредни.

Вернусь к хорошим воспоминаниям, а то забрёл не в ту степь…

Мама, не смотря на своё состояние, всегда ходила со мной гулять, не пропускала рабочие дни, следила за домом. Словом, она была примерной матерью и женой, мечтой для любого. Её кожа была белой, а волосы тёмными, скорее даже черноватыми. Глаза тёмно-карие, тоже практически чёрные, как и волосы. Бледновато-розовые тонкие губы. Небольшой прямой нос. Она всегда ухаживала за своей внешностью, но не увлекалась. Макияжа на ней не было много, она не любила краситься. В этом и было счастье для них обоих. Ей не приходилось тратить время каждый день на эту рутину, и от этого она была довольна. Отцу нравилась её естественная красота, и поэтому он мог в любой момент взглянуть на неё, и обрадоваться. Ну, чем же не счастье? Ресницы у неё от природы были длинные и красивые, а взгляд мягкий.

Помню, как лёгкими прикосновениями своих ладоней, она обхватывала моё лицо и нежно целовала в лоб…это ощущение незабываемое, и даже сейчас вызывает мурашки по всему моему телу. Её прохладные пальцы практически мгновенно становились тёплыми, когда она прикасалась к моему лицу, поэтому ощущения были ещё более яркими и приятными.

Мира…всё же, я понимаю, почему отец всё время улыбался, произнося её имя. Иметь любимого человека, до такой степени, что даже имя доставляет тебе удовольствие – это прекрасно. Отец всегда шёл слегка впереди нас, но всегда оборачивался, и улыбался, после чего подходил, обнимал маму, иногда даже целовал, и, кстати, меня это никогда не заставляло невольно отворачиваться и кривить лицо, как это показано во многих фильмах, а наоборот, так я понимал, что мои родители нужны друг другу.

Она была небольшого роста, на голову ниже отца, кстати, сейчас я был бы примерно на голову выше своего отца, думаю, что она была бы рада меня увидеть таким большим…и отец тоже…

Её улыбка всегда грела моё сердце. Пусть я тогда был её маленьким мальчиком, который толком ничего не понимал, но даже в том возрасте это заставляло меня улыбаться ей в ответ. Улыбка родителя даёт ребёнку понять, что он любит его, не злится ни на что, что он в хорошем настроении, и готов поболтать, погулять или что-то ещё. Это даёт уверенность и спокойствие.

Жаль, что я больше никогда не увижу их улыбки…»

- И чего это он мне не звонит? – недовольно пробубнил Грин, глядя на огромный экран. – Ещё двое, кроме нас, выполнили задачи, и один получил чуть больше баллов, чем мы. И ещё трое выбыли из игры. Даже не знаю, пройдёт ли этот этап хотя бы половина? Нет, ну идея «Взорвать военную базу» - это самое последнее, что я мог себе представить. Тупее уже некуда. Видимо, решили с самого первого задания показать себя лучшими, и наложили огроменную кучу себе же в штаны. А вот обрушить часть Жуньянского моста – это сильно…готовились явно не один день, как мы, да и вложились в это дело хорошенько. Тем не менее, обогнали нас лишь на пять сотен баллов, а это не так страшно. Позвонил бы сейчас Джонатану, он ведь не знает ещё, что мы с феноменальным успехом проходим дальше, в то время как многие претенденты уже на том свете бегают. Эх, как же я рад, что ещё немного пожить смогу. Всё же, позвонить надо, а то уже четыре часа дня, а он даже не обедал.

Как только Грин взял телефон в руку, раздался звонок.

-Алё, Грин, небось уже подумал, что я забыл о своём диком желании убить тебя? – усмехнулся Джонатан.

- Не кипятитесь, мистер Уайт. Давайте-ка, я Вам сообщу очень хорошую новость. Скорее, это даже девять хороших новостей.

- Валяй, всё равно нежилец уже.

- Хватит уже повторять одно и то же.

- Пока не извинишься, я не перестану угрожать тебе, – хмыкнул Джонатан.

- Мы в детском садике играемся что ли? Ну, случилась парочка промашек, но и Вы не без греха, мистер Уайт, так что завязывайте уже с этим цирком.

- Ну-ну, а я ведь действительно заставлю тебя перед смертью нарядиться в костюм клоуна и прыгать через горящие кольца.

- Из-ви-ни-те ме-ня, мис-тер Уайт! Так Вам лучше?

- Ты забыл волшебное слово. Я не впечатлён.

- Чего? Какое ещё волшебное слово?

- Ты даже такого не знаешь? Ну, поищи в своей базе знаний, ты же такой умный, и возможности у тебя широкие.

- Сейчас, посмотрю… Сизам откройся…Ахалай-махалай… что это за ересь? – возмутился Грин.

- Слово «Пожалуйста»… необразованная обезьяна. Никаких манер.

- Пожалуйста.

- Что «пожалуйста»?

- Всё, с меня хватит, мистер Уайт, я сейчас, как никогда, близок к тому, чтобы послать Вас подальше, так что не выводите меня из себя, не нервируйте. Просто послушайте, что я Вам скажу. Мы успешно выполнили задание, и нам начислили сначала 13017 баллов, но затем поступили данные о том, что ещё тысяча людей скончались в больницах, и поэтому у нас теперь 14017 баллов. Кроме нас прошли испытание только два участника, а ещё восемь других выбыли их игры. То есть, до конца дня ещё двадцать один участник должен завершить первое задание, иначе они будут дисквалифицированы.

- Стоп, ты говорил, что у нас полгода есть на эти «происшествия».

- Всё верно, но самое первое должно быть произведено прямо сегодня, не позже полуночи. Об этом знают только кураторы.

- Вообще-то, практически всё об этой игре знают только кураторы, так что для меня это не новость. Ладно, получается, что сегодня мы убили 14017 человек?

- Нет, около 6000 было начислено за разрушения, и 100 за то, что мы сделали это первыми, итого, примерно 8000 жертв из-за сегодняшнего взрыва. Как тебе?

- Ты думаешь, что я буду радоваться и прыгать от счастья? Закачу пир на весь мир, и буду трубить об этом каждому прохожему?

- Ну, не совсем так, но всё же, это достойно похвалы.

- Ты уверен, что наши действия достойны похвалы?

- Ну, не знаю, даже учитывая то, что сейчас мы живы – это уже немалый успех, если честно.

- Надеюсь, что нас не раскрыли, и не начнётся охота на меня?

- Пока что нет, но не всё так гладко, как мы можем себе представить. Сейчас они могут ещё обрабатывать данные, и если Вы где-то засветитесь, тогда пиши – пропало.

- Обрадовал… Ты уже придумал что-нибудь на следующий раз?

- Вы с ума сошли? Я ещё не успел достаточно порадоваться за сегодня, а Вы уже спешите в завтрашний день.

- Зря ты так радуешься, ведь следовало бы хорошенько обдумать наши дальнейшие действия, или, по крайней мере, выбрать следующие цели. Мы в любой момент можем провалиться, и тогда радоваться будет нечему. Советую тебе напрячь свой обезьяний мозг на эти полгода и помочь мне выполнить все задания, иначе мы оба сдохнем, так и не пожив толком.

- Обезьяний мозг? Обезьяний? Слушай, ты, троглодит, я не знаю, из какой ты пещеры вылез, но будь добр, контролируй свои эмоции и свой язык, а то слишком уж ты распустился.

- Снова перешёл на «ты», значит, когда ты сильно злишься, тогда и считаешь нужным говорить со мной, какс обычным человеком? – усмехнулся Джонатан. – Ладно, позволь-ка спросить. Как ты отключил свой чип?

- Отключил? Я его и не отключал.

- В смысле? Но на тебя же он не действует. Если ты его не отключал, значит, ты его как-то блокируешь?

- Нет, я его удалил, вот и всё. Вытащил из своей головы.

- Вытащил? – ужаснулся парень. – У-у-у…больно было, наверно…

- Не глупи, куча обезболивающих препаратов, и вперёд. Ничего сложного, но скажу честно, ковыряться в своей же голове неприятно, и тебе не советую этого делать.

- Мне бы тоже не помешало его извлечь, а то он начал меня бесить. Раньше хотя бы я просто отключался и не мог контролировать тело, но в это время оно было обычным овощем, и ничего странного не делало, но когда падал тот небоскрёб, случилось совершенно другое. Я помню только моменты, но могу с полной уверенностью сказать, что это было не то обычное состояние беспомощности и отсутствия страха, скорее, мне искренне хотелось увидеть, как умрут другие, увидеть реки крови и всё в таком духе. Хоть я и был в полубессознательном состоянии, но некоторые моменты всё же помню, и уж тем более это отвратительное ощущение.

- Кстати, на счёт этого я и переживал всё сегодняшнее утро. Я же забыл тебе сказать, что для того, чтобы кураторам было легче работать и управлять своими «учениками», мы загрузили вам в чипы кое-какой вирус, и куратор может его активировать, когда ему это будет угодно. Я тебе тоже загрузил, по своей глупости, но это было обязательным пунктом для принятия участия в этих соревнованиях. Видишь ли, так как твой мозг отвергает чип, я не могу им управлять, и, соответственно, получается такая ситуация, что вместо того, чтобы быть обычным овощем во время активации твоего чипа, ты становишься кровожадным убийцей.

- Ты серьёзно? – удивительно спокойно спросил Джонатан.

- Серьёзно, но могу сказать, что это делалось лишь для того, чтобы участники в случае, если они больше не захотят этим заниматься, могли подвергнуться влиянию этого вируса, и продолжать подчиняться без всякого угрызения совести и страха.

- Удали эту хрень из моей головы! – заорал Джонатан. – Ты понимаешь, что из-за этого мы сегодня чуть не провалились? Ты идиот, я не зря сказал, что у тебя обезьяний мозг.

- Ну, подожди, сам подумай, откуда я мог знать, что ты будешь хорошо ладить со мной, и добровольно будешь подстраивать все эти происшествия? Мне нужна была гарантия, но её я не получил…и за это извиняюсь.

- Ты в курсе, что от тебя одни проблемы? Удали этот вирус с моего чипа, а лучше вообще убери его из моей головы, так будет ещё лучше.

- Прости, но до того момента, пока мы не победим, мы не можем встретиться. Это запрещено правилами, и за этим очень жёстко следят.

- У нас дополнительные проблемы из-за этого. Мы не знаем, в какой момент среагирует мой чип, и что в таком состоянии произойдёт.

- Всё спланируем, и тогда будем решать, что делать.

- Ага, как и сегодня? Знаешь, Грин, сегодня был просто замечательный план, который, в итоге, можно было оценивать примерно, как один к ста, что он увенчается успехом. Неплохая оценка для плана, от которого зависят наши жизни? – возмутился Джонатан.

- Но он удался? Удался! А у тех, кто неделями сидели и кропотливо работали над своими заданиями, пролетел со свистом, точнее, пули в их головах пролетели со свистом.

- Следующий раз не должен быть связан с взрывом, понятно? – спросил парень.

- Почему это?

- Нас спалят, идиот! Вычислят, как нехрен делать, и к тому же, мне кажется, что запас везения за всю свою жизнь мы уже израсходовали сегодня.

- О-о-о! Ещё один участник выполнил задание, но у него всего 8690 очков, он отстаёт от нас практически вдвое.

- Это не показатель, ведь мы не знаем, сколько в следующий раз получит он, и сколько получим мы. Кстати, откуда тот участник, который опередил нас?

- Сейчас, секунду, я проверю… - задумчиво ответил Грин, уже пытаясь найти этого человека в базе. – И так, Чэнь Син, китаец, действует естественно в Китае. Сорок пять лет, щуплый, невысокого роста…

- Мне нахрен не нужна его внешность, я не собираюсь с ним детей рожать!

После этой фразы Грин громко заржал, и несколько раз ударил кулаком по столу, и примерно полминуты ещё не мог успокоиться после этого.

- Кхм…ну, ты даёшь… - пытаясь больше не смеяться, продолжил Грин. – Так вот, этот мужик химик по специальности. До чипования был профессором в университете… Хм, молодой профессор, а значит, очень умный. То, что ему имплантировали чип, означает, что его способности возросли в несколько раз… а это уже означает, что у нас возникли некоторые проблемы.

- Ну, и почему же? Этот химик долго не протянет, ум сейчас далеко не самый важный фактор. У тех, против кого мы сейчас играем, намного больше людей, и они намного умнее того химика, поэтому толку от его мозгов попросту нет, он с ними ничего не сделает. В нашей ситуации он бы давно умер, подорвавшись вместе с бомбой под небоскрёбом. Хотя, он бы и не дотащил туда бомбу.

- А если он сделает какой-нибудь сильный раствор, разъедающий всё, что угодно? Смотри, в таком случае, он толстые предметы, к примеру, колонны, держащие мост - берет без особого труда. Кстати, он ведь подорвал мост, поэтому думаю, что можно порассуждать, как он это сделал, без особых физических способностей. Если этим раствором он натёр те самые колонны, и они от этого стали крайне хлипкими, тогда ему не понадобились бы мощные заряды бомбы. Он мог бы, и небольшим куском тротила ограничиться.

- Бред всё это. Такой раствор ещё придумать надо, да и вообще, хватит придумывать всё что угодно. Тебе нужно писать книги в жанре «фантастика». Точно продвинешься далеко.

- Ладно, сейчас нам нужно переживать о том, как бы продержаться на плаву до конца соревнований. Может получиться и такое, что до четвёртого задания все конкуренты вылетят, и мы останемся одни. Нужно быть осторожными.

- Подумай пока на счёт нашей следующей цели, и проанализируй работу других участников, может нам что-то поможет. У них могут быть неплохие идеи, которые дадут нам толчок для следующего задания.

- Понял, мистер Уайт, буду стараться.

- Снова ты… - начал говорить Джонатан, но Грин тут же сбросил звонок. – Козёл…

Джонатан пошёл на кухню, и открыл холодильник. Парень совершенно не удивился, когда увидел в нём абсолютное «ничего». Он оделся, и решил сходить в магазин, чтобы прикупить чего-то, а то его желудок был такой же пустой, как и холодильник, а если бы он промедлил ещё немного, тогда его организм начал бы процесс самопожирания. Желудок дико урчал, да, и сам живот уже буквально присох к позвоночнику, а такое ощущение Джонатану не нравилось, хотя он регулярно его испытывал в тюрьме.

«Тюремный дневник. День семнадцатый.

Моё питание здесь оставляет желать лучшего…намного лучшего. Хотя, я, конечно же, признаю, что если бы меня здесь кормили, как на каком-нибудь курорте, и устраивали бы мне каждый вечер «шведский стол», это было бы совершенно несправедливо по отношению ко всем остальным людям. Могу сказать больше, что даже здесь можно лучше питаться, чем бездомные. Даже малообеспеченные люди, которые целыми днями горбатятся на работе, а потом приходят домой, зачастую не могут себе позволить даже этого. Поэтому, если бы меня здесь кормили хоть немного лучше, то это было бы несправедливо по отношению к большинству людей, но жаловаться я всё равно не перестану, ведь еды-то мне не хватает.

Каша овсяная, два куска хлеба, чай, и вот весь завтрак. В общем-то, можно назвать «завтрак спортсмена», но дело в том, что в течение дня эта «спортивная диета» практически не меняется, а из этого следует, что у меня весь день сплошные завтраки с небольшими модификациями в виде жалкого кусочка мяса, ещё и непонятно чьего мяса, и дополнительного куска хлеба.

Здесь есть заключённые, которые раза в два больше меня, но от этого их порция больше не становится. Честно говоря, я не представляю, как они выживают. Я бы уже умер от голода с такими габаритами и с такими порциями еды…»

Зайдя в магазин, Джонатан сразу же обратил внимание, что ничего в людях не изменилось, хотя он и не рассчитывал, что какое-то событие вообще способно их разволновать, но тогда зачем устроили эту игру, в которой он сейчас участвует, если она не никак не воздействует на общество?

- Да уж, действительно странно. Не понимаю я ничего в этом… - пробубнил он себе под нос.

- Вы что-то хотели? – прозвучал голос из-за спины.

- Нет, спасибо, я и сам выберу, что мне нужно.

- Если понадобится какая-нибудь помощь – просто позовите, – сказал продавец, а затем ушёл на кассу.

Джонатан сейчас находился в маленьком магазинчике, в котором продавалось всё самое необходимое, начиная самыми распространёнными таблетками, и заканчивая фруктами и овощами. В магазине была всего одна касса, и соответственно один продавец. Практически каждый магазин в городе был наподобие этого, в них не было ни охраны, ни камер наблюдения, хотя, в таком-то обществе ничто из перечисленного не нужно было. Джонатан набрал всего понемногу и направился к кассе.

- Это всё?

- А то ты не видишь? – хмыкнул Джонатан, а затем вспомнил, что ему сейчас необходимо быть вежливым, чтобы не обнаружить себя. – Эм…Да, это всё.

- У вас какие-то проблемы? Нужно вызвать отряд контроля общества?

- Нет, спасибо, не требуется.

Через несколько минут Джонатан уже был на улице, и оглядывался по сторонам. Везде был снег, даже не смотря на то, что на улице уже начало темнеть, снег всё равно создавал впечатление, будто всё ещё день. Снегопад не прекращался, хоть снежинки и были мелкими, но чувство наслаждения от этого не уменьшалось. Сама картина, которая предстаёт перед тобой в такие моменты, заставляет трепетать сердце всё сильнее и сильнее. Удручало лишь то, что вокруг были лишь унылые люди. Ни одного ребёнка не было в округе, и вообще, Джонатан уже очень давно не видел кого-то младше шестнадцати лет. Старшеклассники ещё встречались, но дети возраста детского сада и начальных классов школы, вообще не появлялись на улице, будто они и жили в этих самых школах и детских садах. Повернув голову в сторону, где утром он взорвал бомбу, он увидел, что столбы дыма, которые совсем недавно заполоняли всё небо в том месте, теперь исчезли, и небо вновь стало чистым. Так хотелось скомкать крепкий снежок, сделать его твёрдым, отполировать руками до идеально округлой формы, запустить высоко в небо, а затем наблюдать, как он падает на землю.