Кабинеты начальников почти всегда ничем не примечательны, но Аллан, казалось, старался установить новый рекорд бездушия. На полках не было ни одной книги, только непомеченные папки с военными сокращениями на пожелтевших этикетках, ни одной фотографии на письменном столе, нигде ни малейшего намека на украшение, не было даже дипломов на стенах. Ни клюшки для гольфа, ни блесны, ни значка футбольного клуба, ни руководства по эксплуатации газонокосилки.

– Итак? – сказал Аллан, вперив в Бергера грозный взгляд.

– Я все сделал, как ты хотел, – ответил Бергер. – В точности. Не говорить ничего, пока у меня не будет доказательств. Если велосипедистка не доказательство связи между этими тремя случаями, то слова «доказательство» просто не существует.

– А потом ты произнес слово на «С».

– Перед коллегами, не журналистами. Они обязаны так же строго соблюдать служебную тайну, как ты и я.

– Но в случае чего они меньше теряют.

– Мне есть что терять, но я не уверен, что так уж много, – сказал Бергер. – Стильное наименование «инспектор уголовной полиции с особыми полномочиями»?

– Твою жизнь, – ответил Аллан.

– Мою жизнь? И это говоришь мне ты, Аллан, сидя в этом вот безжизненном кабинете, который является центром твоей вселенной?

– А как выглядит твое рабочее место?

– У меня нет стен, которые я мог бы оживить.

– Впрочем, у тебя же есть фото в рамке, я знаю, оно очень уютно смотрится в твоем углу. На нем ведь Триумфальная арка? L’Arc de Triomphe?

– Прекрати, – сказал Бергер.

– Они больше не часть твоей жизни. Они далеко. Твоя жизнь сейчас здесь. И только здесь. И ты не хочешь ее потерять.

– Что ты всем этим хочешь сказать, Аллан?

– Как известно, я скоро выйду на пенсию. И я рассчитываю, что ты займешь мое место. Тебе есть что терять, Сэм. И тебе не следовало говорить те слова. Только из-за того, что ты их произнес, мы в ближайшие дни прочтем об этом в газетах.

– Три пропавших девочки пятнадцати лет. Две из них исчезли больше года назад. Это серийный убийца, уверяю тебя, серийный убийца, который почему-то специализируется на пятнадцатилетних девочках.

Аллан не отрываясь смотрел на Бергера. Потом повернулся и выдернул лист бумаги из стопки на столе.

– Ножи, – сказал он, сопроводив это жестом, который трудно было понять. – По мнению Робина, самодельные. Национальному экспертно-криминалистическому центру, нашему дорогому НЭКЦ, пришлось сделать нечто необычное, а именно металлургическое исследование. Литье железа дома – такая редкость, что какой-нибудь из этапов процесса, вероятно, можно отследить.

– Возможно, еще и само умение, – сказал Бергер. – Откуда, черт возьми, он знает, как отливать ножи, так что они летят прямо, а не крутятся? Резонно предположить, что у него техническое образование.

– Такое исследование тоже проводится, – заверил Аллан. – Робин вообще развил очень бурную деятельность, у него составлен целый список, озаглавленный «Работа над ошибками». Тебе это о чем-то говорит?

– Нет, – как ни в чем не бывало ответил Бергер.

– В списке значатся: ножи, механизм ловушки, кольца для троса, новая стена, пылесос, лабиринт.

– А токсикологическая экспертиза?

– Я еще не добрался до отчета Судебно-медицинского управления. Я хотел бы сначала пункт за пунктом просмотреть список Робина, если ты не возражаешь. И должен сказать, что пункт после ножей – механизм ловушки – сформулирован иронично. Тебе не кажется, Сэм?

– Без понятия. А лабиринт?

– Так вот что тебя интересует? – пренебрежительно сказал Аллан. – Имей терпение; мы пройдемся по всему списку по порядку. Итак, механизм ловушки.

В этот момент мобильный Бергера проявил хороший вкус и сыграл роль будильника. Хотя, собственно говоря, это завопил сигнал вызова. Без особой спешки Бергер достал телефон из кармана пиджака и, пока тот визжал, как умирающая свинья, сказал:

– Я должен ответить.

Под истеричное хрюканье он смотрел, как Аллан в конце концов делает нетерпеливый, но в то же время и одобрительный жест. Бергер ответил, назвав свое имя, но больше не произнес ни слова за все время разговора. Потом он просто встал, положил телефон во внутренний карман и сказал:

– Нам придется продолжить в другой раз, Аллан.

С совершенно невозмутимым видом Бергер вышел из кабинета и старался неспешно идти по коридору, пока не убедился, что находится вне поля зрения Аллана. Тогда он прибавил шагу.

Бергер бегом спускался по лестницам и проносился по коридорам. Миновав еще пару лестниц и проходов, он добрался до двери без таблички и дернул за ручку. В разных концах небольшого помещения за голыми письменными столами в окружении книжных шкафов сидели трое мужчин. Все подняли взгляды на ворвавшегося к ним Бергера, хотя без малейшего намека на интерес. Он метнулся дальше, к нескольким дверям в глубине комнаты и распахнул левую. Строгая женщина лет сорока с небольшим оторвалась от целого леса из компьютеров и повернулась в его сторону. Вид у нее был не такой суровый, как обычно, и мышиного цвета волосы были взъерошены.

– Силь, – выдохнул запыхавшийся Бергер.

– Сам Сэм? – холодно сказала Силь.

– Давай же, рассказывай!

– Вестерос, – начала Силь и махнула рукой в сторону ближайшего монитора. – Мотоклуб. Местное телевидение действительно было там, но репортажу пришлось уступить место в эфире спортивным новостям. Очевидно, хоккей. Материал не сохранился, но оператор нашел диск с бэкапом. На нем есть несколько несмонтированных записей.

– Ты сказала, тебе есть что показать, – коротко прокомментировал Бергер.

Силь смотрела на него взглядом, находиться под которым было не слишком уютно. Потом она кликнула мышкой, и на экране появилось сильно дрожащее изображение.

В первую очередь в глаза бросались зимний пейзаж и несколько одетых в кожаные жилеты тучных мужчин, прижатых к земле полицейскими: как минимум по двое полицейских на каждого члена банды. Из среднего среди пяти слабо различимых зданий выводили бледную, истощенную совсем юную девочку, закутанную в одеяло. Пока она приближалась к камере, Силь пояснила:

– Оксана Хаванска, четырнадцати лет. Потом получила в Швеции убежище. Говорят, что живет в Фалуне с новыми документами, учится в шведской школе. А вот сейчас смотри.

Камера развернулась, и перед объективом промелькнули люди по другую сторону ограждения, а потом появилось изображение молодого человека с микрофоном, который пытался поймать людей для интервью. После явно неудачной попытки заговорить с полицейским чином, решительно сунувшим микрофон в рот репортеру, он в растерянности обернулся к любопытствующим зрителям. Силь ускорила запись, на которой зеваки торопливо проговаривали в забрызганный слюной микрофон одну-другую бессмысленную реплику, но звук при этом отключился. Когда камера описала полукруг, в объектив попал велосипед.

Пока в кадре было только одно колесо, Силь переключила просмотр на нормальную скорость. Звук вернулся. Голос репортера звучал невротически.

– А как вы оказались здесь? – спросил он, пока оператор пытался навести резкость, снимая колесо велосипеда. Наконец, ему это удалось, и он поднял камеру.

Это была она. Велосипедистка. Простая возможность наблюдать, как движутся мышцы ее лица, вызывала невероятные ощущения.

Как будто она только сейчас обрела реальность.

А с мускулатурой лица в самом деле происходило немало. Как будто она отражала крайне сложный мыслительный процесс. Ее торс уже подался назад, готовясь уехать на велосипеде прочь. Но вдруг язык тела полностью изменился, и женщина ответила:

– Я просто случайно ехала мимо.

«Неожиданно низкий голос», – подумал Бергер и переключил внимание на лицо.

– И что вы об этом думаете? – запальчиво спросил репортер.

– О чем именно я должна что-то думать?

– О полицейской операции против банды мотоциклистов.

Женщина махнула рукой куда-то за плечо репортера и сказала:

– Они явно вызволили кого-то, кто был похищен. Это очень хорошо.

Бергера удивила сила посетившей его мысли: «Тебя бы ко мне в комнату для допросов».

– Спасибо, – сказал репортер, судя по всему, искренне. – Как вас зовут?

Бергер похолодел. Впился взглядом в экран.

Снова игра мимики. По похожей на предыдущую схеме. Потом женщина ответила:

– Натали Фреден, но вы же не собираетесь показывать эту чушь по телевизору?

– Пауза, – тут же произнес Бергер.

Краем глаза он видел, что лицо Силь на десяток сантиметров приблизилось к экрану. Как и его собственное.

– Что скажешь? – спросил он.

– О чем? – спросила Силь, не отрывая взгляд от монитора.

– Что это было?

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Да ну же. Что она только что сделала?

Бергеру пришлось признать, что Силь не Ди. Очень умелая, когда речь идет об архивах, но не так хороша как аналитик. Он ценил Силь – они вместе учились в Высшей школе полиции, она единственная до сих пор позволяла себе обращаться к нему фамильярно, она была звездой, когда речь заходила о компьютерах, о том, чтобы искать и находить вещи, у нее острый ум в ее области, – но вдруг Бергер ощутил, что ему не хватает взгляда Ди.

«Микрометеорология», – вспомнил он и усмехнулся.

Силь смотрела на него скептически. Он сказал:

– Реплика звучала так: «Натали Фреден, но вы же не собираетесь показывать эту чушь по телевизору?» Что это было?

Силь напряженно моргнула пару раз и ответила:

– Полагаю, ты хочешь знать, нашла ли я какую-нибудь Натали Фреден?

– Безусловно. Как можно скорее. Но сначала именно вот это вот.

Он увидел, как у Силь напряглась шея. Наконец, она произнесла:

– Выглядит так, словно она задумалась, прежде чем сказать свое имя. И еще она задумалась, прежде чем начать отвечать.

– И она называет имя, которое, может быть, совсем не ее, – сказал Бергер. – Но потом?

– О’кей. Она называет свое имя и потом очень быстро добавляет, что эту чушь не стоит показывать по телевизору. Что-то вроде того.

– Почему?

– Нет, я не знаю. Почему?

– Потому что она хочет быть уверена, что это не покажут по телевизору. Но вместе с тем она называет имя. Для кого?

– Только не преувеличивай, – сказала Силь. – Поскольку она назвала имя, оно очень легко может оказаться в эфире. Хотя бы в виде текста. Внизу экрана, чтобы представить говорящего. В тот раз передача не вышла, вместо нее был хоккей, но женщина не могла этого знать. Если она не хотела, чтобы ее имя прозвучало по телевизору, она могла бы его просто не называть.

– Ты права, – задумчиво проговорил Бергер. – Несомненно, это рискованно. В то же время решение назваться она приняла сознательно. Почему?

– Черт, Сэмми, – воскликнула Силь. – Прошло почти два года. Она говорит не с тобой.

Бергер почувствовал, что, как ни странно, краснеет.

– Я имел в виду не себя, я имел в виду полицию в целом. Но хорошо, на этот вопрос можно поискать ответ позже. Итак, ты нашла человека с довольно необычным именем Натали Фреден?

– Таких в Швеции немного. Это Вестерос. Ты хочешь отталкиваться от Вестероса, нам принять его за точку отсчета? Она сама оттуда и потом расширяет свое поле действий?

– Не знаю, – признался Бергер. – Я даже не уверен, что Юлия Альмстрём – первая жертва. В Вестеросе есть хоть одна Натали Фреден?

– Нет. Только в Стокгольме.

– Одна-единственная?

– Три. Одна – грудной ребенок в Фарсте. Другая ходит в четвертый класс в школе в Альвике. Третьей тридцать шесть лет, и она живет около площади Уденплан.

– Черт возьми, – сказал Бергер. – Что еще?

– Больше почти ничего, я не все успела. Но о ней и информации мало. Квартира на некой улице Видаргатан. Установить слежку?

– Немедленно. И напиши мне все, что удалось о ней узнать. Паспорт? Водительские права? Идентификационный номер?

– Я пришлю по мейлу все, что знаю. Но у меня нет ничего из вышеперечисленного.

– Нам придется устроить глобальный поиск, – сказал Бергер, уходя. Через пару секунд он снова просунул голову в закуток Силь и добавил: – Спасибо.

Потом время проявилось в двух следующих друг за другом формах. Сначала все развивалось быстро и непонятно, так быстро, что почти невозможно было за всем уследить. Бергер стоял у доски, и все больше и больше людей подбегали к нему, сообщали свежие данные и убегали за новой порцией. Он пытался суммировать информацию, насколько это было возможно на старомодной доске, прикрепляя магнитами записки и рисуя стрелки и линии.

Ни паспорта, ни водительских прав, никаких фотографий, кроме уже имеющихся. Но в контракте на квартиру на Видаргатан указан идентификационный номер. И есть план этой квартиры.

– Кажется, она не очень дружит с технологиями, – сказала Ди. – Ни фейсбука, ни твиттера, ни инстаграма, по крайней мере не под этим именем. Никакого легко вычислимого адреса электронной почты. Ни блога, ни собственного сайта.

– Такое вообще возможно в наше время? – спросил Бергер.

Подошел Самир, почесал бороду.

– Декларации, – сказал он, помахав бумагами.

– Хорошо. Есть место работы?

– Нет, в декларациях указаны только небольшие суммы в последние четыре года. До этого вообще никаких деклараций.

– Небольшие суммы?

– Из разных мест, и всегда не больше двадцати-тридцати тысяч крон. Я попытался разыскать пару работодателей, но пока не получил ответа.

– О какой работе идет речь?

– Непонятно. Возможно, услуги офисам. Может быть, уборка. Не получается установить. Предприятие по лизингу персонала.

– Продолжай, – сказал Бергер, закрепляя декларации на доске. Он не отрывал от них взгляда, изучая педантичную подпись, которую явно можно было расшифровать как «Натали Фреден».

– Отчет с Видаргатан, – произнес голос за спиной у Бергера. Он обернулся и увидел молодого опера, чье имя вылетело у него из головы.

– И что там?

– В квартире никого, – ответил молодой человек, в то время как Бергер все еще пытался нащупать в памяти его имя.

– Только не говори, что какой-то идиот пошел туда и позвонил.

– Внешнее прослушивание и тому подобное. И посменное наружное наблюдение. Фотографируем входящих и выходящих.

– Спасибо, – сказал Бергер и, когда тот уже направился к выходу, добавил: – Спасибо, Раймонд.

Бергер повернулся к доске и задумался о двух моментах. Во-первых, что в данном контексте означало «и тому подобное», и во-вторых, где, собственно говоря, находится Видаргатан. В итоге он просто стоял и пялился на ничем не заполненный участок белой доски. Потом снова обернулся.

– Черт побери! – заорал он в направлении офисной зоны. – У нас есть идентификационный номер, должна же быть возможность узнать больше. И быстрее. Если она не работает, откуда у нее средства на квартиру около Уденплана? Банковские счета? Почему до тридцати с чем-то лет она не зарабатывала денег? Сидела дома? В клинике? В тюрьме? Дайте мне хоть что-нибудь!

– В базе данных информация о судимости отсутствует, – донесся откуда-то голос Ди. – Но это ты уже знаешь.

Вдруг рядом возникла Майя, высокая и статная, и сказала с присущей ей невозмутимостью:

– Семейное положение Натали Фреден указано как «не замужем», она родилась в Умео тридцать шесть лет назад. Родителей звали Йон и Эрика, оба уже умерли. Однако мне удалось отыскать кое-что в тамошней Марихемской средней школе. Они сейчас раскапывают данные, которые у них сохранились. Включая классные фотографии. Судя по всему, Натали училась там только до третьего класса включительно.

– И чем же, черт возьми, нам могло бы помочь фото третьего класса? – закричал Бергер.

Ди подошла к Майе, рядом с которой она выглядела еще меньше, чем обычно.

– Ты говоришь, как Аллан, – сказала она и окинула его своим самым невинным – то есть недобрым – взглядом.

Глядя на нее, Бергер сделал пару глубоких вдохов через нос.

– Йоговское дыхание, – констатировала Ди.

– Понимаю, – сказал, наконец, Бергер. – Мы можем убедиться, действительно ли это она.

– В биографии Натали Фреден есть явные пробелы, – спокойно сказала Майя. – Было бы хорошо, если бы мы хотя бы смогли убедиться, что это тот же человек. А может быть, еще лучше, если это не тот же.

– Хорошо, – кивнул Бергер. – Я прошу прощения. Продолжай этим заниматься.

Майя вернулась на свое место, Самир снова подошел и встал рядом с Ди. Казалось, он ждет своей очереди, так что первой заговорила она.

– Возможно, я нашла ее страницу в Фейсбуке. Имя указано как Н. Фреден. Нет ни записей, ни друзей. Вероятно, она ей не пользуется. Но при регистрации были указаны и номер мобильного, и мейл. Я позвонила по этому номеру, но он не зарегистрирован в сети.

– Все равно наведи о нем справки, – сказал Бергер. – А что адрес?

– Перенаправила запрос в техотдел.

– Молодец, Ди. Продолжай искать. Самир?

– Первый разговор с предприятием по лизингу персонала, где Натали Фреден работала три года назад. Она есть в их базе, но никто ее не помнит. Она занимала должность офис-менеджера в уже закрывшейся фирме, занимавшейся прокатом автомобилей в Ульвсунде.

– Хм. Явные белые пятна в биографии Натали Фреден становятся еще более явными. Продолжай работать. Найди тех, кто тогда работал в этой фирме.

Самир резко развернулся и возвратился на свое рабочее место.

Возникла неожиданная пауза. Бергер не отрывал взгляда от доски. Прежде всего, от пустых мест в схеме.

– Вероятно, она мало времени провела в Швеции, – сказала Ди.

Бергер совсем забыл, что она стоит рядом.

– Может быть, – сказал он.

– Однако у нее шведский номер мобильного, и она явно бывала в Швеции в течение последних…

– Трех лет, – закончил Бергер.

– Но возможно, что не ранее.

– Возможно, – согласился он.

Тут снова подошла Майя. Она без слов протянула ему лист бумаги. Это была бледная цветная фотография – лицо, явно вырезанное из коллективного снимка. Очень юное лицо.

– Нос немного курносый, – сказала Ди.

– И блондинка, – добавила Майя. – Это может быть она.

– Третий класс, – возразил Бергер. – Третий. Сколько им? Девять лет, десять? Что происходит с людьми в подростковом возрасте? Некоторые выглядят очень похожими на себя в детстве, а другие меняются в корне. К какой группе принадлежит Натали Фреден?

Они стояли втроем и смотрели на школьное фото, которое Бергер поместил между двумя наиболее четкими изображениями лица велосипедистки.

– Возможно, – сказала, наконец, Ди.

– Хороший вывод, – кивнул Бергер. – Возможно, и не более того. Поэтому по существу это бессмысленно. Ни правда, ни ложь. Я бы предпочел, чтобы девятилетнюю Натали Фреден удочерили, привезя из Биафры.

– Из Биафры? – переспросила Ди.

В этот момент Бергер впервые за очень долгое время бросил взгляд в окно. Снова шел дождь, тяжелые, хлесткие капли заливали стекло. И в тот же момент время приняло свою вторую форму. Скорость уступила место медлительности. Ни один из возможных путей не вел далее, все остановилось и топталось на одном месте. Выяснилось, что среди работодателей Натали Фреден были только предприятия по лизингу персонала и что ее профессиональная деятельность в Швеции, кажется, началась четыре года назад. Однако было нереально получить более подробную информацию от этих фирм, поскольку они принципиально не входили в личный контакт со своими сотрудниками. И с адресом «Н. Фреден» ничего не выяснилось, равно как и с закрытой фирмой в Ульвсунде, занимавшейся прокатом машин. Никаких банковских счетов и ничего подобного не нашлось. И не выявилось ни одного человека во всей вселенной, который мог бы сталкиваться с Натали Фреден хоть раз во время ее тридцатишестилетнего жизненного пути. Ни одноклассников, ни соседей, ни коллег, ни друзей.

В конце концов терпение Бергера лопнуло. Идя к выходу, он услышал, как Ди очень осторожно поинтересовалась:

– Стоматолог?

Бергер повернулся, махнув рукой в сторону доски, и сказал:

– Ты можешь меня так и называть. До полного комплекта еще далеко, и дыр полно.