Пролог

Обстановка притона бесила. Клубы дыма из длинной опиумной трубки смешивались с гарью чадящих бараньим жиром светильников в полумраке подвала и вызывали отвращение. Судя по редким конвульсиям и сдавленным вскрикам, тело на полу у стены было далеко от блаженства, пребывая в плену кошмарных видений. Гул голосов в верхнем зале, прерываемый взрывами смеха анашистов, и заунывная мелодия в исполнении сидевшего в углу наркомана разговаривать не мешали. Мешал только дым. От него свербело в носу, слезились глаза и хотелось быстрее выйти на улицу и полной грудью вдохнуть чистого воздуха. Но собеседник никуда не спешил – временами его накрывала внезапная сонливость, и он начинал клевать носом, забывая обо всем, и давно бы растянулся на тонкой кошме, только разреши.

Чайхана на южной окраине города жила своей жизнью. Ленивой, размеренной жизнью любителей чая и дурманящих средств, не терпящей спешки, где все заботы можно было оставить за порогом и отдать сознание во власть наслаждения. Неважно какого. Пара затяжек или легкое, окрыляющее удовольствие от обжигающего чая, заваренного с толчеными корочками мака – кукнаром способного одним только запахом всколыхнуть целый пласт воспоминаний двадцатилетней давности, как бы тщательно их ни старались хоронить где-то на задворках памяти. Либо же тяжелое опиумное отупение, погружающее разум в запредельные дали, которые порождал одурманенный мозг. Все зависело от того, с каким душевным грузом переступить порог чайханы «Нават» и для чего. Просто поговорить, узнать свежие новости Каганата от челноков и караванщиков, или все же отрешиться от реальности тягот бытия в изменившемся ненадолго мире.

Слуга-китаец, искусно лавируя между застывшими в разных позах заторможенными курильщиками, принес пиалу и покрытый копотью медный чайник с высоким узким горлом. Поставил поднос прямо на пол, почтительно поклонился и застыл в ожидании платы. Получив патрон «пятерки», с несвойственной для этого места стремительностью удалился, словно его тут и не было, и только чайник напоминал о недавнем присутствии слуги.

– Эй, Кайым! Не спать! – одернули наркомана, снова пытающегося принять горизонтальное положение.

– А? – Мутные глаза уставились на силуэт сидящего перед ним человека. – Ты кто? Сагынтай?

– Сагынтай, ага.

– А-а-а… Саги, – заулыбался Кайым, медленно растягивая слова. – Пришел…

Сагынтай плеснул в пиалу горячего чаю на глоток и втянул ноздрями запах. Нормально, как и заказывал, без всяких наркоманских примесей. Божественно.

– Будешь? – Ему протянули трубку.

– Нет. Не хочу.

– Зря… – Одурманенные глаза снова закрылись.

– Где Ахмед? – Сагынтай отхлебнул чаю.

– Он же говорил… Ты не помнишь?

– Не помню, – хмыкнул Сагынтай и пояснил: – я вчера курил. Утром еле вспомнил, как меня зовут. Зато вспомнил кое-что другое. Поэтому мне нужно срочно встретиться с Ахмедом. Давай расскажи, где его найти, и сиди тут себе дальше.

Кайым снова закрыл глаза, словно и не слышал, что ему сказали.

– Не спать, осел! – процедил Сагынтай и несильно стукнул по державшей трубку руке. – Ахмед где? – тупость собеседника раздражала уже донельзя.

– Ушел. На восток куда-то, велел тут ждать. И вообще, ты чего столько вопросов задаешь? – тихо возмутился наркоман. – Мент, что ли?

– Сам знаешь, как наутро бывает трудно вспомнить что-то, – стал оправдываться Сагынтай. – Вот и я стал многое забывать.

– Все не забудешь… – уверенно возразил Кайым, – я, наоборот, многое вспоминаю, когда курю… Ха! Ты помнишь Кентай? – он засмеялся. – Помнишь Жайсулу? Красивая такая, мне понравилась очень. Часто ее вспоминаю… И выносливая. Сколько нас было, пятеро? Или шестеро? Всех выдержала, сучка… Можно было еще туда смотаться. Зря ты ее зарезал… Развлеклись бы снова.

– Я помню джайляу у Гранитогорска, – процедил Сагынтай и снова налил себе чаю.

– Это когда было? – Кайым нахмурился.

– Лет восемь-десять назад.

– Блин, давно… Не помню.

– Вспоминай. Женщины, старики, дети. Мужчины на охоте были. Скот еще оттуда угнали, вырезав всех, кто там был.

– Это не там, где Ахмед по ним из лука стрелять учился? А мелкоту заставлял бегать по крыше санатория и прыгать с нее дальше, выше, точнее? Ха, помню! – Наркоман довольно заулыбался и затянулся трубкой. – Охрененное время было… Веселое.

– Так куда он сейчас ушел?

– Да в Луговой! Или Кулан. В ту степь, короче. Вернется, пойдем в Шымкент. Сказал пока найти тебя и Ермека… И тут ждать. А ты сам пришел.

– Ермек где?

– У Шолпа́н…

– Где это? – терпеливо допытывался Сагынтай.

– В Таласе.

– Талас большой поселок, точнее давай!

– Последний дом у поворота! Улица еще называлась в честь борца… Не помню… Э! Ты че! – встрепенулся Кайым, – ты же был там! Сам рассказывал, что пока Ермек спал укуренный, ты ее…

– Забывчив стал, прости.

Сагынтай достал табак, свернул самокрутку и, подняв светильник, прикурил от хилого огонька, добавляя свою порцию чада в общую атмосферу притона. Крепко затянулся, выдыхая дым в лицо собеседнику. Наркоман, щуря мутные глаза, затряс головой.

– Ты же не Саги… У него нет усов…

– Верно. Не Саги, – хмыкнул «Сагынтай» и отставил светильник.

– Кто ты?

– Да какая теперь тебе разница? В конце жизни-то?

– Кто ты?! – вскричал Кайым, сунув руку за пазуху.

«Сагынтай» дождался, когда из-под халата появится пистолет, пожал плечами и улыбнулся.

– Шал. Из Гранитогорска.

Подавшись вперед, он крепко прижал оружие к колену собеседника, не позволив передернуть затвор. Можно воспользоваться и пистолетом, но стрелять тут нельзя. Слишком много вооруженных людей наверху, и если начнут разбираться, почему застрелили одного из посетителей, причина пальбы может не понравиться. Не все любят охотников за головами.

Резко вырвав из руки курительную трубку, Шал сломал ее об пол и со всей силы вогнал острый конец деревянного огрызка в горло Кайыма. Тот захрипел и, булькая кровью, завалился на спину.

Шал схватил его за запястье, не позволяя прикрыть рану, и отвел окровавленную ладонь в сторону. Зачем оттягивать смерть, если ранение такого характера несовместимо с жизнью. Один из курильщиков, привлеченный криком, оторвал голову от покрывала и подслеповато всматривался в их сторону. Ничего не понял, застонал и свернулся калачиком.

Когда Кайым перестал биться в агонии и затих, Шал вытер попавшую на руку кровь об его одежду, бросил окурок в пиалу и поднялся из подвала в верхний зал чайханы. Презрительно сморщившись от сладковатого дыма, оглядел помещение, высматривая давешнего слугу среди посетителей, и заметил пару знакомых по ориентировкам лиц. Ага, значит, потом еще нужно сюда зайти. Пообщаться за жизнь. Китаец появился сам.

– Ли? Си? Цин? – брякнул первое пришедшее на ум.

– Ли, господина, Ли. – Слуга, подобострастно кивая головой, заулыбался. Доволен, что спросили имя. Большинство присутствующих имя тени, снующей между ними, интересовало мало.

Шал протянул ему два патрона.

– Там моему другу плохо стало. Похоронишь его как-нибудь. Подальше отсюда и без особого шума.

Китаец сокрушенно покачал головой.

– Какой несясный день. Какой несясный день.

– Так бывает, если переборщить с опиумом.

– Похолоню. Похолоню, – слуга поклонился.

Покинув чайхану, Шал наконец-то вздохнул полной грудью.

– Неправ китаец. Сегодня неплохой день, хоть и жарко.