38
Нари

– Уверен, что она ведет к внешней стене? – прошептала Нари, когда они с Мунтадиром пробирались по извилистому коридору для слуг. За исключением небольшого количества огня, который она вызвала, было совершенно темно.

– Я говорил тебе дважды, – резко ответил Мунтадир. – Кто из нас провел здесь всю жизнь?

– Кто из нас пользовался этим, чтобы бегать по чужим спальням? – пробормотала в ответ Нари, не обращая внимания на его раздраженный взгляд. – Что, я ошибаюсь?

Он закатил глаза.

– Этот проход скоро закончится, но мы можем пройти по следующему коридору до самого восточного крыла и выйти на внешнюю лестницу.

Нари кивнула.

– Итак, печать Сулеймана… – начала она, стараясь говорить непринужденно. – Как нам ее вернуть? Мы должны вырезать ее с лица твоего отца или…

Мунтадир издал сдавленный звук.

– Боже мой, Нари, неужели?

– Тебя тошнило, когда ты впервые заговорил об этом!

Он покачал головой.

– Ты собираешься вонзить кинжал мне в спину и убежать, как только я скажу?

– Если ты продолжаешь говорить такие вещи, очень возможно. – Нари вздохнула. – Может, попробуем провести одну ночь на одной стороне?

– Прекрасно, – проворчал Мунтадир. – Полагаю, кто-то другой должен знать, учитывая все обстоятельства. – Он сделал глубокий вдох. – Это не имеет никакого отношения к его щеке; отметина появляется там, как только кольцо снято.

– Кольцо? Печать Сулеймана на кольце? – Нари вспомнила драгоценности, которые она видела на Гасане последние пять лет. Оценка ценностей, которые носил другой человек, была ее специальностью. – Это рубин у него на большом пальце? – догадалась она.

Выражение лица Мунтадира было мрачным.

– На руке его нет, – ответил он. – Это в его сердце. Мы должны вырезать его и сжечь. Кольцо вновь образуется из пепла.

Нари остановилась как вкопанная.

– Что мы должны делать?

– Пожалуйста, не заставляй меня повторять. – Мунтадир выглядел болезненно. – Кольцо восстанавливается, ты надеваешь его на руку, и все. Мой отец сказал, что это может занять несколько дней, чтобы оправиться от магии. А потом ты навсегда останешься в Дэвабаде, – мрачно добавил он. – Теперь ты понимаешь, почему я не спешу стать королем?

– Что значит ты навсегда в Дэвабаде? – спросила Нари, лихорадочно соображая.

– Я не спрашивал. – Когда она недоверчиво уставилась на него, он всплеснул руками. – Нари, не думаю, что мне было больше восьми, когда он мне все это рассказал. Меня больше заботило, как бы меня не стошнило от ужаса, чем расспросы о том, на каких веревочках надето кольцо, которое я должен был снять с его окровавленного трупа. Он сказал мне, что кольцо не должно покидать город. Так что, если кто-то не готов отказаться от собственного сердца…

– Как поэтично, – пробормотала она, пока они шли по темному коридору.

Он остановился перед грязными, едва различимыми контурами двери.

– Мы на месте.

Нари нависла над его плечом, когда он осторожно открыл дверь. Они шагнули в темноту.

Ее лицо вытянулось. На каменном полу лежала мертвая гезирка в одежде экономки, из ушей у нее текла кровь.

– Ядовитый пар пролетел здесь, – тихо сказала она.

Это было не первое тело, которое они нашли. Хотя им удалось предупредить горстку гезирских аристократов, они обнаружили гораздо больше мертвых, чем живых: солдат с зульфикарами в ножнах, ученую со свитками, разбросанными вокруг нее, и – самое душераздирающее – двух мальчиков в праздничной одежде, сжимающих в руках незажженные бенгальские огни, усики Туманного медного пара все еще цеплялись за их маленькие ноги.

Мунтадир закрыл глаза женщины.

– Я собираюсь бросить Каве каркаданну, – прошептал он яростно. – Клянусь именем отца.

Нари вздрогнула; она даже не возражала.

– Давай продолжим.

Не успели они встать, как Нари услышала шаги. По крайней мере, три человека приближались из-за поворота. Не успев нырнуть обратно в проход, они быстро втиснулись в темную нишу в стене. На них набросились тени – защитная реакция дворца, как раз когда из-за поворота показалось несколько фигур.

Ее сердце упало. Все они были Дэвами. Молодые и незнакомые, они были одеты в форму с серыми и черными пятнами. Кроме того, они были хорошо вооружены и выглядели более чем способными сразиться с эмиром и его женой. К такому выводу пришел и Мунтадир. Он не сделал ни малейшего движения, чтобы противостоять им, и молчал, пока они не исчезли.

Наконец он откашлялся.

– Я думаю, что ваше племя совершает переворот.

Нари сглотнула.

– Похоже на то, – сказала она дрожащим голосом.

Мунтадир посмотрел на нее.

– Все еще на моей стороне?

Ее взгляд упал на убитую женщину.

– Я на той стороне, которая не дает волю подобным вещам.

Они продолжали идти по пустынному коридору. Сердце Нари бешено колотилось, и она не осмеливалась заговорить, особенно теперь, когда стало ясно, что по дворцу крадутся враги. Время от времени в воздухе раздавался крик или внезапное предупреждение, разносившееся по гулким залам лабиринта королевского комплекса.

Странное жужжание пробежало по ее коже, и Нари вздрогнула. Это было странно знакомое чувство, но она не могла вспомнить его. Она положила руку на один из своих кинжалов. Она слышала биение своего сердца в голове, ровный стук. Этакое предупредительное тук-тук-тук. Мунтадир выбросил вперед руку. Вдалеке послышался приглушенный крик.

– Слезь с меня!

Он ахнул.

– Нари, это же…

Но она уже бежала. Раздался звук спора, другой голос, но она едва слышала его. Она вскинула руку, когда они завернули за угол; внезапный свет ослеплял после стольких часов, проведенных в темноте.

Но свет исходил не от факелов и не от колдовского пламени. Он исходил от двух ифритов, которые пригвоздили Али к земле.

Нари резко остановилась, подавив крик. Али лежал слишком неподвижно под большим ифритом, по неизвестной причине одетым в ту же форму, что и солдаты Дэвы, и держал нож у горла принца. Тощий ифрит в бронзовом нагруднике сжимал руку Али, держа запястье принца под болезненным углом.

Оба ифрита повернулись и уставились на королевскую чету. Нари ахнула, заметив зеленый камень, сверкнувший на пальце Али.

Кольцо. Изумрудное кольцо раба.

Ифрит, одетый в одежду Дэва, открыл рот, его глаза вспыхнули ярче.

– На…

Она не дала ему закончить. Охваченная яростью, она с силой провела кинжалом по ладони, рассекая кожу. Затем она бросилась вперед и без колебаний бросилась на него. Она и Ифрит упали навзничь, Нари приземлилась ему на грудь. Она подняла окровавленный кинжал, пытаясь вонзить его ему в горло, но он легко выбил его из ее руки, все еще держа свой нож в одной из своих.

Она снова бросилась к нему, но он был сильнее. Он отпустил нож, и тот со звоном упал на пол, когда он схватил ее за запястья, а затем перевернул, прижимая к себе.

Нари закричала. Огненные глаза ифрита встретились с ее глазами, и она затаила дыхание, пораженная тем, что выглядело как горе, кружащееся в глубине их чужого цвета.

А потом жгучая желтизна исчезла, его глаза приобрели оттенок зеленого, который преследовал ее во сне. Черные кудри торчали из его дымчатого черепа, и огненный свет погас на его лице, оставляя его кожу светящейся и светло-коричневой. На виске у него была черная татуировка: стрела, скрещенная с крылом шеду.

Дара уставился на нее, его лицо было в нескольких дюймах от ее. Запах кедра и жженых цитрусовых щекотал ей нос, а потом он произнес одно слово, одно слово, которое сорвалось с его губ, как молитва.

– Нари.

Нари взвыла от пронзительной безудержной боли.

– Прекрати! – закричала она, извиваясь под ним. – Не показывай мне это лицо, или я убью тебя!

Тот стиснул ей руки, когда она попыталась вцепиться ему в горло.

– Нари, перестань! – крикнул ифрит. – Это я, клянусь!

Она чуть не умерла, услышав этот голос. Боже, как похоже на него. Но это ведь невозможно. Невозможно. Нари видела, как Дара умер. Она загребала пальцами его прах.

Это обман. Фокус ифрита. От его прикосновений хотелось лезть вон из кожи, и Нари снова попыталась высвободиться, заметив у ног окровавленный кинжал.

– Зейди! – Мунтадир бросился к брату, но второй ифрит тут же швырнул его через весь коридор.

Он врезался в один из декоративных фонтанов, который разбился, взорвавшись брызгами стекла и воды.

Соображая на ходу и отчаянно пытаясь стряхнуть с себя ифрита, Нари со всей силой толкнулась коленом в ту точку, где его ноги переходили в туловище.

Он ахнул, недоуменно сверкнул все такими же зелеными глазами, налитыми болью, и чуть-чуть отстранился, чем Нари воспользовалась и вырвалась из его хватки. Обернувшись назад, она увидела, как Мунтадир вскочил на ноги и подбежал к Али, тогда как младший принц медленно перевернулся на спину. Кровь струилась по его лицу. Второй ифрит потянулся за боевым топором, висевшим у него за спиной…

– СТОЯТЬ! – коридор задрожал от отзвуков эха, прокатившегося вслед за приказом первого ифрита. – Визареш, отставить, – рявкнул он, поднимаясь на ноги.

Второй подчинился и отступил от братьев Кахтани, шумно шлепая по луже, натекшей из разбитого фонтана у его ног.

Ифрит в облике Дары повернулся к Нари, умоляюще глядя на нее.

– Нари, – выдохнул он ее имя, словно превозмогая физическую боль.

Он шагнул вперед и потянулся к ней, чтобы взять за руку.

– Не трогай меня! – звук его голоса был невыносим, и Нари боролась с желанием зажать уши. – Я не знаю, кто ты, но я отравлю тебя своей кровью, если ты не изменишь внешность.

Ифрит упал перед ней на колени, подняв руки в благословении Дэвов.

– Нари, это я. Клянусь прахом моих родителей. Я нашел тебя на каирском кладбище. Я назвал тебе свое имя на развалинах Иераполиса, – в его глазах бушевало то же бездонное горе, что она замечала и во взгляде Дары. – Ты поцеловала меня в пещерах у реки Гозан, – его голос сорвался. – Дважды.

Сердце сжалось, но Нари отказывалась верить.

– Не может быть, – из груди вырвался всхлип. – Ты мертв. Ты мертв. Я видела, как ты умер!

Он сглотнул. Его лицо было печально, но он не сводил с нее загнанного взгляда.

– Да, я умер. Но мне опять не дали остаться мертвым.

Нари покачнулась на ногах и отпрянула, когда он попытался ей помочь. Фрагменты мозаики начинали складываться. Предательский расчет Каве. Вооруженные солдаты Дэвы.

Дара. Отважный воин, который взял ее за руку в Каире и увез в сказочную страну. Ее страдалец Афшин, ставший разрушительным оружием в руках жестоких политиков города, который он оказался не в силах спасти.

Он снова заговорил:

– Прости, Нари.

То, что он подмечал даже малейшую перемену в выражении ее лица – а Нари, как правило, ничем не выдавала своих чувств, – само по себе было достаточным доказательством.

– Кем ты стал? – прошептала она, не в силах скрыть ужас в голосе. – Ты что… ты теперь один из них? – она мотнула головой в сторону ифрита, почти боясь услышать ответ.

– Нет! – Дара сократил расстояние между ними и обнял ее руки горячими пальцами. У Нари не было сил вырваться. А Даре, похоже, стоило недюжинных усилий сдержаться, чтобы не схватить ее и не сбежать вместе с ней. – Создатель, нет! Я… я дэв, – прошелестел он, как будто от этих слов ему стало плохо. – Такой, каким наш народ был когда-то. Я свободен от проклятия Сулеймана.

Какая-то бессмыслица. Абсолютная бессмыслица. Нари казалось, что она видит перед собой мираж, зачарованную безумную галлюцинацию.

Дара притянул Нари ближе и коснулся ее щеки.

– Мне очень жаль. Я хотел сказать тебе, хотел сразу прийти к тебе… – в его голосе сквозило отчаяние. – Но не мог пройти через завесу. Я не мог вернуться за тобой, – сбивчиво объяснял он, так, что его слова становилось трудно разобрать. – Но все будет хорошо, обещаю. Она придет, и все вернется на круги своя. Наш народ будет свободен и…

– Проклятье, – выругался Мунтадир. – Это ты. Только ты мог вернуться из мертвых во второй раз и тут же развернуть новую войну.

Глаза Дары вспыхнули, и у Нари внутри все похолодело.

– Ты заодно с Каве, – прошептала она. – Неужели это значит… – желудок скрутило в узел. – Яд, убивающий Гезири… – Нет, только не это. – Ты обо всем знал?

Он опустил глаза, готовый умереть от сожаления.

– Ты не должна была этого видеть. Ты должна была остаться с Низрин, в безопасности. Она бы защитила тебя, – он выпалил это с таким отчаянием, словно убеждая не только ее, но и самого себя.

Нари вырвалась из его хватки.

– Низрин мертва, – она уставилась на Дару, желая увидеть проблеск добродушного воина, который шутил вместе с ней, когда они летели на ковре-самолете, и вздыхал, когда она целовала его в темноте и безмолвии уединенной пещеры. – Все, что о тебе говорят, правда, не так ли? – спросила она голосом, полным ужаса. – Про Кви-Цзы? Про войну?

Она сама не знала, чего ожидала в ответ: отрицания ли, стыда, или, возможно, наигранно праведного негодования. Но ненависть, на мгновение промелькнувшая в его глазах, застала ее врасплох.

– Конечно, правда, – сказал он бесцветным голосом. Он коснулся своей метки на лбу, мрачно отдавая ей честь. – Я – оружие, таким меня сделали Нахиды. Ни больше ни меньше. По-видимому, этот крест со мной на всю вечность.

Али, как всегда, не вовремя, решил вмешаться в разговор именно сейчас.

– О да, – прохрипел он со своего места на полу, грузно опираясь на брата. В его серых глазах, таких ярких на фоне его окровавленной кожи, читалось неприкрытое горе. – Бедный, несчастный убийца…

Мунтадир зажал Али рот рукой, но было поздно. Дара повернулась к принцам Кахтани.

– Как ты меня назвал, грязный лицемер?

– Никак, – попробовал исправить ситуацию Мунтадир, изо всех сил не позволяя брату сказать ни слова.

Но Али уже обратил на себя их внимание… Но не своими словами.

К нему стекалась вода из разбитых фонтанов. Ручьями струилась по полу, впитывалась в его окровавленную одежду, тонкими струйками взмывала по рукам. Али втянул носом воздух, свесил голову, и вокруг вдруг резко похолодало.

Затем вскинул голову неестественно резким рывком. В его глазах маслянисто-черный смешивался с серым. На мгновение воцарилось потрясенное молчание.

– Я пытался предупредить, – заговорил ифрит, – что есть в нем что-то иное.

Дара уставился на Али с неприкрытой ненавистью.

– Ничего такого, с чем я не мог бы справиться, – он отошел от Нари. – Визареш, уведи эмира и бану Нахиду. Я присоединюсь через минуту, – его голос смягчился. – Им ни к чему это видеть.

Нари вскочила, чтобы остановить его.

– Нет!

Она даже шагу сделать не успела. Дара щелкнул пальцами, и дым плотными путами окутал ее тело.

– Дара! – Нари споткнулась и упала на колени, не в силах поверить, что он применил против нее магию. – Дара, остановись, умоляю тебя! Я приказываю! – рискнула она, отчаянно взывая к собственным силам. От древних кирпичных стен донесся рокот. – Афшин!

Огонь облизал его руки.

– Мне действительно жаль, Нари, – сказал Дара, и в его голосе слышалась боль. – Но я больше не подчиняюсь твоим приказам, – он направился к Али.

Али шатко поднялся на ноги, пряча Мунтадира у себя за спиной. Маслянистая чернота снова окрасила его глаза, а затем в руке у него оказался зульфикар, и позади послышался всплеск, как будто меч прорезал волну. Языки пламени вспыхнули на медном лезвии.

Визареш не подчинился команде Дары. Он смотрел сперва на одного, потом на другого, изучая двух воинов настороженными желтыми глазами. И в конце концов покачал головой.

– Нет, Дараявахуш. Здесь я тебе не помощник. Я не буду ссориться с избранным, которого благословил марид.

Не проронив больше ни слова, он исчез с раскатом грома.

Али бросился вперед. Под крик Нари, он занес зульфикар…

И отскочил назад, как будто врезался в невидимый барьер. Он оступился с растерянным видом, но собрался с силами и без колебаний снова ринулся вперед.

На этот раз невидимая стена сбила его с ног.

– Вот и твои повелители, мариды, тоже не могли преодолеть барьер, – прошипел Дара.

Он бросился на принца, вырвав зульфикар у Али из рук. Пламя взметнулось по лезвию, словно он сам был Гезири. Дара высоко занес меч. Нари снова закричала, вырываясь из дымных оков, пока магия дворца зрела у нее под кожей.

Мунтадир из-за спины брата встал на пути между Али и зульфикаром.

Запахло кровью и горящей плотью. Вспышка боли в глазах ее мужа, а затем вопль Али, безудержный вопль, даже не похожий на настоящий.

Нари охватила ярость. И в ту же секунду магия пришла к ней. Дымные путы, посмевшие связать ее, ее, в ее собственном дворце, мгновенно разорвались, и Нари сделала вдох, вдруг почувствовав и словно осязая каждый кирпич, каждый камень и каждую пылинку в этом здании. Стены, возведенные ее предками, полы, почерневшие от их крови.

Коридор сотрясся так сильно, что штукатурка посыпалась с потолка. Языки пламени забегали по ее пальцам, дым клубами валил из-под ворота. Ее одежда неистово развевалась на горячем ветру, исходившем от ее тела. Нари подняла руки.

Дара повернулся к ней. Она видела и ощущала его ярким и разъяренным пятном на границе ее магической ауры.

Нари швырнула его через коридор.

Он ударился о стену с такой силой, что под ним проломился камень, и рухнул на пол. Ее сердце еще немного разбилось при виде этого – оно предательски отказывалось забыть мужчину, который продолжал находить новые способы разбить его.

А потом Дара встал.

Их взгляды встретились. Дара был ошеломлен. Обманут. Но все так же решительно предан делу, как истинный воин. Он коснулся золотой крови, стекающей по его лицу, а затем выпростал руку, и волна черного дыма окутала его тело. Мелькнула чешуя, и сверкнули зубы, и он удвоился в размерах.

Нари обрушила на него потолок, разлетевшийся на части в фонтане каменной крошки и штукатурки.

Она упала на землю, когда вокруг нее взметнулось облако пыли. Магия иссякла.

Крики Али вернули ее к действительности. Забывая про собственное горе, грозившее разорвать ее на части, Нари, пошатываясь, поднялась на ноги. Мунтадир упал на колени, завалившись на брата. По его дишдаше растекалась кровь.

Нари подбежала к нему и разорвала ткань. На глаза навернулись слезы. Будь это не зульфикар, а любое другое оружие, Нари вздохнула бы с облегчением – рана была чистая, одним ровным порезом прошедшая по животу, и неглубокая, несмотря на обилие крови.

Но все это не имело значения. Потому что кожа вокруг раны уже приобрела болезненный черно-зеленый цвет, цвет надвигающейся бури. Пятно расползалось тонкими змейками, очертившими линии вен и нервов.

Мунтадир досадливо застонал.

– Ох, – выдохнул он, дрожащими руками коснувшись раны. – Иронично, однако.

– Нет. Нет, нет, нет, – залепетал Али, как будто сказанные шепотом слова могли повернуть время вспять и изменить страшную картину перед ними. – Зачем ты это сделал? Диру, зачем ты это сделал?

Мунтадир протянул руку к лицу брата, пачкая его кожу своей кровью.

– Прости, ахи, – еле слышно ответил он. – Я не мог видеть, как он убьет тебя. Во второй раз – не мог.

Слезы текли по лицу Али.

– Все будет хорошо, – пробормотал он. – Н-Нари исцелит тебя.

Мунтадир покачал головой.

– Не надо, – процедил он сквозь зубы, когда она потянулась к нему. – Мы же знаем, что ты зря потратишь время.

– Позволь мне хотя бы попытаться? – взмолилась она, чуть ли не задыхаясь.

Мунтадир прикусил губу с таким видом, словно пытался не выдать своего страха. Он еле заметно кивнул.

Нари сразу развела руки в стороны, сосредоточившись на пульсе и тепле, исходящем от ее мужа, но в ту же секунду осознала всю тщетность своих усилий. Она не могла исцелить его истерзанную плоть и отравленную кровь, потому что не чувствовала раны. Его тело как будто прекращалось там, где начиналась темнеющая плоть. Пятно ширилось и словно выталкивало Нари. Это не могло сравниться ни с лечением Джамшида, ни с ее отчаянными попытками спасти Низрин. Нари, которая могла швырнуть человека через всю комнату и вызвать песчаную бурю, была бессильна против яда зульфикара.

Мунтадир мягко оттолкнул ее руки.

– Нари, остановись. У тебя нет на это времени.

– Время есть, – вмешался Али. – Просто попробуй еще раз. Постарайся!

– Времени нет, – голос Мунтадира был тверд. – Зейди, посмотри на меня. Постарайся выслушать меня молча. Отец мертв. Ты должен пойти с Нари и забрать у него печать Сулеймана. Нари знает, как.

У Али отвисла челюсть, но он не успел ответить, когда среди обломков послышался грохот.

Мунтадир побледнел.

– Не может быть. Ты обрушила на него чертов потолок.

Ответом ему был очередной грохот. Пыль и штукатурка всколыхнулись.

Али потянулся к брату.

– Мы должны вытащить тебя отсюда.

– Не получится.

Мунтадир перевел дыхание, собираясь с силами, и присел. Он огляделся, и его взгляд задержался на предмете, поблескивающем в пыли.

Серебряный лук.

Что-то мстительное промелькнуло в его лице.

– Нари, будь добра, подай мне лук и найди здесь колчан.

Нари чувствовала себя ужасно, но тем не менее подчинилась. Она прекрасно знала, чей это лук.

– Что ты делаешь? – спросила она, когда Мунтадир, шатаясь, поднялся на ноги, вцепившись в лук.

Его лицо было искажено решимостью и болью.

Мунтадир покачнулся, вынимая ханджар из ножен. Он подозвал Али поближе и сунул оружие брату за пояс.

– Выигрываю время, – он закашлялся и кивнул на кинжал. – Возьми это и забери зульфикар, ахи. Удачной битвы.

Али не двинулся с места. В этот момент он выглядел ужасно юным.

– Диру, я… я не могу оставить тебя, – сказал он дрогнувшим голосом, как будто пытался в чем-то переубедить брата. – Я должен защищать тебя, – прошептал он. – Я должен быть твоим каидом.

Мунтадир ответил грустной улыбкой.

– В таком случае, ты должен подчиняться моим командам, – он посмотрел на брата ласковым взглядом. – Все в порядке, Зейди. Мы в порядке, – он заправил стрелу и подмигнул, хотя ему и не удалось скрыть надломленности во взгляде. – Глядишь, я так и до твоего рая доползу.

Али открыто плакал, даже не утирая слез. Нари тихо подняла зульфикар и шагнула вперед, взяв его за руку. Она встретилась взглядом с Мунтадиром, и они обменялись понимающими взглядами.

– Мы получим печать Сулеймана, – пообещала она. – А я найду Джамшида. Даю слово.

На этих словах в глазах Мунтадира заблестели слезы.

– Спасибо, – тихо сказал он. – Пожалуйста, скажи ему… – он глубоко вздохнул и слегка откинулся назад, силясь взять себя в руки. Когда он снова посмотрел на нее, его глаза выражали сожаление и вместе с тем просили прощения. – Пожалуйста, скажи ему, что я любил его. Скажи, что мне жаль, что я не вступился за него раньше, – он вытер глаза рукавом и выпрямился, глядя в сторону. – Теперь идите. Буду считать, что мое недолгое правление прошло успешно, если мне удастся убедить двух самых упрямых джиннов в Дэвабаде сделать то, чего они не хотят.

Нари кивнула, и, когда она потащила Али прочь, у нее у самой в глазах стояли слезы.

– Диру, – снова всхлипнул Али. – Ахи, пожалуйста…

Обломки снова содрогнулись, а затем раздался ужасный, до боли знакомый и очень рассерженный рев.

– Бегом! – прикрикнул Мунтадир.

Они побежали.