Глава тридцать седьмая

Закрывшись в ближайшем общественном туалете, Джин пересчитала деньги, чтобы убедиться, что ничего не пропало. Сотня имперских кредитов оказалась на месте.

Девушка только сейчас заметила имперскую шестеренку на банкнотах. А она-то думала, что станция неподконтрольна Империи. Конечно, судя по огромному количеству игорных домов, так и есть, но время от времени на перекрестках мелькала знакомая бело-черная броня. Особенно часто штурмовики встречались в центре станции, где в основном жила элита. Никто не хотел ютиться рядом с внешней обшивкой.

Однако по большому счету присутствие Империи ничего не меняло. С одной стороны, Джин по понятным причинам не могла обратиться к ним за помощью, а с другой — вряд ли имперцам вообще было до нее дело. Она продолжала оставаться муравьем. Да, на Скуле штурмовики пришли за ней, но они не знали ее фамилии. Они лишь подозревали, что она как-то связана с «террористами». Может, это Зосед слил ее имя. А может, Берк или кто-то из горожан, затаивший на нее обиду. Не важно кто, важно лишь, что они пришли за Джин, просто «Джин, фамилия неизвестна». Не за Джин Эрсо. К тому же теперь она Танит Понта.

Что будет, если она вернется к отцу? Империя убила ее мать, но отца просто увезла. Гален Эрсо был их золотым мальчиком и, похоже, наслаждался этим статусом. Сможет ли она рассчитывать на те же привилегии, что и он? На новые корусантские апартаменты, на еще одного Мак-Ви, на очередной шанс?

Джин затолкала сотню кредитов обратно в карман. Даже без денег она ни за что не вернется к отцу или прежней жизни. Ни за что — пока на шее висит материнский кулон.

Сто кредитов. Их придется растянуть. Но сперва нужно раздобыть еды. Джин выскользнула из вонючего общественного туалета и углубилась в дебри станции. Она старалась держаться внешнего периметра главного уровня, магазинчики здесь были меньше, зато дешевле. Затесавшийся между двумя жилыми башнями трактир явно ориентировался на местных жителей, а значит, не должен был разорить девушку. Джин купила пыльную банку питательного молока и упаковку обезвоженной протеиновой овощной соломки. Не самая вкусная, но наиболее здоровая и полезная пища. Если держать себя в руках, на этих продуктах можно протянуть до вечера. Пища очень важна, потому что от голода можно потерять осторожность и превратиться в легкую цель. Еда и сон — залог выживания.

Осталось девяносто четыре кредита. Сжевав безвкусную протеиновую соломку и запив ее слегка комковатым питательным молоком, Джин пошла к центру станции. Всего за несколько кварталов игорные дома превратились из броских заведений для туристов в элитные дворцы упадка нравов. В главных залах каждого из казино играли примерно в одни и те же игры: сабакк, игорные кубы, колеса судьбы. Поверив обещаниям о бесплатной еде и выпивке, Джин заглянула в несколько заведений, но быстро сообразила, что в подобных местах ничего бесплатного не бывает. Рисковать своими немногочисленными деньгами она не собиралась, тем более что в игорных домах в ходу были собственные фишки, и Джин не сомневалась, что обменный курс будет просто грабительским.

Тем не менее девушка решила не сбрасывать игорные дома со счетов. Там можно было заработать, надо лишь понять как.

Но первым делом нужно разжиться оружием получше. Отобранный у гигоранца бластер был далеко не в идеальном состоянии. Джин выругалась, когда выяснила, что он совсем не держал заряд. Где-то что-то замкнуло. Очень опасно. Бластер мог перегреться или просто не выстрелить в нужный момент. Девушка направилась к магазину, торговавшему подержанным оружием.

— Сколько возьмете за починку? — спросила она, положив бластер на прилавок.

Стоявший за прилавком кат презрительно поднес оружие к своему чешуйчатому лицу.

— Больше, чем стоит этот ствол, — ответил он, возвращая оружие на прилавок.

Джин пришла к такому же выводу и начала разглядывать витрины. О покупке бластера можно было и не мечтать, поэтому девушка указала на пару телескопических дубинок:

— Покажите эти.

Кат достал оружие. Девушка с щелчком раздвинула дубинки на всю длину, и твердое краллианское ядро каждой встало на положенное место. Девушка прикинула вес дубинок на своих ладонях.

— Беру, — решила она. — Сколько?

Скучающим, но решительным тоном, сразу же пресекающим любые попытки сбить цену, кат назвал сумму.

Джин снова взвесила дубинки. Тихие, незаметные. Никто даже не заподозрит, что такая хрупкая девушка способна причинить кому-то вред подобным оружием. Однако сама Джин прекрасно знала, что может сделать этими дубинками. Они были неказистыми лишь внешне. «Прямо как я», — подумала девушка.

Заплатив продавцу, она повесила дубинки за спину, а на бедре закрепила бластер, который решила оставить, несмотря на его неисправность. Если к ней кто-нибудь сунется, все внимание обидчиков будет приковано к бластеру, и они даже не заметят дубинки, а это может сильно сыграть на руку.

«Осталось восемьдесят шесть кредитов», — подумала девушка, выходя из магазина. В детстве деньги ее не заботили. У родителей их всегда было достаточно. Когда Джин жила с Со, деньги по-прежнему ее не беспокоили, потому что редко водились у Герреры. Но теперь, когда от голода Джин отделяла лишь горстка кредитов, деньги неожиданно стали очень важны.

Девушка зашагала по улице. Главная проблема состояла в том, что она плохо представляла, что делать дальше. Без Хаддера и Акшайи у нее не было цели в жизни. Без корабля ей не сбежать.

Рядом с центром станции был разбит небольшой парк. Из искусственных скал росла такая же искусственная зелень, из ловко спрятанных динамиков доносились записанные звуки природы. Возле больших валунов сгрудилась горстка представителей различных рас. Они сидели, склонив головы и вытянув руки. Джин прикинула, насколько хватит ее восьмидесяти шести кредитов и не придется ли так же просить милостыню возле фальшивых камней ради того, чтобы протянуть еще один день.

Пока она размышляла, мимо прошел имперский офицер. Он глянул на попрошаек, затем сбавил шаг, залез в карман, вытащил один-единственный кредит и положил его в протянутую руку молодой женщины, к которой жалась маленькая девочка. Ребенок пролепетал слова благодарности.

Как только офицер скрылся, какой-то мужчина подошел к попрошайкам и пнул женщину по ногам, отчего та вся сжалась в клубок, словно дневной цветок после захода солнца, и одной рукой притянула к себе дочку. Она не смела поднять голову.

— И как только не стыдно, — плюнул мужчина, — брать деньги у имперца. Мерзость.

Он уставился на женщину, которая так и не взглянула на него в ответ, после чего рыкнул и в ярости пошел прочь. Джин в шоке смотрела ему в след. Если на следующей неделе у нее закончатся деньги и ей придется сидеть тут с протянутой рукой, она не будет отказываться от денег имперцев. И в этом нет ничего постыдного.

Выходя из парка, Джин подумала, а не поделиться ли с нищими своими кредитами. Она не стала этого делать. И в этом тоже не было ничего постыдного.

Карманник украл ее кулек с протеиновой соломкой. Джин заметила это лишь вечером, когда станционные огни мигнули, извещая жителей, что закончились двенадцать стандартных часов дневного времени и началась ночная смена. Девушка оказалась в толчее живых существ, идущих после работы в сторону жилых отсеков. Вырвавшись наконец на свободу, она обнаружила, что ее узелок с едой пропал. Дрожащими руками Джин проверила оружие и деньги. Все было на месте, не хватало только еды. Что ж, спасибо и на этом, но, чтобы возместить пропажу, пришлось раскошелиться еще на шесть кредитов.

Ночная смена ничем не отличалась от дневной. Лампы над головой светили все так же, двери заведений оставались открыты. Но вот контингент сменился. Стал суровее. Джин стала снова и снова замечать в толпе одни и те же лица и сообразила, что за ней следят. Трое мужчин-людей. Ее нервы были на пределе, тело ныло от бесконечного наматывания кругов вокруг станции. В таких обстоятельствах нельзя полагаться на свое умение драться, но и позволить себе заснуть в одиночку, когда за тобой следят, тоже непозволительная роскошь.

«Может, они просто хотят меня ограбить», — подумала Джин. Но кто его знает.

В гостинице были свободные номера, и Джин отсчитала еще несколько кредитов из своего скромного запаса.

Осталось шестьдесят семь. Зато мужчины не последовали за ней внутрь, и в распоряжении девушки оказалась собственная комната с замком, пускай туалет и душ были общими. Не раздеваясь, Джин рухнула на матрас на полу и обняла себя одной рукой, зажав во второй бластер.

Проснувшись в тесной комнате ни свет ни заря, девушка уставилась в темный потолок. Впервые с ее прибытия на «Пять портов» вокруг царила тишина. Ни голосов из соседнего номера, ни уличного шума снаружи. Абсолютная тишина.

Ее практически постоянный внутренний монолог: «Еда, приют, корабль отсюда» — также смолк. Без этого постоянного отвлекающего шума девушку охватила печаль, заполнившая всю ту пустоту в ее душе, о которой она хотела бы забыть.

Акшайи больше нет.

Хаддера больше нет.

Однако сейчас ее терзало вовсе не одиночество — эта старая рана была хорошо ей знакома. Сильнее всего ее мучило чувство отчаянной несправедливости. И полная невозможность что-либо изменить. Осознание, что все чувства к Хаддеру вылились...

В абсолютное ничто.

Джин свернулась калачиком и прижала колени к подбородку, словно так можно было уменьшить поглощавшую ее пустоту. Она всхлипнула, судорожно втянула воздух, а затем ее затрясло. Ей казалось, будто грудную клетку сдавило и она не может дышать. Не может думать. А может лишь рыдать, уткнувшись носом в затхлую, провонявшую подушку, чтобы заглушить боль, да раскачиваться из стороны в сторону. Так продолжалось, пока совершенно опустошенная горем Джин не провалилась в сон.

Хозяйка ночлежки прошлась по коридору, барабаня в двери своей тяжелой клюкой. Пора выдвигаться.

Джин проглотила завтрак, предлагаемый всем постояльцам. Не то чтобы черствый крошащийся хлеб утолял голод, но все-таки это была какая-никакая еда.

— Останетесь еще на ночь? — спрашивала владелица, проходя мимо задержавшихся гостей. Обвисшая кожа ее рук колыхалась и хлопала женщину по туловищу. — Сделаю скидку.

Рядом с Джин хозяйка притормозила.

— Нужна койка, дорогуша? — поинтересовалась она низким, скрипучим голосом.

«Интересно, к какой расе принадлежит эта женщина». Девушка никогда прежде не встречала никого подобного ей — низкая, тощая, но со свисающими отовсюду складками кожи и комично большими ступнями.

Джин покачала головой. Ей и дальше будет нужен ночлег, но оставаться здесь она не могла. Девушка даже думать не хотела, как хозяйка заставит ее расплачиваться, когда у постоялицы закончатся деньги.

Джин знала, что, если дела пойдут совсем плохо, она сможет что-нибудь продать. Правда, ценных вещей у нее было всего ничего — подаренный матерью кулон да оружие. Причем оружие ей еще пригодится.

Рука потянулась к шее, пальцы коснулись кожаного ремешка, на котором висел кайбер-кристалл.

Трактирщица принялась убирать тарелки с хлебом и пустые чашки, всем своим видом намекая, что пора уходить. Джин не сводила глаз с экрана Голосети, делая вид, будто не замечает намеков хозяйки, и наслаждаясь возможностью просто посидеть и подумать. Ее взгляд упал на бегущую внизу экрана строку местных новостей. Там не было ничего особенного. Реклама акции в одном из игорных домов. Анонс начинающейся через три дня выставки, посвященной боевым построениям штурмовиков. Объявления о вакансиях, для которых у Джин не было подходящих навыков. Она уже едва не отвернулась, как ее внимание привлекло знакомое имя.

«Понта, явитесь в главный офис на уровне TJ56».

— Тебе пора, дорогуша, — заявила владелица гостиницы, сваливая в кучу грязную посуду.

— Ага, — рассеянно ответила девушка, глядя женщине через плечо.

— Если не хочешь заплатить мне за еще одну ночь, выметайся, — продолжила женщина уже суровее.

— Я просто хочу дочитать...

— Или плати, или проваливай, — стальным голосом приказала женщина.

Запись пропала, в строке опять бежали первые объявления. Сообщение о Понте появится снова лишь через несколько минут.

Владелица спихнула Джин со стула.

— Да ладно, ладно! — прорычала девушка. — Ухожу я.

Джин вышла наружу, лихорадочно соображая. Кто-то по имени Понта должен был явиться в главный офис, где отмечались все прибывшие на станцию.

От проблеска надежды сердце забилось чаще. Акшайя или Хаддер — а может, и оба — были живы.