Стамбул, Турция
Бульвар Барбаросса, транспортная развязка
В тот День Мы [говорит Господь миров] скажем Аду: «Ты наполнился?»
И Ад ответит: «А есть ли еще?»
В общем… штабные планы реализовались в точности по Черномырдину… хотели как лучше – получилось как всегда…
Туркам, видимо, погнали данные через Анкару – а иначе никак, в Стамбуле нет никого, кто принимает решения. В Анкаре сначала до всех дошло, потом они, видимо, сели на телефоны и начали беспорядочно связываться со всеми, с кем можно, требуя остановить движение и отрезать западную часть города от восточной. Но на месте почти никого не было, потому что вся полиция Стамбула была стянута на обеспечение матча «Спартак» – «Фенербахче», грозившего массовыми беспорядками. Дальше – турецкие отцы-командиры, получив приказы, кто-то начал действовать сразу, а кто-то забил. В результате одни улицы перекрыли, другие нет… движение начало вязнуть, и я по движению точек на карте в какой-то момент понял, что они успеют проскочить на Босфорский мост раньше нас. Они, видимо, пошли на хитрость – зайти с европейской части, сразу попадают на стадион. А может, у них логово было в европейской части, я не знал.
О Аллах, как я тогда гнал…
Турецкая столица Стамбул – она никогда не знала вмешательства кого-то вроде барона Османа или Юрия Михайловича Лужкова. Здесь никогда не было массовых кампаний по сносу домов, переселению жильцов, реновации. Из дома переселялись только, когда он сгорел или совсем сгнил и развалился, а так он стоял. Когда место освобождалось, на его месте строили другой дом, никаких строительных правил и разрешений не было до самого последнего времени. В итоге громадный, пятнадцатимиллионный Стамбул – очень тесный город, тут мало прямых и широких, но зато полно всяких второстепенных, ведущих неизвестно куда очень узких улиц. Да еще и очень крутых – порой они такие, что для пешеходов строят ступени, иначе ходить по ним нельзя. Разумеется, машины все паркуют, где вздумается, и стамбульский муниципалитет денег за парковку не берет. Хорошо еще, что здесь нет англосаксонской привычки строить второстепенные улицы как тупики. Но и без того проблем до черта. И вот по такой вот системе улиц, похожей на систему капилляров в организме человека, я и гнал как умалишенный, пытаясь попасть на бульвар Барбаросса раньше, чем террористы…
Никакой Гугл тут не поможет, я просто ехал по наитию, представляя примерно, куда мне надо, – и ехал туда. Как я ехал – это отдельная история. Если бы я остановился, местные жители наверняка нас линчевали бы. Просто чудо, что не сбил человека… хотя пара кошек, наверное, рассталась с жизнью во время моего безумного рейда к Босфору. Нас постоянно швыряло, в любой момент могла полететь подвеска, а чеченцы в кузове держались за что придется и, забыв про шариат, матерились на великом и могучем, который только и может передать всю гамму чувств, обуревающих человека в такую минуту. Вахе было проще – там для переднего пассажира длинный поручень на приборной доске, он за него и держался. Заодно пытаясь не разбить ноутбук, на котором на карте показывалось продвижение неизвестного транспортного средства с двадцатью подозрительными телефонами разом.
Их, похоже, завернули от моста на развязке. Испугались полицейских постов. Теперь они рвутся к пристани Бешикташ, там полно народа, это одна из самых оживленных точек Стамбула. Дальше – одно из трех. Либо через авеню Кеннеди – в туннель «Евразия», недавно открывшуюся замену третьему мосту через Босфор. И все-таки в азиатскую часть. Либо они могут захватить теплоход на пристани – там всегда полно народа, нет никаких проблем захватить заложников. Либо могут захватить заложников в Техническом университете. Либо просто применят то, что у них есть, в толпе людей, подорвутся…
И я уж понимал, что мы опоздали…
– Они свернули! – в какой-то момент крикнул Ваха.
– Где?
– Развязка! Тут «университет» написано!
Шайтаны. Значит, все-таки рвутся к мосту. В этом районе начинается сложная система подходов к мосту. Турки проделали огромную работу, они как бы построили целую сеть бессветофорных трасс над землей. К Босфору ведь идет спуск, а они как бы построили продолжение моста над землей, пустив поверх еще и множество переходов. Хорошо в этом только то, что там есть пикеты для взимания платы за проезд. Теоретически, можно попробовать их там и остановить – если успеть.
В какой-то момент паутина узких улиц резко обернулась трассой – мы, наконец, вылетели на бульвар Барбаросса, и почти сразу нам надо было с него съезжать.
– Где они?! – Я осматривался по сторонам, нет ли полиции.
– На мосту! Остановились!
КПП. Только бы их там задержали.
На въезде на Босфорский мост – один из красивейших мостов мира – стояла пробка, но террорист за рулем решился на отчаянный шаг. Дело в том, что через Босфорский мост проходит линия метробуса с выделенной полосой, она всегда свободна. Под возмущенные гудки турецких автомобилистов он вырулил на полосу движения метробусов, поехал по ней в сторону моста.
На въезде на мост стояли жандармы. Усиленный пост. Дорогу перегородил БТР, жандарм в военной форме повелительно махнул рукой, подошел к остановившемуся автобусу.
– Ты что это делаешь?! Законы для тебя не писаны?! Нельзя!
– Ради Аллаха, выслушайте!
– Ну-ка, выходи из автобуса.
– Только выслушайте, бей…
Офицер посмотрел на номера – провинция Ыгдыр. Самая глушь, это место, где сходятся границы трех государств – Армении, Турции и Ирана. Понятно, почему он обращается к нему «бей», так обращались еще во времена Османской империи, а сейчас это слово сохранилось только в самой глуши.
– Беев больше нет, идиот! – проворчал офицер. – Ты в каком веке живешь?
– Посмотрите! У меня в автобусе дети! Они мечтают попасть на матч, но все дороги перекрыты! Это самое большое их желание, увидеть игру любимой команды.
Офицер нахмурился, обошел автобус… дверь с шипением открылась. Он поднялся в салон… так и есть, дети.
– Ради Аллаха, офицер. Благотворительный фонд подарил билеты на матч, а мы не можем попасть туда…
Что-то было не так…
– А почему это ты из Ыгдыра и здесь?
Ыгдыр был в азиатской части страны.
– Гостиницу удалось найти только здесь. Мы в Истамбуле уже четвертый день.
Офицер поверил. В городе полно всякого сельского отребья, некоторые даже не знают, как за проезд в метро заплатить. В долмуше просто передал водителю, и все, а тут надо карту покупать и деньги на нее класть. А некоторые не знают, что такое компьютер. Да чего там, многие и метро-то в первый раз видят.
А еще офицер когда-то был таким же сельским пареньком. И все село отправляло его в академию жандармерии.
Кстати, то, что гостиниц мало, тоже правда.
– Ехать надо заранее, – офицер понизил тон, – тут всегда пробки, как матч. И в гостиницах мест нет. Ты что, не местный? Давай документы.
Он посмотрел документы водителя. Вроде подлинные. На всякий случай включил рацию.
– Проверь, Вахид Тюркачи. Живет в Ыгдыре.
Рация отозвалась через несколько секунд.
– Есть такой. Совпадений с базами нет.
Офицер думал, что делать. Приказ начальства – строго-настрого закрыть мост, никого, ни под каким видом не пускать. Но тут… что могут плохого сделать дети?
И кем он будет, если лишит детей возможности посмотреть матч. Если бы побольше времени было, можно было бы на пристань их отправить… про теплоходы приказа не было. Но сейчас они точно не успеют.
– Ладно, езжай. Я предупрежу на той стороне, чтобы вас пропустили.
– Аллах да благоприятствует вам, бей.
Офицер вышел из автобуса, дверь с шипением закрылась. Дети смотрели на него через окна… и офицер снова почувствовал, что что-то не то.
Автобус тронулся, и в этот момент офицер услышал, что едет еще кто-то.
Совсем оборзели. Вот этого-то он точно тормознет как надо.
– Он пошел!
Твою мать, пропустили. Как?!
Мы не успели меньше чем на минуту.
Впереди был уже пост… БТР‐80 в синей раскраске жандармских частей и вооруженные автоматами люди. Один повелительно махнул рукой, требуя остановиться.
Не знаю, как мне там повезло… у меня не было ничего похожего на удостоверение полицейского, только полицейская куртка. Если бы жандарм заподозрил – только заподозрил! – что я не турок, по акценту или как-то еще – нам пришел бы конец. Там стоял БТР, его пулеметы просто изрешетили бы нас.
– Криминальная полиция! – крикнул я, высовываясь из фургона. – Старшего ко мне, живо!
Подошел офицер жандармерии.
– Только что через ваш пост прошло какое-то транспортное средство! Был приказ никого не пропускать!
Самое главное – громкий голос и давить, давить, давить. Не давать опомниться. Обычно люди под напором теряются.
– Вы что, не получали приказ?! Никого не пускать!
Офицер струхнул, это было видно.
– Но это… были дети!
– Какие, к шайтану, дети?!
– Дети… там дети, целый автобус детей… у них билеты на матч были. Какой вред от детей…
Я выругался по-турецки так, что жандарм в испуге отпрянул от меня. Ему уже было все равно до нашей машины, он думал, какое наказание получит.
– Передай дальше на посты – останавливайте автобус, он захвачен террористами! Нельзя их пропустить! Не дайте им уйти в город с моста!
Если я опять ошибаюсь – сидеть нам в турецкой тюрьме, пока не обменяют. И то хорошо, если не пристрелят.
– Слушаюсь…
– И пропусти нас!
Ваха нажал на газ, наш фургон рванулся вперед. У выделенной под метробусы полосы не было шлагбаума, и мы пролетели на скорости, жандармы только успели отскочить. Впереди была совершенно пустая бетонная полоса скоростной дороги, проложенной на высоте двадцатиэтажного дома. Бетон, дорога, похожая на взлетную полосу, и беспощадный, никогда не стихающий ветер.
Все должно было решиться здесь, над Босфором.
– Они захватили автобус с детьми, – сказал громко я, – всем приготовиться!
На автобусной полосе мы развили сто пятьдесят, не меньше. Не знаю, ездил ли кто по мосту с такой скоростью. Он ведь опасен – одно время только и говорили об упавших в Босфор с моста машинах.
Машину мотнуло… ветер. Подвеска уже разбита нахрен гонкой по стамбульским улицам, рулевое… не знаю, как радиатор еще не потек или мотор не заглох. Я едва успел откорректировать рулем, иначе бы…
Снег. Такой, какой бывает в самом конце зимы, – грязный, с черными, в разводах сугробами по обеим сторонам дороги.
Город… типичный постсоветский, с рядами унылых панелек, белыми сталактитами шестнадцатиэтажек и пристроенными к домам стекляшками. По протоптанным в неубранном снегу за время зимы тропинкам брели по своим делам люди, унылые, как и жилища, в которых они жили, как и магазины, в которые они ходили, серые и черные… казалось, в этом мире вообще нет ярких красок, только черный, белый и трагический серый.
Дорога шла резко вниз, да еще с поворотом. Въезжая в город, ты как бы спускался в него – не поднимался, как в Иерусалиме, а именно спускался, как в ад или хотя бы чистилище. Я притормаживаю – и тут с ужасом понимаю, что под колесами не асфальт, а лед. Машину несет… я пытаюсь направить колеса в сторону заноса, отпускаю тормоз… не помогает. Ничего не помогает. Нас несет…
Только сбоку почему-то не линия грязных сугробов, а отбойник моста…
Тише…
Души на крыше
Медленно дышат,
Перед прыжком
Слышу…
Все твои мысли
То, что нам близко,
Всё кувырком
Как…
Проще сказать
Не растерять,
Не разорвать
Мы…
Здесь на века…
Словно река,
Словно слова
Молитвы…
Мелькнула мысль – за все надо платить. Только ничего, кроме своей жизни и жизней тех, кто шел со мной, у меня в оплату не было…
Террористы уже понимали, что они прорвались. Прорвались, несмотря ни на что…
С азиатской части кордон был намного слабее, там мост прикрывала всего лишь полиция, и то немного. Один из полицейских показал, проезжай.
Он начал объезжать… и тут что-то произошло…
Наперерез автобусу бросились полицейские, один с ружьем, другой с автоматом. Они прицелились в него, он остановил автобус.
– Стоять!
– Что происходит?!
– Выходи из автобуса!
– Но что случилось, помилуй Аллах?!
– Приказано тебя задержать. У тебя в автобусе террористы.
– Но тут только дети!
Полицейские и сами это видели… им было не по себе. Один наставил на водителя ружье и прорычал:
– Все равно выходи! Мы обыщем автобус!
Вахид Тюркачи повернулся:
– Дети, выходим. Не торопитесь…
Выходили дети… один за другим. Мальчишки. И с каждым выходящим – решимость полицейских таяла, как снег на солнце.
– Вот и всё, – сказал водитель, – здесь нет террористов, только дети…
Подбежали еще двое полицейских, один был начальником:
– Что тут?
– Тут только дети.
– Эти идиоты что-то опять напутали.
Полицейский начальник осмотрел группу детей, в сердцах выругался.
– Проверь багажник и отпусти.
– Аллаху Акбар! – громко выкрикнул Тюркачи.
И все подростки разом бросились на полицейских.
Юных бойцов Джайш-аль-Кадр обучали искусству группового боя. Это редкое знание, оно когда-то давно было известно, групповому бою обучались римские воины и турецкие янычары… кстати говоря, первые отряды спецназа ГРУ тоже его изучали… у русских его разновидность осталась со времен драк деревня на деревню, женатые против неженатых – сами эти драки, кстати, имели глубокий прикладной смысл. Но потом все стали изучать карате…
К несчастью, среди исламских экстремистов был и тот, кому дед передал секреты группового боя, практиковавшегося янычарами.
Один бросается в ноги, другой перехватывает оружие, третий – ножом по горлу. Вот и всё.
Полицейский начальник струсил, побежал, даже не пытаясь стрелять – и его расстреляли в спину. Сразу его не атаковали, потому что у него не было автомата.
Вахид Тюркачи посмотрел назад и увидел фургон, который ехал оттуда же, откуда приехали они. Синий.
Полиция.
Фургон остановился и перекрыл дорогу.
Впереди снова появилась очередь машин… турки проверяли тех, кто успел въехать на мост, но не успел с него съехать. Я увидел зад автобуса… белого. Он стоял на нашей полосе там, где заграждения и будки тех, кто берет плату за проезд. И там что-то происходило.
Потом я увидел человека… бегущего человека.
– Приготовились!
Я развернул машину так, что она перекрыла полосу движения, отрезав автобусу путь назад. Не слишком препятствие… но хоть что-то.
По нам не стреляли, но что-то там точно происходило. От стоявших в очереди машин бежали водители.
– Пошли! Прикрываемся машинами…
О чем я тогда думал? Да ни о чем не думал. А ведь татары рассудительные. Я как-то слышал от марийца – мы сначала бросаемся делать, потом думаем, а вы сначала думаете, потом делаете…
Щаз…
Уже во время боя мысль пришла – до того, как меня контузило. Если террористы откроют баллоны сейчас, жертв будет на порядок меньше. Это мост, здесь всегда сильные ветра. Погибнем только мы, те полицейские и люди в машинах ближе к эпицентру. Большую часть отравляющего вещества сдует в Босфор и развеет ветром до безопасной концентрации.
Как потом оказалось – мы едва успели.
Террористам – а дети и были террористами – надо было только оттащить в сторону грузовик, перегородивший дорогу… жандармы с той стороны были уже мертвы. Но они убили водителя и не могли найти ключи…
Сейчас пацаны уже вскрыли тайник в автобусе и спешно доставали свое оружие. Пистолеты-пулеметы со скорострельностью пятнадцать выстрелов в секунду. Они были достаточно легкими, устойчивыми при стрельбе и не давали такой отдачи, как «калашниковы». И в отличие от «АК» на близком расстоянии не ранили, а убивали наповал. Техники Исламского государства выбрали для своих «львят» именно это оружие – местные копии МР5 К. К ним подобрали полицейские патроны, запрещенные Гаагской конвенцией, но разрешенные для полицейских операций, почти разрывные…
– Такбир! – крикнул кто-то.
– Аллаху Акбар! – отозвались в разных местах.
В десятке машин от начала очереди, от шлагбаумов и автобуса, стоял большой американский пикап, используемый тут как легкий грузовик. Я перебежал к нему, там стоял Ваха, он целился стоя, но не стрелял. Я хлопнул его по плечу, чтобы он знал, что сзади свой, встал за ним. Чеченцы перебегали за машинами, выбирая позиции, но это было не так просто. Три полосы в одном направлении, минус пустая выделенка для автобусов – две. Не так много позиций для стрельбы.
Я никак не мог понять, почему ни Ваха, ни другие чеченцы не стреляют. У меня на винтовке помимо коллиматора была тактическая лупа-увеличитель, можно было работать как с оптическим прицелом малой кратности. Я перекинул ее в боевое положение, прицелился с плеча Вахи – мне надо было видеть, что там происходит.
И я увидел. Автобус стоял кормой к нам – большой, двухпалубный, междугородный. Снизу люки багажного отделения были открыты настежь, и там кто-то суетился… я сначала не понял, что происходит вообще. Мелькнула мысль – это вообще кто, почему они такие мелкие… даже сирийцы пусть в среднем немного ниже нас ростом, но не настолько же! Но почти сразу обожгла мысль – дети. Подростки.
Что было делать – я не знал, не понимал, что они вообще делают. Там больше половины и видно не было, машины мешали. Дошло только тогда, когда один из подростков выпрямился во весь рост… я увидел, что у него в руках автомат.
– Да стреляй же!
– Ты что, это же дети!
Если не убиваешь ты – убивают тебя. Со стороны автобуса застрочил автомат, и Ваха выронил свой, упав на меня, едва не сбив меня с ног. Он был мертв…
Я вскинул свою винтовку, поймал в прицел пацана лет четырнадцати в желтой с синим футболке «Фенербахче», который целился в меня, дожал спуск. Попал – брызнуло кровью на борт автобуса, пацан упал.
– Б…, е… вашу мать, огонь! – заорал я по-русски.
Русский мат и гибель командира вывели чеченцев из ступора. Застрочили и наши автоматы… но их уже было больше.
Много больше.
И терять им было нечего…
Я… плохо помню этот бой. Может, контузия сказывается, может… вообще не хочется помнить. Страшно потому что это. Страшно… это слово не передает всего смысла того, что происходило.
Мы вели бой с детьми. Мы стреляли в них и убивали. А они стреляли в нас.
Я стрелял с колен… перезаряжал и снова стрелял. Не помню, сколько выстрелил и попал ли в кого. Может, просто не хочу помнить.
Контузило меня где-то в середине боя. Я мельком заметил бегущего к нам пацана лет десяти… у него была футболка «Бешикташ», желтая в полоску… а за спиной рюкзак… большой для него. Он бежал по автобусному коридору, с моей стороны. Я понял, что это смертник… они послали смертника, чтобы уничтожить нас и пробить коридор. Я открыл по нему огонь… автоматные пули пробили его насквозь и попали в рюкзак… и во взрывчатку, что была в нем. А потом пацан исчез в ослепительно яркой вспышке…
Оглушенный, я валялся у машины рядом с Вахой… и уже не видел, как подошедший на шум боя с той стороны моста бронетранспортер жандармерии открыл пулеметный огонь по автобусу и по детям-боевикам, уничтожая все живое…