37
Приблизительно в то же время, когда Диоген выходил из номера в отеле, Пендергаст, все еще в ветровке от ФБР и разодранных брюках и рубашке, входил в особняк на Риверсайд-драйв, 891. Он бесцеремонно перешагнул через полицейскую ленту, преграждавшую вход в зал приемов, быстро оглядел помещение – бирки, прикрепленные к уликам, и остатки дактилоскопического порошка – и прошел в библиотеку.
Все вроде бы находилось на своих местах, ничего лишнего, разве что письмо, лежащее на приставном столике, – письмо, адресованное в дом, куда не доставлялось ни одного письма, кроме тех, что приходили на абонентский почтовый ящик. Письмо было от миссис Траск, которая писала Проктору.
Пендергаст вскрыл конверт. Миссис Траск писала, что из-за болезни сестры ей придется остаться в Олбани на одну, может быть, две недели дольше, чем она планировала. Она просит прощения, но надеется, что забота о Констанс не будет для Проктора в тягость.
Пендергаст положил письмо. Несколько секунд он оставался неподвижным, прислушивался к пустому дому. Выйдя из библиотеки, он быстро поднялся на верхние этажи особняка, помедлив сначала у комнат Проктора, а потом – подольше – у покоев Констанс.
Дом казался пустым. По всем признакам Проктор покинул особняк в большой спешке, и, судя по очень тонкому слою пыли, накопившейся на поверхностях мебели, это произошло девять или десять дней назад. К тому же отсутствовала его тревожная сумка.
Пендергаст осмотрел комнаты Констанс: похоже, она не жила здесь в последнее время, но, перед тем как исчезнуть, спешно собрала вещи.
Стоя в сгущающейся темноте ее комнат, Пендергаст вытащил из кармана сотовый и набрал номер в Ривер-Пойнте, пригороде Кливленда. Ему ответили на третий гудок. Пендергаст выждал полагающиеся пятнадцать секунд молчания, пока проходил процесс идентификации.
– Неужели это мой собственный секретный агент? – услышал он наконец знакомый, чуть задыхающийся голос. Он доносился из комнаты, освещенной только мерцанием компьютерных экранов и единственной свечой, горящей на слуховом окне. – Кажется, у вас появился новый номер. И к тому же новый телефон, айфон 6S. Очень мило.
– Мим, мне нужно, чтобы вы сделали кое-что для меня.
– Вот всегда вы звоните только по делу. Нет чтобы просто поболтать.
– Это очень срочно.
– Разве не всегда так? – Демонстративный вздох. – Ладно, и в чем проблема?
– Вы знаете моего шофера, Проктора?
– Конечно. Бывший военный, какое-то время служил в вашем подразделении, если не ошибаюсь. Его имя…
– Прекрасно. Он исчез из дома на Риверсайд, насколько я могу судить, дней десять назад. Мне нужно, чтобы вы его нашли.
– Эй, вот это будет занятная работенка. А когда я закончу, может, и вы сделаете что-нибудь для меня? Тут у ФБР появилась новая игрушка, которую я страстно жажду, сотовый дуплексер, маскирующий…
– Что угодно. Просто найдите Проктора и держите меня в курсе. Спасибо, Мим.
Пендергаст сунул телефон в карман и огляделся еще раз.
Хотя вид у дома был нежилой, д’Агоста только сегодня утром видел здесь Констанс в присутствии Диогена. Д’Агоста сказал ему, что Диоген нес чемодан. А на Констанс была шляпка. Шляпку она надевала очень редко… только когда уезжала куда-нибудь.
Диоген. То, что он выжил после падения в лаву вулкана Стромболи, казалось невероятным. Но тем не менее он тоже был в этом доме сегодня утром, и мотив его появления здесь мог быть только один – месть. Месть Пендергасту и в особенности месть Констанс, ведь это она почти четыре года назад столкнула его в поток лавы.
Но что-то тут не складывалось. Ответы, которые он получил от д’Агосты сегодня утром, содержали некоторые несоответствия – любопытные, тревожные несоответствия, и Пендергаст не в силах был объяснить их.
Он открыл дверь в гардеробную Констанс и сразу понял, что часть вещей отсутствует.
Он тихо постоял, размышляя. Прошло двадцать четыре дня с той схватки в Массачусетсе, когда его унесло в море. Очевидно, за время его отсутствия многое должно было произойти, и все это вызывало у него беспокойство. Зачем Проктору понадобилось покидать дом и бросать Констанс? Уж этого он никогда бы не стал делать. Куда он делся? Почему не вернулся? Несмотря на поручение отыскать Проктора, данное Миму, агент опасался, что его шофер уже убит рукой Диогена. Что могла делать Констанс одна, в пустом доме?
Но самое странное: свидетелем какой сцены стал д’Агоста, когда вошел в особняк сегодня утром в начале девятого? В его рассказе было мало смысла.
Здесь были возможны два сценария. Первый: Диогена застали в момент похищения Констанс в целях мести – мести Пендергасту, Констанс или им обоим. Но ее поведение, платье, действия, описанные д’Агостой, шли вразрез с этим сценарием.
Второй сценарий… тот, что лучше соответствовал фактам… был слишком уж извращенным, слишком ужасным, чтобы его рассматривать.
Пендергаст прервал свои размышления и начал действовать. Он ринулся из комнаты и начал внимательно, методически обыскивать особняк. Он поднялся в сумбур чердака и оттуда двинулся вниз, тщательно и быстро осматривая все в поисках информации, любой информации, которая помогла бы ему разрешить загадку опустевшего дома. Пендергаст ни на секунду не забывал о том, что даже сейчас часы все тикают и тикают, отсчитывая мгновения неведомой судьбы…
Шестнадцать часов спустя он находился в нижнем подвале и сидел за письменным столом в библиотеке маленьких покоев Констанс. Теперь он немало понял; самое главное – что именно здесь она прожила по крайней мере последние две недели. На столе перед ним лежали четыре предмета: орхидея, сборник любовных стихотворений Катулла с заметкой на полях от руки, сделанной слишком знакомым почерком, нотная рукопись с музыкой, посвященной Констанс, и тибетская танка с изображением ребенка-божества, черты которого опять же были отвратительно знакомыми.
Пендергаст ощутил оцепенение, какого никогда не испытывал прежде. Он пришел к единственному выводу: Констанс поддалась тонкой, неумолимой и прекрасно продуманной политике ухаживания.
Невозможно было представить, чтобы Констанс – нет, только не она! – стала жертвой подобной игры, позволила обольстить, обмануть, победить себя. И тем не менее все свидетельствовало о том, что так и произошло.
Пендергаст вынужден был признать, что, несмотря на его необыкновенную прозорливость в том, что касается криминальной стороны человеческой натуры, он нередко попадал впросак, когда дело заходило о понимании женщины и сложностей интимных отношений. А из всех женщин, каких он знал, самой загадочной была Констанс с ее сильными, неистовыми страстями.
Пендергаст оглядел комнату, оставаясь неподвижным после нескольких часов непрерывной активности. Его бледные глаза вспыхнули, вернувшись к четырем предметам, лежащим на столе. Но это по-прежнему казалось ему невозможным.
Он понял, что есть только один способ убедиться. Он снял ветровку и, не прикасаясь к листу бумаги с нотами и сборнику стихов Катулла, положил их на материю, осторожно завернул и, прихватив щетку для волос из спальни Констанс, направился назад в главную библиотеку.
Подключив ноутбук, спрятанный за одной из деревянных панелей, Пендергаст зашел на защищенный сайт нью-йоркской полиции и, выйдя на дактилоскопическую базу данных, вывел на экран несколько отпечатков Диогена, которые он отобрал, когда его брат разыскивался за похищение человека и кражу бриллианта, известного как «Сердце Люцифера».
Выведя на экран отпечатки Диогена, он достал комплект криминалиста и с помощью порошка и клейкой ленты снял отпечатки с нотного листа и сборника стихов Катулла. Он получил два разных набора отпечатков. Один из них принадлежал Диогену.
Отпечатков Констанс Грин в базе не было, ни в официальной базе, ни в каких-либо других. Пендергаст взялся за щетку для волос, он снял отпечатки – на ней присутствовал только один набор – и исследовал их, сравнивая со вторым набором на нотном листе и книге стихов. Отпечатки совпали. Это доказывало, что именно Диоген, и никто другой, обхаживал Констанс, пока Пендергаст был пленником на борту судна наркоконтрабандистов.
Оставался еще один тест. Но Пендергаст боялся его проводить.
Он долго сидел в темной библиотеке. Наконец он снова вошел в базу данных нью-йоркской полиции и открыл отпечатки, снятые криминалистами с осколков вазы династии Мин, разбитой о череп д’Агосты.
Он хорошо помнил эту вазу, редкую и хрупкую. Удар ею мог оглушить человека, но не убить. По фотографиям полиции было ясно, что ваза – кромка, шейка, ручка, изящный корпус – разлетелась на множество осколков. Только одна часть оставалась цельной – ножка.
Пендергаст изучил отпечатки, найденные на ножке. Там обнаружилось много отпечатков, но один из них накладывался на все остальные, а размещение этих отпечатков указывало, что последний человек, бравший вазу, держал ее по-особому – использовал как оружие.
Отпечатки принадлежали Констанс.
Пальцы Пендергаста соскользнули с клавиатуры, по его телу прошла дрожь. Констанс принимала ухаживания его брата. Зная о Диогене все, что знала она, и невзирая на сложную историю их взаимоотношений, она тем не менее сдалась и ушла с ним. Д’Агоста помешал их отъезду, и она ударила его вазой по голове, что дало им возможность уйти.
Пендергаста захлестнули незнакомые эмоции: паника, смятение, ужас и – в основе всего – отвратительное ощущение ревности. Он должен предпринять что-то, немедленно. Но что? Чем занимается Констанс в данный момент? Жива ли она еще? В его сознание вторгались сцены, жуткие сцены. Что, если прямо сейчас – не дай бог – она с его братом? Его мысли вернулись к неожиданному конфликту, возникшему между ним и Констанс в его номере отеля в Эксмуте. Неужели его неловкое поведение в тот интимный момент каким-то образом бросило ее в объятия его ненавистного брата?
Обуреваемый чувствами, Пендергаст схватил себя за волосы и испустил крик – крик боли, стыда, бессильной ярости… и всеподавляющего самобичевания. Что бы ни произошло в этом доме за время его отсутствия, одно казалось ясным. Он сам, по крайней мере отчасти, несет ответственность за случившееся.
Теперь у него не было иного выбора, кроме как вручить судьбу Проктора Миму. Сам же он должен заняться поисками Констанс, а когда он найдет ее, то наверняка найдет и своего брата.
И тогда он сделает так, чтобы эта их встреча стала последней.
