8
Гхарр шел по дубраве и слышал, как нечто идет по его следу. Он никогда не разделял тяги его сестры к живым игрушкам, и через это она казалась ему глупой девкой с извращенной фантазией. Лисья дубрава проходила там, где брали свое начало дороги Охоты — вотчина прекраснейшей из дочерей Рогатого Пса, и здесь все жило по её правилам. Даже пламя дорог Войны не могло бы уничтожить дубраву.
Змей стряхнул с себя одеяние тумана, как старый прохудившийся плащ, и надвинул на лицо забрало:
— Веди меня к своей хозяйке, Хельгерд фон Шелудивый Пес.
— Не смей говорить со мной таким тоном, — прорычал человекоподобный волк. — Иначе…
— Ты сгубил многих, кто шел моей дорогой, псина.
— Заткнись.
— И лишь потому я не стану наказывать тебя, что ты бездумная шавка с мягким черепом. Дрянная поделка, которую спускают с цепи лишь тогда, когда на то есть хозяйская воля.
— Змея, — прорычал Хельгерд, — проваливай восвояси!
Волк вышел из тумана, и, хватаясь за стволы вековых дубов, он оставлял на них глубокие следы когтей. Из его оскалившейся пасти текла слюна:
— Прочь из моего леса.
— Я не собираюсь мериться силами с проклятым человеком, — Гхарр положил облаченную в стальную перчатку руку на яблоко меча. — Но учти: ты либо отведешь меня к Амелии, либо я срублю каждое дерево в этом лесу.
— Рогатый Пес запретил тебе биться с людьми, — захохотал волк. — Хозяйка Лисьей дубравы рассказала мне… — Хельгерд не успел договорить. Гхарр растворился в воздухе, и там, где он прежде стоял, теперь клубилось золотистое облако. — Где… — И уже сквозь боль и хрип он прорычал: — Ты-ы-ы…
Гхарр держал огромного человекоподобного волка за глотку и, высоко подняв над землей, несколько раз ударил его о крону дерева. Легко, будто тряпичную куклу.
— Не напоминай мне о том, что я и без тебя прекрасно знаю, собака. О какой битве ты говоришь?! — Гхарр придушил волка так сильно, что язык его жертвы вывалился наружу. — О какой битве, а?! Трус, не знавший битвы, не вправе рассуждать о ней! — Волк взвыл, давясь болью и обидой: — Ты перестал быть человеком в тот час, когда обменял сердце на силу! Ты ничтожество! Ты падаль! Ты предал братьев. Я-то знаю, я был там! — когти Хельгерда скрежетали по латам змея. — Нападать из тени и биться — не одно и то же!
Змей услышал тонкий аромат корицы и лишь тогда разжал руку, лишь тогда перестал душить волка, когда возникшая за его спиной Амелия произнесла:
— Брат, прошу. Ему же больно.
Волк упал на землю и заскулил.
— Нам надо поговорить, Амелия.
— Говори, раз надо.
— Не в присутствии твоей собаки.
— Моя собака, — захохотала Амелия. — Моя собака верна, хоть и своенравна.
— Пусть уйдет. Это не просьба.
— Хельгерд, ты слышал? Проваливай.
Эти слова причинили боль во сто крат сильнее, чем та, что он испытывал. Отдав свое сердце Хозяйке, он принадлежал ей. Он убеждал себя в том, что любовь, которую он испытывает, — его собственные чувства, но раз за разом убеждался в обратном.
— Мы пройдем в твои покои?
— Нет, брат. Там сейчас дети… Не хочу, чтоб ты пугал их.
— Ладно, — Гхарр пригладил волосы сестры. — Ты прекрасна, Амелия. Как и всегда.
Она улыбнулась искренне и нежно, обнажая острые белые зубки.
— А ты все такой же болван. Что у тебя случилось? Я вижу тревогу в твоих глазах.
— Я пришел спросить тебя, не видела ли ты снов о… Люди зовут их вещими.
— Видела. Появилось Cемя, и по какой-то причине оно пустит корни на дорогах Войны.
— Мне тоже это непонятно. Семя — ребенок. Мне пришлось защитить его от верной гибели.
— Ребенок?
— Мальчик. Десять лет, совсем еще сопляк… Я не мог позволить ему умереть.
— Семя — хрупкий материал.
— Я надел личину отца этого ребенка и направил парня по пути воина. Но его сестра.
— Сестра?
— Да. Она видела то, чем я был на самом деле.
— Такого не может быть. Магию можно разрушить, если знать, как она устроена, но она-то не знает. Кухар не посвящал её в свой культ.
— Это тревожит меня, но теперь это не столь существенно. В мальчишке я разжег искру, и скоро она обратится в пламень. Что до Кухара… Сомневаюсь, я бы почувствовал.
— Ты сомневаешься в том, что сможешь исполнить свое предназначение?
— Я не сомневаюсь в себе, но рисковать своей жизнью раньше назначенного часа я не могу.
— И это при условии, что ты правильно истолковал слова отца.
— Слишком много «если», Амелия. Мне важно знать, были ли у тебя сны о Семени и угрожает ли ему что-то по-настоящему.
Хозяйка Лисьей дубравы отодвинула от себя руку брата.
— Был сон. Это будет не скоро, но будет.
— Что будет?
— Семя умрет.
— Твою мать! — выругался Гхарр. — Все напрасно!
— Я очень советую тебе навестить Хэйлир. Она подскажет.
— Дороги Судьбы…
— Именно. Я еще нужна тебе?
Гхарр знал, что Амелии не важен его ответ, и не удивился, когда дочь Рогатого Пса исчезла так же внезапно, как и появилась.
— Мне тоже снятся сны… — произнес он. — Твоя любовь к людской крови погубит тебя, охотница.
