В кормовой башне капитанского судна набилось много народа. Здесь был Кортес, его капитаны Антонио Монтесино, Сандоваль, Алонсо де Авила, Пуэртокарреро, Франсиско де Монтехо, секретарь армады Диего де Годон и личный секретарь Кортеса — Педро Фернандес. Тут же вертелся и шут, Хуан Сервантес.

— Зачем вы берете шута, сеньор Кортес? — спрашивали капитаны. — Этому человеку нельзя доверять. Он продаст отца и мать!..

— Хуже того: этот человек меня самого продаст, — смеялся Кортес. Но шута все-таки взял.

В последнюю минуту умолил Кортеса взять его с собой и Паблико Ортегилья, мальчик пятнадцати лет, слуга астролога Мильяна де Карнаса.

— Я буду служить вам, как пес Леонсе, ваша милость! — клялся Паблико. — Я буду подавать вам еду и вино, буду спать на пороге вашей спальни. Возьмите меня, сеньор!.. Мне не надо ни золота, ни доли в добыче — я хочу сразиться с неверными в бою, добыть себе славу. Я умею биться, как взрослый воин, — клянусь, высокородный сеньор!..

Кортес взял мальчика к себе в пажи. Он взял на судно даже Эскудеро, Хуана Эскудеро, того самого альгвасила, который когда-то первым наскочил на него у церкви, по приказу губернатора.

— Зачем он вам, дон Фернандо? — удивился Сандоваль, молодой капитан, друг Кортеса.

На капитанском судне было тесно; тесно было и на других судах. Всего отплыло девять больших каравелл и две бригантины поменьше, без палубы и крытых башен. На двух больших судах в трюмах везли коней. Всего коней было шестнадцать, и заплатили за них неслыханные деньги: по нескольку тысяч золотых песо за голову. Кони дороги были в Новом свете.

— Конь мне сейчас дороже дома! — объявил Кортес. В последний час перед отплытием, чтобы заплатить за двух коней, он продал сант-ягскому купцу свой городской дом — последнее, что у него еще оставалось.

— А как же будет с доньей Каталиной, вашей супругой, дорогой сеньор? — наивно спросил паж Ортегилья.

Кортес промолчал, сухо улыбнувшись. Что ж, Каталина вернется к сестрам в нищету, из которой он ее взял…

Лопе Санчес, обладавший чутьем старого солдата, пристроился на «Санта Тересе» — большом, поместительном и сильно нагруженном провиантском судне. В кормовой башне «Санта Тересы» было тесно и грязно. Здесь висели бычьи туши, визжали живые свиньи, в трюме перекатывались бочки с моченым горохом, с вином, с уксусом, с оливковым маслом; по углам были свалены мешки с мукой и с сухарями. Хозяйничал над всем этим эконом Хуан де Торрес, старый увечный солдат, уже негодный в бою.

Торрес оглядел Лопе, его выпяченную грудь, усы, худой перебитый нос, впалый живот и улыбнулся.

— Какой ты, земляк, худой и длинный! — прохрипел Хуан де Торрес. — Да ничего, с помощью бога на «Санта Тересе» откормишься.

Лопе осмотрел трюм, подсчитал мешки, бочки и огорчился: вина было мало. Всего четыре бочонка на всю армаду! Из четырех три достанутся капитанам.

Без вина в походе!.. У берегов Юкатана весь январь и февраль дули жестокие северные ветры; еще не известно было, какими землями они проникнут в глубь индейской страны, — леса там будут или болота, или пески; так или иначе, без вина лихорадка истреплет солдат. Без вина не согреться ни на море, ни на суше; иной раз в походе среди немирных индейцев и огня нельзя к ночи развести. Примочки из андалузского вина хороши для свежей раны. А если к кому-нибудь прилепится в горах злая простуда, надует ветром горло или щеку, тоже лучшего нет в походе лекарства, чем вино…

— Мало запасли для нас, солдат, вина, земляк Торрес! — Лопе бродил по судну огорченный.

— О вине, Санчес, не беспокойся! — утешил его Хуан де Торрес. — Всего будет вдоволь — и вина, и мяса.

Они плыли на запад, вдоль самого дикого берега Фернандины, еще не везде заселенного испанцами. Леса сползали по горам к самому берегу, у скалистых берегов шумел прибой. Ни одного дыма не было видно над деревьями, — индейцы в этих местах давно ушли от берега в глубь страны, в леса, попрятались в горы. Этот остров назвал Фернандиной еще старый адмирал — Кристофор Колумб — в честь короля Фернандо; здешние индейцы называли этот остров Кубой. Берег Кубы здесь был довольно беден золотом; только в одном месте, недалеко от Макаки, в лесах, на берегу большой безымянной реки, расположились королевские прииски.

Суда флотилии, далеко растянувшиеся караваном, шли близко к берегу; капитанское судно впереди. Ночи были безлунные, стоял декабрь; суда шли только днем, к ночи бросали якорь. На шестой или седьмой день пути, к заходу солнца, сигналом с капитанского судна Кортес приказал остановиться.

Лопе разглядел земляной вал на берегу высокий частокол, башню маленькой крепости, сложенную из толстых бревен. Здесь, под замком, жили королевские индейцы, работавшие, на приисках. Здесь же находились королевские склады.

Когда стало темно, лодки с судов пошли к берегу. К полуночи на провиантское судно выгрузили пять бочек солонины, десяток мешков маниоковой муки, бочонок с оливковым маслом.

— Я говорил тебе, — все будет! — обрадовался эконом Хуан де Торрес.

— А вино? Вина не везут.

— Погоди, земляк, будет и вино!

Суда шли медленно, лепясь к берегу. Скоро дошли до другого, соседнего склада. Здесь снова остановились и ночью на «Санта Тересу» привезли на лодках много маиса, свиней и бочку индейской пальмовой водки.

— Где это они достали столько добра? — спросил Лопе.

— Где достали! — Хуан де Торрес улыбнулся. Индейская стрела когда-то ранила его в горло; кончик стрелы застрял в горловых связках; Хуан де Торрес долго болел и с тех пор почти потерял голос, — не говорил, а хрипел с натугой, с присвистом. — Где достали? — прохрипел де Торрес. — Наш сеньор Кортес, если негде взять, у самого его величества испанского короля займет.

— Это все из королевских складов? — испугался Лопе.

— Конечно; откуда же еще?

— Как же сеньор Кортес берет из складов, не получив разрешения от самого короля?

— Уж как-нибудь наш генерал-капитан сочтется с его величеством, — улыбнулся де Торрес. — Когда его милость сеньор Кортес отгрузит в испанском порту полную каравеллу, золота в королевскую казну, — король Карлос не станет спрашивать с нас нескольких мешков муки и бочек масла.

Генерал-капитан флотилии, казалось, не торопился. В порту Макака они провели целую неделю: с воскресенья по воскресенье. Здесь Кортес накупил немало военного снаряжения. В ночь на понедельник снялись с якоря и пошли дальше, с частыми остановками, на запад.

В порту Тринидад целая флотилия лодок двинулась с судов на берег. Впереди, на большом боте, плыл Кортес. Знамя армады — черное с белым крестом — укрепили на носу бота; по бокам шли две лодки с музыкантами. Застучал барабан, запели трубы, — все население Тринидада высыпало в порт. Кортес велел раскинуть свою палатку прямо на площади, в порту. Перед палаткой поставили стол, укрепили знамя, и глашатай в полосатой куртке объявил прием солдат в армаду.

Народ повалил на зов. В поселке Тринидад скопилось много людей из армады конкистадора Грихальвы; были здесь опытные солдаты, стрелки, были и капитаны. В первый день записался де Неса, пушечный мастер, с ним десятка два бывалых солдат. На второй день с утра запись замедлилась, Кортес ушел к себе в палатку. Он велел выкатить на берег бочонок вина, точно ждал кого-то.

В полдень несколько конных дворян подскакало к палатке. Грянула музыка; Кортес поспешно откинул полог. Впереди, на пегом жеребце скакал молодой дворянин без шляпы; светлые длинные волосы золотой гривой разливались у него по плечам; веселые голубые выпуклые глаза улыбались Кортесу. Дворянин соскочил с коня, и Кортес братски обнял его.

— Альварадо!

— Кортес!..

— Я ждал вас, дорогой Альварадо! — сказал Кортес.

Это был Педро де Альварадо, самый известный из спутников Грихальвы, храбрый и удачливый капитан. Вместе с Педро прибыли в стан Кортеса еще три брата Альварадо: Гонсало, Мануэль и Хуан. Все трое очень походили на старшего, Педро: такие же голубоглазые, светлые, рыжие, только братья были пониже ростом, помельче костью и не так бравы.

— Всех принимаю! — с широким жестом сказал Кортес. — Входите, сеньоры!.. Ортегилья, вина!..

В палатке начался пир. Еще несколько дворян, соскочив с коней, вошли к Кортесу. Только один, спешившись, отошел и стоял в стороне, плотный, коренастый, хмурый, в стальной кольчуге, в полном походном снаряжении. Он стоял, точно не решаясь подойти ближе. Кортес сам подошел к дворянину.

— Добро пожаловать, сеньор Веласкес де Леон! — приветливо сказал Кортес.

Веласкес де Леон еще помедлил, хмурясь, но все же вошел в палатку. Де Леон был дальний родственник губернатора Веласкеса и потому не ждал хорошего приема. Но Кортес обласкал его, усадил рядом с собою. Кортес знал де Леона как храброго и верного капитана.

— Вы будете моей правой рукой, дорогой сеньор! — громко сказал Кортес.

Он всех обласкал. Сегодня Кортес был в особенном воодушевлении, глаза у него сияли; он шутил в веселье, на этот раз, кажется, искреннем. Капитаны из армады Грихальвы прошли Косумел, весь берег Юкатана, Потончай, Бандерас, Кампече. Они знали все устья рек на берегу, прибрежные деревни; сам Педро де Альварадо беседовал и менялся подарками с послом из глубины той страны, откуда привозили золото к берегам Юкатана. Теперь, когда люди Грихальвы были с ним, Кортес был уверен в победе.

— Я веду вас к славным делам, мои капитаны! — твердил Кортес. — Горы золота лежат в той стране и только ждут меча конкистадора!.. Несчастным язычникам индейской земли мы принесем свет истинной веры. Друзья, мы добудем в той земле славу себе и новые богатые владения нашему королю!..

В палатке пили до вечера. Вечером алькальд города прислал приглашение: продолжить пир у него в доме. Алькальд ставил бочонок лучшего андалузского вина капитанам, да еще две бочки вина, попроще, для солдат.

— Я говорил тебе, Лопе, вино у нас будет! — повеселел Хуан де Торрес.

Старого эконома снедала забота: людей в Тринидаде прибавилось почти на сотню, а запасы хлеба Кортес не торопился пополнять. Да хлеб и негде было купить в Тринидаде: поселок был маленький, в глухих лесах; хлеб и муку сюда подвозили на судах из Сант-Яго или с Эспаньолы. Хуан де Торрес долго шнырял в порту и высмотрел у берега каравеллу, груженную зерном.

— Кто хозяин этого добра? — полюбопытствовал де Торрес.

Хозяином каравеллы оказался молодой купец Хуан Седеньо. Ничего не сказав самому Седеньо, де Торрес пошел в палатку Кортеса. Хитро улыбаясь, он доложил генерал-капитану о каравелле.

— Кто хозяин? Ведите сюда хозяина груза! — оживился Кортес.

Через полчаса привели купца, румяного, в пестром камзоле, в золотых перстнях, испуганного насмерть. Кортес поговорил с ним с глазу на глаз, и очень скоро купец вышел из палатки, несколько растерянный, но довольный.

— Хуан Седеньо, мой друг, отдал в дар армаде весь свой груз зерна вместе с судном и сам едет с нами в поход! — объявил Кортес капитанам.

— Купец? В поход? — удивились капитаны. — Разве он годен в бою?

— У него есть зерно! — усмехнулся Кортес. — И каравелла, и слуги, и даже негр для ношения клади. В походе все пригодится.

— Как вам удалось его уговорить, дон Фернандо? — полюбопытствовал Педро Альварадо.

— Я обещаю ему двойную долю в добыче, — весело сказал Кортес. — К тому же, дорогой Альварадо, когда мы завоюем новые богатые земли, я любого купца смогу сделать дворянином.

Вечером пир продолжался в доме алькальда. Все капитаны сидели за столом; сам алькальд — во главе, и Кортес — по правую его руку. Паблико прислуживал генерал-капитану, стоя за его креслом.

Алькальд Марианно, добродушный пьяный старик, только и просил сеньоров, что пить и есть побольше. Марианно счастлив был видеть у себя в глухом, полудиком поселке блестящих гостей.

— Сеньор Кортес, отведайте индейской курицы! — умолял Марианно. — Клянусь, вы не едали таких кур. У нас здесь водится птица, какой не видывали ни в Старой ни в Новой Кастилии!

Алькальд подкладывал Кортесу в тарелку то ножку, то крылышко большой жирной индейки.

Кортес небрежно жевал крылышко. Ногу и жирную грудку птицы он кинул Леонсико под стол. Кортес был сыт. Он оглядывал гостей.

Пили с полудня, некоторые еще с утра; гости устали. Притих разговор; Кортес оглядывал лица. Вот Пуэрто-карреро, старый ученый льстец, придворный еще покойного короля. При новом короле, Карле, впал в немилость, скитается по Новому свету, ищет себе хозяина побогаче и посильнее. Вот Антоцино Монтесино, итальянец по рождению, молчаливый и надменный капитан. В бою, говорят, жесток и неутомим. Вот Франсиско де Монтехо, тоже из придворных, благородный и кроткий старик, помнит еще африканский поход, знает лично наместника Индии и всех именитых дворян, перебравшихся в Новый свет. Вот Хуан Веласкес де Леон — хмурый на вид, но добрый рубака, честен, прям и ограничен. Сандоваль — умница и друг, но беспокоен характером, слишком нервен в бою. В0 т Кристабаль де Алид, вот братья Альварадо — вступают все вместе в беседу, вместе смеются и сердятся вместе. Вот шут, грызет шкуру индейского плода, прячет от генерал-капитана воровские зеленые глаза. С шутом еще будут счеты… И вот, наконец, старший из четырех братьев, — Педро де Альварадо. На Педро Кортес задержал взгляд. Педро был ему мил — рыжий, веселый, молодой… Беспечный открытый взгляд, и вся повадка беспечна и смела. В бою отчаянный, удачливый, черт… Золото само липнет к его рукам! Из экспедиции капитана Грихальвы привез пять тысяч золотых песо и все в полгода прокутил… Кортес, улыбаясь, смотрел на старшего Альварадо.

Педро перехватил его взгляд. Улыбка мелькнула в выпуклых голубых глазах, точно Педро ждал этого взгляда и хотел что-то сказать с глазу на глаз генерал-капитану, но до поры, до времени откладывал разговор.

— Паблико, вина! — негромко приказал Кортес. Он подставил кубок. Паж Ортегилья налил ему вина, неловкий от излишнего старания, и нечаянно выплеснул немного вина на стол. Кортес усмехнулся и протянул ему кубок: — Выпей и ты, мальчик! — Паблико отхлебнул, счастливый.

— Спасибо, сеньор!.. — Все закружилось вокруг него, от выпитого вина, от смущения; он едва стоял, улыбаясь мальчишескими пухлыми губами.

— Что, захмелел? — Кортес хлопнул Паблико по руке. — А я вот пью и не пьянею!.. — Кортес снова поглядел на Альварадо, и Педро ответил ему веселым понимающим взглядом.

Уже перед рассветом Педро де Альварадо, побледнев от вина, встал и отошел к окну. Встал и Кортес и пошел за ним, легкий в стане, тяжелый в поступи, нисколько не опьяневший.

— Что вы хотите мне сказать, дорогой Альварадо? — сразу дружески начал Кортес.

Педро сморщил губы в улыбке. Он был пьян или чем-то смущен.

— Скажите, что вам нужно, Альварадо? — еще раз сказал Кортес приветливо и твердо. — Я все для вас достану, что попросите!

— Конь у меня не свой, — смущенно сказал Альварадо. — Я приехал сюда на чужом; у меня нет коня для похода, дорогой Кортес.

— Конь? Конь у вас будет, дон Педро!

Кортес снял с себя золотую цепь — единственное украшение поверх гладкого коричневого плаща — и протянул ее Альварадо.

— Берите! За эту цепь вам дадут любого коня.

Педро взял, нисколько не удивленный.

— Я слыхал о вас, вы щедры, дорогой Кортес, — сказал Педро.

— Щедр к друзьям! — добавил Кортес. С полминуты они смотрели друг другу в глаза: голубые веселые пьяные глаза Альварадо смотрели в потемневшие от ночного разгула, но — совершенно трезвые глаза генерал-капитана.

— Вы правы, я щедр к друзьям! — повторил Кортес. Он притянул Педро к себе. Они поцеловались.

— Вы будете моей правой рукой, моим ближайшим помощником, дон Педро! — едва слышно, на ухо Альварадо, сказал Кортес. Он обращался по имени — «дон Педро», как к близкому, как к другу. — Почестей, золота, добычи, славы равная половина, как брату, будет ваша!

— Спасибо! — Педро точно протрезвел. — Спасибо, дон Фернандо! — Он сжал Кортесу руку.

И тут, точно почувствовал кого-то за спиной, Кортес резко повернулся. Острая бородка шута ткнулась ему в плечо. Шут подслушивал. Он был серьезен.

— Я вас не звал, Сервантес! — яростно сказал Кортес.

— Мне показалось, ваша милость, сеньор, вы хотели со мной говорить…

— Идите на место! — коротко, как собаке, приказал Кортес.

Шут покорно отбежал к столу.

Кортес вдруг устал. Тени утомления легли на его лицо.

— Я пойду к себе в палатку, — сказал он. — Поди со мной, Паблико.

Он ушел с пажом и собакой Леонсе. Больше никому не велел идти за собой.

Шут Сервантес внимательно посмотрел ему вслед.

— А все-таки наш сеньор Кортес не слишком уверен в своих капитанах! — шепнул он на ухо сеньору Алонсо Пуэртокарреро.