Книга: Отмеченный сигилом
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 6

Глава 5

Коридоры подземелья оказались достаточной высоты, чтобы даже капитан Вортан с его гвардейской выправкой не цеплял потолок макушкой. Через каждую пару десятков шагов встречались едко чадившие факелы, но запаха гари в воздухе почти не ощущалось. Дым вытягивался куда-то сквозь щели, видимо, специально прорубленные для этой цели.
Встречающиеся развилки безносый преодолевал без остановок, всегда выбирая направление, ведущее вниз. Уже оказавшись под землей, Лаен сполна смог оценить масштабы сооружения и догадался, что ошибочно принял туннели старого рудника за подвалы жилого дома. Скорее всего, много десятилетий назад местный хозяин приказал вырыть под домом колодец или ледник, а слуги при копке обнаружили в породе драгоценные камни или залежи руды.
Судя по пройденному расстоянию и грамотному техническому обустройству туннелей – катакомбы протянулись в стороны на многие мили и, скорее всего, имели несколько уровней по вертикали – добычу здесь вело явно не одно поколение владельцев. Целый подземный город! А еще можно было предположить, что по мере выработки заброшенные подземные галереи еще долгое время служили местным кордам убежищем при набегах степняков, бандитских шаек или других супостатов.
Привыкший к просторам, под землей десятник ощущал себя неуверенно и скованно, будто оказался проглочен левиафаном и попал в утробу исполинской твари, что бороздила небесную синеву урочища с одной ей известной целью. К тому же неприятное чувство усиливал внезапно взбунтовавшийся сигил Пустоты. Выжженный на животе знак нестерпимо зудел и вызывал раздражение. Ощущения несколько отличались от привычных, и Лаен не понимал, как следует истолковать эти новые позывы.
Продвигаясь вслед за безносым в толщу земли и продолжая размышлять над собственными ощущениями, джарах в какой-то момент догадался, что символ связи с Зеркальным миром начинает играть роль мембраны, позволяя сделать шаг за рамки привычного восприятия. Он с удивлением осознал, что призрачное дыхание Шуйтара ощущается здесь повсеместно, и странно, что он не заметил этого ранее.
Теперь эхо вместе с отзвуками шагов возвращало настойчивый шепот, в котором несложно было разобрать стоны и мольбы землекопов, кости которых покоились за деревянными щитами стен, прямо в рыхлой породе. Несчастные молили надсмотрщиков о пощаде и просили вынести их наружу, чтобы в последний раз взглянуть на солнце. Охранники на это глумливо возражали, что глаза копателей за долгие годы работы давно ослепли и более не нуждаются в дневном свете.
Где-то далеко в бездне, на самом дне шахт заунывно пели потерянные Малькой души, не находя возможности покинуть проклятое место. Некогда хозяин рудников, корд-язычник, выбрал целые семьи для приношения в жертву Грязному Жору, чтобы избежать землетряски и обвалов породы. Под землю людей заманили работой, а потом по одному скидывали в длинную и глубокую расщелину, ориентируясь на места, где стоны звучали особенно страдальчески. Считалось, что отбитое мясо и раздробленные кости – наиболее ценное угощение для злобного местного божка…
По непонятной причине жертва оказалась отвергнута, и переломанные мертвые тела до сих пор ползали во тьме, щелкая зубами и ища выход на обитаемые уровни…
Постепенно образы в голове Лаена померкли, и он понял, что все его ощущения – всего лишь отпечаток, слепок происходивших здесь некогда событий. Кости рудокопов давно замолчали, а пение душ теперь звучало неотличимо от простого завывания подземного сквозняка. Тогда джарах попробовал самостоятельно заглянуть за грань. Он никогда такого раньше не делал, но здесь, в подземельях, его сигил Пустоты вел себя совсем иначе.
Попробовал, – и сразу заметил, что гостей с поверхности пристально изучали. Не нагло и раскрыв рот, как впервые попавший в город деревенский парнишка пялится на затянутых в кружева и парчу вкусно пахнущих горожанок, а тонко, исподтишка, стараясь не раскрыть личину и истинные намерения. Луч внимания абсолютно непонятной джараху природы мягко касался образов и воспоминаний, роящихся на поверхности сознания караванщиков, игнорируя лишь его самого, укрытого покрывалом первородной Пустоты.
Больше ничего сделать не удалось. Джарах не знал, как еще можно взаимодействовать с сигилом, а незримый наблюдатель через непродолжительное время прекратил свои поползновения. Что ж, по крайней мере, теперь стало понятно, что среди местных оборванцев присутствует настоящий заклинатель Шуйтара. Вопрос о том, как им удалось закрепиться в урочище, получил неожиданный ответ.
С другой стороны, ничего провокационного в этом не было. Вполне понятная заинтересованность хозяев – получить максимум возможной информации о гостях еще до личной встречи. Подумаешь, моветон, не принятый в высоком обществе… Зато можно заранее подготовиться и выбрать эффективную тактику общения. Особенно это важно как раз для торговых дел.
Эх, его светлость!.. Сколько раз Фабио, да и сам десятник уговаривали негоцианта нанять настоящего толкового заклинателя, практикующего чтение ауры, да все без толку…
Главный коридор расширился, и на глаза стали попадаться короткие тупиковые ответвления, перекрытые дверьми, сильно смахивающие на камеры для заключения. Сняв со стены факел, десятник посветил в щель одной из темниц. Ворох соломы у стены, на ней – раскрытые железные кандалы. Посередине – деревянный ящик, на котором лежали объедки. Да еще отхожее ведро в углу. И все. Натужный стон или кашель доносился из каждой второй каморки.
Ускорив шаг, Лаен догнал безносого:
– Заразы нет у вас? Чего стонут-то? Или в неволе кого держите?
– Нет-нет, господин, что вы! Наши это, земляки мои… почти никакого насильничества. Извиняюсь, но драчка у нас недавно вышла, вот и хворают… Супротив воли матушки, окаянные, выступили. Теперь вот покаялись – и на излечение, значица… – Безносый как бы виновато развел руками.
– Хорошее же излечение… – буркнул десятник, отметив для себя мощный брус, служащий засовом двери с внешней стороны. Но в чужой монастырь со своим уставом, как говорится, не ходят. Пришлось сменить тему: – А матушка-то ваша откуда сама будет?
– Как откуда?! – искренне удивился проводник. – Знамо дело – от сил праведных, что присматривают за нами, дураками! Обогрела сироток, накормила, научила, как выживать нужно, пропитание добывать!.. – загнусавил безносый, даже всплакнул и утерся рукавом. – Вот мы ей и служим, не щадя живота своего. Сюда пожалуйте, милостивцы!
Факелы теперь встречались чаще, стало гораздо светлее и комфортнее. Коридор впереди раздваивался – один его рукав уходил еще ниже под землю, а второй оканчивался резными двустворчатыми дверями. Безносый проследовал именно к ним.
Проход вел в небольшую пещерку, размером с зал придорожного трактира. На стенах висели козьи шкуры, деревянный пол оказался выскоблен добела, а по периметру имелись незамысловатые комоды и настоящие кровати. За шторкой в углу располагался умывальник и туалетный горшок. Для слуг имелась отдельная каморка. В ней находилась печь, железным боком выходящая в главную залу. Рядом лежала заботливо припасенная стопка сухих поленьев.
Чуть дальше по коридору обнаружились комнаты для менее притязательных жильцов. Несмотря на пыль и паутину по углам, все выглядело вполне пристойно. Первым делом разведя в печи огонь, привыкшие к кочевой жизни люди принялись сноровисто размещаться на постой и временно обживать комнаты.
Проверив помещения и оставив четверку бойцов в качестве караульных у дверей залы, за которыми скрылся негоциант Фект с супругой, знахаркой Ивой, телохранителями и служанками, капитан Калач умчался расставлять патрули. Лаен с удовлетворением отметил, что Вортан воспринял его опасения со всей серьезностью. Вообще, когда рассудок Калача не тревожили лиры и не захлестывал эгоизм, он оказывался вполне себе неплохим малым.
Неопрятного вида женщины из местных, молчаливые и пугливые, словно тени, в несколько заходов притащили немудреную снедь: котел теплой овощной похлебки, ломти подсохшего ржаного хлеба, несколько добрых пучков зеленого лука и поднос вареных яиц. Довольно неплохо для урочища Каторжников, где цеховые ловчие каравана и дичь-то с трудом добывали!
Караванщики добавили к этому свои запасы. И после того, как знахарка Ива незаметно, чтобы не обидеть хозяев, проверила принесенную еду на наличие отравы, – активно застучали ложками. Его светлость участия в трапезе не принимал. Приняв по настоянию знахарки отрезвляющее зелье, негоциант отсыпался на одной из кроватей, отгороженной наспех сооруженной из шкур ширмой.
С трудом пережевывая черствый хлеб, десятник потянул за рукав безносого, скромно примостившегося в уголке на тот случай, если гостям что-то понадобится.
– Хозяйка ваша когда его светлость примет?
– Сразу после заката, милостивец… – Он заговорщически понизил голос и наклонился к самому уху десятника: – Таинства у них-с…
– А-а-а… – понимающе протянул Лаен. Скорее всего, местная владычица прихорашивалась и облачалась в свои лучшие наряды, чтобы не ударить в грязь лицом перед столь именитым гостем. И обсуждала с советниками возможный предмет беседы, от которой многое могло зависеть.
По правде сказать, благодаря текущей плачевной ситуации в империи негоцианты обладали влиянием куда более значительным, чем, например, какой-нибудь барон или даже мелкой руки софист. А все благодаря возможности хоть как-то перемещаться по территории Аламийской империи, доставать необходимые товары, беседовать с нужными людьми и получать информацию. Что ж, возможно, сегодня негоцианту удастся заключить неплохую сделку, если правители сойдутся в цене. Лишь бы Фекту похмельная голова не помешала.
Принимающая сторона показала себя вполне достойно, даже незримый наблюдатель куда-то подевался. Скорее всего, заклинателю Шуйтара пришлось проявить такт, наткнувшись на присутствующего среди гостей монаха Собора Воритара.
Кстати, а где преподобный?.. Его не было среди караванщиков, когда процессия размещалась в предоставленных хозяевами комнатах. Фокус как раз в стиле Мэтью – монах всегда предпочитал действовать особняком, вынюхивая и высматривая обстановку, будто хитрая росомаха.
Безносый продолжал заискивающе улыбаться и выглядел весьма довольным. Десятник не сдержал любопытства:
– Скажи-ка, мил-человек, а сам-то ты откуда такой будешь?
– Из-под Фарезы я, – горестно вздохнул безносый, и от его улыбки не осталось и тени. – Сожгли ее степняки с десяток зим назад, если интересно тебе, господин. Мужиков наших посекли, баб увели к себе в степь. Жинку мою забрали, ироды проклятые, деток убили. Я тогда в лопухи под сарай свалился, почти весь кровью изошел, уже тятьку-покойничка за руку держал. Не заметили, косоногие. Через пару дней отряд железных лимитатов из крепости прибыл. Сотник усатый их страшно ярился, орал, будто мы кочевников сами пустили, что под суд всех отдаст… – Безносый приподнял тряпицу – и Лаену стоило больших усилий не освободить желудок. – Слово свое сдержал, черт усатый. Поэтому на рудниках пришлось мне спину гнуть, пока не удалось сбежать оттудова.
– Кто сейчас хозяйничает на рудниках?
– Да те же самые все! Желтые кожей старики: не по-нашему лопочут, коврики с собой таскают и лбами об них колотятся. А в слугах у них черные великаны ходют: лютые – страсть!..
– А! Санданирцы, значит, – догадался джарах. – Выходит, продал император рудники.
– Может, и продал, а может – и сами взяли… кто его разберет… Но хозяйничают крепко: кого в предгорьях и на Небесном плато изловят – своими рабами считают. День и ночь жгут костры огромные с рудой и углем, собирают крицы и обозы на юг гонят, в свои пески, значица…
Десятник сокрушенно поцокал языком. Приспешники халифа вольготно чувствовали себя на исконно аламийской земле и, похоже, убираться вон не собирались. А имперские наместники и благородные софисты по непонятной причине молчали. Забавно. Скорее всего, скрипя зубами, исполняли указ императора.
Но железо – ресурс стратегический. Без него встанут кузницы Велигеста в Моровом лесу, а значит, прекратятся поставки оружия. Вряд ли зеркальные князья допустят такое. Похоже, назревает очередной мятеж, только теперь на востоке. Нужно будет обязательно при случае переговорить об этом с его светлостью Фектом. Вполне возможно, что прозорливый негоциант сможет извлечь выгоду в сложившихся обстоятельствах.
Оставив безносого в покое, Лаен вынул из подставки факел и отправился на разведку. Для начала следовало проверить, насколько хорошо он запомнил путь, ведущий на поверхность.
Вновь потянулись унылые стены, однако теперь на каждом пересечении коридоров стоял грозно зыркающий по сторонам наемник. Произведя в голове нехитрые расчеты, Лаен понял, что Калач расставил их таким образом, чтобы держать под контролем единственно известный выход наружу. На душе сразу стало как-то поспокойнее.
Поплутав по катакомбам около часа и не обнаружив ничего примечательного, десятник выбрался обратно в главный коридор. По всей видимости, местные использовали только часть подземелий. Остальные туннели оказались завалены мусором, кое-где под тяжестью породы прогнулись балки, встречались расщелины и дурно пахнущие дыры, ведущие на нижние уровни. Едва не провалившись в такую, Лаен столкнул в провал камешек, но никакого звука в ответ не услышал.
Иногда в стенах зияли круглые норы, уходящие во тьму. Что там происходило – одним крысам известно, коих под ногами пищало превеликое множество. Лазить в потемках десятник не решился, – а вдруг там зараза какая или подземная вдова логово устроила…
Навстречу вынырнул скрюченный пополам Дьякон, придерживая макушку растопыренной ладонью – видно, где-то успел оцарапаться о потолок. Подскочив к десятнику, он шепотом доложил, что на поверхности почти стемнело, обоз надежно разместился под скалами карьера, дозоры выставлены, а караванщики в лагере готовятся харчеваться.
Десятник выслушал, одобрительно кивая. Пока все шло по плану. Спросил, что удалось выяснить про местных.
– Пришлые все, корды, из разных мест. С Заозерья, Подбрюшья, даже с Фаланг Иллокия имеются семьи. Говорят, что от мятежников тикают. Только не разумел я, господин, как они кучей-то все умудрились собраться? В Приланском лесу, значит, не смогли устроиться, ватаги местные их сильно пощипали. Там свои порядки… да что я вам рассказываю… Потом рыскали по урочищу, не знаю, как живы остались и костяной левиафан их не сожрал… Потом вот на катакомбы в карьере случайно наткнулись.
– Складно все получается, но ты все равно ухо востро держи… Про правительницу их удалось что-нибудь узнать?
– Я так понял, ее покои ниже, но туда мне ходу не дали… Промеж себя говорят, что по нраву она им, но… пугливые, словно зайцы. Попробую еще что-нибудь разузнать, господин.
– Давай, только поаккуратнее смотри.
Лаена тоже смущало большое количество людей, обустроившихся на рудниках. Чтобы их сплотить, заставить каждого работу выполнять – большое умение и опыт требуются. Приближенная свита с особыми привилегиями, толковые советники, надежные стражники, может, даже надсмотрщики… Или магия, что как раз в стиле деликатного незримого наблюдателя…
И куда же, в конце концов, запропастился преподобный?..
Не успела мысль раствориться в сознании, как, на радость Лаена, монах словно имперский пушечный галеон выплыл из коридорной тьмы, освещая себе путь дышащей пламенем жаровней. Местная шушера разбежалась заранее, едва завидев серые одеяния и неестественно белый свет. Лаен успел заметить, что левый рукав робы преподобного был вымазан в чем-то буром.
Перехватив взгляд десятника, преподобный довольно осклабился:
– Не чтят корды болезные защитника нашего, великого Воритара. Я сейчас в молельню местную наведывался… Так знаешь, что, сын мой?
– Что, отец Мэтью?
– А нет у них молельни! Можешь себе такое представить?! – возмущенно выдохнул монах и потряс перед носом десятника огромным кулачищем. – Воритара белого не чтят, устами молитвы во славу Единого Отражения не творят, погрязли, сукины дети, в невежестве и сумраке! Ну да ничего, дай только отдохнуть с дороги, я им тут устрою…
– Может, не успели еще? Все-таки недавно здесь обустроились, – десятник мельком посочувствовал горемыкам, которых святой отец собрался приобщать к истинной вере. Но это его интересовало сейчас меньше всего. Лаен понизил голос: – Отец Мэтью, а вы… ничего странного не ощутили, когда бродили здесь?
– Истину говоришь, Морок! Еще как ощутил! – В глазах преподобного пульсировали красные прожилки. – И сейчас ощущаю, как из всех щелей еретиками несет! – Находясь в исступлении, Мэтью крутанул жаровней. Десятник едва успел отшатнуться. – Тьма им матерью родной стала!
– Вот! Насчет матери я и говорю. – Лаен уцепился за последние слова монаха. – Сдается мне, что при помощи магии здесь дела ведутся…
– Нет, не может такого быть!.. – пробасил монах, пожалуй, громче, чем следовало. Десятник мигом раскусил уловку, и якобы в жесте уважения склонил перед Мэтью голову в поклоне. Тот громко зашептал прямо в ухо: – Тут повсюду миазмы Шуйтара, Морок! Мертвые должны были давно подняться и пожрать людей, но лежат в колыбели, будто заботливой матерью укутанные. Их держит заклятие. Мастерски наложенное, уж поверь мне. За его пеленой могут скрываться и другие, менее заметные, но сие не ведомо мне. Но кто их сотворил? Неизвестно. Возможно, местные даже не знают о них. Тяжело мне… Могила сырая силы вытягивает, пламя искреннее погасить пытается… – На одном дыхании произнеся весь монолог, монах демонстративно отстранился и осенил десятника белым знамением.
Тут было над чем подумать. Лаен отметил для себя, что в отличие от монаха сам он ощущает себя достаточно комфортно. Даже сигил Пустоты показал себя в новом качестве. Это могло означать, что первородный и дикий Шуйтар, знак которого носили на своем теле джарахи, был несколько ближе по духу к неведомой сущности рудников, чем, например, тот же святой старец Воритар, покровитель Собора.
Интересное наблюдение. Десятник пожалел, что не обладает достаточными знаниями, чтобы хоть как-то объяснить происходящее.
Тем не менее, значит, и местный заклинатель, или по-другому – просящий – как называли магов, обращающихся к принципалам Шуйтара посредством ритуалов, скорее всего, тоже забрался на рудники не просто так. Возможно ли такое, что его способности здесь стали на порядок выше? Чего тогда ожидать караванщикам, если это так? И какое отношение ко всему происходящему имеет местная правительница? Ох, слишком много вопросов!..
«Возможно, она подчиняется ему точно так же, как и все остальные в этих пещерах, – Марта решила заговорить, когда серая роба преподобного растворилась в коридорных тенях. Насколько десятник помнил, целительница никогда не появлялась в присутствии факельщика, хотя тот вряд ли мог ощутить ее, не та специализация. – Чтобы понять это наверняка, необходимо встретиться и переговорить с ней».
«Ты ощущаешь что-то угрожающее нам, Марта?»
«Я мертва, что я могу ощущать? – рассмеялась она, пожалуй, впервые за долгое время. – Хотя… все может быть. Но угроза неявная. Это как идти по дну ущелья – велика вероятность камнепада, но вот в какой момент все произойдет и случится ли вообще?..»
«Вот неизвестность-то и тревожит», – вздохнув, заключил Лаен и отправился назад к гостевым комнатам.
Как выяснилось – как раз вовремя. Безносый, успевший переодеться в чистую светлую робу, никак не вязавшуюся с окружающей серостью, стоял, гордо выпрямив спину. За ним навытяжку замерли шестеро вооруженных копьями местных воинов.
– Хозяйка, давшая приют уважаемому торговцу и его людям, нижайше кланяется гостям и спрашивает, не желают ли они отведать изысканных яств в ее скромной компании?
Условности этикета были соблюдены, и процессия, возглавляемая более-менее пришедшем в себя негоциантом, проследовала за безносым на нижние, хозяйские уровни. Странно, но зелье знахарки Ивы, обычно за час ставящее на ноги даже основательно запойных – в этот раз дало сбой. Фекта ощутимо покачивало, но крепкие плечи десятника и капитана оказались в полном его распоряжении.
Сразу за негоциантом следовала пятерка солдат Калача. Святой отец замыкал процессию, коршуном поглядывая на жавшихся к стенам оборванцев и даже иногда многообещающе улыбаясь им. За спиной монаха настойчиво маячила блестящая лысина Дьякона, но пообщаться с ним прямо сейчас возможности не было. Женщины и слуги остались в гостевых комнатах.
Наконец скудный на разнообразие коридор уперся в мощные дубовые створки – такие и бревно тарана, пожалуй, удара с десятого только возьмет. Холл оказался хорошо освещен и на удивление чист. Охрана склонила головы и отступила на шаг назад. Безносый распахнул двери и оглушительно гаркнул:
– Его светлость негоциант Фект Стелайский со свитой!
Эхо несколько раз отразило его голос от стен просторного зала, больше похожей на холл какой-нибудь баронской усадьбы. Повсюду горели свечи, вставленные в старинные канделябры, эпохи отца нынешнего императора. Сводчатый потолок удерживался четырьмя мощными колоннами с мраморной облицовкой. Пол был замощен плотно подогнанными квадратными каменными плитами с высеченным на них рисунком кленового листа – судя по всему, являющимся родовым гербом некогда жившего здесь именитого кордского семейства.
По стенам бывшей сокровищницы – Лаен предположил назначение помещения именно так – жался народ, а центр перегораживал длинный стол, накрытый белой скатертью. Кроме подсвечников на нем кучно расположились пузатые бутылки, прозрачная посуда и пустые тарелки под горячее. Желудок десятника предательски заурчал, предвкушая обильное застолье.
Тем временем безносый вновь открыл рот:
– Ее светлость баронесса Вильма Кадир Эльтарская, благородная уроженка Вельмонда!
Прослушав объявление лакея, десятник поморщился. Безносый грубо и бестактно нарушил этикет, безукоризненно соблюдаемый благородной знатью западных провинций. Лаен знал это наверняка – портовый Вельмонд находился примерно в пяти днях пути от родовой усадьбы джараха, и ему когда-то доводилось сопровождать отца на различных приемах и светских раутах. По правилам, лакею следовало указать на основателя рода, обязательно мужчину, и назвать принадлежащие семье земли.
Почему он этого не сделал? Вряд ли госпожа оказалась столь забывчивой, что не обучила слугу простым правилам. Или существовала другая причина? Теперь десятник был готов биться об заклад, что госпожа Вильма являлась изгнанницей.
Послышался звонкий женский смех, и вот она сама вплыла в зал в окружении молодых девушек. Все это выглядело так, будто в охапку полевых ромашек добавили алую розу. Темно-красное платье, в тон каштановым волосам, расходилось у пола многочисленными складками, скрывая ступни. Плечи укрывала меховая накидка из снежного дабра, впрочем, оставляя на виду белоснежную кожу шеи. Глубокое декольте со шнуровкой притягивало взгляд и заставляло работать воображение. Элегантный узкий пояс с бубенчиками и красивыми безделушками удачно подчеркивал широкие бедра.
Лаен посчитал, что баронесса немного старше его и ей около сорока лет. Возраст выдавали мелкие морщинки вокруг глаз и кожа на запястьях, пронизанная синими прожилками вен. Окруженная свитой, она подошла ближе, и джарах услышал, как стоявший рядом капитан втянул живот, с хрустом расправил могучие плечи и выпятил грудь.
Десятник украдкой ухмыльнулся. Сомнительно, что ужимки Калача произведут впечатление на эту особу. Лицо женщины светилось умом, а упрямый подбородок подсказывал, что баронесса – весьма привередливая личность, привыкшая любым способом добиваться своего. У таких на каждый жизненный случай имеется собственное мнение, что одновременно является как плюсом, так и минусом.
Лаен перевел взгляд на негоцианта Фекта и буквально обомлел. С его светлостью происходило что-то невообразимое: кочевой торговец кривил лицо, бестактно тыкал в баронессу пальцем и силился что-то сказать, но перекошенные синюшные губы дрожали и слушаться не желали.
Эхом отозвался стук каблучков, и Вильма замерла прямо перед негоциантом. Десятник на мгновение прикрыл глаза и понял, что от нее пахнет соленым морем, холодным ветром и горячим песком. Истинная дочь южного портового города империи!
Рядом раздался жалобный лепет, в котором десятник с удивлением узнал голос его светлости:
– Это-о… ты!
Казалось, негоциант впал в помешательство. Вырвавшись из удерживающих его рук, он попер вперед, как медведь, непонятно мыча и обличающе тыкая в изгнанницу пальцем. Она ловко ускользала от него и звонко смеялась:
– Я рада, господин, что вы узнали меня! – Внезапно остановившись, она совершила то, что никто ни при каких условиях не смог бы ожидать в данной ситуации – вынула из рукава длинный нож с волнистым лезвием и всадила его торговцу прямо в середину груди.
«Негоциант мертв», – будничный голос Марты вывел десятника из ступора.
А потом наступил кромешный ад.
Нападение началось сразу и со всех сторон, заставив караванщиков сбиться в кучу. Вопящая толпа напротив мигом ощетинилась острыми палками, кольями и рогатинами, беспорядочно тыкая ими вперед, норовя зацепить, ободрать, вырвать кусок мяса или попросту проткнуть насквозь. Беснуясь в исступлении, оборванцы бесстрашно бросались вперед, действуя нахрапом, поэтому очень скоро пролилась первая кровь.
Осознав, что в плотном строю закованных в железо наемников он скорее мешает, Лаен отшагнул за их спины. Гуща схватки – совсем не то место, где джарах мог проявить себя в полной мере. По уму, сейчас самое время попытаться уничтожить командиров противника, чтобы внести сумятицу и дезорганизовать их ряды.
Ткнув стилетом в особо ретивого оборванца, десятник запрыгнул на ребро перевернутого набок стола. Верно истолковав намерения начальника, Рыба тут же зарядил самострел и перекинул его Лаену, показывая, что болтов у него с собой всего пара. Что ж, джарах надеялся, что вероломной баронессе будет достаточно и одного.
Удивительно, но монах Собора оказался первым. Пробившись к красной Вильме на расстояние в несколько шагов, факельщик нанес свой удар. Ревущее белое пламя вырвалось из жаровни и – поглотило баронессу?.. Нет! Оказалось отбито, ушло в сторону и разбилось о камни, попутно превратив в факелы стоящих неподалеку слуг. Визг сгорающих заживо людей ударил по ушам, зал заволокло черным дымом, остро запахло паленым волосом.
Так вот кем оказался незримый наблюдатель! Не важно, каким принципалам Шуйтара поклонялась баронесса и какими возможностями обладала, теперь ее в любом случае следовало убить в первую очередь. Ориентируясь на мелькавшее в дыму красное платье, Лаен сделал поправку, метя в голову, и нажал на скобу. В тот же самый момент тело сраженного солдата выбило стол из-под его ног…
…Поднырнув под копье, десятник воспользовался слишком уверенным замахом тощего прислужника баронессы и боковым ударом через подмышечную впадину пронзил его сердце. Толчком ноги отправил мертвого в сторону нападавших, спутывая их натиск. Попытался отдышаться. Не дали. Многократный перевес в численности вызывал у оборванцев ложное чувство превосходства.
Простая обманка – будто на тренировке с парнями – и очередное хрипящее тело, сотрясаясь в конвульсиях, полетело на мокрые плиты. Ужасно саднило горло, а усталость изнуряла мышцы. Непреодолимо хотелось опуститься прямо на пол, в кровавые лужи, чтобы перевести дыхание…
Калач жив и бьется по левую руку от Морока. Лаен знает это точно – по звучному хаканью, сопровождающему каждый взмах палаша. Хак! И сталь бьется о преграду. Хак! И чавкающий звук прерывается жалобным вскриком. Усталое шарканье ног – следует смена стойки. Хак! Снова – хак!. Еще – хак!.. Пока существует «хак!», десятнику нет нужды заботиться о левом фланге.
Внезапно громкий хлопок сильно ударил десятника по ушам, а через мгновение подоспевшая волна горячего воздуха обожгла лицо. Оглушенный Лаен растерянно оглянулся. Раскиданные пламенем слуги баронессы, подвывая, расползались в стороны. У многих были обожжены глаза, а спекшаяся плоть отслаивалась от костей ошарашенных противников монаха Собора.
Преподобный, оказавшийся крепким орешком, но растративший все силы – кулем повалился за спины солдат, судорожно хрипя и сжимая в побелевших пальцах рукоять погасшей жаровни. Ай да Мэтью!.. Бойцы с трудом сдерживают объятую жаждой мести озверевшую толпу. Еще немного – и факельщику сполна придется ответить за свои выкрутасы с белым пламенем…
Магия Вильмы больше не защищала нападавших, и джарах не промахнулся. Но судя по тому, что тело баронессы слуги утащили куда-то во внутренние покои, она, к сожалению, осталась жива. Лаен очень надеялся, что ранение окажется достаточно серьезным для того, чтобы отправить изгнанницу на встречу с Малькой.
– Ломай двери! – заорал капитан вместо очередного хаканья. Силы Калача тоже были на исходе.
Пара солдат и примкнувший к контратаке Рыба ринулись исполнять приказ. В ответ толпа дружно сомкнулась, и парни откатились назад, едва успевая отбивать хаотично направленные удары. Нужно было срочно им помочь.
– Калач! Продержись немного без меня! – закричал десятник, дождавшись очередного чавкающего звука. – Я к дверям!
– П-попробую…
Чтобы хоть как-то повлиять на ситуацию, джарах остудил пыл нападавших серией уколов. Это далось очень нелегко. Успевшие познать укусы стального острия оборванцы отпрянули, но стоящие во втором ряду отступить им не позволили. Воспользовавшись сутолокой, Лаен бросился к дверям. Стилет пил кровь, захлебывался, но напиться никак не мог.
Сбоку от десятника заскулил солдат и упал на колено. Подрезавший ему сухожилие бородатый дядька ухмыльнулся и попытался просунуть лезвие ножа через стык колец кольчуги. Подоспевший Рыба ударом кованого сапога снес мужику челюсть. Но наемника спасти не удалось – десятки рук вцепились в бедолагу и утащили в бурлящую толпу. Лишь мелькнули напоследок исполненные ужаса покрасневшие глаза.
– Рыба! Ломай воротину!
Рябой кивнул десятнику, схватил оставшегося в живых солдата за шкирку, и они кинулись к дубовым створкам. Нет, слишком прочные, вряд ли что-то получится, но попытаться стоило. Лаен повернулся лицом к нападавшим: нужно во что бы то ни стало задержать их. Главное – не поскользнуться на чьих-нибудь кишках… С защемившей сердце тоской он внезапно осознал, что больше не слышит хаканья капитана. Теперь в том месте орала и ликовала чернь.
Руки мигом превратились в свинцовые болванки. Десятник чувствовал, что катастрофически не успевает реагировать на выпады. Царапины быстро превращались в кровоточащие раны. Марта делала все возможное, но этого было недостаточно.
Отведя очередной удар, джарах услышал долгожданный треск и радостно обернулся. Лучше бы он этого не делал – испарились последние шансы на спасение. Створки дверей распахнулись отнюдь не усилиями караванщиков, а пропуская очередное подкрепление местному воинству. Рев глоток – и брыкающегося солдата подняли к потолку на рогатинах.
А ведь где-то наверху остались женщины: Тавия, Ива…
Пробормотав распухшими губами слова прощения, Морок кинулся в людскую массу, в исступлении разя стилетом направо и налево. В него словно вселилась тварь Шуйтара – оборванцы валились под ноги, будто куклы, растерзанные острыми клыками.
Сколько ударов сердца это продолжалось – неизвестно, но метко кинутая кем-то из толпы тяжелая цепь прервала жатву джараха во славу хохочущей за спиной Мальки, отправив его сознание в первозданную тьму…
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 6

Антон
Перезвоните мне пожалуйста 8 (952) 275-09-77 Антон.