«Ну и морды! Один другого стоит… Нет, а эту красную рожу ты видел? Я думала, имперец прямо здесь кончится от удара! – подвел итоги собрания ехидный женский голос. – И с чего это ты взял, что я могу призывать сущность? Сама не понимаю, как так вышло!..»

«Ты все врешь, Марта. Собственная шкура оказалась дороже, чем жизни простых, ни в чем не виновных людей».

«Да я твою душу от Мальки спасала, неблагодарный! А твоим общинникам было суждено умереть… за своего будущего негоцианта. Это ли не честь?! Все лучше, чем бесславно сдохнуть от болезни или мора в… выгребной яме, в которую скоро превратится община при твоем правлении. Слушай, негоциант, я тут подумала… у меня есть к тебе дельное предложение…»

«Что ты несешь?! Убирайся обратно в Шуйтар, падшая!»

Стиснув зубы и сжав кулаки, Лаен по наитию попытался через сигил Пустоты воздействовать на Марту. Задавить в глубинах разума, выстроить преграду, отсечь павшую целительницу от собственного сознания… От усердия на его висках проступила красная сеточка сосудов, а лоб покрылся испариной. Прошло несколько секунд, прежде чем джарах понял, что больше никто не пытается вмешиваться в его мысли. Была ли в том его заслуга, или целительница сама предпочла закрыть рот – осталось загадкой.

– Ваша светлость, – в голосе Фабио слышалось неподдельное беспокойство, – с вами все в порядке?

– Не обращай внимания, просто… жарко здесь, душно. И оставь уже наконец эти титулы, Фабио.

– Как скажете, господин, но на людях я буду обращаться к вам как подобает.

– Дело сделано! – удовлетворенно заключила Тавия. На ее лице расцвела улыбка, а грусть и апатия растворились без следа. – Теперь у нас есть законно избранный правитель, и все случилось согласно установленным традициям. Люди поддержали вас, господин Лаен, почти единогласно! Предлагаю обсудить первостепенные вопросы, а потом я начну собирать вещи.

– Зачем это? – не понял он, отреагировав лишь на последние слова девушки.

– Правитель общины, – терпеливо пояснила она, обращаясь к Лаену, будто к несмышленому ребенку, – должен руководить караваном из этой кибитки, здесь принимать своих людей с жалобами и просьбами, решать насущные проблемы. Или вы намерены и дальше делить кров вместе с дозорными? А я пока переберусь на женскую половину общины и займусь лазаретом. Нам нужно как можно скорее поставить на ноги раненых. Возможно, на какое-то время я смогу заменить Иву.

– Хорошо, – тупо кивнул Лаен, его мозг все еще не поспевал за новой действительностью.

– Вот, выпейте! – Сходив в отделенную ширмой комнату, пока еще свою, она вернулась и протянула джараху кружку с еще теплым, пахнущим травами варевом. – Это настой из цветков изомора, он придает ясность мыслям и восстанавливает энергию. Я приготовила его на рассвете, специально для вас.

Неожиданно приятный на вкус, напиток почти сразу оказал положительное влияние и взбодрил не хуже купания в ледяной воде. Осознав наконец, что отказываться от свалившегося на него титула уже поздно, Лаен начал мыслить в обстоятельствах данности. Слишком многое сейчас зависело от него, и прятать голову в кусты было бы бесчестно.

Уже допивая терпкий на вкус напиток, негоциант неожиданно вспомнил про важное дело, требующее скорейшего разбирательства. Пособник баронессы все еще безнаказанно разгуливал по станице. Со всей суетой, связанной с советом и избранием негоцианта, Лаен совершенно позабыл о нем. Чтобы развеять последние сомнения, в первую очередь необходимо как можно быстрее осмотреть его жертвы. Если он прав, не допусти Воритар, тогда они все в большой опасности. Местные, может, и навострились воевать с тварями живорезов, но ведьмовские отродья станут для них большим сюрпризом.

Уверенно отставив опустевшую кружку, он поблагодарил Тавию и обратился к вашуйцу:

– Фабио, какие дела нам нужно решить в первую очередь?

– О, таких предостаточно! Во-первых…

– Стоп. Давай сначала не терпящие отлагательств. Мне нужно закончить одно дело с атаманом Вальсо, от этого… будет многое зависеть. А потом ты мне все обстоятельно расскажешь.

– Как скажете, э-э-э… господин Лаен. Тогда по существу. Через три дня наступит срок выплаты жалованья. После наших последних торговых операций с гильдией моих земляков в Хаске казна каравана довольно ничтожна, но покойный негоциант держал резерв как раз для этой цели. С учетом потерь лир хватит впритык. Основные средства сейчас вложены в партию вина, сукно, пеньковую веревку производства Вашуйской республики и гаттейские самострелы. Также у местной гильдии была закуплена пробная партия меда, дарровы нити и немного высококачественных шкур дабров. Ну и, как вы знаете, к каравану примкнуло несколько человек, которым нужно попасть в Атрель. Они полностью оплатили дорогу.

– Я так понимаю, именно самострелы обошлись нам дороже всего, – предположил Лаен. – Фект планировал продать товары в Атреле?

– Да, игристое весьма выдержано, и не сомневаюсь, что местные кабатчики его оценят по достоинству. Остальное тоже должны распродать с хорошим наваром. Но самострелы – это личный заказ Безземельного графа. Тут есть один нюанс. Лесной правитель выдал Фекту заем в пять тысяч лир, который сейчас на вас, господин негоциант.

– Вот как? – неприятно удивился тот. – А раньше ты не мог мне это сообщить? Ладно, и во сколько можно оценить имеющийся на руках товар?

– Все полсотни самострелов при нас, как я уже говорил, это пять тысяч аламийских лир, которые еще обеспечены казной Триграда. Все остальное я бы оценил тысячи в три, с учетом потерянного при бегстве с рудников.

– Сколько граф обещал за доставку оружия?

– Еще пять. Но с учетом того, что две тысячи его светлостью Фектом уже были получены наперед, остается три.

– Итого, мы можем рассчитывать на шесть тысяч лир. Как я понимаю, часть этих средств мы должны оставить для торгового баланса, для последующих закупок. Что ж, негусто… Значит, придется хорошенько постараться, иначе людям будет нечем платить. Крайне необходимо провернуть еще хотя бы одну хорошую сделку, пока не прилетели белые мухи.

– Об этом и речь. Тем более… граф доверял негоцианту Фекту в торговых делах и платил полновесными лирами вперед, зная, что тот не обманет. Даже если мы завершим текущий заказ, новый получить на тех же условиях будет весьма проблематично. Личные связи являются определяющим фактором в текущих реалиях.

– Так, понятно… – Прокрутив в голове полученную информацию, джарах объявил свое решение: – Скажи людям, что через три дня они, как обычно, получат свою плату в оговоренном размере, но прибавь к ней, скажем… десять процентов.

– Но это невозможно! Тогда на выплаты уйдут почти все наши деньги! – возмутился Фабио и заскрипел кусочком угля по выскобленной дощечке. – Так, за минусом выплат цехам, где есть погибшие…

– Плату тех, кто пал в бою с приспешниками баронессы, отдашь старшим по ремеслу. Пусть разделят между своими.

Вашуйец выпучил глаза:

– Но на это уйдет вся текущая казна! Чем мы будем платить людям в следующий раз?

– Сделаешь, как я сказал, – отрезал Лаен, вспоминая, как вел дела отец. – Получим с графа плату сполна, потом я найду… крупный заказ.

– В конце осени перевалы закроет снег… к тому времени нам нужно будет уходить на юг, и желательно с достаточным запасом лир, – осторожно вставила слово Тавия, переглянувшись с вашуйцем. – Последняя зимовка под Остеей обошлась нам в десять тысяч монет, с учетом того, что наши приказчики расторговывались по всему Заозерью и мой муж распустил половину людей по деревням и платил только половину жалованья.

– У вас теперь новый негоциант! Мне решать, сколько я буду платить своим людям, – возразил джарах и тут же подивился взявшейся из ниоткуда злости. А ведь все из-за проклятой Марты! Пришлось взять себя в руки. – Прошу простить за резкость, госпожа. Что-то еще, Фабио?

– Сию минуту, господин. – Послюнявив палец, вашуйец перелистнул страницу своей книжицы. – По моим подсчетам, в ближайшее время нам понадобится около двухсот монет на закупку материалов для ремонта повозок.

– Планируй это с обещанного графом. Встанем на ремонт, когда прибудем в Атрель.

– Хорошо. Так, харчи… это не то. А, вот! Ловчие просили аудиенции у новоизбранного негоцианта. Нужно назначить старшего цеха плотников на место погибшего Прола и решить несколько хозяйственных споров… и благословление на совместное сожитие молодая пара просит.

– Ох, как же муторно!.. – простонал Лаен. – Давай так. Сначала я приму капитана Вортана. С цехом охраны перво-наперво договориться нужно. Потом пусть дозорный Дьякон ко мне явится. Ловчим скажи, чтобы после полудня приходили, выслушаю их. Потом те, кто пожениться намерение имеют. Вот тоже мне, нашли время… По цеху плотников вот тебе сразу мое решение: старшим цеха будет Овенсий. Старик опытный, вполне себе еще крепкий.

Вашуйец одобрительно закивал, негоциант тем временем продолжил:

– Что еще?.. Пусть вещи мои принесут сюда… и шест тренировочный не забудут. Ах да, и главное – завтра еще тут стоим, а на следующий день выступаем в Атрель. С атаманом я договорился, препоны чинить не будет. Нужно, чтобы Ярок был готов отправляться по первому моему приказу. Все ясно?

– Я все записал, господин негоциант, – деловито отозвался вашуйец.

– Госпожа Тавия?

– Если вы не возражаете, господин, я хотела бы обсудить с вами деликатные вещи. Мне необходимо рассказать вам о некоторых особых делах моего покойного мужа.

– Как скажете, госпожа. – Лаен кивнул ей, обрадованный, что девушка не обиделась на его резкость. – Прошу простить, но сейчас мне нужно идти. Давайте отложим наш разговор до вечера.

Выскочив из кибитки, негоциант направился прямиком к резиденции атамана. Его путь лежал мимо кибитки-арсенала, который охраняла пара солдат капитана Вортана. Завидев своего нового правителя, парни вытянулись по струнке. Каждый встречающийся на пути человек из общины норовил приветствовать его, кланялся, желал здравия и благодати Зеркального Отражения. Их непривычное поведение вначале позабавило, но позже заставило Лаена глубже проникнуться всем грузом ответственности, лежащим теперь на его плечах.

В глазах обитателей общины тлел огонек надежды, дровами для которого служила вера в перемены к лучшему. Лаену пришло в голову, что хоть и не следовало плохо говорить об умерших, но Фект в последнее время все больше увлекался выпивкой, все глубже погружаясь в собственные грезы о прошлом. Его закаленная годами железная воля об них же и истончилась и, как и следовало ожидать, однажды переломилась, как сухой стебелек травы…

За этими рассуждениями джарах неожиданно осознал, что уже не испытывает всепоглощающего чувства вины, которое терзало его все это время. Разве это он заливался вином той ночью, когда караван шел по территории урочища Каторжников, находясь в великой опасности? Разве это он снял с себя ответственность, передав символ власти главе соглядатаев, и отправился храпеть в теплую постель к женщине, которую, скорее всего, приблизил лишь из жалости? Разве это он не смог совладать с собой в момент смертельной угрозы, при встрече с баронессой, будь ее род проклят всевидящим Невзрой в десятом поколении…

Неожиданно поток обличающих аргументов иссяк, и на поверхности оказалась простая истина, отчего-то не замеченная ранее. А как так вышло, что ни опытная знахарка, ни мудрая Тавия не смогли привести Фекта в чувство? Тот же травяной чай, которым угостила его вдова, подействовал сразу, а негоциант на приеме выглядел так, будто бражничал не один день…

Приподнятый настрой и браваду как ветром сдуло. Все снова свернуло в привычную колею. Лаен больше не ощущал себя правителем судеб, но лишь пешкой, чью роль ему и уготовили. А все из-за кого? Его мыслями вновь завладела красная Вильма. Если бы не баронесса и ее слуги, все осталось бы как прежде! Только теперь он сполна осознал, как сильно желает смерти женщине, продавшей свою душу погонщикам ведьм…

Убаюканная временем волна ненависти вновь поднялась и захлестнула разум. Он ненавидел ведьм: одна из этих тварей в далеком прошлом решила его судьбу, именно из-за нее он оказался в клане джарахов.

Затолканные в глубины подсознания воспоминания радостно зашевелились и полезли наружу, словно черви после дождя.

…Это случилось задолго до Ритуала.

Родовая усадьба успела погрузиться в сон, когда сущности явились на зов. Он лежал на огромной кровати, завернувшись в одеяло, и никак не мог заснуть. Старшая сестра закрутилась с делами и не смогла прийти этим вечером рассказать ему очередную захватывающую историю о властном императоре, смелых гвардейцах и отважных первопроходцах-егерях, рыщущих по трясинам Чести в поисках порождений сумрака. Витая в мечтах, он пялился в окно, где на горизонте и находились те самые, невидимые во тьме опаснейшие болота, и представлял себя во главе блистательного отряда суровых ополченцев…

От волнительных мыслей его отвлек странный шум, раздавшийся в недрах огромного дома. Истошный крик служанки заставил вскочить с постели. Топот бегающих по коридорам людей, мужские выкрики, среди которых он узнал голос отца, звон оружия – все смешалось воедино, заставив задрожать от страха. Не придумав ничего лучше, он выхватил из-под подушки подаренный отцом кинжал и шмыгнул за тяжелую портьеру, закрывающую нишу под окном.

Скрипнувшая дверь едва не заставила его выскочить из укрытия, но интуиция запретила это делать. Через несколько мгновений ноздри ощутили вкусный запах цветочной воды, которой пользовалась Иллия… Но сестра выглядела и вела себя не как обычно, и он продолжил наблюдать за ней через едва заметную прореху в ткани.

Крадучись подойдя к кровати, Иллия подцепила неестественно длинным пальцем одеяло, обстоятельно обнюхала его, а затем медленно повернула голову в сторону окна. В его сторону. Задыхаясь от ужаса, он беспомощно тонул в бездне ее черных глаз…

– Господин негоциант! – внезапный окрик привел джараха в чувство.

Поняв, что застыл как истукан прямо на крыльце атаманской усадьбы, Лаен повернулся на голос.

– Господин негоциант, – повторил Укус, глядя на джараха с подозрением. – Атаман уж заждался вас!

– Пойдем, – кивнул Лаен и направился было к двери, но был остановлен.

– Нету его тама! Во внутреннем дворике Вальсо. Атаман приказал хлопцам лопаты захватить и вас дожидаться.

Последовав за Укусом, негоциант случайно, к своему удивлению, заметил на его пальце кольцо Калача. Так вот где Авинсо нашел компанию! А ведь орал давеча громче всех, что за местными глаз да глаз нужен, якобы не доверяет он им…

План в голове созрел мгновенно. Нагнав парня, джарах уважительно похлопал его по плечу:

– Смел ты, однако! Не каждый рискнет вещицу живорезов на теле носить.

– Че такое? – не понял Укус и с подозрением посмотрел на негоцианта. – Где это?

– Так вот же! – Лаен указал ему на кольцо. – Носишь ведь и не боишься, что плоть иссушится и отвалится на раз.

– Быть того не может, господин негоциант, – хитро заулыбался парень. – Красивое колечко! Я его в карты выиграл у одного из ваших. Хмурый такой, здоровый, в плаще дорогом ходит. Не может статься, что он носил его, не ведая…

– Так носил-то – в наказание, дурья твоя голова! – оборвал его Лаен и закатил глаза. – Ох, и простаки вы тут! Мизинца-то видел, нету у него?

– Ну… – Ухмылка вмиг сползла с губ Укуса. – Вот ведь гад…

– Оплошал капитан в сражении, вот я и присудил ему носить кольцо, пока вину свою не искупит. Негоциант я или кто? А вещица эта злокозненная из Хаска родом. Сняли ее с тела одного из измененных живорезами. А ты, экий дурень, позарился…

Замороченный парень брезгливо стянул двумя пальцами выигранное украшение и хотел уже было выкинуть его в кусты, но джарах остановил:

– Погоди, не гоже так. Глядишь, и у вас зараза какая начнется… Клади вот сюда, на платочек…

С озабоченным видом убрав кольцо в карман, Лаен ловко извлек оттуда же пару серебряных пятаков и сунул их Укусу:

– На! Молчи только, что сглупил так, не позорься перед подчиненными. Вот узнает атаман, что вещи живорезов на себе таскаешь, по головке не погладит… А с хмурым больше в карты играть не садись. Понял?

Обрадовавшись пятакам, будто найденной спустя время заначке, парень спрятал их за подвернутое голенище сапога. Было заметно, что его переполняет радость за такой исход: и от проклятой вещи успел избавиться, и даже заработал на этом. Джараха обуревали те же эмоции, но с другого края – купить подобное кольцо стоило не меньше двадцати – тридцати лир, и то если ювелир хороший торг позволит.

Довольные каждый собой, они миновали хлипкую калитку и оказались во внутреннем дворике. Растрепанный Вальсо подпирал поленницу и почесывал мятое лицо. Рядом маялась троица подручных, вертя в руках черенки лопат.

Завидев джараха, атаман недовольно воскликнул:

– Ну ты и горазд спать, Лаен! Не чаял уже тебя дождаться!

– Не спал я, совет у нас был на рассвете… Не будем время терять, показывай, где убитых схоронили.

– Пойдем, коли так! – согласился атаман и, вопреки своим же словам, запрокинул голову и надолго присосался к деревянной фляге.

Наконец, проследовав около получаса по едва заметной тропинке, змейкой вьющейся между соснами, они оказались на обычном деревенском погосте, прикрытом с разных сторон раскидистым ельником. Старые захоронения сплошь покрывал лесной ковер, и угадывались они исключительно по покосившимся кое-как сбитым деревянным крестам.

Пройдя по самой окаемке на дальний край, процессия остановилась возле холмика свежей земли, едва припорошенного упавшей хвоей.

– Все трое здесь, – показал атаман и, усевшись на кочку, а может, могилку, устало оперся спиной о сосну. – Что делать прикажешь? Выкапываем?

– Как трое? – удивился Лаен. – Ты же говорил, что в разное время убили их…

– Копайте! – приказал тот своим ухарям и не торопясь объяснился: – В разное, верно. Только в одной могиле все лежат. Говорю же, способ мы нашли, как уберечь покойничков от зова живорезов. Смотри, один помер, копаем яму, но глубокую, футов шесть-семь. Положили покойничка – сверху специальным щитом деревянным перекрываем, во всю ширину могилки непременно, это важно. Доски особыми знаками изрисованы, глас живорезов не берет их. Железом, говорят, надежнее, но дорого слишком получается. Следующего помершего к нему, значит, аккурат сверху подкладываем. Понял?

– Кажется, да, – сообразил Лаен. – А почему в разные могилы не хороните? Проще же, чем постоянно откапывать. И что за знаки такие, что живорезы с ними совладать не способны?

– Наука такая, не нами придуманная, – пожал плечами атаман. – Раньше по-разному пробовали, часто за лопаты браться приходилось, проверяли, не ворочается ли там покойничек. То уши им насквозь прокалывали, то головы тряпками оборачивали – ничего не помогало. Раскопаем, бывало, а он как попрет на нас, упырище страхолюдное, – так только рубить и приходилось или на костер крючьями волочь. А как щиты сверху начали класть, по-человечески стало. Теперь как нужно в могилку свеженького подложить, ну если в патруле боец пал или от хвори помер, так и делаем, чтобы яму новую не рыть. Деревяшек заговоренных мало у нас, считай, всего ничего, вот и толкутся в тесноте страдальцы.

– Хитро придумали, – оценил Лаен, поразившись местной смекалке. – А мы по старинке действуем, на костер павших отправляем. Не получается чтить традиций предков, что сказывали землицей мертвых укрывать.

– Так мы тоже так делали, пока монахи не подсказали… – Поняв, что сболтнул лишнее, атаман махнул рукой. – А, ладно. Откроюсь тебе: не наша это задумка. Сами-то пробовали, но все без толку. Мы с Собором дела ведем нынче плотно, так вот монахи и надоумили. За щитами этими в Атрель подводу гонять приходится, да только не успевает монастырская братия свои каракули на них рисовать. Пикетов много вокруг города, постоянно кто-нибудь гибнет.

– Монахи? – нахмурился Лаен. – Им-то какая печаль до вас?

– Дела они сурьезные с графом ведут, а мы под ним ходим, – нехотя признался атаман и достал заветную фляжку. – Вот и пришел приказ содействовать, значит, делам Собора… Но не спрашивай и не обессудь – не скажу ничего больше.

– Окстись, Вальсо… – Джарах посмотрел ему прямо в глаза и откровенно подначил: – Какие дела у вас могут быть с Собором? Вы же по самоуправству здесь даже земли Вольницы переплюнули! Даже наш преподобный, больно охочий до проповедей, в вашу станицу носа не кажет… Врешь небось!

– Тьфу ты! Сказано же тебе – тайна это. Не наставлениями горазды, а платят нам за работу… особую.

– Тогда, как разбогатеешь на монашеских лирах, непременно сообщи – специально для тебя вашуйское закупать буду!

– Обязательно, – засмеялся атаман и в этот момент один из его людей, роющих могилу, призывно махнул рукой.

Отчистив от земли деревянную заслонку с непонятными символами, подручные Вальсо ловко подцепили ее крючьями и извлекли на край ямы. В земляном чреве друг на друге лежали три тела разной степени отвратности. По ним и вообще везде ползали потревоженные белые черви, разные жуки и прочие насекомые. Как и обещал атаман, вылезти из могилы и напасть на людей никто даже не попытался.

– Вытаскивайте всех троих! – потребовал негоциант.

Ватажники переглянулись и набычились.

– Делайте, что сказано! – приказал атаман, и его людям пришлось подчиниться.

Хоть длинные ремни с собой захватить догадались… Наконец после изрядной порции препирательств, ругани и даже пары падений обратно в яму покойнички оказались выложены по ранжиру неподалеку от своего вечного пристанища.

Умершая первой средних лет дородная баба в драной кофте с раздувшимся животом выглядела наиболее гадко. Ее сосед, посвежее годков эдак на пяток, скалился на джараха черным щербатым ртом, набитым землей. Самая свежая, замотанная в простыню старуха с укором пялилась на обступивших ее людей застывшим взглядом начисто выеденных глазниц.

Прикрыв рот платком, джарах начал осмотр с кухарки. Кое-как и под ободряющие возгласы людей атамана, не спешивших, однако, на помощь, он перевернул раздувшееся тело на живот, разрезал ткань нательной камизы и внимательно изучил спину толстухи. Вот оно! Кожа провисла, но вдоль позвоночника отчетливо виднелась роспись клинка, образующая затейливые фигуры. Сигил призыва. Никто его не видел и ни о чем не догадывался. Кухарку так и похоронили в чем была. Впрочем, это было вполне естественно для местных.

Получалось, что первоначальная идея находила подтверждение. А еще Лаен понял, что хитрые щиты монахов защищают павших не только от гласа живорезов, но и от сигилов погонщиков ведьм.

Повторил процедуру с портным – полное совпадение с первой жертвой. Джарах даже мимолетно порадовался, что так верно определил происходящие в станице события. А вот третья жертва, старуха-беженка, не говорящая по-аламийски, не имела никаких видимых ран на теле, кроме единственной рваной вмятины под сердцем. Били точно и один раз, насмерть, без всяких хитрых задумок.

Лаен опешил. Неужели он все-таки ошибся и последняя жертва не имеет никакого отношения к творящему непотребства душегубу? Хотя нет… такой след как раз нож-коготь способен оставить, особенно если снизу вверх удар наносить. Но зачем он убил старуху?! Постойте-ка…

– Вальсо! Ты же вроде говорил, что девчонку у тебя под боком убили? А эта старая совсем. Ты запамятовал, что ли?

– Обижаешь, Плеть! Как сейчас было, все помню! Когда на криках подняли меня спозаранку, я сразу к ним в комнату соколиком метнулся. А там ор стоит страшный, визг бабий, плач… полный караул! Молодка, значит, прямо возле тела старухи на коленях елозит, лопочет что-то не по-нашему. Как меня увидела, давай тыкать пальцем то на мать свою, – а я так понял, что старая-то матерью ей при жизни приходилась, – то за спину себе. А я-то гляжу, ты не поверишь, спина-то у молодки исполосована вся, будто плетью исхлестана! Ужас. Кровища, правда, подсохла уже… Я почему-то подумал первой мыслью, что повздорили они. Вроде как мать давай учить молодуху жизни при помощи плетки, ну и та ее ножичком в сердцах. Кто их порядки знает-то: может, у них такое непотребство нормальным считается. Опосля только и догадались, что старуха по вине душегуба преставилась. Тьфу ты! Точно! Старуху же убили, а молодка просто криками своими мне в память запала!

– Где. Эта. Девчонка? – Ухватив атамана за воротник рубахи, джарах смотрел в его расширившиеся зрачки. – Ну же, Вальсо! Мне срочно нужно взглянуть на ее спину!

– Не знаю я… Ты чего вскипел-то?! В станице где-то… Мы как вчера с тобой разошлись, я подумал – а что они и вправду у меня взаперти сидят, словно звери дикие? Ну и передал нашим женщинам на попечение. Слушай, Плеть, если тебе так приспичило, так я и краше для тебя найду. Нашу, местную. Я их многих уже давно…

– Да не в этом дело! – отмахнулся джарах, досадуя на невнимательность атамана и собственную нерасторопность. – Если я прав, совсем скоро будут новые жертвы!