Глава четвертая
Накопитель

Скрежет, разъедавший, казалось, саму душу, доносился откуда-то сверху, словно там упорно работали циркулярной пилой. Эхо здесь было ужасное, оно сильно искажало звуки, и не сразу становилось понятно, что это музыка. Трудно узнаваемый мотивчик обильно срыгивали ржавые репродукторы, развешанные под сводом гигантской пещеры.

Самое омерзительное, что спрятаться от этого звука было негде. Никаких бараков, палаток, даже навесов над головой. Пространство размером со стадион было попросту разделено на неровные квадраты ограждениями из толстой проволоки, натянутой на металлические столбы. Столбы эти были обмотаны изоляционным пластиком, а проволока – древняя, ржавая, вызывавшая соблазн переломить ее пальцами. Делать этого, однако, не стоило: проволока была под напряжением. Даже если бы удалось прорваться из одного квадрата в другой, за ним было точно такое же ограждение. И даже если получилось бы преодолеть все эти убийственные преграды – беглец уперся бы в стену гигантского «каменного мешка».

Впрочем, такой возможности не получил никто: высоко над головами зависли решетчатые кабинки с вооруженными охранниками. Через «оптику» прицелов шакалы наблюдали за каждым шагом пленников, имея приказ валить каждого, кто поведет себя подозрительно или же просто странно. Ловко было придумано – не громоздить старомодные вышки, по которым до караульного мог добраться какой-нибудь взбесившийся бунтарь, а подвесить кабинки на натянутых тросах, вроде канатной дороги. И теперь стрелки имели возможность не только добираться с комфортом до места несения службы, но и перемещаться на хитрой системе растяжек практически по всему охраняемому периметру.

Изоляты были прекрасными мишенями. Директория не поскупилась снабдить узников яркими оранжевыми комбинезонами, отобрав при этом нормальную одежду. Где достали столько этого добра – неизвестно. Комбезы были старые, явно хранившиеся на складах еще с довоенных времен. Кто-то ляпнул, что это была некая гуманитарная помощь от бывшей враждебной страны. Дружественной она пробыла, видимо, недолго – иначе трудно объяснялся щедрый обмен с ней термоядерными ударами.

Короче, раньше не было повода примерить кому-нибудь эту одежонку. Народ бы не понял. А теперь всем было плевать.

А для шакалов – отличная контрастность на фоне гравия. Один такой, до зубов вооруженный, висел сейчас метрах в десяти прямо над головой и довольно скалился из-под черной «балаклавы»: надсмотрщики здесь предпочитали скрывать лица. Изолированные семнадцатого квадрата поглядывали в его сторону с неприкрытой злобой. Попадись он им – вряд ли ушел бы живым. Слишком много претензий накопилось у постояльцев к тюремщикам. Каждый пленник попал сюда через мясорубку избиений и жесткого унижения. Само наличие громадного подземного Накопителя, отнимавшего у Карфагена жизненное пространство, для большинства стало шоком. И тем более – то, с каким остервенением сюда стали загонять всех несогласных. Директория действовала на опережение: едва волнения на уровнях вышли из-под контроля, власти выбросили на стол главный козырь. А это означало: дороги назад у Директории нет. Отсюда следовал и другой, еще более жуткий вывод.

Живым отсюда никто уйти не мог. Там, в относительно свободном пространстве подземного города, не должны были знать об этом отвратительном месте, в котором мог очутиться каждый, кто решался поднять голову и заявить претензии зажравшейся элите. Но тех, кто способен был повести людей за собой, становилось все меньше. Самые буйные уже находились здесь – загнанные в изолированные друг от друга квадраты под круглосуточным наблюдением сверху.

Те, кто сомневался в надежности огромного загона, получали свою дозу переменного тока, что служило хорошим уроком для остальных. Один такой умник из соседнего квадрата накануне решил пролезть в щель между проводами, пытаясь раздвинуть их обмотанными одеждой руками. Труп снимали с проводов изолированными баграми, запах горелого мяса еще долго не выветривался из соседних квадратов. Чего-чего, а электроэнергии глубинный реактор по-прежнему выдавал с избытком.

Змей знал про Накопитель давно. Полковник однажды продемонстрировал его посреднику лично. И уже тогда намекал на некие далеко идущие планы. Но Полковник был давно мертв, а Накопитель – вот он. А ведь тогда не верилось, что это жуткое место власти всерьез решатся применить по назначению.

Выходило, положение действительно было серьезное. Что-то в старом добром Карфагене пошло не так. Хотя, чего уж там – здесь с самого начала все шло не так. Просто потому, что люди не должны были жить во мраке, в толще горных пород, когда там, наверху, простиралось настоящее небо, светило настоящее солнце. Правда, добраться туда было не проще, чем запустить в космос ракету. Даже сложнее – ведь ракете не пришлось бы пробивать собою километр скальных пород.

Змей лежал на каменной крошке, среди топтавшихся вокруг ног в пыльной обуви. Но глядел он не на «летучего вертухая», свесившего ноги из своей воздушной корзины и надменно поплевывающего на головы изолятов. Посредник смотрел на длинную, перечеркнувшую пополам свод трещину, из которой сочилась вода, долетая до людей тонкой влажной пылью. «Полковник говорил: строители опасались, что все это рухнет при малейшем подземном толчке, – вспомнил пленник. – А тут еще и вода. Откуда вода там, сверху? Ведь подземная река пролегает на несколько уровней ниже». Создавалось ощущение, что за несколько дней, пока он находился здесь, воды стало больше. Не хотелось думать о том, что произойдет, если трещину размоет всерьез.

– Эй, Видящий! – позвал вкрадчивый голос. – А, Видящий!

Змей лениво повернул голову влево. Там сидел на корточках и скалился беззубым ртом дурачок из Горячего туннеля. Горячим этот туннель называли не из-за температуры, а по причине повышенного уровня радиации. Видимо, туда проник внешний воздух во время ядерного удара. Опасались даже, что радиация поползет дальше. Обошлось. Даже работы в туннеле не стали сворачивать – там добывалась особо качественная руда. Кого волновало, что монеты из этого вольфрама слегка фонили? Да никого. Как никто не парился по поводу людей, продолжавших вкалывать и подыхать в этих туннелях. Более того, никого не парило, что у обитателей Горячего рождались дети. Вот вроде этого дурачка. Веселого, безобидного. Только без рук с рождения.

– Чего тебе? – тихо спросил Змей.

– А правда, ты видишь то, что – там? – дурачок указал взглядом вверх.

– Правда. Видел. Когда умел.

– А правда, что там нету неба?

Змей тряхнул головой, сел, внимательно посмотрел на безрукого паренька. Поинтересовался:

– Как это – нету неба?

– Ну, так говорят. У нас небо есть. Вот оно! – Дурачок ткнул пальцем в мрачный каменный свод, подсвеченный скупым светом прожекторов. – Настоящее! А там вроде как и нет ничего над головой. Нету неба!

Змей прикусил губу, разглядывая парнишку. «Не такой он дурачок, каким прикидывается. Все ведь относительно в этом мире и целиком зависит от нашего восприятия. Для кого-то и впрямь эта масса камня – сродни небу. Просто потому, что другого они и представить себе не могут. А увидели бы – может, и испугались бы до смерти. Действительно: как это – без привычного «неба» над головой? Одна лишь голая, страшная пустота. Отсюда, кстати, и любопытный вывод: даже под землей человеку нужно оно, небо. Пусть этот бедолага и зовет небом бездушную толщу скал. Если вдуматься, то небо – оно везде, стоит лишь поднять голову».

Это Змей понял в далекой Обители, где шаманы ставили свои странные опыты над нейтрино – частицей, для которой не было никаких преград. Как не было преград для человеческого духа. Для человека небо – оно везде, стоило лишь поднять голову и очистить взгляд от условностей.

– Там есть небо, – сказал посредник. – Только там оно – легкое, как сам воздух.

– Я не понимаю… – Дурачок неловко пожал худенькими плечами, с которых свисали пустые рукава полотняной куртки.

– Ты скоро поймешь, – неожиданно пообещал Змей. – Нет – ты увидишь. Своими глазами. Самое настоящее небо…

Он не успел договорить – паренек уже бежал вприпрыжку к жавшейся в стороне худой женщине с серым лицом, таращившейся в сторону Змея настороженным взглядом. Бежал и кричал:

– Скоро! Скоро я увижу небо! Мы все его увидим! Так сказал Видящий!

Змей с досадой отвернулся. Не хватало еще, чтобы вокруг его персоны снова поднялся нездоровый ажиотаж. И хоть про его почти утраченные способности стали потихоньку забывать, у многих оставались к нему вопросы и основательные претензии. Хорошо еще, его бросили в квадрат, где томились одни лишь беженцы, не знавшие толком о похождениях Видящего…

Он снова повалился на спину – в сон морило. Но не успел даже коснуться поверхности лопатками, как его подхватили цепкие руки. Дернули, поставили на ноги, для убедительности ткнув в спину автоматным стволом.

– Вперед! – приказали кратко и тихо.

Он даже оборачиваться не стал. Чего он там не видел? Безликой рожи шакала, спрятанной под балаклавой? Интересно только было, куда его повели – уж не «в расход ли» собрались отправить? Это был бы глупый финал: он ведь так и не отыскал Тану. Просто потому, что не ожидал оказаться в этом огромном загоне для скота. Хотелось надеяться, что девушку все же отпустили и она уже дома. Только надежда была слабая.

Его вели узким извилистым коридором меж проволочных стен и предупреждающих табличек на столбиках: черепа, кости, молнии, восклицательные знаки. Но лучше всяких табличек от спонтанных порывов останавливали десятки обугленных крысиных тушек, застрявших в проводах на уровне земли.

Пронумерованные квадраты делили людей на плотные группы по каким-то признакам, понятным лишь хозяевам этого гигантского зоопарка. Но, скорее всего, задержанных загоняли сюда в том же составе, в каком хватали – там, на все еще свободных уровнях Карфагена. Глаз привычно выделял признаки и сортировал людей по внешности и одежде. Вот эти – явно были беженцами из затопленных шахт Грязного сектора – их выдавали подслеповатые взгляды, непривычные к яркому свету, серая кожа и какие-то омерзительные наросты на лицах. А эти мрачные люди – явно из мастеровых, не понимавших, как они здесь оказались, – эти были трудолюбивые, сравнительно благополучные и никогда особо не выступавшие против режима. Это всегда происходило так: кто-то не вылезал с дерзких акций, для таких протест – просто образ жизни. А кто-то впервые выбрался из привычной берлоги, просто попросить, чтобы ему не заслоняли свет, – и его тут же заметали по-жесткому, как опасного бузотера.

Были тут и откровенные беспредельщики – самые активные и дерзкие из беженцев, сразу заявившие претензии на свою роль в Центральном секторе. Даже здесь они вели себя вызывающе, освистывая ведущих Змея шакалов и демонстрируя места, обычно спрятанные от искусственного освещения. Один такой показывал тощую задницу, двигая «булками» с особым цинизмом, умудрившись вывести из себя одного из сопровождавших посредника людей. Боец в балаклаве сделал товарищам знак, остановился, вскинул травмат – и влепил пластиковую пулю прямо в несвежую ягодицу шутника. Пространство наполнилось воплями боли и проклятиями, голожопый бунтарь упал на гравий, принялся кататься и корчиться. Демарш, однако, не прекратился. Более того – на пути возникла целая вереница обгаженных задниц, словно мечтавших об очистительной пуле.

Стрелявшего перекосило, он снова вскинул оружие, но старший группы остановил его жестом:

– Отставить стрельбу. На этих мазохистов патронов не напасешься.

– Тут боевые нужны, – хмуро сказал стрелок.

– Будет приказ – будут боевые. Не для того всю эту шваль здесь собирали, чтобы боеприпасы тратить.

Последняя фраза особенно не понравилась Змею. Похоже было на то, что создателями Накопителя была задумана некая расправа над собранными здесь людьми. Или же их собирались использовать каким-то особо изощренным и болезненным способом. Хорошо, если просто как каторжников на тяжелых работах. Но мысли навязчиво подсказывали и другие способы безотходного использования человеческого материала, о которых известно было каждому неприкасаемому: мясо, удобрения, кожа.

Один из квадратов приковал взгляд, мгновенно вытеснив посторонние мысли. Это был буквально «черный квадрат» – по цвету большой группы собранных здесь людей в одинаковых темных одеяниях. Змей не сразу сообразил, где уже видел этих людей в черных балахонах. И лишь когда одна из фигур медленно поднялась в центре этого черного пятна, вспомнил.

Черные Святители – так они себя называли. Выходит, повязали их тогда, в баре. Не вышло у самозваных святош перетянуть на себя одеяло в борьбе за тупые умы обитателей Карфагена. И слава богу, уж лучше старая, жадная и злобная Директория, чем эти фанатики. Впрочем, шут его знает, под чьи лозунги легче было бы умирать.

«Пошли они все к дьяволу, уроды», – злобно подумал посредник.

«Монах», поднявшийся и возвышавшийся над сидевшими на гравии единоверцами, вдруг принялся расталкивать собратьев и быстрым шагом направился к проволочному ограждению, словно не слыша окрика конвоира и не обращая внимания на угрожающе поднятый ствол травмата. Черный подошел к низко гудевшей проволоке вплотную – и едва не положил на нее растопыренные ладони. Он впился в Змея взглядом выпученных глаз с такой силой, что почти физически остановил его.

Тут же в спину посредника уперся холодный ствол:

– Давай, пошел!

Змей продолжил движение – и параллельно, не сводя с него взгляда, как голодный вурдалак, двинулся главарь Святителей. Остановился он только перед угловым столбом квадрата, но продолжал смотреть Видящему вслед, пока конвой не скрылся из виду.

Широкая терраса опоясывала пространство Накопителя по кругу, возвышаясь в полутора десятках метров над поверхностью. Здесь он уже бывал – тогда, вместе с Полковником, устроившим ему маленькую экскурсию с целью устрашения. В тот раз беседа едва не закончилась фатально. Чего ждать теперь – было неизвестно. Но вряд ли чего хорошего, судя по уставившимся на него рылам. «Отчего у этих «шишек» из Директории такие одинаковые свиные рыла? – подумал вдруг посредник. – Тоже, наверное, какая-то мутация. От вкусной и здоровой пищи на фоне всеобщей любви и обожания».

«Шишек» было двое. Оба в лоснившихся, с трудом сходившихся на животах костюмах, сидели, развалившись в специально принесенных складных креслах, и даже смотреть на них было неудобно – так они страдали от этих непривычных для них сидений. Видимо, в своих кабинетах они держали более удобные вместилища для собственных задниц. Хотя, не исключено, он был несправедлив, и в нем говорила застарелая неприязнь неприкасаемого к любым формам власти. Эти же были ее воплощением. По странному выверту физиологии у одного лицо было багровое, видимо, от артериального давления. Кожа лица второго была синюшная, еще сильнее подчеркивавшая черные мешки под глазами. Еще те красавцы, даже пропало желание завидовать их высокому положению в иерархии Карфагена. «Два толстяка», – мелькнуло в голове название услышанной в детстве сказки. Или тех толстяков было трое?

В любом случае было понятно, на кого работают лаборатории в тщетных поисках способа продлить жалкое человеческое существование. «Эти без медицинской помощи долго не протянут, – отметил про себя Змей. – Хотя… Жизнь показывает: негодяи умудряются прожить куда дольше добропорядочных граждан». А в том, что у власти в Карфагене стояли негодяи, сомневался разве что дурачок, веривший в каменное небо.

Здесь присутствовала и охрана в невзрачной серой одежде, но держалась она на некотором отдалении. Это было странно, учитывая потенциальную опасность приведенного сюда пленника. Правда, за спиной посредника стояли еще двое, вооруженные автоматами. Но и им краснолицый жестом приказал отойти.

– Какие люди! – с ходу выдал посредник. Плевать ему было на формальности и тонкости чинопочитания. – Любуетесь видом? Мне бы тоже понравилось, если бы я не наблюдал этот гадюшник изнутри.

– Садись, – сипло предложил синюшный, доставая из-за пазухи серебристую фляжку. Отпил немного, поморщился, завинтил крышку.

Оглянувшись, Змей увидел кем-то поставленную табуретку. Однако здешнее гостеприимство имело пределы: пленник должен был чувствовать себя неудобнее хозяев положения. Хотя тут можно было поспорить: в отличие от страдающих «шишек», Змей расселся на табуретке с удовольствием, поглядел на фляжку в руке синюшного.

– Я бы тоже накатил немного, – заявил посредник.

Синюшный замер, с удивлением разглядывая пленника. Видимо, не каждый позволял себе такие вольности по отношению к его чину. Протянул фляжку. Змей подался вперед, с любезной улыбкой взял фляжку, свинтил увесистую крышку. Демонстративно вытер горлышко рукавом, хоть это могло сойти за оскорбление. Да чего уж там – это и было оскорбление, то немногое, что мог себе позволить вызванный на допрос обитатель Накопителя. Отпив пару глотков, Змей удовлетворенно кивнул: пойло было что надо. Вроде того, что он пробовал в гостях у мертвого ныне Зама. Вернул фляжку и принял безмятежно расслабленную позу, насколько то позволяла угловатая табуретка.

– Значит, ты и есть тот самый Видящий, – пряча фляжку за пазуху, сказал синюшный.

– Который раз слышу эту фразу и всякий раз отвечаю одно и то же, – Змей пожал плечами. – Да, меня называли Видящим.

– Почему – в прошедшем времени? – отдуваясь, поинтересовался краснолицый.

– Потому что я больше не Видящий. Отпала необходимость.

– Что значит – отпала? – с сомнением произнес синюшный. – Я слышал, это что-то вроде болезни было? Выздоровел, что ли? Или нет?

– Можно и так сказать, – не стал спорить Змей. – У меня были видения – Запретная гора и все, что с ней связано. Не знаю, как это работало, но мне просто физически нужно было отправиться туда, поглядеть на все это собственными глазами, прикоснуться и все такое.

– И? – краснолицый недоверчиво подался вперед.

– И я отправился. А как дошел – видения прекратились. Я думаю, именно потому, что они слились воедино – видения и реальность…

– Погоди! – оборвал его синюшный. – Так это не сказки, не россказни? Ты действительно там побывал? На Эльбрусе?

Змей устало пожал плечами:

– Зачем мне врать?

– Действительно. Зачем врать? – Краснолицый нервно хихикнул. Переглянулся с синюшным. – Об этом мы и хотим с тобой поговорить.

– Это большая удача, что о твоем появлении в Накопителе в первую очередь доложили мне, – заявил синюшный. – Ведь кое-кто в руководстве считает, что тебя надо ликвидировать, как разносчика информационной заразы. И не только информационной. Мало ли что ты притащил с собой оттуда. – Синюшный взглядом указал вверх.

– Интересная формулировочка, – пробормотал Змей. – То, что меня хотят грохнуть, я знаю давно. Уже и награду назначали. И вроде даже не отменяли. Хорошо хоть в этом бардаке я слегка затерялся. Не пойму только, какая вам польза от меня живого?

– Дело не в нас, – важно сказал краснолицый. – Карфаген превыше всего. Мы всего лишь служим ему и его народу…

Змею больших трудов стоило не заржать в голос. Это уже было нервное. На лице его, однако, осталось выражение, заставившее краснолицего пояснить:

– В общем, ты должен радоваться, что тебя не прикончили, как только обнаружили в Накопителе.

– А я и радуюсь, – довольно нагло отозвался Змей. – Иногда даже напеваю и пританцовываю. Сами понимаете – в загоне под напряжением развлечений мало.

Он тут же одернул себя. Время, когда он просто пер напролом, вышибая ногой все оказавшиеся на пути двери, миновало. Тем более, его позу никто не оценил бы: неприкасаемые, для которых он долгое время был в авторитете, перестали звать его на роль посредника. А значит, он перестал быть своим, и теперь не стоило надеяться на поддержку со стороны группировок. Но дело было даже не в манерах, не в необходимости во что бы то ни стало «держать марку».

– Кстати, как ты оказался в Накопителе? – неожиданно поинтересовался синюшный. – Неужто участвовал в бунте?

– Не то чтобы… – Посреднику не хотелось раскрывать перед этими людьми все карты. Но, с другой стороны, неизвестно было, откуда еще ждать помощи в такой ситуации. – Просто мне нужно было попасть сюда. А как попасть под стражу? Самому отдаться ей в лапы.

– Лихо, – оценил краснолицый. – Я бы даже сказал – креативно. Только на кой черт, спрашивается?

– Вообще я не думал, что тут все так основательно, – признался Змей.

– А думать надо, – поучительно произнес синюшный. Даже значительно поднял короткий толстый палец. – Что, если бы вместо Накопителя сразу к стенке поставили?

– А что, есть и такая опция? – с застывшим лицом поинтересовался Змей.

– А ты как думал? – холодно сказал краснолицый. – Когда стоит вопрос: расстрелять десяток или погубить тысячи – тут не до морализаторства. На древних кораблях бунтовщиков вешали на реях – так, чтобы каждый видел. Но у нас вроде как цивилизованное общество.

– Вот именно, – кивнул Змей. – Вроде как.

– Так зачем ты сам полез в мышеловку? – спросил синюшный. – Вряд ли за бесплатным сыром – его ведь даже не предлагали.

– Мне надо найти здесь одного человека…

– Девушку, – мгновенно кивнул синюшный.

Змей не ответил.

– Точно, девушку, – оскалился толстяк. – Слышал, она у тебя красотка.

Посредник промолчал снова. Он настороженно изучал собеседников. «Они знают про Тану. Это как раз неудивительно: у власть имущих небось на меня целое досье со всеми связями, привычками и, может, даже мыслями. Но неужто они знают, где Тана? Не собираются ли они использовать ее для шантажа? Может, и ее арест не случайность?»

– Мы поможем тебе ее отыскать, – пообещал краснолицый.

– Я так думаю, не из благотворительных побуждений? – сквозь зубы процедил Змей.

– Правильно думаешь, – кивнул синюшный. Подмигнул товарищу. – Благотворительность у нас по другому ведомству.

Краснолицый хихикнул. «Какие-то внутренние отсылки, непонятные чужаку, – размышлял Змей. – Ну да и хрен с ними. Лишь бы ноги унести живым и девчонку вытащить из этой клоаки».

– Так чего вы от меня хотите? – спросил он.

– А ничего особенного, – заверил синюшный. – Просто оставайся самим собой. Видящим.

– Я уже не вижу ничего толком.

– А ты увидь, – настойчиво проговорил краснолицый. – Сделай над собой усилие, так сказать.

– Не понял…

– А чего непонятного? Люди верят тебе. Ты очень убедителен и понятен им в этом образе, – сказал жирдяй.

– Вот пусть у тебя и возникнут видения, – подхватил синюшный. – Скажем, ты был на поверхности и понял: там жить нельзя. Там смерть. Быстрая, лютая, неумолимая. И все такое прочее.

Краснолицый кивнул:

– Скажи всем этим, слишком уж любопытным: жить можно только здесь, в Карфагене, для чего он и был построен самыми талантливыми людьми в погибшем мире прошлого. Ты ведь не станешь спорить, что Карфаген спас жизнь всем, ныне живущим?

– С этим – не стану… – медленно произнес Змей. – Только про поверхность вы врете. Там можно жить. Пока еще трудно, опасно, почти невыносимо – но можно. Более того – там живут.

– Кто живет? – Щека краснолицего неприятно дернулась.

– Ну, мерзляки, скажем, из Хрустального города. Обдолбыши в лагере Азау, дикие племена у Стены…

– Все это чушь и бредни, – размеренно и твердо произнес синюшный. – Ты понимаешь, о чем мы тебе толкуем? Все это тебе привиделось – тогда, до твоей первой вылазки.

– Это не могло мне привидеться до моей первой вылазки. Потому что видения у меня начались после облучения нейтрино от установки шаманов.

– Это ладно, это другое. Они живут в своих норах: шаманы – в герметичной нейтринной обсерватории, которая мало отличается от Карфагена, мерзляки – в глубине ледника. Причем мерзляки – и не люди уже, если разобраться. Так что на поверхности жить нельзя. И на Эльбрусе ты не был. Тебе это привиделось в твоем бреду. Или видениях. Как ты там задвигал толпе на эту тему? Вот так и говори. Ты понял?

Повисла тяжелая пауза. Змей пристально разглядывал этих «хозяев жизни» с заплывшими лицами. Похоже, у них и мозги заплыли, если они думали, что он так просто пойдет у них на поводу. Он еще не вполне понял, на кой черт все это понадобилось Директории, но спинным мозгом ощущал, что его решили использовать в своих темных делишках. А он ненавидел, когда его использовали, тем более – втемную, тем более – в ущерб его собственным интересам и убеждениям.

– То есть вы предлагаете мне лгать? – произнес Змей. – Зачем?

– Почему лгать? – недовольно проворчал краснолицый. – Просто использовать свой авторитет в интересах людей.

– Я не вижу здесь интереса людей. Да, наверху довольно жесткие условия. Там можно сдохнуть в одну секунду, столкнувшись с «дыханием смерти» или попав под ледяной дождь. Но есть места, где жить можно уже сейчас. И выбираться наверх, к небу, – пусть потихоньку, малыми группами, но к настоящему небу и солнцу.

– Вот именно – «выбираться». – Синюшный ткнул в него пухлым пальцем. – Что будет, если все поверят в твою болтовню и массово бросятся к створам? Хаос, паника, массовые жертвы. Ситуация и без того тяжелая. А тут окончательно выйдет из-под контроля.

– Ах вот, значит, в чем дело! – кивнул посредник. – Вы боитесь потерять власть.

– Что ты несешь?! – взвизгнул краснолицый. Даже побагровел еще сильнее. – Люди погибнут! Как они выживут на поверхности?! Даже подготовленный спецназ не может там долго находиться! А тут – толпы обезумевших беженцев из дальних шахт! Они же не видели ничего, кроме стен и руды!

– А тут вдруг получат шанс увидеть солнце… – проговорил Змей. – Нет, я все понимаю. Здесь, в глубине, жизнь давно устоялась. Кто-то на вершине пирамиды, кто-то подпирает ее плечами. И вам, конечно, есть что терять. А большинству там, на нижних уровнях, терять нечего. Кто-то бросится сразу навстречу солнцу – и, наверное, сгорит заживо, как какой-нибудь Икар. Слышали такую легенду? Хотя, скорее, он замерзнет в ледяной пустыне, но суть не в этом. Для многих смерть на пути к свободе и небу – слаще рабской жизни в душной тюрьме. Но вы в этом случае однозначно потеряете монополию на человеческие судьбы.

– Заткнись!

– Хочу вас успокоить: большинство все равно мне не верит. Ваши агенты здесь тоже постарались, объявив меня самозванцем и психом. Неужели вы думаете, что после всех унижений, после охоты, которую вы на меня устроили, я соглашусь вам помогать?

– Если ты не станешь артачиться и строить из себя праведника, каковым не являешься, а будешь с нами сотрудничать, то не пожалеешь.

– Я уже пожалел, что потратил свое время на этот разговор. Уж лучше бы я лежал и таращился в потолок. Вы в курсе, что в нем здоровенная такая трещина? Когда свод рухнет и хлынет вода, крышка придет всем. Тогда сами будете не рады, что заранее не выбрались на поверхность по моему совету.

– Не уходи от темы, – с трудом сдерживаясь, произнес синюшный. – Ты понимаешь, что у тебя просто нет выбора?

– А вот тут вы ошибаетесь. – Змей медленно поднялся, с кривой усмешкой рассматривая «хозяев жизни». – Выбор всегда есть. И я выбираю послать вас всех на хер.

Давно он не испытывал такого наслаждения, отправляя собеседников по известному адресу.

Наивно было бы предполагать, что дерзость останется без надлежащего ответа. Его, однако, не били. Это удивляло и даже настораживало. Люди Директории не отличались чрезмерным гуманизмом, которого тем более трудно было ожидать в эти неспокойные времена. Его просто бросили обратно в огороженный квадрат, который, казалось, стал еще теснее от набившегося в него народа. Наверное, вид посредника, вместе с характерными татуировками в виде молний на его щеках, намекавших на связь с миром неприкасаемых, да еще и внимание охраны, создали ему ореол таинственности и скрытой угрозы: «соквадратники» сторонились его, если не считать безрукого дурачка. Это было к лучшему – он не был расположен к общению, да и небольшое свободное пространство, образовавшееся вокруг него, как невидимое силовое поле, давало возможность спокойно растянуться на камнях в полный рост и предаться расслабленному оцепенению.

– Эй, Видящий! – знакомый голос вывел его из задумчивости. – Я принес твою пайку!

Это был все тот же безрукий парнишка. Надо же – на голове у него теперь была какая-то серая тряпица, а на ней – кусок сухой лепешки, из тех, что раздавали шакалы, чтобы изоляты не окочурились с голоду.

– Спасибо, дружище. – Змей улыбнулся, снял с головы парнишки тряпицу с лепешкой. – Даже не знаю, чем тебя отблагодарить.

Сунул руку в карман, извлек случайно завалявшуюся монету в один фрам:

– Это все, что у меня осталось.

Он протянул монету парнишке и неловко замер, забыв, что тому просто нечем принять дар. Калека, правда, ничуть не смутился и попросту распахнул рот с редкими кривыми зубами. Удивленно хмыкнув, посредник подкинул монету – и парнишка ловко подхватил ее, клацнув зубами, как цирковой пес. Слегка шепелявя, сказал:

– Оставлю на удачу! Как талисман от Видящего!

И шустро переместился к своим, все так же настороженно наблюдавшим за происходившим. Змей помахал им рукой, и те торопливо отвернулись. Кроме матери парнишки, робко помахавшей в ответ.

– И как вы тут оказались? – пробормотал Змей, растягиваясь на прохладных камешках. – Бунтари, блин.

Он поглядел в сторону соседнего квадрата, откуда на него таращились люди совсем другого типа. Эти были хорошо одетые, сытые и растерянные. Торгаши из Месива, не понимавшие, как они очутились здесь, вместе с теми, кто громил их мастерские, лавки, крохотный бизнес, дававший возможность худо-бедно существовать на уровень выше трудяг из грязной шахты. Наверное, это было обидно – вовсю топить за «твердую руку», лизать задницы блюстителям, платить им мзду наряду с неприкасаемыми, чтобы потом получить в торец дубинкой и возопить каменным небесам: «А меня за что?»

Змей криво улыбнулся этим унылым ребятам и произнес:

– А может, вам интересно послушать про Верхний мир? Я ведь там был, можете поверить мне на слово.

Соседи нервно заерзали, принялись неловко оглядываться, словно боялись, что кто-то застанет их за усвоением крамольных мыслей.

– Там, наверху, есть жизнь – проверено, – продолжал Змей. – Пока вялая, немногочисленная. Ведь чтобы тот, исконный человеческий мир наполнился жизнью, нам придется выбраться из своих нор.

Обитатели соседнего квадрата попятились, вжимая головы в плечи. Как будто им в уши вливалась кислота, а не самая обыкновенная правда. Змей громко вещал им вслед, повышая голос:

– Там синее небо, там солнце! А вы – просто трусы, дрожащие за свою убогую стабильность, вонючее тепло и пайку дерьма в сутки. Вам никогда не увидеть настоящего, большого мира, до которого отсюда – рукой подать!

Слушатели обратились в бегство. Перед Змеем с обеих сторон от проволочного заграждения образовалась своеобразная «полоса отчуждения». Он мстительно и горько рассмеялся:

– Трусливые крысы. Будь спокоен, Верхний мир: это дерьмо не испортит собой чистое небо. Они сами себя похоронили заживо.

Время суток в Карфагене регулировалось просто: с десяти вечера до семи утра вырубалось основное освещение. Оставалась лишь дежурная подсветка – зловещие багровые фонари, света которых хватало лишь для того, чтобы люди не ломали ноги во мраке. В Накопителе, помимо дежурных светильников, имелись мощные прожектора, шарящие в пространстве, как щупальца голодного осьминога – скорее, для проформы и чтобы нагнать жути на впечатлительных гражданских, чем из практических соображений, ведь бежать отсюда все равно было некуда.

Он не заметил, как наступила ночь. И как подкрались бесшумные тени. Когда его скрутили двое накачанных крепышей, закрыв ему рот ладонью, оставалось лишь хлопать глазами спросонья.

– Не шуми, Змей! – прямо в ухо посоветовал хриплый басок. – Сейчас мы немного прогуляемся.

Шуметь не имело смысла: вместо одной неприятной встречи с незнакомцами можно было запросто встретиться с пулей шакала, дремавшего над головой в обнимку с винтовкой. Тот разбираться не стал бы – просто пресек бы любой подозрительный шум точным выстрелом.

Посредника поволокли куда-то в полумраке, ловко петляя между лучами прожекторов. Крепышей было человек пять, все были ловкие, шустрые, повадки выдавали в них неприкасаемых. И еще: для них не было преград. Проволоку под адским напряжением они просто раздвинули при помощи деревянных распорок – и затолкнули похищенного в образовавшуюся дыру. Таких переходов было еще два – и они оказались в совершенно пустом квадрате, где не было никого, кроме пленника и пятерых тащивших его бугаев. Ровненький слой каменной крошки от ограждения до ограждения – и все.

– Если вы хотели пообщаться без свидетелей, – озираясь, проговорил Змей, – то здесь мы просто как на ладони.

Никаких объяснений не потребовалось. Двое похитителей вышли вперед, согнулись, зачерпывая по пригоршне камешков, – и перед остальными образовалась черная щель в поверхности. Не сразу до Змея дошло: те двое не камешки руками хватали, а поднимали легкую крышку из пластика, прикрытую тонким маскировочным слоем гравия, под которым прятался глубокий подкоп. Пленника толкнули прямиком в эту яму, куда он и съехал по осыпающейся наклонной поверхности.

Он надеялся увидеть туннель, ведущий прочь из этого омерзительного места, но оказался в некоем подобии землянки. Впрочем, обставленной более, чем роскошно, даже с некоторыми излишествами. Во-первых, здесь был свет – пара компактных шахтерских светильников включились, едва над головой захлопнулась маскировочная крышка. Во-вторых, в этой дыре имелись стол, скамейки и даже подобие кресла, в котором сидел полуголый, лоснящийся от пота, весь покрытый наколками громила. Его Змей не знал, несмотря на то, что в иерархии неприкасаемых ориентировался неплохо. В авторитете этот верзила по-любому не был, как ни пытался строить из себя «бугра». Видать, какой-то выскочка из неофитов – таких в последнее время развелось много. В основном такие пытались захватить сферы влияния, наплевав на устоявшиеся понятия, и, как водится, быстро уходили со сцены. Беспредельщиков не любили и не щадили. Впрочем, как и они – всех остальных.

На столе была жратва – не жалкие пайковые лепешки, а копченое мясо, сушеные гидропонные овощи, бухло в мутных бутылках.

– А вы тут неплохо устроились, как я погляжу, – Змей заговорил первым. Это был его стиль – с ходу перехватить инициативу, заставляя собеседника реагировать и преждевременно раскрывать карты. – Я думал, вы прорыли туннель, чтобы убраться отсюда. А вы просто вырыли крысиную нору.

– Думал он, – угрюмо хмыкнул громила, но не особо агрессивно, позволяя пока посреднику говорить с ним на равных. – Порода здесь слишком крепкая, так что это чисто для себя, чтобы шакалы не пялились. Да и какой смысл в туннеле, когда и без того нет проблем отсюда смыться? И, как видишь, кое-чего доставить с той стороны периметра – тоже не вопрос.

– Какого ж черта вы тут сидите, если есть маза уйти по-тихому?

– Бизнес, брат. Удрать мы всегда успеем, а сейчас лучший вариант – половить рыбку в мутной воде. Да что я тебе объясняю? Ты ведь сам из неприкасаемых. Даже посредник, блин. Не поверю, что совсем забыл, чем живет братва.

Змей криво улыбнулся, глянув через плечо назад:

– Какая же вы братва? Вы крысы. Вы сами нарушили все понятия, снюхавшись с шакалами.

– Обидеть нас хочешь? – Благодушие сползло с лица громилы.

– Ну если вы притащили меня случайно, а не по наводке охраны, – я извинюсь и сам себя назову крысой.

Повисла тягостная пауза. Видимо, он попал в самую точку. Наверное, потому, что с самого начала ожидал подлянки от Директории. Это же старо, как мир: чтобы сломить волю непокорного заключенного и не мараться, руководство действует руками бандитов, решившихся на постыдный, но выгодный сговор.

Ответ от хозяев оказался вполне ожидаемым: какой-то тощий ублюдок, стоявший за спиной «гостя», со злобы врезал ему по почкам. Застонав от боли, Змей согнулся, упал на колено.

– Держи, умник, – мстительно бросил тощий. – Чтобы языком не чесал, когда не просят.

– Руки не распускай, Шило, – проворчал громила. – Не было команды валить гостя. Мы даже не обсудили, что к чему.

– Это я так, Хмурый, урок ему преподал, – бросил тощий.

– А ну, тихо! – рявкнул громила. Почесался, разглядывая Змея. – Короче, я понял: ты у нас Видящий, все наперед знаешь. Ну а раз знаешь, то чего вокруг да около ходить: да, хорошие люди попросили с тобой перетереть по поводу их к тебе просьбы. А то ты не совсем понял: это не просьба была. Сделай, как они говорят, – и будет тебе счастье.

– А тебе с того какой толк? – исподлобья глядя на Хмурого, хрипло спросил Змей. – Директория – она за власть борется. Ей надо всех нас в кулаке держать. Потому они и хотят, чтобы я у людей отбил охоту наверх поглядывать.

– А мне, может, тоже не нравится, что ты про верхний мир несешь. У нас, скажем, здесь бизнес. А если все наверх полезут, мы без навара останемся.

– А сам не хочешь, что ли, на настоящее небо посмотреть?

Хмурый переглянулся с приятелями, заржал:

– Небо я и на картинках посмотреть могу. Или на записях, какие остались. А делать там что – в ледяных горах, без жратвы и тепла? Какая мне с того выгода?

Змей не ответил. Ему и в голову не приходило, что ради выгоды можно добровольно самого себя приговорить к пожизненному заключению. Может, он и сам раньше был таким же, до того, как нейтринная установка прочистила ему мозги. Когда после бесконечных потоков дерьма встречаешь в жизни что-то настоящее, отношение к миру начинает меняться.

– Короче, будешь говорить всем, что набрехал про верхний мир, – сказал Хмурый. – Что жить там нельзя, а на Запретной горе ты не был. Понял?

– Я был на Запретной горе, – сказал Змей.

– Кого это волнует? Сделаешь, чего от тебя хотят, – будешь дальше жить, как жил. Не сделаешь – тоже будешь жить, но плохо. С переломанными ручками и ножками, на животе будешь ползать. Тогда все поверят, что ты действительно Змей.

Неприкасаемые заржали. Хмурый остановил смех жестом. Продолжил:

– Признаешься, что врал до этого. Что никакой ты не Видящий, а просто «кисляком» закинулся и бредил под кайфом. Или, там, решил прославиться на этом деле. Короче, придумаешь, что поубедительнее. Скажешь это всем в своем квадрате и всем в соседних квадратах. Так, чтобы люди все поняли как надо и дурацких иллюзий не питали. А мы проследим, чтобы ты не схалтурил. Чего уставился? Отвечай – понял или как?

– Да чего уж тут непонятного, – протянул посредник. – Заманчивое предложение – перед всеми себя лжецом выставить. Это мне сильно в жизни поможет, почти как переломанные конечности.

– А чего мы его уговариваем? – раздался другой голос, глухой, безжизненный, но при том наполненный какой-то особой, злобной энергией. – Я с самого начала говорил: нехрен реверансы перед шакалами устраивать, заказы их исполнять – как будто мы их шавки, а не люди в авторитете. Это не они нас – это мы их должны использовать. Так было и будет.

Голос шел из глубины ямы, скрытой густой тенью. Присмотревшись, Змей разглядел сухощавого старика, неподвижно сидевшего у неровной стенки. Хотя, может, то был не совсем старик – просто конкретно поизносившийся от неправедной жизни и злоупотребления химическим допингом мужик.

Просто Змей узнал его, хоть и не видел долгие годы.

– Лишай? – пробормотал посредник. – Какими судьбами?

– Что, гнида, узнал? – усмехнулся человек во мраке. Медленно, с трудом поднялся и выдвинулся из тени. – Небось, я здорово изменился, а? По твоей, сука, милости!

Лишай намекал на давнюю разборку, посредником в которой Змей и участвовал. Тогда сцепились аж три группировки сразу – делили гидропонную теплицу в заброшенном туннеле, где выращивали какую-то лютую «дурь» на продажу. Бизнес был серьезный, легальным прикрытием и распространением вынуждены были заниматься совместно, не говоря уж о защите от конкурентов из неприкасаемых, контролировавших другие секторы. Лишай по свойственной ему беспредельной жадности запустил руку в общую кассу, был пойман и едва не получил рельсовый костыль в затылок от разъяренных партнеров. Но убийство главаря группировки грозило войной и проблемами для всего организованного подполья неприкасаемых, потому и был вызван специалист по тушению такого рода пожаров.

Змей.

Тогда ему удалось сравнительно легко разрулить ситуацию. Лишая заставили вернуть награбленное, и он, несмотря на то, что накосячил конкретно и восстановил против себя даже братков из своей же группировки, благодаря Змею отделался лишь легким испугом. Посредник справедливо считал, что конфликт лучше задавить в зародыше, и ему удалось заболтать всех, кто жаждал крови. Этому отморозку многие тогда хотели открутить голову – пришлось заступаться, убеждать, отмазывать, при том, что этот подонок даже близко не вызывал у него сочувствия. Так что Лишай должен был быть благодарен Змею по гроб жизни.

Только отчего-то затаил на своего спасителя лютую злобу. Наверное, это был как раз тот случай, когда не стоило делать добра, чтобы не получить в благодарность зла. Хотя было подозрение, что Лишай попросту съехал с катушек по причине злоупотребления различными веществами. Вот и сейчас он таращился на посредника прозрачными рыбьими глазами, сверкавшими посреди дряблого, испещренного морщинами лица, всем своим видом напоминая скорее ходячего мертвеца, чем авторитетного неприкасаемого.

– Не надо его наставлениями пичкать, – слабым голосом сказал Лишай. – Они ему не понадобятся.

Приблизив свою отвратительную физиономию и обдав трупным запахом из ввалившегося рта, он впился взглядом в пленника, бледно улыбнулся:

– Не нужно его возвращать в квадрат. И исполнять поручение шакалов – тоже не нужно.

– А что же с ним делать? – несколько напрягся Хмурый. – Грохнуть его предлагаешь, что ли?

– Хорошая мысль. Но это всегда успеется. А вот отдать его Червяку – было бы разумно. Червяк за его голову вагонетку пойла предлагал.

– Знаешь, из чего это пойло перегнали? – хихикнул тощий. – Сказать?

– Плевать! – оборвал его Лишай. – Знаю, что этот мудак сырье из канализации черпает. Но сами-то мы его пить не будем. А спрос на бухло растет, цена за никчемную башку вполне достойная. И Червяк рад будет, и нам респект. Этот гаденыш Червяку давно дорогу перешел.

Змей даже вспоминать не стал, чем там не угодил Червяку. Быть посредником – работа неблагодарная, авторитет держится, лишь покуда все не начинает к чертям рушиться. И тогда уж никто не усомнится в том, что крайним надо сделать того, кто когда-то из лучших побуждений уладил ситуацию.

– А ведь я тебе жизнь тогда спас, – тихо сказал Змей. – Тебя бы приговорили – за то, что руку в «общак» запустил.

– Кого ты там спас, гнида?! – Лишая аж передернуло, словно ударом тока. – Это были мои бабки! И ты слишком много на себя взял, молокосос! Тебя надо было еще тогда кончить!

– Твоя манера общения не доведет тебя до добра, – так же тихо сказал Змей. – Попомни мое слово…

Дыхание перехватило от нового болезненного удара в бок. Застонав, посредник привалился плечом к шершавой стенке норы.

– Решено, – сказал Хмурый. – Мешок на голову – и к Червяку. Куму скажем, что сбежал через дырку в проволоке, шакалы подтвердят – они у меня с рук едят.

– Баба с воза – кобыле легче, – хихикнул тощий, копаясь в груде хлама в углу ямы.

– Ты хоть знаешь, что такое кобыла? – сварливо спросил Лишай. – Последняя сдохла еще до твоего рождения.

– Слово смешное, – отозвался тот, вытягивая из кучи вещей большую тряпку из грубого джута. Похоже, это действительно был мешок. – Поговорок я много знаю, только хрен в них что разберешь. Мне нравится про семь нянек, которые детям глаза выкалывают. Вот нафига они это делают?

– А няньки – это, по-твоему, кто? – хихикнул Лишай.

– Ну, типа, беспредельщики, калечат всех подряд.

Хмурый изобразил на лице что-то вроде улыбки. Хмыкнул:

– И чего только не народилось в этих шахтах. Шпана безмозглая. Скоро будут думать, что крыса – это и есть та самая «синица в руках».

– А пошли вы все! – огрызнулся тощий. – Этого упыря уму-разуму поучите!

И с неожиданной ловкостью накинул мешок Змею на голову.

И в этот момент накатило.

Он совсем забыл, как это бывает, когда внезапно выпадаешь из привычной реальности в реальность призрачную. Поначалу Змей даже не понял, что произошло: просто наступила тьма, как это и положено в душном пыльном мешке.

Только перед глазами была не ткань из грубых волокон. Было другое пространство, почти не отличимое от реального. Только находившееся где-то далеко-далеко.

Да, он забыл, что происходило с ним тогда, когда обрел сомнительную славу пророка и был прозван Видящим. И вот, похоже, нахлынуло снова.

Только раньше он видел сверкающие горы, синее небо, солнце, Запретную гору, которая манила к себе, как и все запретное. Теперь же перед иллюзорным взором предстала полная противоположность тех, прежних видений.

Мрак.

Вселяющая ужас тьма.

Это было бы неудивительно, учитывая мешок на голове. Только эту густую тьму еще больше, контрастом, подчеркивали отблески то ли факелов, то ли еще каких призрачных огней, разрывающие однородную мглу этого зловещего места. Сознание беспокойно заметалось в этом неосязаемом мире, и сразу стало понятно: это плохое место. Дело было даже не в тьме как таковой – ей сложно удивить обитателя подземного мегаполиса.

Дело было в предчувствии. Ведь то, что предстало взгляду посредника, – это не просто галлюцинации, не просто неприятный сон или аттракцион для больного воображения. Это было окно в будущее – то самое, которое с неизбежностью приближалось, чтобы вскоре войти в жизнь Змея не через эту тайную форточку, а через парадную дверь.

Он не хотел этого видеть, как не хотел знать своего будущего в принципе. Но тут от него ничего не зависело. Последствия мощного, направленного удара структурированного потока нейтрино из глубины Солнца – это вам не «кисляком» закинуться. Даже шаманы из дальней Обители, адепты безумного околонаучного культа, не смогли бы объяснить, что сейчас происходило с их «подопытным кроликом». Они были уверены, что таким образом с ними говорит сам Господь. Если даже так, то Бог пытался донести до своего блудного сына крайне неприятные новости.

Зло приближалось во мраке. Еще немного – и оно грозило показать из тьмы свой истинный лик.

– Нет… – прошептал Змей. – Не хочу, не надо…

Он не считал себя трусом. Но здесь, в неизвестном пространстве, не контролировал чувства. Посредник попытался сделать шаг назад – и не смог. Здесь тело не подчинялось его воле. Здесь можно было лишь наблюдать и чувствовать. Но чувствовать ледяной смрад смерти было противоестественно – и он повторил усилие.

Земля дрогнула, словно не он сдвинулся с места, а сместил ногами планету. Напряг волю – и почва заскрежетала. Раскатисто, гулко, как звучит горный обвал. Оторопев от такой мощи, невидимое зло замерло в своем мраке, колыхнулись далекие огни. И это страшное нечто издало протяжный и низкий, словно из глубины преисподней, вой. Земля заходила ходуном, Змей не удержал равновесия, упал…

И снова ощутил на голове удушливый джутовый мешок. Сорвал его, вскочил на ноги, оглядываясь с тупым изумлением.

Укрытие неприкасаемых исчезло. Он стоял посреди обыкновенной ямы, заполненной раздавленным хламом и обильно присыпанной пылью. Справа от посредника поверх скомканного брезента лежал здоровенный булыжник, из-под которого торчала босая тощая нога. Отброшенный ботинок валялся в стороне. Змей поднял голову, недоумевая, откуда прилетел сюда этот «подарок небес» – и не разглядел привычного уже свода. Все было в оседающей пыли, в которой слепо и тревожно метались лучи прожекторов. Приятелей раздавленного неприкасаемого не было. Видимо, сбежали, когда здесь началась вся эта чертовщина, начало которой он пропустил, выпав, как ему показалось, на минуту в свой иллюзорный мир.

«Наверное, те звуки, та странная дрожь земли – все это как-то связано с происходящим?» Об этом он думал, выбираясь из бандитского логова. Встал, отряхиваясь и отплевываясь от пыли с омерзительным металлическим привкусом. Теперь стали слышны вопли, топот и лихорадочные выстрелы. Кто-то носился взад-вперед с рыданиями и криками, билась в истерике какая-то женщина.

В Накопителе началась паника.

Изломанная фигура с раскинутыми руками выплыла из пыльного тумана, вызвав неприятные ассоциации с тем аморфным, неизвестным злом из недавнего видения. Силуэт оформился в жилистого оборванца со свисающими грязной паклей клочьями волос и выпученными безумными глазами. Человек впился взглядом в Змея. Замер на секунду. Оскалившись идиотской улыбкой, бессвязно зарычал. И бросился в атаку. Почему-то посредник не ожидал этого внезапного нападения. Возможно, оторопел от всех этих событий, может, просто устал после бесконечного дня среди уродов, буквально излучавших самые омерзительные пороки, а также, в той или иной степени, норовивших его убить или покалечить. На фоне всего этого дерьма безумец с растопыренными грязными пальцами казался скорее жалким, чем по-настоящему опасным.

А зря. Скрюченные пальцы психа оказались необычайно цепкими, а руки – мощными, как гидравлические ножницы. Без лишних разговоров проклятый маньяк повалил посредника на каменное крошево и принялся душить. Катаясь по земле, Змей тщетно пытался отцепить от себя эти железные пальцы и уже нашарил угловатый камень, чтобы врезать идиоту в висок.

Как вдруг произошло нечто совсем неожиданное.

Их словно из ведра окатило ледяной водой. Псих взвизгнул и рефлекторно разжал пальцы, чем Змей мгновенно воспользовался, чтобы вырваться из-под тяжелого и жесткого, как бревно, тела. Чокнутый теперь катался в мокрой грязи и визжал – то ли от страха, то ли от только ему понятной радости. Видимо, он еще больше перевозбудился от всеобщего безумия. Неудивительно, что такого персонажа загребли в Накопитель. И вряд ли долго продержали бы здесь – ведь годен он был разве что на опыты да на органы.

Но этот несчастный уже не интересовал Змея. Задрав голову, посредник пытался разглядеть источник странного подземного дождя. Мелкая водяная пыль, что сочилась прежде из трещин в своде, превратилась теперь в крупные капли. И вскоре в отблесках прожекторов и дежурных фонарей по периметру Змей увидел…

Провал. Гигантский, на четверть свода, что был некогда идеальной окружности. Вода хлестала со всех сторон этой зияющей «черной дыры» бесчисленными струйками, распадаясь на мелкие брызги. В центре же – ниспадала довольно широким потоком, напоминая водопад. Только теперь Змей догадался опустить взгляд – медленно, завороженно следя за потоком, разбивавшимся… Об высокую, острую, как сломанный зуб, скалу.

В первый момент посредник тупо таращился на эту скалу, не в силах понять, откуда она здесь взялась. Пока до него не дошла связь между провалом над головой и тем, что рухнуло из него прямо на головы бедолаг, которым не повезло оказаться в центре Накопителя. Змей вдруг осознал, что там, в центре, находился и его семнадцатый квадрат.

Он должен был остаться там, под этой скалой, как наверняка остались и добрый дурачок, и его мать, и те запуганные люди, так и не поверившие в синее небо…

Эти мрачные мысли, однако, не задерживались в его голове – вид странной скалы завораживал и отвлекал от всего другого. Она была черная, как ледяной космос, усеянный редкими искрами-звездами, и не сразу становилось понятно, что это сверкают вкрапления металла, а не далекие космические светила. Падающая из зияющего провала вода рассыпалась по черной поверхности в лучах прожекторов, как самоцветы, делая скалу еще более удивительной и даже пугающе-мистической.

Только любоваться этим внезапным зрелищем долго не пришлось. Змея снова ухватили за плечи крепкие руки – того драчливого безумца, как он решил по инерции. Машинально дернувшись, посредник рыкнул:

– Да ты никак не уймешься, паскуда!

И осекся, увидев, что напавший на него псих продолжает вяло копошиться в сторонке. Глянув через плечо, Змей сжал зубы, чтобы сдержать нахлынувшие эмоции. Крепко, как в стальных тисках, держали его двое мордоворотов в черных балахонах.

Странно было смотреть на толпу сверху, с вершины этой тревожно-черной скалы. Ноги скользили на влажной поверхности, и он подумывал: «Что, если поскользнуться – и прямо им на головы? Этим любопытным, жадно следящим за необычным зрелищем».

В чем-чем, а в зрелищных постановках Черные Святители преуспели. С ловкостью фокусников они мгновенно обернули странную катастрофу в свою пользу. Благо этот гигантский черный булыжник здорово гармонировал с их собственным обликом, словно намекая на мистическую связь между ними.

Эти ребята ничего не боялись и обладали поразительной способностью воздействия на людей. По крайней мере, охрана Накопителя не стала стрелять по черным фигурам, мгновенно оказавшимся во главе ошалевшей от ужаса толпы. Может, потому, что Черные Святители просто сделали их собственную работу, усмирив толпу и переключив ее внимание на себя. И хоть внутренние проволочные перегородки были сметены, внешние заслоны по-прежнему защищались надежно – с помощью оружия, газа и железной воли. Но прежнего контроля над всей территорией Накопителя у властей уже не было. Не зря площадь делили на квадраты, как на загоны для скота, – так проще было управлять массами. Теперь же внутренние барьеры были снесены, и люди сбивались в группы, стаи, банды совсем уже по другим принципам.

Первоначальная паника, начавшаяся в результате катастрофы, стихийно переросла в бунт. Неудивительно, что сразу же нашлись те, кто решили его возглавить. На первый взгляд, это должны были бы быть неприкасаемые – у них были силы, какое-никакое оружие, решимость и опыт. Но представители этой «касты» не любили выходить на свет: открытые действия – не их метод. Так что заводилами бунта должны были стать самые отмороженные и в то же время самые организованные, не знавшие сомнений и не боявшиеся вида крови люди. И такие нашлись – словно нарочно собранные, как гвардия, в боевой кулак.

Черные Святители.

Посредника посетила странная мысль: «Не эту ли катастрофу со страхом ожидал знакомый доктор? Вряд ли. При всей грандиозности обвала в масштабах Карфагена этого все равно маловато. Хотя не факт, что обвалы на этом закончатся. Странный подземный дождь может размыть породу над головой, расширить трещины и обрушить на головы людей новые тонны камней. Если не обрушить всю эту грандиозную пещеру целиком. Хорошо хоть это обыкновенная, ледниковая вода, а не та ядовитая черная субстанция, что поднимается из глубины, грозя в будущем убить население Карфагена».

Одно радовало: под черной тысячетонной массой не было раздавленных в кровавую жижу тел. Змей успел узнать из отрывистых фраз, что услышал в толпе, пока его тащили сюда, на эту черную скалу: все произошло хоть и быстро, но точно не в одну секунду. Заметив в своде над головой быстро разраставшуюся трещину, под грохот осыпавшихся камней помельче, изоляты бросились врассыпную. Не обращая внимания на высокое напряжение проволочного заграждения и предупредительные выстрелы шакалов, люди спасали себя и отдавали жизни для спасения других. Кто-то погиб, проделывая проходы в проводах под высоким напряжением, сделав изоляторы из собственных тел. Кто-то заслонил собой ближнего от пули ошалевшего от ужаса охранника. В течение часа толпа оттеснила охрану. Подвешенных же на тросах стрелков смело вместе с растяжками чудовищным камнепадом.

Только, как это и бывает, победой толпы воспользовались самые темные силы. В прямом и переносном смысле.

– Что вам от меня нужно? – вяло повторял Змей, обращаясь к окружавшим его фигурам в балахонах.

Те каждый раз игнорировали эти вопросы, даже не смотрели в его сторону. Словно даже взгляд на пленника грозил неприятными последствиями: может, недовольством их полубезумного главаря или вообще – сглазом. Это было бы даже забавно, если бы не имело под собой реальной жизненной основы.

В сумеречном мире Карфагена суеверия являлись не просто взглядом на мир – это было частью жизни. Здесь все заставляло людей думать о потустороннем, мрачном и пугающем. Тревожные тени намекали на близость к миру мертвых, а странные подземные болезни и небольшая продолжительность жизни – на бренность бытия. Религии, культы, секты росли здесь как грибы – и так же быстро лопались в пыль вместе с уходом адептов. Магия имела здесь практическое значение – и не только в фигуральном смысле. В мрачных подземельях менялась психика, раскрывались тайные стороны человеческой души, обострялась чувствительность. Те, кто в суете жизни на поверхности в далекие времена, еще до Катастрофы, прожил бы заурядную человеческую жизнь, получили тут возможность сосредоточиться на своих внутренних возможностях. Да, жизнь здесь была не сахар, но позволяла обрести новые смыслы – если на то имелись желание и природная предрасположенность.

С детства недоверчивый, жестоко наученный жизнью, настроенный настороженно по отношению к любой попытке обмануть и «кинуть», Змей сам бы никогда не поверил ни в какие «чудеса», необъяснимые с точки зрения здравого смысла. Тем более что по юности сам собирал дань с гадалок, предсказателей и колдунов всех мастей, плотно обосновавшихся в торговых рядах Месива. Это был неплохой бизнес, который, помимо прочих, курировали и пестовали неприкасаемые. Но уже он тогда понял: не все эти странные люди – шарлатаны и жулики. Были среди них подлинные ясновидящие, врачеватели, пророки. Некоторые принципиально не брали денег за свои услуги – они просто искали истину, так, как могли в своих жалких, ограниченных условиях. Змей не раз сталкивался с персонажами, обладавшими паранормальными способностями, но все это казалось чем-то отвлеченным, не имевшим отношения к реальной жизни.

И только после невольного участия в эксперименте шаманов, в результате которого он получил клеймо «видящего», Змей понял: реальность гораздо сложнее той, что можно увидеть глазами, пощупать руками, ощутить на вкус.

А потому, окруженный фанатиками в черных одеяниях, чувствовал: эти люди были не просто свихнувшиеся перепуганные дурачки. Это было проявление чего-то глубинного, мрачного, что поднималось сейчас из недр коллективного разума тесной человеческой общности, забитой в тесное противоядерное убежище, как порох в пушку. Достаточно было поднести тлеющий фитиль, чтобы все это рвануло, раз и навсегда стерев с планеты последние остатки человечества. Тогда вся надежда оставалась на то, что где-то на Земле еще существовали подобные укрытия, в которых теплилась людская жизнь и остатки культуры.

Сейчас, впрочем, было не до культуры и прочих философских вопросов. Что-то подсказывало: на вершину громадного черного обломка его затащили не ради экскурсии и не просто так, за компанию. Предчувствия были самые неприятные, и, будто прочитав эти его мысли, черные конвоиры еще крепче прихватили пленника под руки, не давая ему ни малейшего шанса вырваться.

Мимо медленно, не глядя в его сторону, прошел главарь Черных Святителей.

Последователи называли его Пастырем.

Относительно плоская площадка на вершине черной скалы обломком гнилого зуба торчала вперед, нависая над собравшимися внизу людьми. Пастырь вышел на самую кромку, ничуть не пугаясь высоты, и оглядел пространство, как собственные владения. Словно не наблюдали за ним издалека через мощную оптику временно оттесненные надсмотрщики Директории и снайперы. Те, в свою очередь, не спешили «валить» самозваных лидеров – то ли выжидали более удачного момента, то ли задумали решить проблему чужими руками. Как с удовольствием пользовались до того услугами неприкасаемых.

Люди в ответ глядели настороженно, с недоверием и страхом. Они ждали, что скажет этот человек, захвативший с последователями «стратегическую высоту». Пастырь же наблюдал за изолятами с кривой улыбкой, словно уже ощущал свою власть над ними и не нуждался в дополнительном подтверждении этого. Это было тем более удивительно, что еще сутки назад и он, и его сторонники сидели вместе с остальными в загоне из колючей проволоки на общих птичьих правах.

– Собратья по заточению! – зычно, с хрипотцой крикнул Пастырь. – Черные Святители предупреждали – грядет большая беда! Видите это?

Он обвел руками скалу, яростно ткнул пальцем в черную поверхность под ногами:

– Это знамение! Вот что станет с великим городом, когда от него отвернутся, прельстившись ложными обещаниями. Узнаете этого самозванца?

Змея вытолкнули вперед. По толпе пронесся глухой ропот. Послышались выкрики: «Видящий! Видящий!»

– Да, этот безумец называл себя пророком, – продолжил главарь Святителей. – Выдавал свои бредни за истину – и многие верили! Он обещал вам жизнь на поверхности, синее небо, чистый воздух…

Пастырь сделал значительную паузу, обводя толпу взглядом налившихся кровью глаз. И теперь уже вскинул руку, указав вертикально вверх – туда, где зияла черная дыра на месте выпавшего гигантского булыжника:

– Вот оно, ваше синее небо! Вот он, ваш воздух, вот она, жизнь наверху! Недра плачут над вашей глупостью! – Он смахнул с лица стекающие струйки «дождя». – Смотрите туда и не говорите, что не видите своими собственными глазами! Это последнее предупреждение всем глупцам и заблудшим душам! Смерть всегда приходит оттуда – сверху! Святые недра прямо указывают заблудшим: там, наверху, – только смерть! Спасительная Твердь защищает – но она же и карает заблудших, тех, кто отвернулся от истины! Только покаянная жертва остановит разгневанную Твердь от праведной кары неразумным детям Карфагена!

Змей невольно зажмурился, ожидая, что сейчас из него сделают ту самую «покаянную жертву». И почти не ошибся. Только жертвой стал кое-кто другой. Сначала послышалась злобная нечленораздельная ругань. И следом – полные ненависти выкрики:

– Я вас на куски порву! Вы знаете, с кем связались?! Суки, падлы, дерьмо! Мои люди с вас заживо кожу снимут! Зажарят на медленном огне! Нарежут на тонкие кусочки! Будут резать долго, чтобы не сразу сдохли! Заживо скормят крысам! Суки, падлы, дерьмо!

– Повторяешься, – презрительно, с выражением высокомерной брезгливости на лице сказал Пастырь. – Мог бы придумать поинтереснее.

Посредник вдруг узнал крикуна. Лишай. Он извивался, как червяк, пытаясь вырваться из рук здоровенного святителя. Плевался, брызгал слюной, но не выказывал ни страха, ни понимания ситуации, в которой оказался. Лишь заткнулся на секунду, встретившись взглядом со Змеем.

– Я же тебе говорил, – спокойно произнес посредник. – Твои манеры тебя доконают.

– Я тебе кадык вырву! – прохрипел Лишай, обдавая Змея смрадным дыханием. – Я тебя…

Развить мысль он не успел. С сиплым рыком здоровяк в рясе рывком поднял дергавшегося Лишая над головой.

– Тебе, Твердь! – воздев руки к каменным небесам, возопил Пастырь.

Лишай с визгом полетел со скалы – прямо на площадку, из которой торчало несколько увитых проволокой столбов – штырей. Надо думать, их притащили сюда специально, даже успели рассчитать траекторию падения тел с этой убийственной высоты.

Толпа издала раскатистый вздох. С глухим хрустом тело Лишая нанизало на один из штырей. Дернувшись, старый знакомый посредника затих с торчавшей из груди железной трубой. Хоть Змей не испытывал ни малейшей симпатии к этому подонку, сейчас он ощутил ужас вперемешку с бесконечной тоской. Дело было не только в смерти негодяя. Да и сами Черные Святители были лишь отражением некой злобной стихии, ее передовым отрядом. Змей вдург отчетливо осознал, что на Карфаген действительно надвигалось что-то воистину темное. Неотвратимое. Ужасное.

– Банды неприкасаемых держат Карфаген в своих грязных лапах, – продолжил Пастырь. – Они решили, что так будет всегда. Что можно торговать рабами, органами, человеческим фаршем. Что можно высасывать из жителей кровь и пот, заодно сотрудничая с властями. Но на двух стульях не усидишь – зад треснет. – Черный главарь глухо рассмеялся своему остроумию. – Мы тоже не хотим быть слугами двух господ – Директории и неприкасаемых. Мы хотим служить только истинной силе, карающей и милосердной – священной Тверди! – Пастырь обвел руками пространство и продолжил: – Твердь заботливо окружает нас, укутывая в свое суровое одеяло из камня. Ее слезы – вода, дарующая нам жизнь, и она же заберет нас к себе после смерти. Нет ничего, кроме Тверди, – ни под, ни над ней. Все мы – ее порождения, и мы обязаны отплатить ей благодарностью и почтением. Лучших из вас мы зовем в наши ряды – Черные Святители поведут остальных к истине. Но прежде, чем прийти к истине, мы должны уничтожить ложь. Эту гадину, что разъедает наш мозг, смущает разум и ведет к гибели…

Вот и до посредника дошла очередь. Повиснув над пропастью, удерживаемый лишь крепкими руками своих конвоиров, Змей глядел на густой частокол острых металлических штырей под собой. На одном из них, наколотый, как бабочка в коллекции безумного энтомолога, неестественно раскинув руки, замер Лишай. Почему-то в голову посреднику пришла брезгливая мысль: «Только бы не на этот же кол – чтобы не застыть в обнимку со старым мерзавцем».

– Вот он – порождение лжи! – завопил Пастырь, тыча узловатым пальцем в сторону пленника, которого уже наклонили над пропастью, но все еще не давали рухнуть вниз двое в черных балахонах. – Самозванец, смутивший умы и толкнувший нас в бездну. Чтобы пойти по верному пути, надо очиститься от этой скверны. Чем ее смыть?!

– Кровью! – с готовностью прокричали снизу.

– Кровью! Кровью! – повторило несколько голосов, терявшихся в повисшей вдруг тишине.

Змей не смог сдержать мстительную усмешку. Узники Накопителя все еще не были готовы к превращению в диких зверей. Но можно было не сомневаться: Черные Святители не остановятся в своем кровавом деле, и вскоре толпа будет реветь, как когда-то трибуны Колизея, требуя все новых и новых жертв себе на потеху, нужно лишь повернуть вентиль – и его тут же сорвет потоками алой горячей жидкости.

Превратить человека в зверя просто. Нужен лишь сковывающий волю страх – и спасительная идея, за которой все потянутся, как стадо на бойню. И тогда вид чужой крови будет гнать вперед, бодрить, фальшиво уверяя, что уж тебя-то это не коснется.

Кровь – она как наркотик. Как пища для вампира. Ее никогда не бывает достаточно. Единственный способ остановить эту реку – самому стать источником ее последнего ручейка.

Есть и другой путь: подарить людям нечто большее – что перевесит и этот страх, и животное наслаждение чужими мучениями.

Он пробовал пойти по этому пути.

Он предлагал людям небо.

Но люди предпочли кровь.

Его не спешили бросать вслед за первой жертвой – Пастырь еще не подал сигнал. Главарь наслаждался властью – над ним, над толпой. Там, внизу, даже те, кто не выносил жестокости и вида распоротой плоти, не могли отвести взгляда от устроенного Святителями зрелища. У обитателей подземелий был хронический сенсорный голод – они готовы были давиться любым шоу, путь даже от него выворачивало наизнанку.

– Чего вы медлите, ну?! – крикнул Змей. – Да, я Видящий! Съели?! И я прямо сейчас вижу будущее: о да! Я вижу, как вслед за мной на эти колья насаживают каждого, кто облизывался на мою смерть!

Всем телом посредник ощутил, как еще сильнее впились в его плечи державшие его пальцы. Странно – на него вдруг накатил дикий смех. Наверное, это была самая банальная истерика. От которой, впрочем, неслабо перекосило самодовольное лицо Пастыря. Последний задумал широкий жест в стиле Цезаря, отправляющего жертву на смерть. Даже отвел для замаха руку.

И в этот момент в толпе прозвучал далекий, слабый, но отчетливый женский крик:

– Змей! Я здесь! Я с тобой!

– Тана… – прошептал он. И невесть откуда взявшиеся силы заставили издать его этот вопль: – Тана!!!

Толпа одобрительно загудела, расступилась – и стало видно, как в образовавшемся людском коридоре в сторону черной скалы бежит тонкая девичья фигурка. Отсюда не было видно ее лица – в скудном освещении за пеленой брызжущего со свода «дождя». Он узнал ее по особой, легкой походке танцовщицы, которую не мог скрыть даже грязный оранжевый комбинезон.

Это зрелище произвело впечатление не только на посредника. Черные Святители, продолжавшие его удерживать, несколько замешкались, заставив своего главаря нервно крикнуть:

– Чего рты раскрыли?! Бросайте его!

Эта задержка стоила «братьям» эффектной задумки. На миг растерявшись, тот, что был слева, чуть ослабил хватку. И этого хватило Змею, чтобы выдернуть левую руку – и, сделав резкий кульбит, обхватить ею второго конвоира в тот самый момент, когда тот разжал руки.

Вместо того чтобы рухнуть вниз, потенциальная жертва повисла на здоровяке в рясе, норовя утащить его вслед за собой:

– Ну что, святоша? Полетаем?!

Сигануть вслед за жертвой на ржавые колья, видимо, не входило в планы Святителя. Рефлекторно он шарахнулся назад, невольно вытаскивая вслед за собой вцепившегося в него Змея.

– Чего вы возитесь?! – взвизгнул Пастырь. – Прикончите его!

Но теперь Видящий ощутил за собой инициативу и не собирался сдаваться вот так, за здорово живешь.

Драться врукопашную с толпой фанатиков – заранее проигрышное дело. Необходимо было расчистить себе путь к бегству. Благо оружия у этих ребят не наблюдалось, и на мгновение они оказались в равном положении с потенциальной жертвой. Пока он не упал им под ноги и не прихватил пару увесистых, острых обломков.

Два куска камня не особо удобно лежали в ладонях, однако это было кое-что большее, чем просто ногти и зубы. И хоть материал был далек от качества обсидиана, его твердости хватило, чтобы с одного удара раздробить колено ближайшего противника и болезненно полоснуть другого. Третьего Змей просто сбил с ног подсечкой, чему способствовала скользкая, влажная поверхность скалы. Посредник бросился на рычащее от боли тело, пытаясь прорваться, – и уткнулся в целую стену из мокрых черных балахонов. В отчаянии пленник швырнул камень в одного, в другого – и дважды промазал. Оставшись с голыми руками, он ощутил, как его пытаются ухватить за ногу. Собрал остатки сил и, заорав, бросился вправо. Там караулил всего лишь один член черного братства, видимо, надеясь, что беглеца остановит крутой склон у него за спиной.

Недавнего смертника такие мелочи остановить уже не могли. Змей бросился на фигуру, чье лицо закрывал мокрый капюшон. И, сбив с ног, вместе с ней полетел в пропасть… Так показалось в первую секунду – склон здесь был крутой, но недостаточно, чтобы спуск перешел в падение. Здесь весьма кстати пришлось жилистое, вопящее тело под ним, на скользкой поверхности превратившееся в подобие санок и отлично амортизировавшее толчки и удары о бугристую поверхность. Комфортно добраться до низу, однако, не удалось. Прилично разогнавшись, они налетели на выступ, исполнивший роль трамплина, – и их швырнуло прочь от черной поверхности, при этом разделив в воздухе.

Удар был жесткий. Несколько смягчило падение в воду – в успевшую накопиться глубокую лужу. Исполнившему транспортную роль святителю повезло меньше – он грохнулся прямо на щебенку и завопил, наверное, серьезно повредившись. Змей тщетно пытался подняться – не хватало сил после бегства и этого прерванного полета. Он беспомощно наблюдал, как со скалы в его сторону черной рекой несутся взбешенные сектанты. Но когда те были уже совсем близко, то почему-то замедлили шаг и остановились в нерешительности.

– Назад! – крикнул кто-то за спиной Змея.

Черные Святители будто этого и ждали, чтобы с новой энергией броситься в сторону беглеца. Из-под ног и балахонов брызнули грязные всплески – преследователи были уже в нескольких шагах. Посредник сжался, ожидая немедленной расправы. Но воздух разрезал резкий свист, и нападавшие наткнулись на плотный град из брошенных в их сторону камней. Прикрываясь руками, сектанты остановились – и поспешно попятились назад, к скале, выкрикивая невнятные угрозы.

Над замершим посреди мутной лужи Змеем склонилось скрытое тенью лицо, щеки его коснулись упругие локоны знакомой «африканской» прически. В этом момент посредник сумел произнести лишь довольно спорную фразу:

– Вот я и нашел тебя, Тана…

– Это большой вопрос – кто кого нашел, – тихо отозвался голос, от которого сжалось сердце.

В отблеске далекого прожектора Змей разглядел ее огромные, полные слез глаза, но сказать больше ничего не успел. Рядом возник еще один силуэт – с винтовкой в руках. Теперь стало понятно, чего так испугались преследователи.

Силуэт проворчал голосом Морица:

– Валим отсюда, быстро. Сейчас они очухаются, еще и подкрепление подтянут.