ГЛАВА 38

Метеопрогноз сбылся. Я бегу, а холодный ветер рвет ветви деревьев и кружит в вихре мертвые листья.

Проспала допоздна, вот и пришлось бежать, и даже в глаза Эйдену после прошлой ночи посмотреть не осмелилась. Ожидала споров или сопровождения, но никто задерживать не стал — отпустили.

Бегу по дорожке вдоль канала, и мили улетают за спину. Цель ближе и ближе. Бегу не просто так, чтобы выпустить пар. Но смогу ли найти?

Поначалу не получается. Я знаю, что нахожусь где-то близко к нужному повороту тропинки и дереву с низкими ветками неподалеку от нее. Перехожу на легкий бег, потом на шаг и, наконец, вроде бы вижу нужное дерево. Лезу вверх по веткам, а ветер безумствует, словно вознамерился сбросить меня на землю. Щурюсь, чтобы пыль не попала в глаза. Сколько еще ползти? Решив, что забралась слишком высоко, смотрю вниз. Случиться с ним могло что угодно: могла утащить птаха или белка, любительница всего, что блестит; ветка могла сломаться; ветер сорвать. В конце концов, я могла ошибиться, выбрать не то дерево. Теперь я не бегу, я замерзаю. Щупаю вокруг себя окоченелыми руками, с трудом сохраняя равновесие на деревянных ногах.

Я уже готова сдаться, отказаться от поисков, когда пальцы задевают что-то холодное, металлическое. Поворачиваюсь, тянусь и снимаю его с ветки, на которую сама же и повесила. Кольцо Эмили. Крепко сжимаю и начинаю спускаться.

Уже на земле читаю, щурясь, надпись на внутренней стороне: «Эмили и Дэвид навсегда вместе». Кольцо я сняла с ее пальца, когда оба были мертвы, жертвы лордеров и Зачистки, как и многие другие. Их возвратили как нарушителей контракта, когда она забеременела: все их преступление состояло в том, что эти двое полюбили друг друга. Мне нужно ее кольцо, нужна причина, за которую я могу держаться, которая проведет меня через то, что предстоит сделать сегодня. Я уже собираюсь положить кольцо в карман, но потом надеваю его на палец и пускаюсь в обратный путь.

После душа выхожу в кухню, где Мак делает сэндвичи.

— Все в порядке? — спрашивает он и тут же дает задний ход. — Да, глупый вопрос. А есть что-то такое, что я могу поправить?

— Нет, спасибо. — Я улыбаюсь ему.

— Улыбка? Наконец-то. Садись и поешь, пора отправляться. Эйден! — Он повышает голос. — Ланч!

Эйден входит, одной рукой обнимает меня за плечи и садится напротив. Смотрит мне в глаза, кивает, и его спокойный, ровный взгляд говорит, что все в порядке. Узел тревоги внутри меня ослабевает; немного, но достаточно.

— Добро пожаловать в мою киностудию. — Мак открывает дверь в заброшенный сарай. Расположенный в конце тропинки, в нескольких милях от дома, он выглядит пустынным снаружи, но, едва переступив порог, я замираю с открытым ртом. Внутри — пещера Аладдина для компьютерного гика: повсюду какое-то оборудование.

— Ты определенно установил это все не сегодня.

— Нет, конечно. Это место уже давным-давно служит одним из технических центров ПБВ. Заняться здесь есть чем: игрушек много, и самых разных. Фильмы новые. Но главное — передающее оборудование для связи со спутником. Вчера вечером мы с Джаззом расчистили место для записи.

Мы с Эйденом идем за ним мимо высокого, битком забитого всякой всячиной стеллажа, за которым и находится расчищенная площадка со стулом и завесой из брезента, скрывающей оборудование. Здесь же камера на штативе и осветительные приборы.

— Чуточку посложнее, чем моя камера. — Я трогаю карман, где она лежит с утра, после того как с нее накануне скопировали все важное.

— Нет, все просто и легко. Я покажу, а потом запишем мою часть.

Мак начинает объяснять, что к чему, но тут в дверь громко стучат.

— Эй? Есть кто? — Голос принадлежит Джаззу, а другой… маме?

Я выбегаю из-за стеллажа и вижу не только маму, но и…

Эми! Она тоже здесь.

Эми срывается с места и обхватывает меня обеими руками.

— Сумасшедшая! Никогда больше так не делай!

— Ты постриглась. — Я в полном шоке. От ее роскошных густых, темных волос осталась короткая стрижка «пикси».

— Ну да, знала бы, где ты да как с тобой увидеться, не устраивая спиритического сеанса, обязательно бы спросила совета. К тому же ты и сама выглядишь немного по-другому.

— Вы обе здесь, — обращаюсь я к маме, которая держалась в сторонке, но теперь подходит, обнимает нас обеих и счастливо улыбается.

— Мои девочки вместе! — говорит она. — Решение было общее, семейное. Я рассказала Эми, что происходит, а потом мы провели голосование.

— И? — спрашивает Эйден.

— Эми говорит, что упускать такую возможность нельзя. Я по-прежнему не уверена. Но нас ведь трое. Кайла?

Все смотрят на меня.

Нет. Не заставляйте меня делать это. Не заставляйте меня решать.

Я сглатываю.

— Если что-то пойдет не так, всех причастных к этому делу ждет смертельный приговор.

— Включая тебя, — указывает мама.

Пожимаю плечами. Не хочу говорить вслух, что на собственную жизнь я уже махнула рукой.

— У меня не совсем так. В любом случае за мной уже охотятся.

— Ты сказала мне однажды, что иногда самое главное — поступить правильно.

— Проблема в том, чтобы определить, что именно правильно, — говорит Эми.

Я смотрю на стоящих вместе маму и Эми. Как и меня, Эми зачистили и потом отдали в мамину семью, но это не меняет того факта, чем они стали друг для друга. Чем стали друг для друга мы все. Но мы не одни.

— Это касается не только нас, но и каждой матери и дочери, каждого отца и сына. Сейчас и в будущем.

Мама смотрит на меня и медленно кивает:

— Ладно, пусть так. Давайте за работу.

Я беру камеру. Первым выступает Мак. Рассказывает о злосчастной школьной экскурсии, когда бомбы антиправительственных террористов убили едва ли не всех ехавших в автобусе пятнадцати-шестнадцатилетних парней и девушек. Как сам получил небольшое ранение. Как его друга, Роберта Армстронга, оттащили от автобуса, в сторону от его погибшей девушки, а позже занесли в список умерших.

После Мака настает очередь мамы. Она рассказала о своем сыне Роберте. О доходивших до нее слухах о том, что он выжил, но подвергся Зачистке. О том, что никаких следов Роберта найти не удалось.

Она выдерживает паузу, смотрит мне в глаза поверх камеры.

— В моей жизни эта трагедия — не единственная. Вы знаете, кто я — Сандра Армстронг-Дэвис. Мой отец, премьер-министр Уильям Адам Армстронг, и моя мать, Линеа Армстронг, погибли от рук АПТ, когда мне было пятнадцать лет. Но и это еще не все. Мои родители намеревались разоблачить злодеяния лордеров; мой отец планировал подать в отставку и распустить правительство. Моя мать рассказала об этом школьной подруге, Астрид Коннор, которая допустила намеренную утечку информации об их местонахождении, в результате чего они погибли от рук террористов. Вы услышите об этом от Стеллы Коннор, моей школьной подруги и дочери Астрид.

Она останавливается:

— Ну как?

Стоящий за камерой Мак поднимает большой палец.

— Блеск. Спасибо.

Я перевожу дух:

— Теперь моя очередь?

— О Колледже Всех Душ могу рассказать я, — предлагает Эйден. — Я тоже там был.

Качаю головой:

— Записывала я, в камеру смотрела я, и подробностей больше тоже видела я. Так что и рассказывать придется мне.

— Точно?

— Точно. И как свидетель я знаю больше. Мам, вы с Эми можете задержаться? Не хочу, чтобы еще оставались какие-то секреты. Все должно открыться, и мне надо, чтобы вы это услышали.

Сажусь на стул. Эми поправляет мне волосы.

— У нас тут не модная фотосессия, — отмахиваюсь я.

Она показывает язык и отступает, чтобы не попасть в кадр.

— Когда будешь готова, — кивает Мак.

Смотрю в камеру, убеждаю себя, что буду разговаривать сама с собой. Больше здесь никого нет — только плюшевый медвежонок смотрит на меня из-за камеры, — так что никто не услышит ни слова.

— Привет. Я хотела бы представиться, но не могу — не знаю, кто я такая. Перед моим рождением одна женщина, о которой вы скоро услышите, оказалась на положении пленницы. Ее имя — Стелла Коннор. Однажды она узнала, что ее мать — Инспектор по контролю за несовершеннолетними, Астрид Коннор — фактически устроила убийство премьер-министра Армстронга и его жены. Чтобы дочь не проговорилась, мать посадила ее под замок. Стелла была беременна, и ее ребенок умер. И тогда Астрид дала дочери новорожденную девочку — меня, пригрозив отобрать, если Стелла скажет кому-то хоть слово, и отпустив нас на свободу. Стелла и ее муж, Дэнни, любили меня и воспитывали как родную.

В десять лет меня похитили АПТ и подвергли опытам по расщеплению сознания. Моим инструктором был террорист по имени Нико, который подстроил так, чтобы в пятнадцать лет лордеры схватили меня и стерли мою память.

После Зачистки меня направили в новую семью, но воспоминания начали возвращаться, а «Лево» перестал контролировать мои действия. План АПТ сработал. Я снова присоединилась к террористам, но лордеры угрозами требовали работать на них.

В День памяти Армстронга я присутствовала на выступлении моей приемной матери, Сандры Армстронг-Дэвис, о которой вы также услышите. — Я умолкаю, набираясь сил, чтобы продолжить, кручу на пальце кольцо Эмили и стараюсь взять себя в руки. — Извините. К руке у меня был пристегнут пистолет. Мама стояла рядом, и я должна была, если она не скажет то, что хотели от нее террористы, убить ее. — Я моргаю, приказываю себе не смотреть на маму и Эми и продолжаю: —Я не смогла это сделать и не стала оставаться до конца церемонии. Я убежала, чтобы попытаться спасти доктора Лизандер, которую террористы захватили после того, как я же ее и предала. Позже я узнала, что коммуникатор, который дал мне Нико и который был замаскирован под «Лево», являлся на самом деле дистанционно управляемой бомбой. Нико планировал подорвать ее во время второй церемонии, когда, как предполагалось, я буду сидеть рядом с мамой и премьер-министром Грегори.

Беру паузу, перевожу дух, успокаиваюсь. Потом продолжаю. Рассказываю обо всем, что делала вместе с АПТ и что случилось с Нико. О бомбе, которая, как утверждали лордеры, убила меня. О поездке к Стелле, которая, как выяснилось, не была моей матерью. О походе к приюту, где я видела Зачищенных детей, и бегстве. Об Астрид и Нико, о поездке в Оксфорд и встрече с Беном, подвергшимся обработке со стороны лордеров, и его предательстве. Мой голос дрожит, когда я рассказываю о бойне в Колледже Всех Душ, снятой мною на камеру.

Смотрю прямо в камеру.

— Я до сих пор не знаю, кто я такая. Не знаю, что объединяло Астрид Коннор, Инспектора по контролю за несовершеннолетними, с террористом Нико, готовившим меня и многих других к нападениям на лордеров. Трудно, однако, представить, что она не имела отношения ко всему случившемуся со мной с самого начала и не участвовала в заговоре с целью убийства моей семьи и премьер-министра Грегори.

Одно я знаю точно: правда должна выйти на свет. Вся правда. Если каждый из нас будет знать, что на самом деле происходит, что на самом деле творят лордеры, что происходит с пропавшими без вести, то мы положим этому конец. Каждый должен знать.

Я закончила. Стою на месте, молчу, не смея ни поднять голову, ни посмотреть в чьи-то глаза. Машинально отмечаю, что Мак остановил съемку, но никто ничего не говорит. Потом слышу шаги — мама.

Она подходит ко мне.

— Прости, — говорю я.

Мама обнимает меня. Все, кто в комнате, тянутся к выходу.

— За что?

— Я чуть не убила вас, тебя и Эми. И еще многих.

— Ты же не знала про бомбу.

— Я знала, что у меня есть оружие, и думала, что применю его, что ничего другого мне не остается.

— Но не применила.

— Нет. Не смогла. Но все остальное сделала. И то, что случилось в Колледже Всех Душ, случилось из-за Бена. По моей вине.

— В заботе о другом нет ничего плохого, даже если не получается.

— Больно…

— Знаю. И вот что я тебе скажу.

— Что?

— Если бы Астрид и Нико оказались сейчас у меня на прицеле, я бы не раздумывала.

Я представляю маму в роли стрелка-мстителя и невесело улыбаюсь:

— Убивать у меня не очень хорошо получается, а вот подставлять — много лучше.

Рядом откашливается Эйден:

— Мы собираемся запускать фильм в производство. Если хотите, можете идти.

— Мне нужно увести отсюда Эми. Несколько дней поживем у друзей в одном тихом местечке, посмотрим, что будет, если… то есть когда это все попадет в эфир. — Мама умоляюще смотрит на меня. — Поедем с нами? Пожалуйста.

— Нет. Извини. Мне нужно проследить за всем.

— Ладно.

С покрасневшими глазами подходит Эми. Они с мамой еще раз обнимают меня и уходят.

Мак и Эйден заняты у компьютеров. Я привожу себя в порядок, подхожу к ним, смотрю на мониторы.

Эйден поворачивается:

— Спасибо.

— За что?

— За смелость. За то, что сделала.

Я пожимаю плечами:

— За это благодарить не стоит. Я и так слишком долго была трусихой. — Отворачиваюсь, не могу смотреть ему в глаза.

Стелла и мама. Это благодаря им я сказала правду. Они смогли, и, глядя на них, смогла я. Думая обо всем, чем я была и что сделала, стараюсь держаться, но чувствую себя так, словно внутри все — битое стекло. Ни стен, ни иллюзий, за которыми можно спрятаться, не осталось. Мама знает. И Эйден знает. А скоро узнает весь мир.

Наконец Мак объявляет, что все готово.

— Просматривать будем? — спрашивает он. — Если что, то без проблем.

— Давай прогоним, — говорю я.

Мак выводит «картинку» на стену. По «экрану» бегут титры: Знать обязан — производство ПБВ.

Фильм идет пятнадцать минут, и я приказываю себе оставаться бесстрастной и объективной. Как будто никого и ничего не знаю, как будто я — самый обычный человек, сидящий у телевизора и не ожидающий никакого сюрприза. Но с приближением эпизода с бойней в Колледже Всех Душ эмоции берут верх. Я отвожу глаза. Теплая рука ложится на плечи. Эйден. Хочу посмотреть на него, но боюсь того, что увижу в его глазах.

БУМ.

Мы все вздрагиваем, но уже в следующее мгновение смеемся — гром. Надвигается гроза. Эйден усмехается, и тут же, как будто по сигналу, звонит коммуникатор. Ди-Джей? Эйден отвечает:

— Алло? Да. Готово. — Он молчит. Слушает. — Понял, пока. — Дает отбой и поворачивается к нам. — Выходим в шесть, в самую грозу. Наш фильм пойдет вместо вечерних новостей. Он и станет вечерними новостями!

Эйден и Мак радуются, как мальчишки, и даже я проникаюсь их настроением.

То, ради чего мы все работали, вот-вот случится. И все же часть меня не разделяет общей радости. Она с теми, кто пострадал, кто ранен, кто погиб. С Флоренс, Уэнди, студентами колледжа. С теми Зачищенными детишками в приюте.

— Что такое? — спрашивает Эйден.

— Как можно праздновать? Мы же ничего не можем сделать для тех, кого нет в живых, для их семей.

Эйден кладет руку мне на плечи, и я прислоняюсь к нему.

— Мы можем помнить их, а делая то, что делаем сейчас, — остановить зло. И тогда потери будут не напрасны.

Не сговариваясь, мы умолкаем. Молчим минуту, две. Еще один удар грома, и я снова вздрагиваю. Вообще-то грозы мне даже нравятся, и чем они неукротимее, тем лучшее. Но сегодня… Сегодня я дерганая, как…

…как Скай.

Отстраняюсь от Эйдена.

— Скай один, и гроза его пугает. Пойду-ка я домой.

— Хочешь, я с тобой?

— Нет. Оставайся — это же твой момент славы. Со мной ничего не случится.

— Секунду. — Мак делает что-то с компьютером и моей камерой и вручает ее мне. — Я скопировал сюда наш фильм. На случай, если в нас попадет молния.

Бросаю на него недовольный взгляд:

— Не искушай судьбу.

Выхожу за дверь на свежий воздух. Впереди дорога в две мили. Быстро темнеет, но тут и там небо прочерчивают зазубренные стрелы молний. Каждый раз, когда грохочет гром — кажется, над самой моей головой, — я едва не выпрыгиваю из собственной кожи и злюсь на себя.

Дождь настигает меня на полпути: большие, тяжелые, холодные капли падают на руки и плечи.

Я мокну и мерзну. Я бегу. И спрашиваю себя, что со мной. Мне бы следовало остаться и радоваться вместе с Эйденом и Маком. Но в душе не радость, а пустота.

Что дальше? Какое будущее меня ждет? Как, зная, что я натворила, будет относиться ко мне Эйден? Мама сказала, что в заботе о другом нет ничего плохого, даже если из этого ничего не получается.

О ком я забочусь?