Телефон зазвонил в половине шестого утра, мой сотовый, и я, за многие годы привыкший к экстренным звонкам в любое время дня и ночи, автоматически взял трубку. Даже ответил моим старым командным голосом: «Энди Барбер!» – чтобы убедить звонящего, что я на самом деле не спал и не важно, который сейчас час.

Когда я повесил трубку, Лори спросила:

– Кто звонил?

– Джонатан.

– Что стряслось?

– Ничего.

– А зачем он тогда звонил?

Я почувствовал, как мое лицо расплывается в неудержимой улыбке и меня охватывает ощущение немыслимого, нереального счастья.

– Энди?

– Все кончилось!

– В каком смысле все кончилось?

– Он сознался.

– Что? Кто сознался?

– Патц.

– Что?!

– Джонатан выполнил то, что обещал на суде: отправил ему повестку. Патц получил повестку и этой ночью покончил с собой. Он оставил записку с полным признанием. Джонатан сообщил, они всю ночь провели у него в квартире. Принадлежность почерка подтвердили; записка настоящая. Патц признался.

– Он признался? Просто взял и признался? Неужели такое возможно?

– Это кажется чем-то нереальным, правда?

– Как он покончил с собой?

– Повесился.

– О господи…

– Джонатан говорит: он подаст ходатайство о прекращении дела, как только откроется суд.

Лори прикрыла рот рукой. Она уже плакала. Мы обнялись, потом побежали в комнату Джейкоба, как будто было рождественское утро – или даже пасхальное, учитывая, что это чудо было скорее из разряда воскрешения, – и, растормошив его, бросились обнимать и сообщили невероятную новость.

И все переменилось. За одну-единственную ночь все переменилось. Мы оделись в костюмы и принялись терпеливо ждать, когда пора уже будет ехать в суд. Успели посмотреть новости по телевизору и проверить наш местный бостонский интернет-сайт в поисках упоминаний о самоубийстве Патца, но нигде об этом не было ни слова, так что мы просто сидели молча, широко улыбаясь друг другу и ошеломленно качая головой.

Это было лучше, чем оправдательный вердикт из уст присяжных. Оправдательный вердикт, повторяли мы, – это всего лишь невозможность доказать виновность. Тут же была доказана полная невиновность Джейкоба. Как будто весь этот кошмарный эпизод взяли и стерли. Я не верю ни в Бога, ни в чудеса, но это было самое настоящее чудо. Не могу никаким другим словом описать наши чувства. Казалось, нас спасло какое-то вмешательство свыше. Единственным, что слегка мешало нам радоваться, был факт, что мы не до конца верили во все происходящее и не хотели праздновать, пока дело не будет официально закрыто. В конце концов, с Лоджудиса станется продолжить упорно гнуть свою линию, несмотря на признание Патца.

Однако Джонатану даже не пришлось подавать ходатайство о закрытии дела. Еще до того, как судья занял свое место, Лоджудис подал заявление об отказе от дальнейшего судебного преследования, в котором говорилось, что прокуратура снимает с Джейкоба все обвинения.

Ровно в девять часов судья проследовал к своему месту с легкой улыбкой на губах. Он с помпой зачитал заявление и жестом попросил Джейка подняться.

– Мистер Барбер, я вижу по вашему лицу и лицу вашего отца, что вы уже слышали новость. Так что позвольте мне первым произнести слова, которые, я уверен, вы все это время жаждали услышать: Джейкоб Барбер, вы свободный человек.

По залу пронеслись одобрительные возгласы – одобрительные возгласы! – и мы с Джейкобом обнялись.

Судья стукнул своим молотком, призывая к порядку, но сам он снисходительно улыбался. Когда в зале суда вновь воцарилась относительная тишина, Френч сделал знак секретарю, которая принялась монотонно зачитывать, – по всей видимости, лишь она одна не была рада такому исходу.

– Суд штата Массачусетс, рассмотрев дело номер ноль восемь дробь сорок четыре ноль семь по обвинению Джейкоба Майкла Барбера в убийстве первой степени в свете вновь открывшихся обстоятельств, постановил удовлетворить заявление стороны обвинения об отказе от дальнейшего уголовного преследования и прекратить уголовное дело в отношении Джейкоба Майкла Барбера. Сумма залога может быть возвращена поручителю. Дело закрыто.

«Дело закрыто». Эта суконная юридическая формулировка – пропуск для обвиняемого на свободу. Уходи и не возвращайся.

Мэри проштемпелевала текст постановления, убрала его в папку и бросила ее в лоток для исходящих документов с таким бюрократически-деловитым видом, как будто до обеда ей нужно было расправиться еще с кучей таких же дел.

И все осталось позади.

Ну или почти позади. Мы принялись пробираться сквозь толпу репортеров, теперь рвавшихся поздравить нас и отснять свой видеоматериал, чтобы не опоздать с репортажами к утренним выпускам новостей, так что нам пришлось почти бежать по Торндайк-стрит к крытой парковке, где мы оставили нашу машину. Мы бежали и смеялись. Свободны!

Наконец мы добрались до машины и принялись неловко топтаться перед ней, пытаясь найти нужные слова, чтобы поблагодарить Джонатана, который благородно отказывался принимать лавры, поскольку, заявил он, по правде говоря, никакой его заслуги в этом не было. Мы все равно его благодарили. Благодарили и снова благодарили. Я пожимал ему руку, а Лори обнимала.

– Вы выиграли бы дело, – твердил я ему. – Я в этом уверен.

В этой суматохе первым их приближение заметил Джейкоб.

– Ой-ой-ой, – пробормотал он.

Их было двое. Впереди шел Дэн Рифкин. На нем был бежевый плащ, очень модный, избыточно отделанный, изобилующий деталями в виде пуговиц, карманов и погон. Его кукольное лицо по-прежнему хранило застывшее выражение, так что понять, что он задумал, было невозможно. Быть может, извиниться перед нами?

В нескольких шагах позади, засунув руки в карманы, за ним следовал Отец О’Лири, в своей неизменной кепке, низко надвинутой на лоб. В сравнении с Рифкином он казался настоящим великаном.

Мы медленно обернулись к ним. Судя по всему, выглядели мы одинаково – озадаченные, но обрадованные тем, что этот человек, который, разумеется, теперь из нашего врага стал нашим другом, несмотря на всю ту боль, которую ему довелось пережить, великодушно пришел поприветствовать нас, вернувшихся обратно в его мир, в мир нормальных людей. Вот только выражение лица у него было странное. Ожесточенное.

– Дэн? – произнесла Лори.

Он ничего не ответил и вытащил из глубокого кармана плаща нож, самый обычный кухонный нож, в котором я немедленно узнал, каким бы абсурдным это ни показалось, классический вюстхофский нож для стейков, потому что у нас в хозяйстве имелся ровно такой же набор ножей. Впрочем, в полной мере задуматься о том, какой в высшей степени причудливой иронией судьбы было бы оказаться зарезанным таким ножом, я не успел, поскольку, прежде чем Дэну Рифкину удалось приблизиться к нам, Отец О’Лири ухватил его за локоть и приложил тыльной стороной ладони о капот нашей машины. Выпавший нож глухо звякнул о бетон парковки. После этого О’Лири заломил Рифкину руку за спину и легким движением – настолько легким, что, казалось, имеет дело не с живым человеком, а с манекеном, – уложил того лицом на капот.

– Полегче, приятель, – бросил он Рифкину.

Все это Отец О’Лири проделал с небрежной сноровкой профессионала. Вся сцена заняла не более пары секунд, и нам осталось лишь остолбенело таращиться на этих двоих.

– Кто вы такой? – обрел наконец дар речи я.

– Друг твоего отца. Он попросил меня приглядеть за тобой.

– Мой отец? Откуда вы его знаете? Нет, стойте, не говорите. Я не хочу этого знать.

– Что прикажешь сделать с этим малым?

– Вы что?! Отпустите его сейчас же!

Он подчинился.

Рифкин выпрямился. В глазах у него стояли слезы. Он посмотрел на нас с беспомощным бессилием во взгляде – по всей видимости, Дэн по-прежнему был уверен, что это Джейкоб убил его сына, но ничего сделать не мог – и, шатаясь, побрел к выходу. Я не мог даже представить, что сейчас творилось у него в душе.

Отец О’Лири подошел к Джейкобу и протянул ему руку.

– Поздравляю, сынок. Это было что-то. Видал, какое лицо было у этого придурка, у прокурора? Блеск! – (Джейкоб с ошарашенным видом пожал ему руку.) – Цирк с конями, – продолжал веселиться Отец О’Лири. – Просто цирк с конями. А ты, значит, парнишка Билли Барбера?

– Угу. – Я никогда в жизни не произносил этого с гордостью. Не уверен даже, что вообще когда-либо произносил эти слова вслух в присутствии других людей. Но это устанавливало некую связь между Отцом О’Лири и мной и, похоже, забавляло его, так что мы оба улыбнулись.

– А ты, я смотрю, покрупнее его будешь. Таких дрищей, как он, на одного тебя двоих надо.

Я не очень понимал, что ответить на этот комментарий, поэтому промолчал.

– Ну, передавай своему старику привет, ладно? – сказал Отец О’Лири. – Эх, у меня нашлось бы что тебе про него порассказать.

– Не надо. Очень вас прошу.

Напоследок он повернулся к Джейкобу:

– Что ж, сынок, у тебя сегодня счастливый день.

С этими словами он снова засмеялся и, пританцовывая, зашагал прочь. Больше я Отца О’Лири ни разу не видел.