Надежда Черкасова
Вареники с вишней

Катя посмотрела на золотые часики и заказала две порции вареников с вишней и минеральную воду. Изредка поглядывая на дверь, она задумчиво постукивала ногтем по крышке небольшого столика, за которым сидела, и вспоминала события трехлетней давности, ощущая тревожное покалывание в сердце и нарастающее беспокойство в душе.

Тогда они тоже встретились в этом же кафе недалеко от метро «Чеховская», и институтская подруга Светочка объявила ей сногсшибательную новость: она выходит замуж за Марка и приглашает Катю на свадьбу!

Кате на миг показалось, что земля перед ней разверзлась и она проваливается в адскую кипящую огненную лаву зловещей чудовищной бездны. И как только не сгорела, одному Богу известно…

А сегодня, откуда ни возьмись, новые проблемы, которые неизвестно, удастся ли разрешить… Где же она, ведь Катя предупредила ее о встрече еще накануне.

– Ой, приветик, Катюха, – услышала она над ухом и почувствовала на щеке жаркий поцелуй Иуды. – Извини, немного опоздала, пробки кругом, – присела напротив Светочка, такая же худенькая и миниатюрная, источая вокруг себя резковатый аромат дорогих духов. – Зря я поехала на своей машине, надо было на метро… как раньше. Ну же, рассказывай, как ты поживаешь?

Принесли заказ, и Светочка с аппетитом принялась за вареники с вишней, закатывая глаза к потолку от удовольствия.

Катя к своей тарелке даже не притронулась. Она ненавидела вареники с вишней, любимое лакомство Марка, которого Светочка когда-то тоже умяла с не меньшим аппетитом, и он ей даже поперек горла не стал.

Катя с удивлением разглядывала разлучницу, не очень-то смахивающую на счастливую соперницу: какая-то изможденная, нервная, бесцветная и даже унылая, хоть и старается улыбаться изо всех сил.

Но Катю не обмануть – сама после предательства выглядела так же…

Может, они уже расстались?! Ах, если бы это оказалось правдой! Катя бы тогда простила подруге все что угодно… А глазки-то у Светочки как бегают, словно натворила чего и боится, что ее разоблачат. И то натворила – пустила Катину судьбу под откос. Неужели раскаивается? Что-то не верится.

– Давненько не встречались. Даже ни разу не позвонила за это время. Продолжаешь меня ненавидеть, да? Зря. Это был его выбор… Как тебе живется в Америке? Уж наверняка лучше, чем здесь. Ты изменилась. – Светочка с ног до головы окинула взглядом подругу. – Загорела, румянец во все щеки… и даже потолстела килограмм на десять. Я не ошиблась в расчетах? Ты сейчас похожа на русскую матрешку.

«А ты – на бледную немочь», – подумала было Катя, но тут же устыдилась невольной мысли: она же никогда не была такой злой, что с ней такое?

Да так, ничего особенного – просто исковеркали ее жизнь!

– И что за простенькая на тебе одежка, что за пролетарские тапки на ногах? – продолжила Светочка, заглядывая под стол и одаривая Катю невинной улыбочкой.

Даже с годами она не смогла избавиться от противной привычки тайно подкалывать Катю, старательно делающую вид, что она не замечает пренебрежительного к себе отношения подруги. Неужели подобные мелкие подлянки позволяют Светочке считать себя и умнее, и выше в интеллектуальном плане? Скорее всего.

В физическом, кстати, тоже, судя по ее высоченным каблукам.

– Это сейчас в Америке такая мода? Лично я предпочитаю только брендовую одежду.

Странными они когда-то были подругами, и, наверное, очень нелепо смотрелись рядом: Светочка – язвительная и завистливая, невысокая, хрупкая на вид анемичная блондинка, напоминающая бескровных непорочных средневековых дев, и Катя – излишне искренняя и добродушная, про которых говорят: «Простота хуже воровства», высокая крепкая шатенка.

Они часто захаживали друг к другу в гости.

Комната в сталинке, которую снимала Светочка, была узкой и длинной, как пенал, и приводила Катю в ужас.

Потрепанный временем диван наверняка попал сюда с какой-нибудь свалки, а крохотный журнальный столик мог в любую минуту развалиться, стоило только поставить на него что-то тяжелее пепельницы, поэтому они ели, ставя тарелки прямо на колени. Это была неизменная картошка, пожаренная на дешевом сливочном масле, и всевозможные острые приправы.

Уснуть тоже здесь удавалось только глубокой ночью, когда мимо дома переставали ходить трамваи, заставляющие стекла единственного эркерного окна, оправленного в старые рассохшиеся рамы, дребезжать, как посуду, от всякой малости.

В соседней комнате проживал сам хозяин, не старый еще, но уже спившийся и бомжеватый на вид мужичок, и Светочка даже подумывала склонить его к браку, чтобы стать обладательницей дармовой жилплощади и больше не скитаться по чужим углам.

Но мужичок, словно нутром чувствуя ее шкурный интерес к нему, никак не хотел поддаваться на хитрости квартирантки – спаивание и соблазнение – и запирался в своей комнатенке от Светочки на хлипкие запоры, а если уж совсем приходилось туго, приглашал дружков в качестве дополнительной защиты от грозящего ему насилия над личностью.

Для Кати также дикими казались утренние завтраки Светочки, когда она вместо обычных каш, которые могла бы запросто себе позволить, выкуривала несколько сигарет, запивая их крепким кофе.

Они обе работали по специальности – экономистами, только в разных фирмах, зарабатывали почти одинаково, но Светочка отдавала половину зарплаты за комнату, да еще дымила, как паровоз, поэтому ее финансовое состояние нельзя было назвать удовлетворительным.

Чтобы хоть как-то скрасить нелегкую жизнь Светочки, Катя ссужала подругу небольшими суммами денег, дарила всевозможные подарки – шарфики, перчатки, недорогие сумки.

Кате даже удалось уговорить родителей, чтобы они позволили Светочке какое-то время пожить в их роскошной квартире.

Вот только Светочка никак не могла понять, почему профессорская семья при нехилом достатке питается так просто: утром – неизменная каша, а в обед – и вовсе борщ, который она считала полным анахронизмом. Зато пироги, которые в изобилии готовила Катина матушка, Светочка уплетала за обе щеки.

Но потом случилось необъяснимое, ужасное, мгновенно погрузившее Катю в страдания и депрессию на несколько лет: родители Кати, отправившиеся за границу на отдых, попали в автомобильную катастрофу и погибли.

Светочка не оставила в беде подругу, тут же перебралась к ней на постоянное жительство и, как могла, ее утешала.

Через три года Катя понемногу пришла в себя, перестала ходить с опущенной от горя головой, уткнув взгляд в землю, и позволила себе робко оглядеться вокруг.

Оказалось, что даже после смерти самых близких людей возможно не только выжить, но даже строить какие-то планы на будущее.

Получив от судьбы смертельный удар, королевой она себя уже не ощущала.

Теперь Катя превратилась в обычную девушку с обычными желаниями и мечтами.

Но судьба, испытав ее несчастьем, преподнесла ей дорогой подарок – Катя неожиданно для себя познакомилась с художником Марком, и ей вдруг показалось, что на ее голове снова появилась корона.

Марк был так необыкновенно импозантен со своим роскошным ростом, львиной шевелюрой, аккуратной окладистой бородкой и удивительно теплым взглядом, что Катя просто не могла в него не влюбиться.

Гуляя среди сосен на ее даче, он читал ей проникновенные стихи про любовь, а потом и вовсе сделал предложение, которое она немедленно приняла.

Наконец судьба снова повернулась к ней солнечной стороной. Катя никак не могла поверить своему счастью… И оказалась права.

На следующий день Марк сообщил, что ненадолго вынужден уехать по делам в другой город.

Катя ждала от него звонка, но не дождалась, а потом и вовсе обнаружила, что где-то потеряла свой телефон. Зато Светочка, которая неожиданно быстро съехала с квартиры Кати, не объясняя причин, предложила ей попить как-нибудь кофейку в их кафешке и обсудить кое-какие весьма деликатные обстоятельства, а при встрече огорошила Катю убийственной новостью о своем замужестве.

Светочка пыталась оправдать Марка, говорила о том, что он лишь из жалости встречался с Катей, но не решался сказать ей правду, видя, как сильно Катя в него влюбилась, а на самом деле любил только Светочку и прочее… и прочее…

Катя не могла ей не поверить, ведь против фактов не попрешь…

– А ты чего с сумкой-то – прямо из аэропорта, что ли?

– Заехала на квартиру, а там семья какая-то проживает. Говорят, что купили квартиру у прежних хозяев и все у них законно. Даже не представляю, как такое могло случиться.

– Вы на нее только поглядите: она не представляет! Да ты знаешь, сколько вокруг квартирных мошенников?! Они только и выглядывают пустующие подолгу квартиры, чтобы продать их по поддельным документам. Хоть бы меня попросила присмотреть за своими хоромами, раз собралась уезжать надолго. Но ты же у нас очень гордая! Ты, по крайней мере, в полицию-то обратилась? – Катя только кивнула. – Вот и правильно сделала. Только не думаю, что они тебе чем-то помогут: не для того квартира мошенниками продавалась, чтобы так легко можно было их вычислить. Обидно, конечно. Но ты теперь при богатеньком американском муже, так что…

– Мы разбежались.

– Ах, вот даже как! А я-то думала, что тебя ностальгия по родине замучила. – Светочка посверлила Катю взглядом. – Может, у меня пока остановишься, гостиница-то для тебя теперь дорогое удовольствие? – Катя промолчала. – Понятно. Значит, не бедствуешь. Наверное, и гражданство уже получила, и нехилые алименты после развода отхватила? Так тебе, подруга, в любом случае повезло. А вот я ничего и ни от кого не получаю. Сама выживаю, как могу… Благоверный-то мой через полгода после свадьбы умер. От инфаркта, – дрогнувшим голосом произнесла Светочка. – И это в тридцать пять лет!

– Не может быть! – еле выговорила Катя, задохнувшись от резкой боли в сердце, на глазах выступили слезы.

– Вот прямо как стоял с кистями в руках перед мольбертом, так и упал. Ты поплачь, поплачь. Только легче не станет, по себе знаю. Думаешь, рядом с тобой он бы жил как у Христа за пазухой? Нет, подруга! Видно, судьба у него такая. И у нас судьбы не сложились… Не потому ли, что ты проклинала меня на чем свет стоит? – Светочка прослезилась. – Мне никто завещаний, как тебе, не оставлял. Поэтому пришлось снова вернуться на прежнюю квартиру и серьезно заняться хозяином. Я все же его на себе женила… Только он скоро умер… от беспробудного пьянства. Хоть в этом мне от судьбы какая-то поблажка. Иначе бы с ума с ним сошла.

– Где его похоронили?

– Кого?.. Ах, да, ты про Марка. Не буду врать – не знаю. Свекровь хоронила, без меня. Я даже на кладбище не смогла поехать, так мне было плохо. Думала, сама умру от горя. Через полгода и свекрухи не стало, ее хоронили какие-то родственники из провинции. До сих пор не могу поверить, что все так печально закончилось. Ты теперь куда?

– На дачу. Может, хоть ее не успели продать.

– Да, как же, надейся! Если уж мошенники про квартиру прознали, то и до дачи наверняка добрались. Теперь уже и ее вряд ли вернешь. Приедешь – а там чужие люди хозяйничают, и что ты станешь делать в этой глуши, где дом от дома на таком расстоянии, что даже не видать? Неужели тебе не страшно?! Поехали ко мне, а? Делить нам теперь нечего… вернее, некого. У нас с тобой теперь одно горе на двоих. – Катя промолчала. – Ну, как знаешь, подруга. Была бы честь предложена… Ты даже не представляешь, как же Марк любил меня, как любил! У меня ведь вся квартира его картинами завешана. Перед смертью он только меня одну и рисовал, словно знал, что скоро…

– Я, пожалуй, пойду, что-то мне нехорошо, – поднялась Катя и направилась к выходу.

– Может, как-нибудь позвонишь? – крикнула вдогонку Светочка.

«Вряд ли, – подумала Катя. – Нас с тобой уже ничто не связывает… вернее, никто».

Долгая борьба с собой за право оставить чувство любви нетронутым, не избавиться от него из-за смертельной обиды, как от хлама, – оказалась напрасной: любовь сохранила, а любимого потеряла. Теперь, похоже, навсегда. И снова ее ждет душевная боль, мучительный выход из депрессии.

Катя не помнит, как оказалась в такси, везущем ее за город на дачу. Она отрешенно смотрела в окно и размышляла о том, что именно сейчас, в разгар лета, созревает вишня. Они с Марком когда-то собирали ее ведрами, варили потрясающе вкусное варенье из свежей вишни, лепили его любимые вареники, Катя их тогда тоже любила.

Час в дороге пролетел как миг.

Вот и родная калитка.

Катя ответила на приветствие соседей, которых знала с детства, и направилась к дому, двухэтажному кирпичному строению под красной черепичной крышей.

На время вынужденных разборок с квартирой она поживет здесь.

Катя вспомнила, как после вести о предательстве любимого у нее было только одно желание – поскорее исчезнуть из Москвы, что она немедленно и сделала.

Надо же, как будто и не уезжала никуда.

Все тот же заросший травой просторный участок, почти незаметная из-за жухлой листвы бетонная дорожка, ведущая к дому, несколько раскидистых сосен и с десяток плодовых деревьев, из них три так густо облеплены темно-бордовыми ягодами вишни, что и листвы не видать, остальные – яблони и груши. Ее маленькая родина. Как же здесь хорошо!..

Почему она снова себе врет?! Уже никогда не будет так хорошо без Марка!

Катя облегченно вздохнула, когда ключ подошел к своему родному замку.

Значит, мошенники до дачи пока не добрались.

Оставила на веранде спортивную сумку, присела ненадолго в плетеное кресло, разглядывая давно немытые окна, через которые настырно пробивались лучи ласкового предзакатного солнца, затем направилась в гостиную.

Переступив порог, застыла как изваяние: все стены гостиной завешаны картинами с ее изображением, а в центре – самая большая: Катя в образе Мадонны с ребенком на руках.

Схватившись за косяк, она медленно сползла на пол. Голова кружилась, слезы заливали глаза, размывая видимость. Что это – предвидение?!

Марк не мог знать, что она уезжала беременной. Даже сама Катя об этом еще не знала.

Придя немного в себя, она поднялась и подошла к старинному круглому столу, опустилась в изнеможении на стул и только тут увидела белый конверт без подписи, прислоненный к хрустальной вазе.

Заглянув внутрь, достала письмо, датированное сентябрем трехлетнего года давности, и прочла:

Катя достала сотовый и принялась торопливо набирать номер.

– Скажи честно: так вы были женаты или нет?! Ты же сама пригласила меня на вашу свадьбу!

– Ну и что? Какое это имеет значение теперь, когда Марка уже нет в живых?.. Да, каюсь, тогда я тебе про нашу свадьбу наврала. Теперь-то что старое ворошить? Признаюсь чистосердечно: жутко тебе позавидовала! Но с кем не бывает?

Катя вспомнила, как Светочка не раз говорила ей:

«Эх, Катюха, мне бы твою внешность, я бы здесь горы свернула! А ты такая тюха, просто ужас! И как ты на свете жить-то собираешься?»

– К тому же очень захотелось сбить с тебя спесь, – продолжала откровенничать Светочка. – Ты меня ужасно злила своей непоколебимой уверенностью в том, что достойна всего того, что у тебя было с самого рождения! Ходила, задрав подбородок, словно у тебя на голове корона. А с какой такой стати? Чем я хуже тебя? Тем, что приезжая, а не родилась в Москве? Тем, что у меня нет роскошной квартиры в центре? Тем, что родители не профессора, а мать меня терпеть не может и любит лишь своего ненаглядного сыночка – моего братика, рожденного от отчима? Тем, что, как исполнилось восемнадцать, я вынуждена была сбежать из ненавистного дома куда глаза глядят? А у Катеньки, видите ли, роскошная судьба прямо на блюдечке с бриллиантовой каемочкой! Да еще жениха какого видного да статного отхватила! Думаешь, ты бы мне не позавидовала? Еще как бы позавидовала!.. Хотя, что это я перед тобой распинаюсь? Ты сама во всем виновата! Когда я рассказала тебе о нашей свадьбе и пригласила тебя в качестве подружки, то ужасно надеялась, что с тобой истерика случится, что ты зальешься горючими слезами, в обморок, наконец, упадешь. Я даже думала пожалеть тебя потом, если будет невмоготу смотреть, как ты убиваешься, и признаться, что просто пошутила. А как себя повела ты – помнишь? И побелела, и позеленела, и в обморок чуть не хлопнулась. А потом пришла в себя и… поздравила меня! Лично я убила бы тебя на месте, если бы подобное позволила себе со мной ты! Ах, думаю, так, тогда что ж, получай по полной программе! И я тебя, порхающую где-то в облаках, сдернула с высоты твоего самомнения, чтобы ты как следует грохнулась об землю и узнала наконец, почем фунт лиха! Но ты и здесь оказалась победительницей – быстренько смоталась в Америку и выскочила замуж за другого жениха, которого наверняка держала про запас. Да-а, не оценила я тебя когда-то… Слушай, уж не собираешься ли ты мне предъявлять какие-то претензии?! Смотри, какая умная! Крайнюю нашла, да? Только не забывай, что это ты подло бросила Марка и сбежала от него в Америку к более выгодному жениху. А я его утешала, как могла… Только он меня и в упор не хотел видеть. Ну как же, Катенька – единственный свет в окошке! Так что знай: Марк умер из-за тебя – не смог пережить твоего предательства! И сама не съела, и мне не дала стать с ним счастливой. Марк после моего рассказа о твоем отъезде и замужестве сам не свой ходил… как зомби. Какая же ты после этого…

Катя отключила телефон.

Что же она натворила! Почему не встретилась с Марком сама и не выяснила отношения? Почему поверила подруге-змеюке? Зачем выдумала эту красивую сказочку про завидного жениха в Америке?..

Да затем, чтобы сделать вид, что предательство Марка не только не сбило ее с ног наповал, но даже ничуть не задело! Должна же она была хоть как-то, любыми путями, но сохранить чувство собственного достоинства?..

Теперь выясняется, что не должна была!

Лучше бы Катя тогда бросилась к Марку-изменнику с разборками, отхлестала бы его по щекам, разодрала когтями в кровь лицо, а потом бы взялась за подругу – повыдирала бы разлучнице все волосенки. И была бы права!.. Или не права?

Какую же злую шутку сыграли с Катей ее интеллигентность, гордость, нежелание опускаться до бабских выходок! Так лучше бы опустилась… Теперь бы и Марк был жив, и у ее сыночка Мишеньки был отец… Или нет?

Она еще раз перечитала письмо, окинула взглядом картины.

Судя по их количеству, Марк наверняка писал на даче. Значит, кто-то его непременно здесь должен был видеть!

Катю словно ветром подхватило.

Она вылетела из дома и бросилась по соседям с расспросами. Да, какой-то бородатый, угрюмый на вид и совсем нелюдимый мужчина появлялся здесь время от времени, только вот в каком году это было, точно уже и не вспомнят, так как видели его мельком. Но они же думали, что Катя сдала или и вовсе продала ему дачу, а потому не приставали с расспросами. Мало ли, может, у него горе какое, захочет познакомиться с соседями – сам подойдет. Только он давно уже не появлялся…

Какие же у Кати совсем нелюбопытные и ужасно интеллигентные, стеснительные соседи. А еще очень старенькие, чтобы что-либо замечать, кроме самих себя…

Вернувшись в дом и нарыдавшись вдоволь, Катя бесцельно бродила по пустынным комнатам, хранящим тайну о былом жильце.

Наткнувшись на пустой отключенный холодильник, решила, что неплохо бы сходить в магазин за продуктами, пока совсем не стемнело. Заодно и за выпивкой: надо же помянуть Марка.

Умывшись, сменила джинсы и футболку на легкое летнее платье и вышла в сад.

Солнце клонилось к закату, излишняя жара спала, дышалось легко и свободно. Катя набрала в легкие побольше воздуху… и снова расплакалась. Нет, не очень-то получается так быстро справиться с горем, ведь для нее оно случилось не годы тому назад, а только сегодня.

Насухо вытерев лицо, поспешила к магазину, который вот-вот закроется.

Долго не выбирала, взяла «Кагор», от рюмки которого уже могла опьянеть. Набрала продуктов на несколько дней – и обратно. Сначала почистила плиту и поставила варить домашнюю курицу, которую прикупила у старушки возле магазина. Пока собирала в саду вишню для вареников и возилась с тестом, бульон закипел. Посолила-поперчила… а вот лавровый лист купить забыла. Еще раз обыскала пустые кухонные шкафы и на верхней полке таки обнаружила то, что нужно.

С сомнением рассматривая завалявшийся бумажный пакетик, проверила дату изготовления и ахнула: ровно два года назад! Она почувствовала, как закружилась голова, и ее качнуло так, что пришлось ухватиться за спинку стула, чтобы не упасть: как же такое может быть?! Значит… Нет-нет, пока это ничего не значит!

Кое-как справившись со слабостью, Катя набрала номер телефона студии, где когда-то Марк, свободный художник, иногда подрабатывал написанием картин под заказ.

– Костя? Здравствуйте! Это знакомая Марка. Вы не скажете, когда видели Марка в последний раз? – спросила Катя и затаила дыхание, чтобы не пропустить желанный ответ: «Да где-то с неделю назад».

– Кажется, года два назад… Только мне сказали, что он умер. А ты разве не знаешь?

– Нет. Где его похоронили?

– Понятия не имею. Я как раз в это время был в отъезде.

Значит, Светка снова соврала! И Костя говорил о смерти Марка с чужих слов.

Нет, это невыносимо!

Сколько еще раз Кате придется воскрешать, а потом снова хоронить Марка? Может, это будет зависеть от количества сделанных ею звонков? Но остался еще только один, из тех, что она сохранила в памяти симки, – номер телефона самого Марка.

Все эти годы Катя мечтала набрать заветный номер и услышать самый прекрасный голос на свете – голос любимого!

Тогда в чем дело?

А если ей заявят, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети, или и того хуже – абонент в сети не зарегистрирован! И тогда снова навек прощаться с Марком?

Нет уж, с нее хватит экспериментов – больше никаких звонков!

Катя решительно отказывается от поиска доказательств смерти Марка, она отказывается хоронить его еще раз, который может оказаться последним, и тогда Катя навсегда лишит себя единственной возможности оставаться в блаженном неведении.

Лучше она по крупицам будет собирать доказательства его жизни. Ведь раньше же он оставался для нее живым, вот пусть и дальше живет в ее счастливых воспоминаниях, в ее любящем сердце.

Катя совсем не должна верить или не верить кому-то, думать так, как думают они, знать то, что знает кто-то.

Да не существует больше никакой Светочки и никакого Кости! Существует только Марк! Да, он где-то далеко, но он жив-здоров, и, может быть, они даже когда-нибудь встретятся. Поэтому Катя сейчас лепит для Марка вареники с вишней. Не с пустыми же руками встречать любимого.

Отправив вареники в морозилку, Катя порезала на блюде сварившуюся курицу, налила в хрустальный фужер красного терпкого вина, глоток выпила за здоровье сыночка Мишеньки, глоток – за свое собственное и оставшееся на дне – за живого и здорового Марка.

В голове сразу закружилось, натянутые мускулы и скукожившиеся от горя клеточки расслабились. Отныне она будет распахивать свое сердце только для добрых вестей.

Немного перекусив, Катя решила зря время не терять и немедленно заняться поисками доказательств. Относиться она к ним будет как к уликам, обосновывающим ее не совсем адекватную, но вполне жизнеутверждающую теорию, и ни в коем случае не позволит себе никаких излишне бурных эмоций.

Перерыв весь дом, Катя обнаружила старые газеты с датами двух- и трехлетней давности, нашлась даже одна прошлогодняя.

Она любовалась ими словно бесценными реликвиями, подтверждающими ее надежды.

Рассматривая внимательно картины, Катя с улыбкой находила в нижних правых углах чуть заметные инициалы Марка.

Она знала, что художники в обязательном порядке указывают свои данные и год создания картин, поэтому принялась снимать полотна со стен и проверять изнаночную сторону. И не ошиблась.

Выходило так, что все эти годы Марк приезжал сюда в один из летних месяцев и писал по несколько картин.

Тогда почему его не видели соседи? Или Марк только привозил уже готовые полотна и развешивал их по стенам? Во всяком случае, кроме него самого вряд ли кто стал бы этим заниматься.

От внезапной тревожной мысли Катя почувствовала головокружение и присела на диван. А если Марк специально, чтобы создать видимость его ежегодного присутствия на даче, ставил на картинах разные даты? Но зачем – чтобы подольше для Кати оставаться живым, если вдруг умрет, так как чувствовал, что его сердце не выдерживает разлуки? Нет, этого не может быть!

Почему же не может? Да потому, что ни на одной картине нет указаний на нынешний год. К тому же в худенькой стопке не нашлось ни одной более-менее свежей газеты. Это могло означать только одно: в этом году Марк на даче еще не появлялся! Тогда, может, и в самом деле попытаться позвонить по его номеру телефона?

И все же Катя осторожничала: лучше оставаться со счастливыми иллюзиями, чем узнать горькую правду, после чего снова собирать себя, истерзанную запоздалыми и бесполезными сожалениями, по кусочкам. Если, конечно, повезет. А ведь может и не повезти…

Но если Марк был здесь – предположительно, конечно, – в прошлом году, то почему ему не появиться и в этом? А если это был вовсе не Марк, а кто-то другой?..

Все, больше никаких провокационных мыслей, обещала же себе!

И вдруг Катя замерла от страха, чувствуя, как ее тело покрывается мурашками: в безмолвной тишине просторного дома она явственно услышала, как кто-то дергает ручку входной двери, пытаясь открыть. Лоб мгновенно покрылся холодным потом.

– Эй, хозяева, у нас машина заглохла. Откройте, пожалуйста, – услышала она глухой мужской голос. – Можно от вас позвонить?

«У нас»… Значит, он не один! И почему их машина заглохла именно возле ее дачи?

Катя кинула взгляд на окна, наглухо задернутые тяжелыми портьерами, на стационарный телефон, который наверняка давно отключили из-за неуплаты, затем на золотые часики, показывающие два часа ночи.

Нет, она уже не такая наивная, как была раньше.

Характерный звук вставляемого в замочную скважину ключа подтвердил, что за дверью находятся враги. И если внутренние задвижки металлической двери выдержат, незнакомцы попытаются проникнуть в дом через окна второго этажа по деревьям, так как решетки на окнах установлены лишь на первом этаже.

Она даже не заметила, как оказалась на чердаке. Бросилась в самый дальний угол и принялась лихорадочно разгребать старый хлам, подняла доски и с удовлетворением вытащила надежно спрятанное ею когда-то охотничье ружье.

Нет уж, так просто она не сдастся!

Спасибо папочке, который научил ее стрелять, когда они вместе ходили на охоту.

Катя вытащила заряженную – на всякий случай, конечно, как учил ее папочка, – двустволку из кожаного чехла и, открыв слуховое окно, пальнула в воздух. Затем, для закрепления эффекта, пальнула еще раз. Руки уже не тряслись. Перезарядив ружье, спустилась вниз и подошла к входной двери. Тишина. Больше никто в ее дверь не ломился. Вот и ладненько.

Что теперь? Может, вызвать полицию? Так незнакомцев уже и след простыл. А ружьишко, которое может еще пригодиться, наверняка отнимут, так как разрешение на него было только у отца.

Катя легла на кровать, положив рядышком ружье, и попыталась расслабиться. О сне и речи не могло идти после случившегося. Она представила себе Мишеньку и улыбнулась!

Ах, Мишенька, дорогой сыночек, как же она по нему соскучилась! Ведь это он спас ее от жуткой депрессии, когда нежелание жить полностью захватило Катю. И не было на самом деле не только никакого американского жениха, но и никакой Америки.

Оправившись немного от известия о предательстве и впопыхах засовав в спортивную сумку только самое необходимое, Катя сломя голову помчалась на вокзал и села в первый же поезд, на который только смогла достать билет.

Она надеялась, что чем дальше окажется от Москвы, тем быстрее невыносимая боль от коварной измены отпустит ее. Но ошиблась.

Добравшись до Краснодара, поняла, что куда бы ее судьба ни закинула, Катя везде окажется чужой и никому не нужной, так как спрятаться от себя еще не удавалось никому.

На вокзале она потеряла сознание, и ее на «Скорой» отвезли в больницу. Вот там-то ей впервые и сообщили, что у нее будет ребенок.

Теперь Катя знала, ради кого ей стоит жить!

Пожилая сердобольная санитарка Мария Петровна, прослышав, что после выписки из больницы идти будущей мамочке совсем некуда, пригласила Катю временно пожить в ее небольшой двухкомнатной квартирке, пока квартирантка не найдет постоянное жилье. Но потом так привыкла к добродушной, ласковой и интеллигентной Кате, что уже никуда ее от себя не отпустила.

А когда Катя благополучно родила ребенка, одинокая пенсионерка и вовсе заявила, что теперь Катенька и Мишенька стали для нее родными и что она не переживет, если они решат ее покинуть.

Так вот и жили: Катя работала экономистом на крупной фирме, а Мария Петровна, оставив подработку в больнице, нянчилась с Мишенькой, который оказался совсем не плаксой, а вполне спокойным и улыбчивым ребенком.

«Прямо весь в мамочку, – думала Катя. – Нет, все же больше в папочку, которому и в голову не придет реветь по любому поводу и без».

Теперь Мишенька остался с Марией Петровной, которой Катя доверяет всецело. И даже если они с Марком больше никогда не встретятся, Мишенька спасет ее и на этот раз. А пока Катя, несмотря ни на что и во что бы то ни стало, будет продолжать верить в то, что Марк… просто в отъезде.

Хоть это она может себе позволить? Да сколько угодно! Только с условием, что Марк может и не вернуться, если у него так сложатся обстоятельства.

Это принять сложно, но Катя согласна. Лишь бы знать, что он жив. А для этого надо продолжить поиски доказательств, но теперь уже в саду.

А если незнакомцы только того и ждут, чтобы она вышла наружу? Так Катя же возьмет с собой ружьишко.

Нет, она просто сошла с ума, если собралась в полной темноте шарить по огромному участку! Может, лучше оставить на утро? И что она там собралась найти такого – этакого?

Да что угодно, лишь бы подтвердить, что Марк жив и Катя не опоздала на эти долгие три года.

Она зажгла во всем доме свет, раздвинула портьеры и включила освещение в саду, отчего участок словно вынырнул из мрака ночи, развеяв ее сомнения.

Катя вышла на улицу и поняла, что теперь уже ничто не сможет ей помешать: полная луна светила ярко и победоносно, озаряя молочным сиянием всю округу и словно подтверждая, что даже сама природа стала на ее сторону.

Оглядевшись и никого не заметив, Катя заперла распахнутую настежь калитку. Странно, что у незнакомцев оказался ключ даже от нее.

Поставила ружье на предохранитель и, перекинув ремень через голову, пристроила двустволку за спину.

Достав из крохотного сараюшки, который даже не запирался на замок, грабли, аккуратно принялась собирать листву и сухие ветки в небольшие кучки, очищая заросшую травой землю и внимательно вглядываясь в незначительные находки.

Нет, так она прокопается целую вечность в поисках того, чего здесь быть не может. Какой же ерундой она занимается!

Катя в сердцах отбросила грабли и перед тем, как отправиться в дом, еще раз окинула взглядом огромный участок. Повернулась было уходить, но краем глаза зацепилась за нечто странное: приставленную к стволу дерева и почти слившуюся с тенью лопату. Это еще что такое?

Подойдя ближе, отметила скученную небольшой горкой листву, разворошив которую обнаружила землистый холмик размером с ширину лопаты.

Катя поддела лопатой землю и, к своему ужасу, вытащила на свет коричневый мужской бумажник. Кровь бросилась ей в голову, вынудив прислониться к дереву, чтобы не упасть.

Она с минуту не решалась поднять упавшую к ее ногам находку.

Наконец, справившись со слабостью, подобрала бумажник и, порывшись, вытащила наружу водительское удостоверение с засохшими темными пятнами на фотографии Марка.

«Это же кровь! – застучало в мозгу. – Его кровь! Значит, его уже нет в живых!» – Глаза Кати закатились, и она рухнула наземь, теряя сознание.

Катя не помнит, сколько так пролежала, но, наверное, какие-то мгновения, так как, услышав хруст сломавшейся ветки, словно под чьим-то тяжелым шагом, тут же вскочила и, вскинув ружье, повернулась на шум.

На востоке уже забрезжила светлая полоска рассвета, постепенно разрастающаяся и начинающая алеть. Подобрав с земли бумажники, удостоверение, не переставая озираться, Катя заспешила в дом, так как была уверена, что за ней кто-то наблюдает. Заперла дверь на все замки и засовы и только после этого принялась разглядывать жуткую находку.

Кроме водительского удостоверения Катя обнаружила две банковские карты. Срок действия документов заканчивался через месяц-другой этого года. И о чем это говорит? О том, что еще год назад Марк был жив. Сколько времени здесь пролежали документы и кто их сюда подбросил?

Катя чувствовала, как предательские слезы слепят глаза, а упрямое сознание упорно не хочет верить, что Марк все еще жив.

Но какие же ей нужны доказательства, чтобы не утратить пока теплившуюся надежду?

Остался только телефонный звонок Марку.

Дрожащими от волнения руками набрала номер, прослушала информацию о недоступности абонента и снова принялась нажимать на знакомые до боли цифры…

Нет, нужно остановиться и немного подождать. Может, просто разрядился телефон?

И Катя действительно верит, что Марк жив?!

Конечно, верит!

Сначала продолжительность его жизни с полугода увеличилась до года, затем еще на один год. Теперь осталось лишь доказать, что Марк мог быть жив и в этом году. Но как?! По банковским картам не получится, так как банки вряд ли предоставят Кате информацию о том, когда последний раз Марк снимал со своих счетов деньги.

И снова – тупик.

Разве что в полицию обратиться? Ну да, чтобы Катю сразу же арестовали и обвинили в убийстве Марка! И улики против нее уже есть – его документы в крови.

Нет-нет, должен быть еще какой-то выход – разумное объяснение того, каким образом документы Марка попали именно к ней на дачу.

Напрашиваются только два вывода: или с Марком расправились где-то, а документы подкинули, чтобы подставить Катю, иначе бы выбрали другое место; или Марк сам сюда приехал, и на него напали уже здесь, а документы впопыхах закопали, чтобы труднее было опознать его личность.

Но когда это случилось – год назад, месяц или перед самым приездом Кати?

Ясно одно: если документы на даче, то и тело Марка тоже должно быть где-то неподалеку. Может, его тоже закопали?

От такой простой и чудовищной мысли Катю снова накрыло безысходностью, и она разрыдалась: как ни обманывай себя, а Марка и в самом деле уже нет в живых, и даже если ей очень повезет, то она найдет лишь его тело.

Ну почему она такая несчастливая!

За что ни возьмется, все превращается в прах. За какую обнадеживающую мысль ни уцепится, та тут же ускользает от нее, и Катя вновь оказывается в начале бесконечного пути в никуда.

А если Марк все же жив!

Прихватив ружье и запасные патроны, Катя снова вышла на улицу. Она проверила все закутки и закоулки перед домом и за ним, но тщетно. Усталая и поникшая, вернулась в дом и поднялась в свою спальню, навзничь упала на кровать и словно окаменела.

Все, сил больше не осталось. Ни на действия, ни на мысли…

Хотя нет, кое-какие заплутавшиеся мыслишки еще бродят по ее сознанию, чего-то ищут, тихонько перешептываясь и роясь в воспоминаниях детства.

Катя их невольно подслушала и тоже принялась вспоминать.

Она любила этот чудесный дом. Особенно чердак, на который забиралась за тайнами, всматриваясь через слуховое окно в бесконечную даль и мечтая о путешествиях.

Здесь всегда было сухо и тепло от нагреваемой солнцем крыши. Ароматные и пряные запахи лета витали по чердаку. Их издавали лекарственные травы, небольшими веничками развешенные по углам, а также яблоки и груши, нарезанные дольками и нанизанные на длинные нити, тянущиеся через весь чердак и поддерживаемые посередине шестами.

Единственное, чего она не любила и боялась, так это огромных пауков, которые плели свои коварные сети, намереваясь запутать в них маленькую Катеньку, поэтому она никогда не спускалась… в подвал…

Подвал!

Катя пружиной взвилась с кровати и кинулась вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Подбежав к закрытой на защелку двери, остановилась, переводя дыхание и пытаясь успокоить бьющееся от нетерпения и страха сердце, и, наконец, решилась.

Включив в подвале свет, открыла дверь и осторожно, глядя под ноги, принялась спускаться по слишком крутой лестнице.

На нижней ступеньке подняла глаза и замерла от ужаса, вглядываясь в скрюченное на бетонном полу неподвижное тело мужчины, опутанного по рукам и ногам веревками. Это был Марк.

Как же ей хотелось убежать, спрятаться от навалившейся на нее неизбежности, но ноги отказывались повиноваться.

Катя беспомощно присела на ступеньку. Чего она ждет?

У нее не осталось ни единого шанса на иллюзию и самообман. Пора взглянуть жуткой правде в ее противную морду.

Катя опустилась на колени, подползла к телу и, еле сдерживая рвущиеся наружу слезы, торопливо принялась развязывать веревки, оттягивая на секунды время, когда нужно будет проверить пульс и, убедившись, что Марк мертв, упасть замертво самой.

Вот и веревки уже развязаны, а Катя все никак не может решиться узнать беспощадную правду, для которой не существует ни любви, ни счастливой мечты, а есть лишь одни голые факты, претендующие на окончательную истину в последней инстанции.

Наконец, Катя развернула Марка на спину, и его голова оказалась на ее коленях.

Катя гладила по спутанным волосам, мокрой от крови бороде, целовала распухшие глаза, щеки, разбитые губы и рыдала, надрывно и неутешно, словно по покойнику, заливая лицо Марка горючими слезами. И вдруг почувствовала, как теплеют его щеки и губы.

Катя принялась осторожно вытирать мокрым от слез платочком лицо, стараясь не касаться кровоточащих ран на виске и лбу, легонько похлопывала Марка по щекам и шептала:

– Марк, миленький, очнись! Марк, это я – твоя Катенька… Марк… Да очнись же! – вскрикнула она.

Ей стало так страшно от мысли, что он уже умер, что Катя принялась трясти его за плечи.

– Ну же, Марк! Немедленно открой глаза, ты меня слышишь?

Но он не слышал.

Катя принялась набирать «Скорую».

– Да скорее же, – кричала она в трубку, – он умирает!.. Как это, что случилось?! Его убили, прямо здесь, в моем доме… Полицию? Да-да, она тоже пусть едет. Убийцы пытаются ворваться в дом… Нет-нет, постойте! Сначала нужна «Скорая»! Он же умирает, как вы не понимаете…

– Если ты не перестанешь кричать, – вдруг услышала Катя хриплый голос и встретилась взглядом с Марком, – я точно умру.

– Марк! Любимый мой, дорогой мой! Ты – жив! – И она снова принялась целовать и обнимать его, заливая слезами.

– Ты меня или задушишь, или утопишь, – прошептал Марк. – А мне второй раз умирать как-то не хочется.

– Нет-нет, дорогой мой, любимый! Теперь ты будешь жить долго и счастливо. Я тебе обещаю! А еще я обещаю, что больше ни на шаг тебя от себя не отпущу… Ты только не двигайся, чтобы что-нибудь не повредить, я уже вызвала «Скорую».

– Пить! – произнес Марк и впал в забытье.

– Да-да, любимый, я сейчас! – Катя осторожно опустила голову Марка на бетонный пол и вихрем помчалась наверх.

Сначала сбегала к калитке и, чтобы отбить желание незнакомцев подходить к дому, пальнула в небо, целясь прямо во взошедшее уже солнце, из обоих стволов дуплетом, предусмотрительно оставила калитку для «Скорой» незапертой, да и входную дверь тоже распахнула настежь, затем бросилась на кухню.

Трясущимися от волнения руками, разливая кипяченую воду из чайника на пол и обливаясь сама, наполнила бутылку, чтобы Марку удобно было пить, и, захватив в гостиной небольшую диванную подушку с пледом, вернулась в подвал.

Вторым заходом спустила в подвал ружье.

– Марк, – позвала она, укладывая его голову снова к себе на колени и подсовывая подушку. – Марк, очнись же! Я принесла тебе воды.

Укрыла Марка пледом и настороженно уставилась на него. Но Марк не подавал признаков жизни, его лицо снова было холодно.

– Марк! – истошно закричала Катя, понимая, что снова теряет его. – Нет, Марк! Только не уходи! Ты не можешь меня оставить после того, что случилось! Ты не имеешь права бросать меня! Ты не имеешь права бросать своего единственного сына Мишеньку! Если ты сейчас же не очнешься… – вскрикнула Катя, но, видя, что Марк безмолвен, прошептала: – …я даже не знаю, что я сделаю.

И снова она залилась слезами, омывая лицо любимого.

– Слушай, ты даже мертвого на ноги поставишь своими рыданиями, – услышала Катя слабый голос Марка и сквозь слезную пелену увидела, как он открыл глаза. – Тут захочешь умереть, так не получится… Да жив я, жив! – Поняв, что Катя снова готова разрыдаться, но уже от радости, тихо добавил: – Только умоляю, перестань реветь, иначе я не выдержу.

– Да-да, я уже… – Катя поднесла горлышко бутылки к губам Марка, а когда тот напился, с напускной деловитостью спросила: – Как ты здесь оказался? Кто на тебя напал – ты знаешь? Кто тебя ударил – ты видел?

– Нет… Помню только, как твоя подруга Света сказала, что ты звонила… попросила съездить вместе с ней на дачу забрать какие-то документы, спрятанные в подвале, чтобы отослать тебе в Америку… Мы приехали сюда уже затемно… Да, еще вспомнил, как меня толкнули в спину, когда я собрался спускаться в подвал, и как я лечу вниз с лестницы… затем, уже внизу, на меня кто-то набросился… а дальше – мрак…

– Значит, ты лежишь здесь уже сутки, и это Светка, гадина, тебя столкнула. А в подвале тебя ждали ее сообщники… Я, кажется, догадываюсь, в чем дело. То-то я никак не могла перед отъездом найти документы на квартиру, которые хотела на всякий случай забрать с собой. Так это она их выкрала, когда съезжала. Уже тогда вынашивала планы, как лишить меня жилья. И у нее получилось. Наверняка собралась продать и дачу, но, увидев в гостиной твои картины, поняла, что ты ей можешь помешать. А когда я ей позвонила накануне приезда, эта зараза решила поторопиться и заманила тебя на дачу, заранее послав туда своих сообщников. Они и сейчас где-то недалеко от дома толкутся, только зря: я тебя теперь никому не отдам! Я даже говорить больше не хочу об этой стерве, пусть ею теперь занимаются органы… Одного не пойму: почему Костя сказал, что ты умер?

– Он оказался мошенником. Я попросил ребят передать ему, что я для него умер. Кто-то кого-то не так понял.

– Марк, ты себе даже представить не можешь, какая же я счастливая! – И Катя снова всплакнула. – Извини, никак не привыкну, что я – самая счастливая на свете! Я дурочка, да?

– Я люблю тебя!

– Если бы ты знал, как люблю тебя я!

– Скажи, – Марк уже с трудом справлялся с головокружением, а потому торопился выяснить нечто совершенно необыкновенное, что произошло на самом деле или ему только привиделось, когда он уже готов был прекратить бесполезную борьбу с безносой и сдаться, – я не очень понял, что ты такое говорила о…

– А еще ты должен знать вот о чем, – продолжала Катя, не слушая Марка. – Про Америку и американского жениха я все придумала. Я же не знала, что Светка соврала мне про вашу свадьбу.

– И ты ей поверила?! Ты и в самом деле дурочка.

– И ты дурачок, что не бросился за мной вдогонку и не отбил меня у американского жениха. Вот мы с тобой и пара! А теперь я скажу тебе самое главное: все это время я жила в Краснодаре и воспитывала нашего сынишку Мишеньку, который похож на тебя как две капли воды.

Марк даже слова не мог вымолвить, пытаясь достойно справиться с нахлынувшим на него морем чувств.

Катя смотрела в его лучащиеся теплом и любовью глаза и думала: «Как же ты похож на своего сына! Ах, как похож!»

– А твоих любимых вареников с вишней я для тебя заранее налепила и заморозила. Ну прямо как знала, что ты появишься. И ведь не ошиблась!

Марк почувствовал, как перед глазами сгущается туманная пелена, и, теряя сознание, успел подумать:

«Теперь мне есть ради чего жить!»

– Ты опять закрыл глаза? Разве не слышишь вой сирен? Это «Скорая» и полиция. Поэтому даже не мечтай теперь так просто от меня отделаться!