Я наклоняюсь и осторожно, насколько это мне удается, беру мальчика на руки. Должно быть, он выше меня, но почти невесомый, и мне кажется, что его можно переломить пополам. Я осматриваю его обгоревшую, покрытую волдырями кожу, его израненное тело, его безвольно повисшую руку. Он уже сломан.
Я выношу на главный двор и в отчаянии оглядываюсь по сторонам.
