Глава четвертая

Назад: Павел МОЛИТВИН В НАЧАЛЕ ЛЕТНИХ КАНИКУЛ

Дальше: Евгений ДРОЗД КАК ЖАЛЬ, ЧТО ОНИ ВЫМЕРЛИ

ГДЕ ИСКАТЬ ЗЛЫГОСТЬ. ВЕЛИКАЯ ПОЭТЕССА. ЗЛЫГОСТЬ В РОЛИ КРИТИКА. ТАЙНА ПОХИЩЕНИЯ ЛЬВОВ. ПОЛНЫЙ СБОР

На следующий день Михаил, Витька и Анюта встретились около лодочной станции, когда часы на башне показали половину десятого, и сразу же разгорелся спор: где искать Злыгость? Одна из трех выделенных им для поисков частей Парка была совершенно заброшенной, и Витька считал, что начинать розыски надо именно с нее., Анюта утверждала, что если Злыгость любит читать стихи вслух, то она вполне может расположиться в людном месте, ей ведь нужны слушатели. «Но она должна скрываться от людей!» — доказывал Витька. «Да, но она ведь может читать стихи, чтобы люди ее не слышали, а сама воображать, что они слушают и восхищаются», — возражала Анюта. Михаил, уже сообразивший, что ни один из спорщиков другому не уступит, присел на корточки и гладил Шерли, который негромко ворчал, не понимая, как это кто-то может не соглашаться с его хозяйкой.

— Хватит! — наконец не выдержал Витька. — Я с тобой спорить больше не могу. Бери вот Михаила и осваивай с ним людные участки. А мне дайте Шерли. Мы с ним — парни толковые, и через час-два притащим вам хранительницу львиной тайны.

Вариант этот, как нельзя больше устраивавший Михаила, не вызвал возражений и у Анюты, зато совершенно не понравился Шерли, и его пришлось долго уламывать и уговаривать. Витька уже готов был отказаться от такого несговорчивого напарника, мысль о том, чтобы отпустить Анюту на поиски таинственной Злыгости в сопровождении одного фокстерьера ему и в голову не пришла, когда Шерли неожиданно согласился. Витька тут же ухватил поводок и потащил несчастную собаку в дальний конец Парка, а Анюта с Михаилом медленно побрели к площадке детских аттракционов.

Они шли по разные стороны дорожки, вглядываясь в растущие по обочинам траву и кусты. Анюта часто останавливалась перед яблонями, сиренью и другими цветущими кустами, вдыхала их аромат и удивлялась буйному и одновременному цветению. Весна в этот год выдалась холодная, и потому многие растения, которым уже давно следовало бы отцвести, только сейчас набирали силу. Михаил же, вместо того чтобы разглядывать цветы, исподтишка наблюдал за Анютой. И никто ему не мешал — Анюта этого не замечала, а людей вокруг было мало. И не было рядом тонкого психолога, который бы крикнул: «Мишка влюбился!» или «Жених и невеста!»; в Парке царила лень и тишина солнечного утра.

Ребятам встречались только бабушки, выведшие внуков и внучек подышать свежим воздухом и подкормить уток, в изобилии плававших по тихой поверхности прудов, да неподвижные, словно статуи, фигуры несовершеннолетних рыбаков, мечтающих поймать неопределенной породы рыбку размером с мизинец.

Анюте было жаль мальков, годных в пищу лишь очень голодной кошке, да и то не всякой. Настроение у нее при виде горе-рыбаков начало портиться, и она прибавила шагу.

Детские аттракционы по будням не работали, однако хитроумная малышня, нашедшая дыру в ограде, все же пролезла на площадку и облепила пестрые карусели, расселась по лошадкам, машинам и мотоциклам. Анюта и Михаил с трудом протиснулись в лаз, знакомый им еще с дошкольных времен, осмотрели карусели, заглянули на всякий случай под них и в киоск билетерши, до Злыгости нигде не было. Не было ее ни у «чертова колеса», ни у лодок-качелей, ни в кустах, окружавших площадку.

Посовещавшись, они направились на Центральную аллею.

Уже несколько часов Анюта с Михаилом бродили по Парку, но никаких следов Злыгости не обнаружили. Несколько утешало сознание того, что где-то поблизости ведут поиски Мяфа, Жужляк, Свинкль и Витька с Шерли.

Сначала Михаилу казалось, что посчастливиться должно именно ему, и он был удивлен, что этого до сих пор не произошло. Но в какой-то момент в душу закрались сомнения. Вспомнив про преследовавшие его неудачи, он подумал даже, что напрасно ввязался в эти поиски. Чего доброго, его неудачливость распространится не только на Анюту, но и на всех остальных. Он поделился этими соображениями с Анютой, но та в ответ лишь рассмеялась и начала строить всевозможные предположения по поводу появления в Парке Мяфы и остальных участников военного совета.

Уже два раза они подходили к станции метро и брали мороженое, чтобы поддержать свои силы — нелегко, гуляя по Парку, заглядывать под каждый куст и прислушиваться к каждому шороху, боясь пропустить стихи, читаемые Злыгостью.

— Знаешь что? Давай сядем на какую-нибудь скамейку и отдохнем, — сказал наконец Михаил, опасавшийся, что Анюта уже сильно устала и только из самолюбия не предлагает сама устроить привал.

— Что, утомился?

— Нет, но…

— Ну, и я не устала! — Анюта гордо вздернула голову и громко ахнула: — Смотри!

Из-за высоких тополей, окружавших аллею, выскочил Скачибоб и стал приближаться к ним большими прыжками. Издали он был похож на хвостатый теннисный мяч, сам собой скачущий по дорожке.

При виде Скачибоба Анюта радостно засмеялась и протянула вперед ладони. Подскочивший Скачибоб на мгновенье опустился в них и тут же упрыгал обратно.

— Подбадривает, — растроганно сказал Михаил.

Упрыгав метров на двадцать, Скачибоб вернулся, опять коснулся Анютиных ладоней и опять поскакал вперед.

— Играет, — улыбнулась Анюта. — Да нет же, он зовет нас за собой! Так и Шерли иногда ведет себя, когда хочет показать мне что-нибудь интересное.

Скачибоб вернулся и снова унесся куда-то вперед, и Михаил вынужден был признать, что, скорее всего, Анюта права.

— Ну, так пойдем за ним.

Следуя за Скачибобом, они вышли к маленькой, метра два шириной, протоке, по берегам густо заросшей камышом. Скачибоб подпрыгнул последний раз и упал около корней большой ивы, нависшей над темно-зеленой водой. Осторожно, стараясь не шуметь, ребята приблизились к протоке и тут же услышали какое-то заунывное бормотание, похожее на заговорные причитания колдуний:

Пауки с гниющими зубами
Ужастью природу напоют,
И, взвывая, хладными слюнями
Мир зловонной слизию зальют.

— Фу! — отшатнулась Анюта.

— Это она! Это, конечно, Злыгость! Мяфа же говорила, что ее стихи ни с чем не спутаешь! — Михаил шагнул к иве, стараясь рассмотреть мрачную поэтессу.

— Разве это стихи?

— Ну… — начал Михаил и замолчал. Он увидел Злыгость.

Большой ком желтоватой травы лежал около корней ивы, в метре от притаившегося Скачибоба, и медленно шевелился, словно раздуваемый ветерком. Часть его травинок-волос была погружена в воду и колебалась там, наподобие водорослей.

— Нет, что-то не выходит, — неуверенно пробормотал голос, читавший стихи. — Как бы это повыразительнее… Ну, например… Э-э… Пауки с гниющими глазами… Хорошо, вот это образ! Значит, так:

Пауки с гниющими глазами
Все сердца печалью омрачат.
С диким воем, смрадными слюнями
Мир зловонной слизью напоят.

— Очень хорошо! Здесь и декаданс, и предощущение грядущей катастрофы, и самовыражение, и даже элементы антиутопии есть.

Михаил услышал, как сзади тихонько застонала Анюта, и понял, что в данной ситуации на нее рассчитывать не стоит.

— Замечательно! Неужели это написала Злыгость? А мне говорили, что она даже не умеет рифмовать слова! — сказал он громко, самым восторженным голосом, на какой был способен.

Пучок водорослей дернулся, словно через него пропустили электрический ток, — и в глубине желтых прядей-травинок мутно блеснул зеленый глаз. Будто луч солнца упал на осколок бутылочного стекла.

— Не люблю подхалимов.

— Это не подхалимаж. Это искреннее преклонение перед большим поэтом.

— Перед великим поэтом, — поправила Злыгость. — Девочка тоже преклоняется?

— Нет, — честно созналась Анюта. — Ужасные стихи!

— Грубо. Грубо и невежливо. Могла бы хоть из приличия смягчить выражения. — Злыгость извлекла из воды свои волосы и чуть-чуть отодвинулась от корней ивы. — Присаживайтесь, поговорим.

Михаилу хотелось броситься на Злыгость и, не разводя церемоний, схватить ее, но, памятуя предупреждение Мяфы, он сдержался, обошел ее и уселся на ствол ивы. Анюта опустилась рядом, с опасением поглядывая на ком шевелящейся желтоватой травы.

— Уверена, что это Скачибоб вас привел, не зря он тут околачивался, — помолчав, прошелестела Злыгость. — Небось про львов хотите узнать?

— Да.

— Понятно. А тебе мой стих действительно понравился? — обратилась она к Михаилу.

— По-моему, это маленький шедевр! — с преувеличенным энтузиазмом ответил тот. Анюта посмотрела на него с осуждением.

— Приятно иметь дело с вежливым существом, — волосы Злыгости плавно зашевелились. — Конечно, я вам скажу, что случилось со львами. Во-первых, потому, что я тоже их люблю, а во-вторых, потому, что Мяфа от меня все равно не отстанет. Она такая зануда. Но прежде мне хотелось бы узнать ваше мнение о некоторых моих стихотворениях и послушать ваши.

— Но мы не пишем стихов! — Анюта вопросительно посмотрела на Михаила.

— Не пишем, — неуверенно подтвердил он.

— Тогда нам не о чем разговаривать, — сухо сказала-прошелестела Злыгость. — Стихи может писать любое разумное существо. Конечно, не такие прекрасные, как мои, но может.

— Хорошо, мы попробуем, — торопливо согласился Михаил.

— Ну, то-то. По-моему, это справедливо. Я пойду навстречу вашим желаниям и расскажу про львов, а вы пойдете навстречу моим и — почитаете стихи. Потому что настоящий талант расцветает в полную силу, только если у него есть конкуренция.

Судя по самодовольному тону Злыгости, она не верила, что ребята могут конкурировать с ней по части писания стихов.

— Устраивайтесь поудобнее, для начала я прочту вам несколько моих последних стихотворений. Это, конечно, не лучшее, но самое свежее.

Ребята поудобнее устроились на иве, свесив ноги почти до воды. Анюта приготовилась не слушать, потому что от стихов Злыгости ей становилось нехорошо. Михаил… Михаил тоже приготовился не слушать, потому что начал думать над ответным стихом.

— Итак, стихотворение номер триста сорок пять, — провозгласила, завывая, Злыгость:

Тучи, набухшие гноем, прорваться готовы,
Грянет гроза и червями усеет поля!
То-то они поколеблют земные основы,
Сгложут асфальт городов, и дома, и моря.

— Здорово! — восхитился Михаил, не слышавший ни единого слова.

Анюта едва удерживалась, чтобы не зажать себе уши пальцами, хотя про себя, пытаясь не услышать стихов Злыгости, она старательно пела песенку: «От улыбки станет всем светлей».

— Нравится? Тогда слушайте стихотворение номер триста сорок шесть:

Ноздри вывернув, явися, призрак прелый,
Улицу безмолвным воем огласи.
Страх придет, и содрогнется смелый —
Лезут в пасть живые караси.

— Почему караси? — удивился Михаил, отвлекаясь от сочинения собственного стиха.

Но Злыгость молчала. Она была слишком потрясена силой своего гения, чтобы отвечать на глупые вопросы.

— Так почему живые караси должны лезть в пасть? И что это за караси? — не унимался Михаил.

— Караси? — переспросила Злыгость, выходя из транса. — Потому что это жутко, когда живые караси лезут в рот. Жутко тем, в чей рот они лезут. А если они лезут в пасть, то им самим тоже страшно. Таким образом, безысходность становится полной. Вам этого не понять, но силу энергетического заряда стихотворения вы почувствовали?

— Да, — подтвердил Михаил, пожалев, что с ними нет Витьки. Уж тот бы сумел восхвалить великую поэтессу. Он бы ей с три короба наврал о ее гениальности. Михаил с надеждой взглянул на Анюту, но та вовсе не собиралась рассыпаться в похвалах поэтическому дару Злыгости.

К счастью, великая поэтесса в этом не нуждалась. Она считала, что слов, которыми можно оценить силу ее дарования, вообще не существует, и поэтому приняла молчание слушателей за немой восторг.

— У вас нету слов от восхищения? Так я и думала. Не надо слов. Прочитайте лучше свои стихи. Я убеждена, что писать должны все — только пишущий может по-настоящему оценить пишущего. Так не упускайте случая, ибо где вы найдете лучшего критика, чем я? Быть может, мне даже удастся указать вам истинный путь в поэзию. А это пригодится вам значительно больше, чем тайна похищения львов. Поскольку существо, не пишущее и не ценящее стихов, едва ли можно назвать вполне разумным.

Ребята покорно закивали головами. А что им еще оставалось делать?

— Ну-с, с кого начнем? Пожалуй, с девочки. Дамам, надо уступать.

Анюта беспомощно посмотрела на Михаила.

— Но я, правда, никогда не писала стихов. Вот разве что… она задумалась. — Когда-то я придумала четверостишие…

— Не кокетничай! — прервала ее колебания Злыгость.

— Ну, хорошо. Кажется, оно звучит так:

Я сыр в любое время года
Люблю. В любое время дня.
Приправы лучшей к макаронам
Не существует для меня

Михаил удивленно посмотрел на Анюту. Он ожидал услышать что-нибудь о розах, а тут…

— Н-да, если учесть, что это первая проба пера, то не так уж плохо. Однако слишком уж оптимистично, слишком поверхностно. Не видно глубины проникновения в тему и серьезного взгляда на жизнь. Хотя, если понимать этот стих в том смысле, что никакой другой приправы к макаронам тебе не дают, то есть допустить, что тут присутствует элемент сарказма… Н-да. Нет. Все равно неважно. Думаю, что настоящей поэтессы из тебя не выйдет. Тем более что ты, в отличие от своего приятеля, не смогла сразу оценить настоящей поэзии. Но это вовсе не значит, что тебе надо опускать руки и бросать работать. В конце концов, миру нужны не только большие поэты, но и малые. Они как бы составляют тот фон, на котором еще ярче сияет истинное дарование.

Анюта слегка покраснела, Михаил легонько подтолкнул ее и прошептал:

— Отлично. Мне понравилось. Я тоже люблю макароны с сыром.

Анюта подняла голову и благодарно улыбнулась ему.

— А теперь мы послушаем воспитанного мальчика, у которого явно присутствует поэтическое чутье. Он, мне кажется, должен понимать в поэзии побольше, — прошелестела Злыгость. — Начинай, я вся внимание.

— Мне неудобно читать свой экспромт после таких блестящих и глубоких произведений, но раз вы настаиваете… — Михаил покрепче утвердился на стволе ивы и начал, стараясь подвывать так же, как великая поэтесса:

Тухлый гриб кусает Злыгость,
Тошно ей, противно жить
Злобно гложет Злыгость совесть —
Тайну львов велит открыть.
Ну а Злыгость совесть глушит,
Тухлый гриб жует, давясь,
Только вряд ли он поможет,
Сдохнет, бедная, таясь.

— Хм-хм, — оживилась Злыгость. — Очень, очень неплохо! Интонация взята верно. Трагические противоречия мира имеют место. И приятно, что объектом стихотворного исследования выбран достойный субъект. Однако… Зачем эта излишняя конкретность? При чем здесь гриб, который я вовсе не кусаю, хотя и не прочь бы закусить, скажем, чернильным грибом? Зачем упоминать о совести, которая меня вовсе не гложет? И что это за слово — сдохнет? Так можно сказать о собаке, но вовсе не о великой поэтессе! Хотя «тухлый гриб» — это неплохо. «Тошно ей, противно жить» — тоже очень и очень неплохо. Из тебя со временем может выйти толк, если ты, конечно, не будешь злоупотреблять глагольными рифмами.

— Это как? — не понял Михаил.

— Ну, «жить-открыть», «гложет-поможет», «давясь-таясь». То есть рифмами, образованными при помощи глаголов.

Михаила подмывало сказать, что «давясь» и «таясь» не глаголы, а деепричастия, но вместо этого он горячо заверил великую поэтессу, что обязательно примет к сведению ее замечания и не замедлит воспользоваться ценными советами.

— Да, если будешь им следовать, толк выйдет, — важно подтвердила Злыгость.

— О да, толк выйдет! — смиренно пробормотал Михаил и придушенно хрюкнул, представив, какое лицо станет у учительницы литературы, если он прочтет ей стихотворение, сделанное по рецепту Злыгости.

— Что такое? — насторожилась великая поэтесса.

— Нет-нет, все в порядке, вы так ко мне снисходительны, — промычал Михаил, боясь поднять глаза на Анюту.

— Да, снисходительна, — согласилась Злыгость. — И потому я сдержу слово и открою вам тайну львов. Особенно охотно я открою ее вот этой девочке: если она погибнет, пытаясь вернуть львов на место, искусство не пострадает. Во всяком случае, гибель потенциального поэта мне оплакивать не придется.

Услышав эти слова, Михаил едва не бросился на Злыгость с кулаками, но Анюта вовремя пихнула его локтем в бок: молчи — львы важнее. Она любила львов не меньше Витьки и Михаила и готова была выслушать от Злыгости еще и не такое, лишь бы узнать, как их спасти.

— Это было ночью! — неожиданно громко и противно завопила великая поэтесса, и волосы ее встали дыбом.

Анюта отшатнулась и, если бы Михаил не поддержал ее, непременно свалилась бы в воду.

— Мрачная мусороуборочная машина въехала в Парк. Подобно тени, проскользила по аллеям и, зловеще урча, остановилась около одного из львов. Из кабины вылезли двое злодеев. Один — высокий, скулы его, казалось, вот-вот проткнут кожу — указал рукой на бронзовое изваяние и скрипучим, отвратительным голосом спросил многозначительно: «Этого, что ли?» — «Этого», — еще более отвратительным, жирным, как свиное сало, голосом ответил второй — толстый и короткий, нос которого утопал в щеках.

После этого злодеи сели в машину. Над ней поднялась стрела подъемного крана. Поднялась и замерла надо львами. Это был ужасный миг!

Первый злодей снова вылез из кабины и закрепил тросы, свисавшие с крана, под брюхом льва. Затем он вернулся в машину, стрела крана поползла вверх, и статуя, веками украшавшая наш Парк, оторвалась от пьедестала и закачалась в воздухе. В следующую минуту подъемный кран повернулся, и наш бронзовый красавец, свет наших очей, оказался погруженным на машину. Он стоял на платформе, предназначенной для контейнера с мусором, и призывно смотрел на своего бронзового собрата. Увы, тот ничем не мог ему помочь…

Машина уехала, а через несколько часов, перед рассветом, вернулась за вторым…

Ребятам показалось, что Злыгость всхлипнула.

— Ах, вот, значит, как дело было… — растерянно протянул Михаил. За последние два дня он уже привык ко всяким необычностям, и прозаический увоз львов на мусорной машине разочаровал его.

— А вы? Неужели вы ничего не предприняли? — возмутилась Анюта.

— Я… Я едва не лишилась чувств, — ответила Злыгость расслабленным голосом. — Со мной случилось что-то вроде обморока. Я такая впечатлительная…

— Нашли время, когда лишаться чувств, — с сожалением посмотрела на нее Анюта. — А еще считаете себя великой поэтессой! — на этот раз во взгляде голубых Анютиных глаз сквозило явное презрение. — Поэт, даже самый захудалый, должен бороться с любой несправедливостью, а вы… — Анюта на секунду запнулась, а потом выпалила: — Должны бы, кажется, помнить, что Некрасов сказал: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан!».

Михаил с тревогой посмотрел на Анюту. Он разделял ее недоумение и даже возмущение, но сейчас важно было не обличать Злыгость, а узнать у нее подробности.

— А номер, номер машины вы запомнили? — спросил он, как только Анюта замолчала.

На Злыгость было жалко смотреть — и куда делась ее прежняя спесь? Травы-волосы полегли, вся она будто уменьшилась и подалась ближе к воде. Наверно, ей стало стыдно, и она собиралась удрать, чтобы скрыть свой позор. Вопрос Михаила окрылил ее.

— Да! Я запомнила. Я знаю номер: ЛЕВ 22–01! — радостно вскричала она. И тут же дрожащим от волнения голосом спросила: — Но вы ведь не думаете, что одна ошибка может погубить во мне поэта?

— Думаем! — жестко сказала Анюта. Она хотела добавить, что и без этой ошибки стихи Злыгости отвратительные, но не успела.

— Нет! — перебил ее Михаил. — Не думаем. Случалось, что и великие поэты ошибались. Но истинно великие находили в себе силы признавать свои ошибки. — Он укоризненно посмотрел на Анюту — разве так можно!

— Я докажу, что я — великая поэтесса! Я приму участие в поисках львов, — сказала Злыгость, и слова ее прозвучали как клятва.

— Жначит, о поэжии жаговорили! — прожужжало под старой ивой, и к корням ее опустился Жужляк. — Жлыгость, жадав-лю! Ты о львах долж-жна думать, а не о поэжии! — Он грозно повел своими пилами-рогами, но Злыгость даже не вздрогнула.

— Я все осознала и уже открыла тайну львов. И готова принять участие в их розыске.

— Даж-же так? — Жужляк замер на месте, и усы его, похожие на щетки, растерянно опустились. — Ижумительно… — начал он, с уважением глядя на беспечно болтавших ногами ребят, но тут в кустах послышался шум, и ворчливый голос спросил:

— Где тут эта старая швабра, эта стихоплетная блудословка, именующая себя великой поэтессой?

Ребята переглянулись. Выражаться так способно было только одно существо — Свинкль. И через минуту он действительно появился на полянке.

— Как ты мож-жешь так выраж-жаться?

— А что я такого сказал? — удивился Свинкль. — Все же… — он заметил ребят, а потом Злыгость и стушевался. Однако быстро оценил обстановку и непринужденно соврал: — Я же любя.

— Хам! — высокомерно бросила Злыгость.

Анюта поежилась. Назревал скандал. И он непременно бы разразился — не таким существом был Свинкль, чтобы не затеять скандала, если представился случай, — но тут издалека донесся громкий лай.

— Это Шерли! — радостно воскликнула Анюта.

И тут же все увидели веселого фокстерьера, лихо тащившего на поводке упирающегося Витьку.

— А, все уже в сборе! Славненько. А я — то думал, чего это Шерли меня сюда тащит? Всю программу поисков нарушил. Схватили Злыгость?

— Меня не надо хватать!

— Я знала, что она в конце концов встанет в ряды борцов за правое дело. Лучше поздно, чем никогда, — произнесла Мяфа, переливаясь из-за спины ребят к центру полянки. Следом за ней выпрыгнул Скачибоб, ударился о корни ивы, взвился вверх и упал в ладони Анюты.

— Жамечательно. Общий сбор. Расскаж-жите-ка о похищении.

Анюта с Михаилом посмотрели на Злыгость, но та молчала.

— Давай ты, — подтолкнула Анюта Михаила, и тот рассказал собравшимся все, что узнал от великой поэтессы.

— Теперь надо искать мусорную машину с названным номером, — закончил он свое сообщение.

— Ее надо искать во дворах, прилегающих к Парку. Вряд ли она приехала сюда издалека, — поторопился уточнить Витька. Видно было, что он раздосадован столь несомненным успехом приятелей и теперь будет стараться изо всех сил.

— Как же мы будем ее по дворам искать? Нас там сразу засекут, — проворчал Свинкль.

— Придется попросить ребят заняться поисками. Вы только найдите ее и дайте нам знать, — обратилась Мяфа к Михаилу: — А уж мы возьмемся за шофера.

— Возьмемся за шофера, — как эхо повторила Злыгость.

— Ты правда хочешь принять участие в поисках львов? — Мяфа была растрогана.

— Да. Я готова на подвиг. За столь благородное дело не жаль отдать жизнь даже такой великой поэтессы, как я, — произнесла Злыгость прочувствованно. Не выдержала и всхлипнула: — То есть жалко, конечно, но если надо…

— Молодчина! — похвалил ее Михаил.

— Не молодчина она, а Злыгость. А вот вы с Анютой действительно молодцы, — сказал Свинкль и, видя, как завистливо сверкнули у Витьки глаза, добавил: — Да, настоящие молодчаги. Придется вас поощрить.

Михаилу показалось, что перед глазами у него проплыло розовое облако, тело потеряло тяжесть, и он полетел куда-то в светлое небо под аккомпанемент нежных мелодичных звуков…

— Михаил! Очнись, Мишка!

Михаил открыл глаза. Он лежал на траве. Анюта поправляла у него на лбу мокрый платок., Шерли лизал руку, а Витька, Злыгость, Мяфа и Жужляк ругали Свинкля.

— Соображаешь, что делаешь? А если бы они в воду кувырнулись? Кио чертов! — кричал, размахивая руками, Витька.

— На местных хулиганах свои фокусы показывай, а не на друзьях, — сурово выговаривала Мяфа. — Ишь, сила есть — ума не надо! Не было печали — купила баба порося, пригласили тебя в кои-то веки в приличное общество!

— Ижорву мержавца! Жаболеет — жагрыжу! — ревел разъяренный Жужляк, лязгая пилами-рогами над покаянно склоненной головой Свинкля.

— Хам, свинское отродье, бифштекс недоеденный! — ругалась Злыгость.

— Да я же как лучше хотел! Хотел им приятное сделать; Вы у них самих спросите, ведь понравилось! — наконец выдохнул Свинкль, отступая от наседавшего на него Жужляка.

— А что случилось? — спросил Михаил, снимая со лба мокрый носовой платок и садясь на траву. В голове у него еще звенела чудная музыка.

— Он нас загипнотизировать хотел, — кивнула Анюта на Свинкля. — Тебя сумел, а вместо меня Скачибоба в блаженство вверг.

Михаил оглянулся — Скачибоб лежал рядом, подогнув хвостик под себя.

— А зачем?

— Чтобы нам удовольствие доставить. В награду за успешные переговоры со Злыгостью.

В этот момент Скачибоб шевельнулся, подпрыгнул метра на полтора над землей и упал рядом с Анютой. Шерли фыркнул и отскочил в сторону.

— Как он? — участливо спросил Михаил, глазами указывая на Скачибоба.

— Ему-то что, ему нравится. Он у нас единственный, кто гипнозу поддается, — пояснила Мяфа. — И то не всегда.

— А почему?

— Да он ведь такой, с переменной мыслительной способностью, — пробормотала Мяфа, опасливо скосив глаза на Скачибоба. Но он не двигался.

— А людей Свинкль может гипнотизировать?

— Только это он и может, — неприязненно прошипела Злыгость. — Только тем и харчится. То у одного малыша мороженое отнимет, то у другого.

— Я не отнимаю, они сами мне отдают. Да еще и радуются при этом.

— Фу, как гадко! — возмутилась Анюта.

— Гадко, — согласился Михаил, — но с таким помощником мы быстро львов вернем.

— Точно, — радостно подхватил Свинкль. — Я же любую команду могу внушить.

— Любому человеку?

— Почти, — уклончиво ответил он. — Ну, ты скажи, тебе ведь понравилось твое состояние, а? Многим людям нравится. Ведь приятно было? — заискивающе, но настойчиво допытывался Свинкль.

— Если бы Анюта не поддержала, ты бы точно в воду брякнулся, — вставил Витька и погрозил Свинклю кулаком.

— Нет, мне не понравилось, — подумав, ответил Михаил. — То есть, приятно, конечно, но мне не нравится, когда меня гипнотизируют.

Все снова закричали на Свинкля, и Михаил, чтобы спасти гипнотизера, сказал:

— Да ладно, он же ничего плохого не хотел. Оставьте его, пожалуйста.

— Ж-живи! — смилостивился Жужляк, и Свинкля оставили в покое.

Только Злыгость напоследок сказала:

— Глупо все-таки доверять Свинклю. Он же только и смотрит, как бы кому свинью подложить, а потом невинной овечкой прикинуться.

Но на ее слова внимания не обратили — разве может Злыгость сказать о ком-нибудь доброе?

— Значит, мы берем на себя обследование дворов и поиск мусорной машины, — вернулся к прерванной беседе Витька. А как мы дадим вам знать, что нашли?

— Пришлите Шерли. Он кого-нибудь из нас найдет, и тот оповестит остальных, — сказала Мяфа, покрываясь рябью.

— Хорошо, мы ему записку под ошейник вложим, — сразу поняла ее Анюта.

— Жамечательно, будем ж-ждать ижвестий.

— Спасибо, — сказала Мяфа. — Правда, отличные ребята? Я в них не ошиблась. Свой глазок — смотрок.

— Правда, — согласились все.

— Тогда мы сегодня же начнем розыски, — заторопился Витька. Уж очень ему не терпелось показать себя настоящим следопытом.

Михаилу хотелось о многом спросить своих новых товарищей, но похвал он стеснялся, и сейчас, поняв, что его и Анюту собираются хвалить, решил отложить расспросы до лучших времен.

НОС СУХОЙ И ТЕПЛЫЙ. ГАРАЖ ГОШИНОГО ПАПАШИ. В ОЖИДАНИИ МАШИНЫ. КАК ВЗЯЛИСЬ ЗА ШОФЕРА. БЫСТРО, БЕЗОПАСНО, ЗДОРОВО

Найти обычную машину, вывозящую мусор с дворовых помоек, оказалось, как это ни странно, значительно труднее, чем обнаружить в Парке таинственную Злыгость. Два дня с утра до позднего вечера бродили ребята по окрестным дворам — и все тщетно. Сначала, чтобы не привлекать к себе внимания, они никого ни о чем не спрашивали — надеялись на случай. Потом Витька разработал блестящий план: они стали устраивать засады у полных мусорных контейнеров. Сидеть в солнечный летний день на какой-нибудь скамейке и несколько часов не сводить глаз с помойки — занятие не слишком веселое, но Анюта и Михаил не возражали: если надо, значит — надо. К сожалению, бдения эти не увенчались успехом — мусорные машины иногда подъезжали, но среди них не было искомой, носящей номер ЛЕВ 22–01.

Тогда Михаил предложил порасспрашивать дворников, а хитроумный Витька изобрел легенду, оправдывающую их интерес к конкретной машине. Якобы водитель ее потерял связку ключей, а они ее нашли и теперь хотят вернуть. И опять успех, мерещилось, не заставит себя ждать, но дворники, как оказалось, не имеют привычки запоминать номера мусорных машин. Они даже не могли подсказать, в какое примерно время те приезжают.

Шел третий день поисков, когда, уставшие от расспросов и бегов, ребята приплелись во двор Анюты и Михаила и в мрачном молчании уселись на одну из скамеек. Даже Шерли имел удрученный вид — хеост опущен, глаза полузакрыты. Вдобавок к этому, Анюта сообщила, что нос у него сухой и теплый.

— У меня тоже, — невесело пошутил Михаил.

— Это потому, что у нас нет хорошего плана, — неуверенно предположил Витька.

— Предлагай, послушаем.

— Что я, завод по изготовлению планов, что ли?

— Может, обратимся в милицию? — робко предложила Анюта.

— А что мы ей скажем?

— Ну, про ключи.

— Не годится. С милицией лучше не связываться, особенно, если начинать с вранья. Разве что поискать автопарк, куда приписаны мусороуборочные машины нашего района?

— А что, это мысль. И если не обнаружим там машину с нужным номером, начнем прочесывать все автопарки города.

— Ого! Сколько же времени на это понадобится?

— Много. Но других предложений нет. Михаил, у тебя нет предложений?

— Нет. Вот только версия про связку ключей слабовата. Может, придумаешь что-нибудь посолиднее?

— Попробую, — кивнул Витька и задумался.

Михаил тоже задумался, и мысли ему в голову приходили невеселые. Еще совсем недавно ему казалось, что он наконец вышел из полосы неудач, но практика показала, что рано он радовался.

Задумалась и Анюта. Ей не нравилась вся эта партизанщина, и сейчас как никогда хотелось посвятить в их тайну еще кого-нибудь. Удерживало только то, что посвящать было некого. Вот если бы не разъехались из города ребята…

Милиция бы, конечно, сразу нашла и мусороуборочную машину и ее шофера, но разве поверит она в существование Злыгости или Мяфы? Не поверит. А если поверит, так им же хуже будет — паспортов у них нет, живут непонятно где и сами непонятно кто… Правда, милиции можно сказать, что они сами видели похищение львов, но тогда какой-нибудь сердитый полковник обязательно спросит: «А что вы делали ночью в Парке? И почему сообщаете о том, что видели, только сейчас?» Вряд ли поверят, но попробовать можно, все же вариант…

Как раз в тот момент, когда Анюта хотела поделиться с ребятами своим планом, Михаил вдруг подался вперед, поднял вверх указательный палец и спросил громким шепотом:

— Слышите?

Где-то в районе их мусорки урчала грузовая машина.

Витька поднял затуманенные умными мыслями глаза и сказал:

— Свистни, если что.

Михаил с Анютой посмотрели на Витьку с уважением — наверно, именно сейчас у него начала проклевываться гениальная идея. Тихонько, чтобы не мешать товарищу, они поднялись со скамейки и, прихватив Шерли, пошли проверять: уж не голубая ли мечта их, не жар-птица ли с номером ЛЕВ 22–01 прилетела, к мусорке…

Додумать гениальную мысль Витьке не удалось — не прошло и пяти минут с момента ухода ребят, как он услышал пронзительный свист. Витьку словно ветром сдуло со скамейки, и уже через несколько мгновений он присоединился к Анюте и, Михаилу, во все глаза смотревшим на стоящую у помойки мусорную машину.

— Наша! — покосившись на Витьку, прошептала Анюта.

Они стояли метрах в двадцати от машины, и стена помойки мешала Витьке рассмотреть номерной знак.

— А не ошиблись?

— Нет. Но послать Шерли мы не успеем. Еще пять минут — и машина уедет.

Михаил был прав. Пустой контейнер уже стоял на земле, и сейчас шофер подцеплял тросами второй — полный.

— Что же делать?

— Пойду спрошу, когда он снова сюда приедет.

— Так он тебе и сказал. Ты посмотри на его рожу — он тебя даже не заметит.

Лицо у шофера было действительно неприятное.

— Все равно пойду, — упрямо насупился Михаил.

— Иди, но только с Анютой. Тяните время, говорите, что кто-то вас просил узнать, но не признавайтесь кто. Есть мысль, — скороговоркой выпалил Витька и умчался во двор.

Ребята вышли из-за деревьев.

— Здорово, быстро работаете, — сказал Михаил, останавливаясь около мусорной машины.

Высокий скуластый шофер с брезгливо опущенными уголками рта повернулся к Михаилу, окинул его уничтожающе-презрительным взглядом и промолчал. Ему никак не удавалось подцепить последнее ушко контейнера — видимо, его погнули при разгрузке. Кроме того, он терпеть не мог, когда говорят под руку, и вообще не любил дворовую шпану.

— А какую скорость вы можете развить? — нарочито тонким голосом пропищала Анюта.

Шофер сурово молчал.

— А сколько тонн такой кран поднять может, а, дядя? — самым подхалимским голосом полюбопытствовал Михаил.

Шофер еще раз взглянул на ребят. Не будь здесь Анюты, он бы сказал Михаилу… Но девчонка не поймет, еще разревется.

— Будь ты моим племянником, не шатался бы по улицам.

— Я не шатаюсь. У нас каникулы.

Шофер с досадой бросил трос и повернулся к ребятам:

— Ну что вам здесь надо? Чего стоите, языками мелете? Шли бы себе, гуляли, раз каникулы. Тем более, такой Парк под боком.

— Мы в Парке уже нагулялись, мы техникой интересуемся, — Анюта потупила глаза — ни дать ни взять хорошистка-отличница, маменькина дочка, идеальный ребенок.

— Рано вам еще техникой интересоваться, — уже мягче пробормотал шофер и снова принялся крепить трос.

— Дядя, а вы завтра когда приедете? — Михаил чувствовал, что работа вот-вот будет закончена, шофер залезет в кабину — и тогда ищи его.

— А тебе что за дело?

— Просили узнать.

— Кто же это просил?

Михаил замялся и стал посматривать по сторонам. Витьки не было видно, но из-за угла дома вдруг показался Гошка-гитарист.

Чего это он тут забыл?

Гоша быстрым шагом направлялся к машине, издали махая ребятам рукой. Неужели?

— Вот он и просил, — нахально соврал Михаил, указывая на Гошку.

— Он? — Шофер наконец закрепил трос и с любопытством взглянул на приближавшегося Гошу. — Зачем я ему нужен?

— Не знаю, — пожал плечами Михаил.

— Привет, шеф! — Гошка развязно сделал шоферу ручкой. — Дело есть на червонец. Гараж видишь?

— Мал еще тыкать, — ухмыльнулся шофер и посмотрел на маленький, обитый металлическими листами гараж, притулившийся недалеко от помойки.

— Папаня его из земли вытащить хочет, видишь, как зарылся? Пособишь?

«Ну, Витька и тип! Ну и силен врать! И как ему Гошку в эту авантюру втравить удалось? У того ведь не только машины нет, но и отец в другом Городе живет». Михаил представил хозяина гаража, какое стало бы у него лицо, если бы он слышал этот разговор, и, отвернувшись в сторону, сдавленно хихикнул.

— Сейчас, что ли, пособлять надо? — поинтересовался шофер.

— Не, сейчас папани нет. Скажи, когда приедешь, мы ждать будем.

— Хм. Так вот отчего эти сорванцы вокруг меня вьются.

— На мороженое зарабатываем, — противно осклабившись, пояснил Михаил и покосился на Анюту — должна же она понять, что иначе нельзя!

— Молодцы! — хохотнул шофер. — Послезавтра часа в три буду.

— О’кэй! — кивнул Гоша.

— Бизнесмены! — одобрительно бросил шофер и полез в кабину.

Три часа миновало, а машины все не было. Мяфа, Жужляк и другие существа, пришедшие из Парка, чтобы «взяться за шофера», сидели в засаде: под скамейками, под каруселью, под кустами — кому где больше нравится. Витька, Анюта и Михаил расположились на скамейке, откуда хорошо была видна помойка.

— А вдруг не приедет? — в который уже раз спрашивал Витька. Его одолевали сомнения.

— Приедет, куда ему деваться. Видал, как у него глаза разгорелись, когда Гоша про десятку сказал? — Сам Михаил не помнил, чтобы у шофера разгорались глаза, а Витька этого тем более не мог видеть, но надо же было как-то успокоить приятеля. — Кстати, слышали вы, что сегодня в Парке митинг будет по поводу похищения львов?

— Слышали. Вместо того чтобы их искать, решили собрание провести. Нашли выход, — сердито сказал Витька.

— А это чтобы администрация Парка могла «галочку» поставить. Даже две. Первую, что проведено массовое общественное мероприятие, и вторую, что меры по возвращению львов приняты. Еще и прения организуют. На тему: «Нужны ли нашему Парку львы?» — Анюта усмехнулась — Мне мама об этом говорила.

— Твои что, уже приехали с турслета?

— Да, но они сегодня опять уехали, до завтрашнего вечера. На какое-то подведение итогов.

— А мои пошли на митинг, — сказал Витька. — Все равно, говорят, суббота, делать нечего, а погода хорошая. И меня хотели с собой взять — еле отбрыкался.

— А мои ремонт квартиры затеяли. Скоро бабушка вернется, она у сестры в Харькове гостит, так они ей сюрприз хотят устроить, — подумав, сообщил Михаил. — Вот она им покажет сюрприз, когда они все не по ее сделают. Да не дергайся ты, никуда эта машина от нас теперь не денется.

— Скорей бы уж! — нетерпеливо пробурчала из-под скамейки Мяфа. — Того гляди, народ с работы пойдет, тогда незаметно не скроешься.

Момент показался Михаилу самым подходящим, и он спросил:

— Слушай, а как это вас в Парке до сих пор не обнаружили?

— Потому и не обнаружили, что в Парке. Находит кто? Тот, кто ищет. А в Парке никто ничего не ищет, разве что успокоения.

— Неужели ни разу не видели?

— Да нет, мельком-то, конечно, видели, но это не в счет. Сам посуди, можно ли меня или Злыгость воспринять всерьез? Люди и думают, что привиделось, галлюцинации, мол, от переизбытка информации. Вот Свинклю труднее приходится, он ведь у нас заметный.

— Ну и как?

— Да так. То за кошку, то за собаку или поросенка его принимают. В лесу бы уже давно словили, а то и подстрелили бы. В лесу человек не расслабляется, не то что в Парке.

— Верно. Это вы здорово придумали. А в Парк откуда пришли?

Ребята затаили дыхание. Они давно уже спорили между собой на эту тему, а прямо спросить как-то стеснялись.

— Хм… Так тебе и скажи. А впрочем, почему бы и нет? Рано или поздно… Мы, как бы это сказать… результат смелого эксперимента по созданию разумных существ. Раньше нас много было, а теперь… — Голос у Мяфы стал грустным. — Теперь только самые приспособленные остались, самые жизнестойкие. Но уж те, которые остались, те живучие. Да вы, наверное, про маленьких зеленых человечков слышали, их еще за инопланетян принимают? Наши ребята, а ведь будто даже в Америке их видели. Эк куда занесло…

— А что это за эксперимент был, кто его проводил, зачем? — Витька как с цепи сорвался.

— Разве я знаю? Много ли знают подопытные кролики о цели проводимых над ними экспериментов?

— Ну, дела! — Витька звонко хлопнул себя ладонями по коленям. — Да как же вы на свободе-то оказались? И почему об этом нигде ничего не сообщали?

— Так ведь когда было! И что значит — на свободе? А где же н-ам еще быть?

— Ну… — Витька смутился, — все-таки раз вы результат эксперимента…

— Да, это верно, — сказала Мяфа, помолчав. — Место нам было в лаборатории, там мы до поры до времени и обитали. А потом хозяин пропал, кормить нас перестали, пришлось спасаться. Время такое наступило, что не до нас стало. Слышали наверно, как век начался? Война, революция, опять война…

— Знаем. Но неужели больше о вас совсем-совсем ничего не известно? — Анюта присела на корточки и заглянула под скамейку.

— Кому-то, может, и известно. Но что может знать цыпленок о своем инкубаторе? Много ли мы, живя в Парке, узнать можем? Жаргона наслушаешься, песенок всяких, ну, в газету заглянешь к кому-нибудь через плечо, вот и все. Это вы по библиотекам ходить можете.

— Так ты и газеты читаешь?

— Читаю иногда.

— А как ты видишь?

— А вы можете объяснить, как вы видите, слышите и вообще чувствуете? Не можете? Слабо? Ну вот и мне слабо.

— А почему вы не хотите обратиться к ученым? — после некоторого молчания спросил Михаил.

— Чтобы нас в клинику поместили? Пропускали через тело ток? Жгли кислотами и резали во имя науки на куски? Нет уж, увольте!

— Ну, ты скажешь!

— Погодите! Вы о чем-то не том говорите! Как же так? Был проведен великолепный эксперимент, существовала прекрасная лаборатория — и ничего не осталось? — Витька недоуменно поднял брови. — Такого просто не может быть!

— Как это ничего не осталось? А мы?

— Это-то конечно, ну, а документы? Ход проведения опытов, цели… Такого ведь до сих пор никто повторить не может!

— А если поискать по архивам… — начал Михаил, но закончить ему не удалось. Под ноги сидящим на скамейке упал Скачибоб, снова вознесся вверх и аккуратно опустился в подставленные Анютой ладони. Ему почему-то очень нравилось в Анютиных ладонях, но на этот раз он не стал в них лежать, а снова унесся ввысь.

— Ребята, машина! — прошептал, вытаращив глаза, Витька.

Чуть слышно урча, во двор въезжала машина для сбора мусора. Номерной знак ее был отчетливо виден:

ЛЕВ 22–01.

Честно говоря, никакого плана, как добыть у шофера мусорки сведения о львах, ребята не имели. Узнав, что машина выслежена, Мяфа заверила их, что шофера она с товарищами берет на себя. Ребятам она предложила присутствовать при этом в качестве зрителей, пообещав, что зрелище будет интересным.

Подождав, пока машина остановится около помойки, ребята, стараясь не привлекать к себе внимания, но и не особенно скрываясь, приблизились к ней.

Шофер огляделся, высматривая Гошу и его отца, посигналил на всякий случай и вылез из кабины. Размял затекшие ноги и пошел к гаражу. На дверях его, как и следовало ожидать, он увидел замок размером с арбуз и, плюнув, направился к машине. Что он думал о Гоше и его отце — осталось неизвестным, однако лицо у него в эти минуты было очень нехорошее.

Выражение его не стало лучше, когда он залез в кабину и, манипулируя рукоятками и кнопками, начал сгружать пустой контейнер. Поставив его на место, шофер снова вылез из машины. Отцепил тросы от пустого контейнера и стал крепить на полный.

— Странно, что ничего не происходит, — волновался Витька. — Не видят они машину что ли?

Михаил хмурился.

— Сейчас, сейчас, — Анюта нервно теребила в руках прутик. — Я чувствую, что сейчас что-то случится.

И что-то действительно случилось, потому что звяканье стихло и наступила тишина.

Витька высунулся из-за стены:

— Ого!

— Что там? — Анюта с Михаилом выглянули вслед за Витькой.

Шофер стоял и смотрел на контейнер, и лицо у него было такое, будто он обнаружил на асфальте груду золотых монет. Но чтобы понять, что же он увидел на самом деле, ребятам пришлось почти полностью выйти из-за помойки. Будь шофер не так поражен, он непременно заметил бы их. Но он не заметил.

Он стоял, ухватив нижнюю губу пятерней, и смотрел на женскую бордовую сумочку, лежащую под контейнером. — Сумочка была приоткрыта, и из нее выглядывало несколько фиолетовых бумажек.

— Двадцатипятирублевки! — ахнул Витька.

— Мяфа! — поправил его Михаил.

Шерли заскулил.

— Тихо! — шикнула на него Анюта, но она напрасно опасалась, шоферу было не до них.

Он осторожно шагнул к сумочке, нагнулся над ней, протянул руку и застыл. На верхнем крае сумочки появились два глаза, выпученных, как у лягушки, а двадцатипятирублевки превратились в ярко-красный язык. Сумочка-голова хлопнула своими крышками-губами и ехидно спросила:

— Куда руки тянешь? Твое, что ли?

Шофер отдернул руку и затравленно оглянулся по сторонам. Но ребят, конечно, не заметил. Взгляд его искал, видимо, не обыкновенных детей, а что-нибудь подиковиннее.

Посмотрев по сторонам, шофер снова склонился над сумочкой-головой и спросил:

— А где деньги?

— Какие деньги? — удивилась сумочка-голова, подмигнула и показала шоферу огненно-красный язык.

— Эти, ну, четвертные.

— Хо-хо! — издевательски расхохоталась сумочка-голова, и тут же откуда-то сверху на шофера спикировал Скачибоб.

— Оуа-а! — взвизгнул шофер, отшатнулся от сумочки-головы, присел на корточки и прикрыл голову руками.

Машина засигналила.

Сквозь растопыренные пальцы шофер взглянул на сумочку-голову, успевшую превратиться в обычный булыжник, и на лежащего рядом Скачибоба, тоже похожего на булыжник удивительно правильной формы. В ошалелых глазах его мелькнула искра разума, и он, пригибаясь, словно под обстрелом, побежал к машине.

Ребята, сохраняя дистанцию, побежали за ним.

Шофер рванул ручку кабины, но дверца не открылась. Прозвучал длинный гудок, и, как только он стих, завывающий голос, от которого по спине шофера побежали мурашки, произнес:

Нагрянет Злыгость на тебя —
Живьем сожрет. Дрожи, злодей,
За то, что ты, себя любя,
Похитил радость у людей!

— И не только у людей, но это, к сожалению, в рифму не укладывается, — ворчливо сказал тот же голос. Что-то волосатое, желто-зеленое появилось в окошке кабины и пронзительно-изумрудными искрами глянуло на шофера. Будто луч солнца отразился от осколков бутылки.

Снова раздался гудок — на этот раз резкий и короткий, как удар в солнечное сплетение, и Злыгость продолжала:

На львов ты поднял гнусный кран,
Пощады ждать не след.
Прирезан будешь, как баран,
Оставим лишь скелет.

Шофер отшатнулся от кабины и грохнулся наземь.

— Моя школа, — восторженно хихикнул Михаил, потирая руки. — Какой боевой ритм, а смысл?! Это вам не «призрак прелый»!

В этот миг из-за переднего колеса машины выглянул гигантский черный жук, такай жуть только в дурном сне может померещиться, и угрожающе сказал:

— Ж-жить небось хочешь, подлец? Ж-живи. Пока. Я такой жаражой отравиться боюсь. Но агрегат твой подчистую сож-жру. Винтика не оставлю.

Жужжащий гигант задвигал громадными пилами-рогами у самого носа шофера, но это уже не произвело впечатления. Шофер только чуть-чуть отодвинулся от Жужляка и плачущим голосом заныл:

— Жри. Все жри, не жалко. Все равно машина государственная Жри, только душу отпусти.

— Душу? — удивленно прожужжал Жужляк и разомкнул пилы-рога, охватившие колесо. — Кому твоя мержкая душа нуж-жна?

— Спасибо! Спасибо, благодетель! Кормилец! — заскулил шофер, елозя задом и отползая все дальше и дальше от Жужляка. — Ты с покрышек, с покрышек начни, они помягче. Сахарные! Сам бы ел, да денег нету. Настоящий каучук! — захлебываясь, врал он.

Дверца машины распахнулась, и с сиденья кабины свесились бледно-зеленые космы Злыгости.

— Не могу. Не могу больше слушать. Не могу больше смотреть на этого… Это… Не могу — сейчас стошнит. Где Свинкль? Опять прохлаждается? Пора кончать!

И тут откуда-то из-под машины, из-за заднего колеса, неторопливо вышел голубовато-серый поросенок. Розовые глазки его светились, фосфоресцировали неестественным светом, но шофер этого свечения не заметил и потянулся к поросенку, как к родному.

— Милый, — просипел он и поднял руку, чтобы погладить поросенка по голове.

— Руки убери, пока не отъел, — дружелюбно посоветовал Свинкль и поинтересовался: — Созрел?

— Созрел, — покорно ответил шофер и подтянул под себя руки.

— Это хорошо, — глазки серо-голубого поросенка прищурились. Он по-детски хлопнул рыжеватыми ресницами и переступил с копытца на копытце. — Так что, даром все скажешь или тебе денег дать? Или стихи послушать хочешь?

При слове «даром» лик шофера, и без того перекошенный, скривился еще больше, ребята даже удивились, как он при этом сумел выдавить из себя:

— Все скажу, — и, помедлив, добавил: — Даром.

— Славненький ты наш, умненький. Так ты, верно, и сам догадываешься, о чем говорить надобно? — Глаза Свинкля стали похожими на иголки, маленькие острые ушки встали торчком.

— Не догадываюсь, но все скажу. Все! — Шофер умоляюще приложил руки к груди, потерял равновесие и ткнулся носом в асфальт. — Про цемент, который я налево двигал, да? Нет? А там тонн триста было. Не интересуетесь? Жаль. Про балки железобетонные? Нет? А свинарник я не один ломал, с Петькой — это он все затеял и председатель ихний. Опять не то? Ну не про пионерский же лагерь? Это ведь мелочь, об этом и говорить не стоит. Ну купят пионерам этим новые кровати, не обеднеет завод, верно? Да и кровати-то были не новые, а отдыхающим турбазы тоже на чем-то спать надо, правда? — Шофер, кажется, перебрал уже все свои грехи и начал затихать.

— Про львов, — напомнил Свинкль.

— Про львов? Про бронзовых? Боже ж мой! Дак ведь это я для Верзилина. Для него я Москву увезу, не то что львишек паршивых! — Голос шофера приобрел уверенность. — Личность. Изюмина в творожной массе человечества. За ним — как за стеной: все прикроет, отовсюду вытащит. Мог бы просто попросить, а он еще полсотни бросил. Человек… — На глазах умиленного шофера выступили слезы.

— Где львы, задрыга? — рявкнул Свинкль.

— На даче. На даче у Верзилина. Не у меня же. Мне они без надобности. Это там, за Каменным островом. В бывшем имении Бобриковых. Это чуть-чуть не доезжая совхоза «Равенство». Там еще автобус ходит. Как с шоссе съедешь — направо песчанка, бездорожье почти, чтобы, значит, кому не надо неповадно было ездить, а потом бетонка — высший класс, как стекло. Я…

— Понятно. Вали в машину и исчезни. И никому никогда ни-ни. Спокойней спать будешь.

— Да я конечно. Я с радостью Уезжаю. Спасибочки. Да я… — Шофер замолк, осторожно вылез из-под машины, окинул невидящим взглядом двор и ребят, стоящих рядом, и полез в кабину.

— Как бы он кого не сбил по дороге, — забеспокоилась Анюта.

— Не собьет, — сказал Свинкль, выбираясь из-под машины.

Загудел мотор, и мусорная машина начала выезжать со двора.

— А контейнер взять забыл, — сказал Витька, почесал в затылке и с надеждой спросил: — А могут ему за это выговор на работе влепить, а?

— Вряд ли, — лениво буркнул Свинкль, покосился на подошедшего Шерли и зевнул.

— Прежде всего нам надо решить, когда мы отправимся на дачу Верзилина, — услышали ребята голос Мяфы, опять устроившейся под скамейкой. — Думаю, лучше всего это будет сделать завтра.

— Завтра воскресенье, трудно из дома вырваться, — сказал Витька.

— Зато мы наверняка застанем хозяина на месте.

— А нам нужно его заставать? — усомнилась Анюта.

— Нуж-жно. Не на себе ж-же мы львов потащим.

— Он, что ли, их на себе потащит? — спросил Витька, поворачиваясь к цветущему кусту барбариса, в котором засел Жуж-ляк.

— Есть два способа вернуть львов, — начала рассуждать Мяфа. — Выкрасть их или заставить Верзилина самого привезти львов обратно. Поскольку сами мы увезти их не можем, остается только допечь Верзилина.

— А что если мы попробуем возвратить их в Парк тем же способом, каким они были похищены?

— Это как же?

— Ну, надавить на психику шофера и заставить его привезти львов назад на мусорной машине? — развил свою мысль Михаил.

— Нет, это совершенно невозможно. Во-первых, потому, что шофер, как ты видел, почитает Верзилина больше отца родного и против него не пойдет — тут Свинклю делать нечего. А во-вторых, потому что если нам даже как-то удастся доставить львов обратно в Парк…

— Грузовое такси наймем! — выпалил Витька.

— Да, так вот, если львы каким-то образом снова вернутся в Парк, Верзилин в любой момент снова может их похитить.

— Так что же делать?

— Надо выходить на него самого. Проникать в его логово и обрабатывать мерзавца до тех пор, пока он не согласится вернуть львов.

— А удастся? — усомнился Михаил.

— Если уж-ж мы не смож-жем…

— На месте видно будет, — проворчал Свинкль.

— Что тебе стоит справиться с каким-то Верзилиным? — искренне удивилась Анюта, поглаживая лежащего на ее коленях Скачибоба.

Свинкль самодовольно хрюкнул.

— А зачем тогда вообще было устроено все это представление с шофером? Нет, оно мне, конечно, понравилось, и даже очень, — поспешно добавил Михаил, чтобы никого не обидеть. — Но не проще ли было бы одному Свинклю прийти сюда и, загипнотизировав шофера, все у него выведать?

— Было бы проще, если бы он мог, — ехидно сказала из зарослей шиповника Злыгость.

— Как это?

— Так ведь он у нас не профессиональный гипнотизер, а самоучка, — лениво пояснила Мяфа, — кое-что умеет…

— Детишек завораживать, например, — не преминула вставить Злыгость.

Свинкль недовольно заворчал. Шерли последовал его примеру.

— Да, кое-что он умеет. Но заставить говорить того, кто не хочет говорить, причем рассказывать о том, что тот скрывает, Свинклю трудно. Поэтому нам пришлось клиента подготовить. Подготовка к делу — половина дела.

— Точно. Ему приготовь, поджарь, разжуй, тогда он, может быть, проглотит, — ввернула Злыгость.

— Молчала бы уж, стихоблудка! — сердито засопел под скамейкой Свинкль. — Я предлагаю морскую капусту вообще к Вер-зилину не брать.

— М-да… — протянула Мяфа.

— Эт-то почему же не б-брать? — начала заикаться от волнения Злыгость.

— А потому, что толку от тебя никакого. И нервная ты очень, — мстительно сказал Свинкль.

— Бросьте спорить. Дело предстоит серьезное, со стихами на Верзилина не попрешь — тот еще фрукт, — вслух подумала Мяфа и пожаловалась: — И каких только словечек, в Парке живя, не наберешься!

— Ну и пожалуйста, и не больно-то хотелось! — всерьез обиделась Злыгость.

— Главный-то вопрос какой? Как мы на дачу Верзилина попадем? Если это за Каменным островом, то мы со Свинклем туда едва к зиме поспеем, — сказала Мяфа.

— Дорогу я у папы спрошу. Он наверняка знает, где усадьба Бобриковых располагалась, — прокашлявшись для солидности, сказал Михаил. — Он у меня специалист — культурными памятниками города с детства интересуется.

— А я дома карты посмотрю. У нас карты всей-всей Ленинградской области есть, — пообещала Анюта.

— Хорошо, дорогу вы узнаете, а как мы туда доберемся? Ну, Жужляк…

— Я полечу! — гордо сказал Жужляк.

Скачибоб стремительно взвился вверх и запрыгал по садику, показывая, что уж он-то сумеет добраться до дачи похитителя львов, где бы она ни находилась.

— Во носится! — восхитился Витька.

— Шустрый, как вор на ярмарке, — пробормотала Мяфа то ли с осуждением, то ли с завистью.

— А я знаю, как вы туда попадете! — сказала Анюта. — Мы вас в сумках повезем!

— Как?!

— Ну вот еще! — возмущенно фыркнул Свинкль.

— А что, это мысль! — Витька хлопнул себя ладонью по лбу. — И как это мне в голову не пришло?

— Возьмем три большие хозяйственные сумки, — с воодушевлением продолжала Анюта. — В одну влезет Мяфа, в другую Свинкль, а в третью Злыгость. А иначе как вы в общественном транспорте поедете?

— Пожалуй, — неуверенно сказала Мяфа.

С другого конца двора послышался шум.

— Что там такое? — насторожился Свинкль.

— Какая-то компания сюда идет. Пять парней и три девицы.

— Ясно. Пора возвращаться в Парк.

— Давно пора, — согласилась Мяфа. — Всяк сверчок знай свой шесток. Злыгость, Жужляк, вы готовы?

— Готов! — отрапортовал Жужляк. Злыгость промолчала.

— Надулась, наверное, и ушла. Очень на нее похож-же.

— Значит, она вне опасности. А нам пора…

— Погодите! — перебил Михаил Мяфу. — Если вы согласны добираться завтра до Верзилина в сумках, то почему бы вам сегодня не прокатиться до Парка у нас на руках?

— Быстро и безопасно, фирма гарантирует, — подхватил Витька.

— Н-ну, попробуйте, — Мяфа вылилась из-под скамейки.

— С людьми только свяжись! — буркнул Свинкль, но позволил Витьке взять себя на руки.

— Тяжел гипнотизер-то! — охнул Витька и легонько похлопал Свинкля по упитанному боку. — Разжирел на детских подачках.

— Прекрати фамильярности! — взвизгнул Свинкль.

— Все-все. Прекратил.

Витька прижимал серо-голубого поросенка к груди. Мяфа превратилась в ученический портфель, и Михаил взял его за ручку. Жужляк вертикально, словно ракета, взмыл вверх.

— Если вы готовы — пошли.

Первым запрыгал по дорожке Скачибоб, за ним двинулись Шерли с Анютой, затем Витька со Свинклем и Михаил с портфелем.

— Ну, как?

— Неплохо, — отозвалась Мяфа-портфель, прислушавшись к своим ощущениям — Немного трясет, но, в общем, терпимо.

— В сумке будет удобнее.

— Надеюсь. Значит, завтра утром, часов я девять, мы вас будем ждать у разрушенной беседки. Да?

— Да. На Злыгость сумку захватить?

— Не стоит. Пользы от нее будет мало, да к тому же она обиделась, теперь ее не скоро сыщешь. Неужели к дороге подошли? Быстро. Безопасно. Здорово!

Скачибоб уже миновал дорогу, за которой начинался Парк. Перешли ее и Анюта с Шерли. А Витька со Свинклем на руках остановился у светофора.

— Где это вы, ребята, поросенка взяли? — неожиданно раздался сзади строгий голос.

Михаил обернулся и вздрогнул — в двух шагах от него стоял милиционер.

— А… мы… э-э… — начал Михаил.

Свинкль взволнованно хрюкнул.

— Из зоокружка, — сказал Витька и взглянул на светофор.

— А почему он синий?

— От скучной жизни.

— Гм! А зачем в Парк его тащите?

— Свежим воздухом подышать. Разрешите, товарищ полковник?

— Я не полковник, — смутился молоденький старшина и покраснел.

— Спасибо, тогда мы пойдем, — нахально сказал Витька и, не оборачиваясь, пошел через дорогу.

— Идите, — машинально вскинул руку к фуражке милиционер и пробормотал: — Хорошо хоть крокодилов в зоокружках держать не додумались.

Он проводил ребят взглядом. На мгновение ему показалось, что портфель, который держал белобрысый, шедший последним мальчишка, вдруг превратился в маленького крокодильчика. Милиционер вытер вспотевший лоб, потянулся за свистком, но вовремя опомнился. Хотел расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки — жарко, но рука замерла в воздухе — при исполнении служебных обязанностей не положено ходить расхристанным.

Глава пятая

ЕГОР БРЮШКО. НА МЕСТЕ. ВЕРЗИЛИН. КОМУ НУЖНЫ ЛЬВЫ. ВСЕ ТЕЧЕТ, ВСЕ ИЗМЕНЯЕТСЯ

— Значит, сначала едем на автобусе, потом на трамвае, а потом опять пересаживаемся на автобус, да?

Михаил кивнул и переложил сумку с Мяфой в правую руку.

— А Шерли мы куда денем? — подала голос Анюта.

— Верно, про Шерли я не. подумал.

— А я вот беспокоюсь, найдет ли Жужляк дорогу без нас, — сказала Анюта, поглаживая, Скачибоба. — Мы ему, кажется подробно объяснили, и все же…

— Раз обещал, значит, найдет. Он такой, — нехотя сказал Свинкль из Витькиной сумки. После того как милиционер вчера чуть не арестовал его, он был явно не в духе.

Ребята подошли к автобусной остановке, на которой по случаю воскресного утра никого не было, и поставили сумки на асфальт. Скачибоб спрыгнул с Анютиных рук и принялся скакать вокруг.

— Не вылезай на проезжую часть! — строго предупредила его Анюта.

Шерли неодобрительно покосился на Скачибоба, но промолчал. Он успел привыкнуть к этому непоседе и уже не ревновал его к своей хозяйке.

— А чем митинг, посвященный львам, кончился? — спросил Михаил.

— Выбрали какую-то комиссию, ответственную за розыск, и поручили ей связаться с милицией, — ответил Витька и с беспокойством сказал: — Смотрите-ка, кто к нам идет.

Вразвалочку, но довольно быстро, к автобусной остановке приближался Егор Брюшко. Руки его были засунуты в карманы фирменных джинсов, на футболке синел знаменитый трилистник, пересеченный горизонтальными белыми полосами. Брюшко имел вид приличного, ничем не примечательного человека, однако сердце у Михаила тревожно сжалось.

— Не было печали!

— Салют, полупочтенные! — приветствовал собравшихся на остановке Брюхо и длинно сплюнул под ноги Витьке. — Далеко собрались?

— Далеко, — сказал Витька и насупился.

— А точнее?

— По делам, — коротко ответила Анюта.

Михаил молча сжал кулаки и приготовился к драке.

— В ЦПКО, — сказал Витька и пнул свою сумку.

— В ЦПКО? Зачем это вас туда несет, когда под боком такой замечательный Парк? — удивился Брюхо. — Или на пикник собрались? Похвально. Небось, что-нибудь вкусненькое с собой тащите? — Он плотоядно уставился на сумки.

— Тащим. Но делиться ни с кем не собираемся! — вызывающе сказал Михаил. Брюхо был сильнее и его и Витьки. Сильнее их обоих, но делать было нечего. Можно уступить и отдать пирожок, но когда дело идет о львах… Жаль, что Жужляка нет с ними.

Скачибоб упал с ладони Анюты и, казалось, внимательно прислушивался к разговору.

— Ах, не собираетесь делиться? — зловеще протянул Брюхо. — Так вы еще и жадины, к тому же? А знаете, как поступают с жадинами?

Анюта нагнулась и отпустила Шерли с поводка:

— Возьми его!

Шерли заворчал и обнажил клыки Кажется, настал и на его улице праздник.

Брюхо зло сощурился:

— Ты своего зверя лучше придержи, а то его потом ни одна больница не примет, — он постучал по асфальту остроносым ботинком.

— Шерли, возьми его! Ребята!

— Стойте! — взмахнул рукой Витька. От неожиданности Шерли присел на задние лапы. — Пусть посмотрит, что у нас в сумках, и возьмет, что понравится.

— Как? — не поняла Анюта.

— А так, — снисходительно ухмыльнулся Брюхо. — Ну-ка, показывай, что там у тебя? — кивнул он Михаилу.

— Пожалуйста, — улыбнулся Михаил, прекрасно понявший Витьку. Наклонился и расстегнул молнию на сумке.

Шерли, казалось, тоже сообразил, что к чему, напружинившиеся мышцы его расслабились, а оскал начал напоминать саркастическую усмешку.

Брюхо присел на корточки и сунул руку в сумку. Но тут же выдернул ее, и на лице у него появилось выражение гадливости и недоумения.

Стенки сумки раздвинулись, и из нее выглянула отвратительная лягушачья морда — грязно-зеленая, в больших бородавках. Затем появилась перепончатая лапка, еще больше раскрыла сумку и погрозила Брюху тонким пальчиком с длинным когтем на конце. Громадный рот распахнулся, и противно скрипящий голос спросил:

— Ну, что, молодец? Молодец на овец, а на молодца сам овца?

Тут же открылась Витькина сумка, и из нее выглянул Свинкль, Он ничего не сказал, но розовые глазки его, обрамленные рыжеватыми ресницами, начали светиться неестественным фосфоресцирующим светом.

Отступая от Мяфы, Брюхо оглянулся, уперся взглядом в светящиеся глазки Свинкля и замер. Потом, ни слова не говоря, упал на четвереньки, повернулся и побежал вдоль проспекта к ближайшему дому, украшенному вывеской «Парфюмерия». Шерли громко и радостно залаял и бросился вдогонку. Редкие прохожие останавливались и провожали Брюхо удивленными взглядами.

— Шерли, назад! — позвала Анюта.

Свинкль издевательски захрюкал. Зрелище было потешное, но ребята не смеялись. Им было страшно.

— Как это ты его, без подготовки? — поразился Витька. Вызывая Свинкля из сумки, он не ожидал такого эффекта.

— Пустяки, ничего особенного. У всех трусов психика слабая, — хихикнул Свинкль.

— Внимание, — сказал Михаил. — Все по местам. Автобус.

Путь был кончен. Дорога, шедшая через густой березовый лес, уперлась в массивные металлические ворота, окрашенные серой краской.

Позади осталась тряска на городском транспорте, ухабы сельской дороги и раскаленная, пышущая жаром бетонка. Затаившись в кустах, ребята во все глаза смотрели на серый неприступный забор, составленный из глухих бетонных блоков, на металлические плиты ворот и стоящую на разворотной площадке бежевую «Волгу».

— Крепость! — тихо и уважительно сказал Витька.

— Здесь незаметно не проберешься, ишь, глазков понатыкали. Надо в обход идти. Как ты думаешь? — обратился Михаил к Мяфе.

— Что тут думать? Для нас внезапность — залог успеха. Створки ворот раздвинулись, пропустив мужчину, направившегося к машине, и снова сомкнулись.

— Видал? Как в метро. А толщина сантиметров десять — броня!

— Да, надо уходить, пока не заметили. Налево пойдем или направо?

— Направо нельзя, я чувствую, там люди, — подал голос Свинкль. — Может, лучше отойдем подальше и подождем Жужляка на бетонке?

Загудел мотор, машина развернулась и проехала мимо ребят.

— Зачем нам здесь прохлаждаться? Надо до прилета Жужляка хотя бы через ограду перелезть, — выглянула из сумки Мяфа. — Пошли в обход, только тихо-тихо.

— Куда уж тише! И так крадемся, будто в чужой дом забрались, — огрызнулся Витька.

Сделав небольшой крюк по лесу, ребята снова вышли к забору и двинулись вдоль него. Минут двадцать пробирались они по бездорожью, обходя старые деревья, продираясь сквозь осиновую и березовую поросль, а забор, тянущийся справа, был все также высок, монолитен, неприступен.,

Свинкль еще на подходе к бетонке пожелавший покинуть сумку, теперь уныло ковылял в конце маленького отряда, время от времени бурча себе под нос что-то невнятное. Наконец он совсем замаялся, остановился и сказал:

— Нет, так дело не пойдет. Надо Жужляка ждать, пусть он нам дыру в заборе прогрызет.

— Т-с-с-ш! Тише!

— Чего скрываться? Чую, что вокруг ни одной живой души, кроме на? нет. А идти дальше просто глупо. Уверен, что проломов в таком капитальном заборе быть не может.

Анюта с Михаилом остановились около Свинкля, а Витька, сделав вид, что разговор его не касается, устремился вперед. Шерли последовал за ним.

— Наверное, ты прав, — сказала Мяфа, высовываясь из сумки, — и все же лучше заняться поисками, чем просто сидеть и ждать Жужляка. С забором он тоже сразу не справится, а шум поднимет такой, что нас обязательно обнаружат. Надо уж как-нибудь самим…

— Но он хоть может слетать, посмотреть, есть тут где-нибудь лаз или нету.

При этих словах Скачибоб, до этого мирно лежавший на руках у Анюты, взвился вверх и исчез за забором.

— Куда ты? — вскрикнула Анюта встревоженно, но того уже и след простыл.

— Да, такому три с половиной метра нипочем!

— Вот-вот, все люди как люди, а этот — черт на блюде, — сказала Мяфа, и, как обычно, когда она говорила о Скачибобе, непонятно было, осуждает она его или завидует.

— Прыгает, а пользы никакой, — продолжал ворчать Свинкль. — Все равно об увиденном сказать не может.

Неожиданно далеко впереди залаял Шерли.

— Неужели нашли? — Михаил подхватил сумку с Мяфой и быстро пошел вперед. За ним двинулись Анюта и Свинкль.

— Есть! Есть перелаз! — громко зашептал Витька, появляясь из кустов и возбужденно размахивая руками.

Вскоре все увидели перелаз — это была тоненькая осинка, полого наклонившаяся над забором.

— Полезем? — ни к кому не обращаясь, спросил Михаил.

— Многие уходят стричь овец, а приходят остриженные сами, — отозвалась Мяфа.

— Ты имеешь в виду нас или того, кто похитил львов?

— А почему ты все время сыплешь всякими изречениями? — поинтересовалась Анюта.

— Это я когда волнуюсь, — смущенно призналась Мяфа. — Какие-то школьники забыли в Парке на одной из скамеек несколько книг: «Крылатые слова», «Народные пословицы и поговорки» и «Афоризмы». А поскольку с книгами у нас туго, приходится по нескольку раз перечитывать одно и то же.

— Так Злыгость?… — догадался Михаил.

— Да, ее погубил сборник какого-то дрянного поэта, — подтвердила Мяфа. — Сами знаете — с кем поведешься, от того и наберешься. И набралась. Имя-то ей по ее стихам дадено.

— Ну так что, полезли? — нетерпеливо спросил Витька и, не дожидаясь ответа, начал карабкаться на осинку. Она раскачивалась и прогибалась под ним, но видно было, что такой вес выдержит.

Руками и ногами цепляясь за тонкие веточки, Витька быстро миновал первую половину пути, сделал еще усилие и высунул голову над забором. Несколько минут внимательно осматривался, потом удовлетворенно улыбнулся и сел на ограду.

— Ну, что там?

— Заросший парк. Дикий какой-то уголок, никого не видать.

— Надо посмотреть, — решил Михаил и шагнул к осине.

— Надо, но позволь сначала мне, — попросила Мяфа. — Все же вы дети, а я…

Михаил пожал плечами — пять минут раньше, пять минут позже значения не имеет. Он аккуратно вынул Мяфу из сумки и перенес к осине.

Мяфа помедлила, осматриваясь, и, к удивлению ребят, довольно быстро начала взбираться по наклонному стволу, обтекая торчащие в разные стороны сучья. Глаза и рот на ее теле исчезли, но каким-то образом она продолжала все видеть, слышать и даже говорить:

— Да, никого и ничего особенного отсюда не видно. Можете подниматься.

— А Скачибоба ты не видишь?

— А как спускаться на ту сторону?

— Проще простого. Мы используем вершину осинки как парашют. Она согнется под моей тяжестью, и я опущусь на землю. Демонстрирую, — сказав это, Витька исчез Ствол осины выгнулся дугой, вздрогнул и принял исходное положение.

— Приземлился благополучно, — сообщила Мяфа сверху и тоже исчезла.

— А я бы подождал Жужляка, — упрямо сказал Свинкль. — И вообще, мне на ограду не взобраться. Я не Мяфа, и по осине мне не пройти.

— Я помогу тебе, — сказал Михаил.

Переправа через забор заняла гораздо больше времени, чем предполагал Михаил, и потребовала от него значительных усилий. Анюта белкой взлетела на осину и помогла поднять Шерли. А со Свинклем пришлось повозиться. Он, как и обыкновенный поросенок, оказался совершенно не приспособленным к лазанию по деревьям и, к тому же, отчаянно трусил. Но в конце концов все завершилось благополучно. Напоследок Михаил поднял на забор пустые сумки, скинул их Витьке в руки и огляделся.

С ограды местность казалась благоустроенной: дорожки радиально расходились от небольшого круглого озера, просвечивающего сквозь кроны деревьев; сами деревья были посажены по определенной системе, молодняк под ними тщательно вырезан, кусты, там и тут раскиданные темно-зелеными островками, сформированы заботливой рукой Словом, создавалось впечатление, что это парк, искусно замаскированный под лес, и над созданием его потрудился талантливый планировщик.

— Ничего себе — дачный участок! — Михаил присвистнул от удивления и начал спускаться.

С земли, однако, местность эта нисколько не напоминала парк. Напротив, впечатление было такое, будто они попали в очень красивый, но совершенно не тронутый человеком уголок леса: зеленые лужайки окружали группы берез и дубов, дорожек не было вовсе, а тропинки едва угадывались в шелковистой траве.

— Сюда-то мы забрались, а как назад попадем? — оторвал Михаила от созерцания природы Свинкль.

— Как? — Михаил машинально поднял глаза на осину. Вершина ее упиралась в синее яркое небо, по которому плыли густые белые облака, похожие на взбитые сливки. — Да, пожалуй, этим путем не получится.

— А каким получится?

— А зачем нам искать путь назад? — удивился Витька. — Наш девиз должен быть — вперед и только вперед, к львам!

— К львам, — повторил Михаил и подумал, что в суете последних дней они как-то совсем не задавались вопросом, каким образом Верзилин, даже загипнотизированный, сумеет вернуть львов на прежнее место в Парке. Но и сейчас сосредоточиться на этом ему не удалось, потому что Мяфа сказала:

— Думаю, что львов надо искать около озера. Судя по всему, создатель этого парка обладает известным вкусом, а лучше всего наши львы смотрятся у воды. Особенно когда отражаются в ней, — мечтательно добавила она.

— Тогда пойдем к озеру! Я видел его с ограды, оно должно быть во-он в той стороне.

— Пойдем, — согласилась Мяфа, — но только тихо. Надо постараться, чтобы прежде времени нас никто не заметил.

— Отлично. Пойдем как индейцы — след в след, это мы умеем. Шерли и я впереди, потом Анюта, за ней Михаил с Мяфой, а замыкающим будет Свинкль.

Витька взял пустую сумку. Михаил, вздохнув, поднял сумку с Мяфой.

Ах, как хорошо было жарким, солнечным днем в тенистом парке, где так весело, самозабвенно щебетали птицы! Даже если при этом необходимо соблюдать правила конспирации и, только внимательно оглядевшись по сторонам, перебегать от дерева к дереву. Просто прекрасно!

Пожалуй, только Михаил, обремененный тяжелой сумкой, заметил, что шли они по парку довольно долго. Но когда все же вышли на берег озера, он забыл и про оттянутые сумкой руки, и про обиду на Витьку, который мог бы хоть немного понести Мяфу.

Черные и белые лебеди плавали по ровной и блестящей, как витринное стекло, поверхности озера. Бело-голубые шапки цветущей сирени на берегах казались нарисованными, настолько они были яркими и плотными. Широкая и величественная лестница, спускавшаяся от желтого с белыми колоннами, похожего на дворец дома, по размерам своим уступала разве что Потемкинской лестнице в Одессе А в том месте, где ступени ее сбегали к воде, на постаментах из серого гранита стояли бронзовые львы. Те самые, что ночью были украдены и на мусороуборочной машине вывезены из Парка.

— Вот они, — тихо сказала Анюта, оказавшаяся за спиной у Михаила.

— Львы… — сказала Мяфа, и голос ее дрогнул. — В Парке они были веселее.

Михаил присмотрелся, и то ли это действительно было так, то ли померещилось после слов Мяфы, но выражение львиных морд показалось ему печальным.

— Ничего, мы вас выручим, — прошептал он.

В это время луч солнца скользнул по ближайшему льву, и словно улыбка озарила его бронзовую морду.

— А кроме львов вы никого не видите? — ехидно спросил Свинкль. — А зря. Обратите внимание, по лестнице спускаются два человека, и я даю хвост на отсечение, что один из них тот, кто нам нужен.

— Я за тебя замолвлю где надо словечко, а ты не зевай, обещаний и посулов не жалей. Не стесняйся, если что, передержки на энтузиазм спишут. Время такое, — поучал сутулого человека толстый коротышка, нос которого утопал в щеках. Голос поучающего, по определению Злыгости, был «жирный, как свиное сало».

— Вот этот — Верзилин, — Витька указал пальцем на толстого коротышку.

Михаил кивнул.

Разговор между стоящими на величественной лестнице мужчинами подходил к концу, когда ребята вместе с Мяфой, Свинк-лем и Шерли добрались до одного из львиных постаментов и затаились за ним. Пробраться незамеченными оказалось нетрудно, потому что берега озера заросли кустарником, за которым было удобно прятаться, а мужчины, поглощенные разговором, почти не смотрели по сторонам.

— Под вашим покровительством… — раболепно мямлил сутулый.

— Время, время чувствовать надо! — нетерпеливо перебил его толстяк. — Тебе до меня далеко, должен поэтому особенно нос по ветру держать, движение времени улавливать…

— Анюта, о чем задумалась? — громким шепотом спросил Витька. — Что рот раскрыла? Ты слушай, может пригодиться.

— Да противно мне их слушать! — отмахнулась Анюта. Значительно приятнее было думать о розах.

Пробираясь к львиному постаменту, они увидели несколько удивительных кустов роз. Мало того, что они цвели — это в начале июня-то, и цветы у них были громадные, размером с тарелку, — они, к тому же, были синими. Потрясающей красоты зрелище.

— Помни, если что, на меня не ссылайся. Я скоро вообще от дел уйду. Ну, и сам знаешь, чье дело — спасение утопающих…

— Знаю.

— Тогда дерзай. И помни — умные люди и по облигациям выигрывают. Иди.

Сутулый протянул руку, но толстяк, брезгливо сморщившись, повторил:

— Иди-иди. Провожать не буду,

Сутулый несколько раз суетливо поклонился и побежал вверх по лестнице, а толстяк, скривив губы, пробормотал:

— Руку еще тянет, тоже мне, приятель.

Он расстегнул черный с золотой искрой пиджак, ослабил ворот белоснежной рубашки и начал спускаться к воде. Минут пять молча смотрел на озеро, потом опустился на нагретые солнцем ступени, сунул руку в карман пиджака и вытащил оттуда надкушенный бублик. Сложил губы трубочкой и пронзительно крикнул:

— Уа-уа! Уа-уа!

Два белых лебедя, услышав призыв, заскользили к лестнице.

Верзилин отломил от бублика несколько кусочков, один сунул себе в рот, остальные бросил лебедям.

— Ну, что, начнем? — спросила Мяфа, выбираясь из сумки. — Ситуация подходящая — противник расслаблен. Мы застанем его врасплох. Свинкль, ты готов?

— Готов, — неохотно отозвался Свинкль. — А хорошо здесь, правда? Это вам не наш Парк, где везде люди, собаки, везде окурки, фантики, стаканчики от мороженого разбросаны. Чистота, порядок. А какие лебеди… — Голос Свинкля стал нежным. Михаил посмотрел на него с удивлением. Он уже успел привыкнуть к тому, что псевдо-поросенок вечно всем недоволен.

— Значит, первой появляется Мяфа. Если ей не удастся обработать толстяка, выскакиваем мы и сталкиваем его в воду. А Свинкль в это время давит ему на психику, — повторил Витька план, разработанный еще на том берегу озера.

— Хорошо, я пошла, — сказала Мяфа и начала вытекать из-за постамента на лестницу.

Верзилин, казалось, нисколько не удивился и не испугался, увидев сидящего рядом с собой кузнечика величиной с собаку. Отломив от оставшегося куска бублика половину, он протянул ее странному соседу и спросил:

— Будешь?

Кузнечик отрицательно помотал головой. Проведя передней лапой по задней, как смычком по скрипке, он извлек из своих конечностей скрежещущий звук, от которого лебеди шарахнулись к центру озера, и пропел неприятным голосом:

— Не жди меня, ма-ма,
Хоро-шего сы-на,
Твой сын не такой,
Как был вче-ра.

— Ясно, — задумчиво сказал Верзилин и потрогал чисто выбритый подбородок. — Механическая игрушка? А где автор?

Кузнечик взмахнул лапками и превратился в большущего мохнатого паука.

— Так. Значит, не игрушка. И не механическая, — продолжал размышлять вслух Верзилин.

— «Все живое особой метой…» — низким утробным голосом продекламировал паук.

— Знаю:

Отмечается с ранних пор
Если не был бы я поэтом,
То, наверно, был мошенник и вор.

Есенин. Ну, и что это значит? — вопросил Верзилин.

— Что ты — мошенник и вор! — скрипнул челюстями паук.

— Допустим, — безмятежно согласился толстяк.

— По-моему, у Мяфы не получается, — тревожно зашептал Витька. — Свинкль, попытайся ты.

Свинкль молча вышел на лестницу.

— О! Ко мне целое паломничество. Изумительно оригинальный цвет! — восхитился Верзилин, заметив серо-голубого поросенка.

Розовые глазки Свинкля зажглись неестественным светом.

— Чем обязан? — любезно продолжал толстяк.

— Верни львов в Парк, дрянь! — рявкнул Свинкль. Глаза его из розовых стали малиновыми.

— Зачем? — удивился Верзилин. — Разве им здесь не место?

— Не место! — сказала Мяфа-паук и, превратившись в полутораметровую змею, заскользила к Верзилину. Желтые ромбы на ее спине зловеще вспыхивали на солнце.

— Вот чего не могу терпеть, так это змей! — Верзилин проворно вскочил на ноги. — Свистнуть? — В правой руке у него блеснул маленький серебряный свисточек.

— А что случ-чится? — с любопытством прошипела змея.

— Прибегут мрачные дяди, пустят этого молчаливого джентльмена на котлеты, а вас на силос…

— С-с-с, — задумалась змея и свернулась кольцами. Из-за ступеней это вышло у нее не очень ловко и даже как-то неестественно.

— Уберите свисток. Мяфа, прекрати. Поговорим как разумные существа, — торопливо предложил Свинкль. Хвостик его слегка вздрагивал. Перспектива пойти на котлеты не показалась ему заманчивой.

— Поговорим. — Верзилин убрал свисток. — Вас беспокоили львы, не так ли?

— Так, — подтвердила Мяфа-змея, слегка покачивая в воздухе приплюснутой головой и время от времени высовывая раздвоенный язык.

— Да перестаньте вы меня гипнотизировать! — повернулся Верзилин к Свинклю. — Я, чтобы бороться с внушением, специально частные уроки брал, так что ничего у вас не выйдет.

— Что же вы тогда волнуетесь? — полюбопытствовала змея обычным голосом Мяфы.

— Щекотно. За ушами чешется, — признался Верзилин — Да, так мы говорили про львов. Посмотрите, разве не чудесно они здесь встали? — он простер руку к озеру.

— В нашем Парке они стояли лучше, — сказала змея и превратилась в прямоугольный брусок с очень четкими гранями.

— По-моему, вы ошибаетесь. Посмотрите, какой здесь простор, какая тишина и благолепие. Львы стоят здесь не просто удачно, а высокохудожественно. А вы как находите? — обратился он к Свинклю.

— Неплохо, — промямлил тот, и глазки его начали меркнуть. — Но мы к ним привыкли, они для нас как близкие родственники. Да и вообще я не представляю себе Парка без львов!

— Ну и прекрасно, в чем же дело? Львы уже покинули тот парк, теперь очередь ваша. Неужели вы думаете, что в моем парке для вас не найдется уголка? Поверьте, я буду рад и счастлив, если вы изберете его постоянным местом своего жительства, — Верзилин улыбнулся и сделал приглашающий жест.

— Кажется, влипли! — с тоской в голосе прошептал Витька.

— Мяфа не выдаст.

— Мяфа-то да…

В ответ на предложение Верзилина плоскости Мяфы, теперь уже бруска, сверкнули непримиримым металлическим блеском.

— Будете рады? — недоверчиво спросил Свинкль.

— Конечно. Я умею ценить не только прекрасное, но и уникальное. Ведь вы уникальны, это видно с первого взгляда.

Маленький хвостик Свинкля закрутился в спиральку, а ушки встали торчком. Он не мог скрыть своего удовольствия.

Мяфа-брусок потеряла прямоугольные очертания. Поверхность ее покрылась рябью, и на ней лишаями проступили изумрудно-зеленые пятна.

— Если вы согласитесь, вам будет предоставлен кров — размеры и форма по вашему усмотрению, и полный рацион — по вашему вкусу, — продолжал искушать гостей Верзилин.

— Свинкль, одумайся, в чужих руках ломоть велик! Помни: худшее из преступлений — предательство! — сказала Мяфа и перелилась на полметра в сторону от Свинкля. Рябь на ее теле превратилась в глубокие морщины, а зеленая окраска стала повсеместной. Любому, кто хоть немного знал ее, было ясно, что разговор, происходящий на лестнице, ей в высшей степени омерзителен.

— А что вы потребуете взамен? — деловито спросил Свинкль, подходя поближе к Верзилину. На слова Мяфы он не обратил ни малейшего внимания. — Насколько я понимаю, даром такие вещи не делаются.

— Да, — кивнул толстяк. — Но обязанности будут не затруднительные. Примерно раз в неделю у меня бывают гости. Если изредка, когда у вас появится настроение, разумеется, вы будете появляться перед ними и беседовать с кем-нибудь, с кем сочтете, не зазорным для себя, мы будем полностью квиты.

— Идет! — сказал Свинкль солидно, но не удержался и восторженно хрюкнул.

И тут Шерли не выдержал. С коротким рыком он бросился на изменника.

— Шерли, назад! — крикнула Анюта.

Пронзительно засвистел серебряный свисток Верзилина.

Из прибрежных кустов, из-за ограждающих верхнюю часть лестницы парапетов, кажется, прямо из земли и из озера, выскочила толпа мужчин в серых костюмах, с серыми бесцветными лицами.

Ребята и ахнуть не успели, как их схватило множество сильных рук, повертело, покрутило и мгновенно обшарило. Множество холодных глаз осмотрело их с ног до головы, словно сфотографировало. Сильные руки снова схватили ребят, и через считанные секунды они оказались стоящими на ступеньках лестницы перед Верзилиным.

— И больше никого? — выразительно поднял он левую бровь.

— Никого! Выбросить за ограду? — дружно спросил хор невыразительных голосов из-за ребячьих спин.

Верзилин сунул в рот оставшийся кусок бублика и невнятно произнес:

— Соваку прыжите во льву ы ысшезнытэ. Но нэвавэко.

Тут же ребята почувствовали, что больше их никто не держит. Шерли, привязанный к лапе бронзового льва, тихонько повизгивал и рвался с короткого поводка. Люди с серыми лицами исчезли, словно в воздухе растворились.

— И ходят… И ездят…, И всем чего-то надо… Теперь еще и через ограду лазать начали… Ну куда это годится? И разве это жизнь? — задумчиво бормотал Верзилин, прохаживаясь по лестнице на две ступеньки ниже ребят и изредка бросая на них косые взгляды. За ним, еще на ступеньку ниже, важно цокая копытцами, вышагивал Свинкль. Мяфы видно не было.

— Ну и зачем же вы пожаловали ко мне? — наконец остановился Верзилин. — За львами?

Витька, опустив голову, молча кусал губы. Папа хотел, чтобы он записался в кружок легкой атлетики, и он, дурак, согласился. А надо записаться в секцию каратэ. Тогда такие вот верзилины львов из Парка не поворуют, за бетонными стенами не спрячутся. И он этим займется. Обязательно.

Михаил молчал и думал о том, что хорошо бы стать изобретателем и изобрести что-нибудь вроде гиперболоида инженера Гарина. Навел на верзилинскую «дачу» — бжик — и нет ее. Навел на этих серых людишек — один пепел от них остался. А самого Верзилина в обезьянник — пусть все видят, кто за бетонным забором живет, кто львов ворует.

Михаил улыбнулся.

— Ну, что же, так и будем молчать? А ты чего улыбаешься?

Михаил уже собрался рассказать Верзилину, какое место обитания он уготовил ему в ближайшем будущем, но в этот момент Анюта спросила:

— Скажите, а как вам удается выращивать синие розы? Чтобы они были такие большие и так рано цвели?

Верзилин улыбнулся, и лицо его стало почти приятным.

— Тебе они понравились?

— Очень.

— Видишь ли, я не сам их развожу. Их для меня выводит один знакомый биолог в питомнике. Он поливает обычные кусты роз каким-то специальным раствором. Уж не знаю, каким, но, кажется, в него и обычные чернила входят.

— И получается такая прелесть?

— Получается. У них и еще одно замечательное свойство есть — они цветут все лето. Правда, потом розовый куст гибнет, так что удовольствие недолговечное, но…

— Значит, каждый год вам привозят новые кусты? — опросила Анюта со страхом и удивлением.

— Да. Хлопотное удовольствие А душа к старости хочет чего-то постоянного. Наверно, поэтому я и перевез сюда этих львов.

— Как же вы решились их из Парка украсть, стольких людей ограбить?

— Что значит — «украсть»? Вот если бы я кошелек у кого-то из кармана вытащил, тогда другое дело. Там деньги, они нужны людям — это воровство. А львы им зачем?

— Но это же произведение искусства!

— А зачем людям произведения искусства? Что они, лучше от них становятся?

— Да… — неуверенно сказала Анюта.

— Вряд ли. Меня вот окружают произведения искусства, а разве я стал хорошим человеком в твоем понимании? А цари всю жизнь себя шедеврами окружали — они что, хорошие?

— Нет, — пробормотала Анюта.

— Так для чего нужны львы?

— Ну-у… Они украшают нашу жизнь.

— Нет. Они мою жизнь могут украсить, потому что у меня есть время и желание ими любоваться. А в вашем Парке кто на них смотрит? Одним некогда, у других дети непослушные, у третьих глаза к старости плохо видеть стали. Не нужны они там никому. Вот я их увез, разве хватился кто-нибудь пропажи?

— Ага. Вчера даже митинг на эту тему был.

— Правильно, это я его организовал.

— Зачем? — поразилась Анюта, и даже ребята подняли головы.

— Ну, во-первых, чтобы зарекомендовать себя с хорошей стороны. А во-вторых, чтобы, если такие, как вы, пронюхают что-нибудь и придут в соответствующие инстанции, их подняли насмех.

— Все равно, митинг бы и без вас устроили! — чуть не плача сказала Анюта.

— Очень может быть. Ты только не реви, не выношу вида слез, самому плакать хочется, — лицо Верзилина сморщилось, будто он действительно вот-вот заплачет.

— Я не плачу, — всхлипнула Анюта.

— А выбранная комиссия все равно работать будет. Хоть вы и устроили этот митинг, а она все равно вас разоблачит, — хмуро сказал Витька.

— Мы к ее председателю пойдем, а потом в соответствующие инстанции, — сказал Михаил спокойно. — Гиперболоид — это, конечно, фантастика, а вот лазер уже существует. Надо только ручной вариант сделать, чтобы с ним в автобус можно было влезть.

— Идите. Начинайте с председателя.

— И начнем.

— Так начинайте, к чему откладывать? Говорите. Я и есть председатель общественной комиссии по розыску львов.

— Гад ты! — взвизгнул Витька, забывший, что он еще не владеет приемами каратэ, и бросился на Верзилина. Михаил едва успел поймать его за руку.

— Тебя папа в угол ставит или ремнем порет? — поинтересовался Верзилин. — Придется вас в детскую комнату милиции отправить, раз вы по-хорошему договориться не хотите. Там с вами проведут воспитательную беседу, а потом родителям на работу сообщат, что вы по чужим дачам лазаете. Мебель портите, мелочь всякую воруете. Да еще и надписи на стенах неприличные пишете. Этих разборок вам до конца школы хватит. Любить львов, конечно, похвально — красоту надо любить, но дураками-то быть при этом вас никто не заставляет! — Верзилин с сокрушенным видом оглядел ребят, и в ладони его блеснул серебряный свисток.

Что-то мелькнуло в воздухе, свисток, будто живой, выскочил из руки Верзилина, попрыгал по ступеням и упал в воду.

— Скачибоб! — радостно крикнула Анюта.

— Он! — ахнул от неожиданности Витька.

— В ж-жижни таких сущ-ществ не видывал! — прожужжало над головами ребят, и на лестницу опустился ослепительно сияющий на солнце гигантский черный жук. — Сражу уничтож-жить или помучаем? — спросил он и двинулся на Верзилина, угрожающе лязгая пилами-рогами.

— Если попытается позвать на помощь — уничтожай, — серьезно сказал Михаил.

Скачибоб, легко прыгая вверх по лестнице, подскочил к Анюте — попросился на руки.

— Погоди, надо сначала Шерли отвязать, — Анюта вытерла ладонью глаза и пошла к сидящему на привязи фокстерьеру Поняв, что ситуация изменилась, Шерли перестал рваться с поводка. Весело крутя хвостом, он посматривал на Верзилина с нескрываемым презрением.

А тот уже дважды открывал рот, чтобы позвать на помощь, и оба раза беззвучно закрывал его. Грозные пилы-рога, щелкающие у самого носа, были веским доводом в пользу молчания.

Жужляк теснил его ближе и ближе к воде, и с каждой оставленной ступенькой все бледнее и бледнее становилось толстое лицо председателя комиссии по розыску львов.

— Кто бы мог ожидать? — пробормотал он, оценив взглядом расстояние, оставшееся до воды — Ай-ай-ай.

— Все течет, все изменяется, — донесся откуда-то сверху голос Мяфы.

Все подняли головы.

Мяфа, как ни в чем не бывало, сидела на загривке бронзового льва и посматривала оттуда вниз круглыми, без ресниц, глазами, такими же голубыми, как у Анюты.

Верзилин со вздохом шагнул на последнюю ступеньку лестницы. Свинкль, путавшийся у него под ногами, отчаянно взвизгнул.

— Сейчас он будет кричать, — предупредила Мяфа.

— Буду, — спокойным голосом, хотя губы у него слегка дрожали, сказал Верзилин. — А что мне еще остается? Плавать я не умею.

— Выполнить наши условия. Кто, как говорится, платит, тот и музыку заказывает, — подсказала Мяфа и, обращаясь к Жуж-ляку, добавила: — Покажи ему, на что ты способен, чтобы он стал покладистее.

— Ж-жрать начну, тогда ужнает! — бросил немногословный Жужляк, но теснить Верзилина к воде перестал.

— Ты на львином постаменте продемонстрируй, — посоветовал Витька.

— Жачем портить вещь? — заупрямился Жужляк.

— Все равно постаменты в наш Парк не свезти.

— Свежет, — угрюмо пообещал Жужляк. — А впрочем…

Он неторопливо приблизился к львиному пьедесталу, приложил к его углу пилы-рога. Раздался скрежет, и кусок гранита стукнулся о ступени лестницы. С шорохом посыпалась каменная крошка.

Верзилин побледнел еще сильнее:

— Говорите ваши условия.

Ребята переглянулись. Все произошло так стремительно, что об условиях они как-то не успели подумать.

— Пусть Мяфа говорит, — предложил Михаил.

— Скажу. Тем более, у меня было время подумать. Семь раз отмерить, прежде чем резать.

— Ну! — поторопил ее Верзилин, отпихивая Свинкля, жавшегося к его ногам.

— Условие одно, нет, теперь уже два Первое — вернуть львов в Парк и второе — сменить парковые пьедесталы из известняка на эти — гранитные.

— Хорошо, — Верзилин улыбнулся.

— Жря улыбаешься. Ж-ждать буду три дня. Потом пеняй на себя.

— Именно так. А потом Жужляк приведет сюда стаю своих приятелей и останутся от вас рожки да ножки. Если останутся, — усомнилась Мяфа. — Но если даже и останутся, если даже вы решите остаток своей жизни провести в секретном сейфе, замурованном в тайном погребе, то представьте, во что превратится ваша замечательная усадьба и ваш очаровательный парк. Ведь они вам обошлись дороже львов, не так ли?

— Еще бы, — сказал Верзилин и в задумчивости потрогал чисто выбритый подбородок.

— Кстати, Хрюка, если ты будешь распускать язык, то уж тебя-то Жужляк из-под земли достанет Ты его знаешь. И меня тоже.

— Знаю, — тихо и печально всхрюкнул Свинкль.

— Значит, договорились?

— Да, — улыбнулся Верзилин.

— А чему вы, собственно, улыбаетесь? — спросил Михаил, припомнивший, что совсем недавно этот же вопрос был задан ему.

— Проигрывать надо с улыбкой, — пожал плечами Верзилин — Да и что, в конце концов, львы? Это была недостойная авантюра, и пусть поражение послужит мне уроком. А львов в городе много, не всех же охраняют такие монстры. Только не обижайтесь, это я шутя.

— А постаменты?

— Не жалко! — махнул рукой начавший оживать Верзилин. — Все равно вы мне один испортили.

— Во! — звонко хлопнул себя по лбу Витька. — Вспомнил! Третье условие.

— Какое? — нахмурился Верзилин.

— Да мелочь, пустяки. У такого монстра, как вы, только не обижайтесь, это я шутя, наверно, есть личный транспорт?

— Казенный есть, — буркнул Верзилин.

— И шофер?

— Да.

— Так пусть он отвезет нас домой. В Парк, я имею в виду. А то от вас добираться — все ноги собьешь.

— Нахал! Ну, нахал! — Верзилин даже руками от восхищения всплеснул. — И машину ему дай, и шофера!

— Снявши голову по волосам не плачут, — мудро заметила Мяфа и начала стекать со льва.

— Ладно, берите.

— Гляди, без подлостей, я прослеж-жу!

— О чем речь! Пусть Ванька разомнется, все равно бензин казенный.

Эпилог

— Витька! Витька, глухая тетеря, тебе говорят!

— Что? — Витька обернулся и увидел на дорожке Гошу-гитариста, махавшего ему рукой.

— Львов нашли!

— Где?!

— На старом месте стоят. Я только сейчас оттуда. Народу-у!

— А кто нашел?

— Неизвестно. Не знаю. Не важно, — Гоша прощально взмахнул рукой и побежал по своим делам.

— Слыхали? — Витька повернулся к вышедшим из воды Анюте и Михаилу.

— Здорово! — сказала Анюта и принялась выжимать волосы.

Михаил кивнул и запрыгал на одной ноге, вытряхивая воду из уха.

— А вы чего, не рады? Ведь вернул Верзилин львов! Наверное и постаменты у них новые.

— Не, — Михаил повернулся к солнцу мокрой спиной, чтобы скорее обсохнуть. — Постаменты, скорее всего, старые. Должен же он новые как-то оформить, иначе подозрительно будет.

— Да черт с ними, с постаментами. Вы чего не пляшете-то? Ведь львов вернули!

— А чего плясать? — Анюта прищурилась и посмотрела на солнце. — Ясно было, что вернет.

— Ничего неясно! — обиделся Витька. — А вдруг Свинкль сказал бы ему, что никакой стаи у Жужляка нет? Или что у него душа нежная, и он мухи не обидит? Что тогда? Плакали бы наши львы.

— Они не заплачут, они бронзовые, — сказала Анюта, жмурясь и потягиваясь на солнышке.

— Ничего бы он не сказал. А если бы и сказал? Жужляк и один такого шороху даст — только держись. И душа у него к живому нежная, а не к вещам. Верзилин имел возможность в этом убедиться.

— Ну и что, это причина, чтобы не радоваться возвращению львов?

— Мы радуемся, — сказал Михаил, натягивая одежду на влажное тело. — А что, если Верзилин других львов попытается украсть, помнишь, он говорил?

— Хм… — Витька подумал, махнул рукой. — Да ну вас! Дайте хоть возвращению наших львов порадоваться. Потом соберемся все вместе и что-нибудь придумаем.

— Что тут придумаешь?

— Все что угодно. Все в наших силах. Ну, пошли, что ли, львов смотреть?

— Пошли

— Шерли, ко мне! — позвала Анюта

Шерли весело махая хвостом, выбежал на полянку, следом за ним выпрыгнул Скачибоб.

— О, и этот тут как тут! — удивился Витька.

— Скачибоб — молодец, он всегда вовремя появляется Понимает, что в компании на вернувшихся львов смотреть веселее.

Под предводительством Скачибоба ребята направились к львам, но, не пройдя и двадцати шагов, остановились.

— Слушайте, — Михаил поднял палец.

Откуда-то снизу, казалось, прямо из пруда, доносился чуть подвывающий голос:

Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.
Сердитый окрик, дегтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене…
И стих уже звучит, задорен, нежен,
На радость вам и мне.

— Что-то знакомое? — Витька посмотрел на ребят.

Анюта с Михаилом переглянулись и рассмеялись:

— Это же Злыгость!

— Да? Ну вот, а говорили, что она плохие стихи пишет. Мне нравятся.

— Так это не ее стихи! Эта я ей сборник Ахматовой дала, чтобы она к классике приобщалась. Надо же было как-то ее утешить.

— А-а. Подойдем?

— Пусть читает, не будем мешать. Все равно мы в три часа хотели с Мяфой увидеться. И Злыгость обязательно придет, чтобы прочитать посвященную Жужляку оду собственного сочинения.

— Тогда ладно.

Чем ближе ребята подходили к каналу, соединяющему пруды, тем больше появлялось народу в аллеях: дети, пенсионеры и мамаши с колясками дружно шли в одном направлении — к, львам. Среди них увидел Михаил и бородатого художника, спешащего закончить свою картину.

Около самого канала ребята нос к носу столкнулись с Егором Брюшко, но тот сделал вид, что не знаком с ними, и поспешил пройти мимо.

— Что это он нас не узнает?

— Он теперь нас долго узнавать не будет, — усмехнулся Михаил, вспомнив, как Брюхо на четвереньках бежал по проспекту.

— Львы! — сказала Анюта и, обращаясь к Скачибобу, добавила: — Иди-ка на руки, чтобы не смущать почтенную публику.

Почтенной публики вокруг львов собралось немало. Много здесь было и «полупочтенной» публики, как называл малышню Брюхо. Почтенные разглядывали львов издали — уважительно и радостно. Полупочтенные, отчаянно визжа и мешая друг другу, пытались забраться на вновь обретенные произведения искусства. И некоторым это удавалось. Особенно преуспели те, кто карабкался на льва, стоящего по эту сторону канала.

— Наши ловчее! — с гордостью сказал Витька.

— Ничего подобного. Просто на нашем постаменте след от укуса Жужляка. Они его как ступеньку используют, — поправила его Анюта.

— Ага! Постаменты-то новые! А ты что говорил?

— А что я говорил? — спросил Михаил рассеянно. На постаменты он еще не успел посмотреть. Значительно больше его заинтересовали сами львы. Он мог поклясться, что они улыбаются, хотя никаких оптических иллюзий и в помине не было — солнце освещало их ровным теплым светом. А раз уж бронзовые львы улыбаются — значит, полоса неудач явно кончилась.

Назад: Павел МОЛИТВИН В НАЧАЛЕ ЛЕТНИХ КАНИКУЛ

Дальше: Евгений ДРОЗД КАК ЖАЛЬ, ЧТО ОНИ ВЫМЕРЛИ