Сережа пошел на поправку. Гематома рассасывалась, полностью восстановилась речь. Как и до больницы, он засыпал меня вопросами, когда я приезжал с творогом, соком и яблоками. Кто такие шахиды? Почему американский робот ищет на Марсе воду? И так далее. Ему хотелось поскорее вернуться домой, к компьютерным стрелялкам. Думаю, этот мощный порыв способствовал процессу выздоровления.

Но и Махипати не давал мне расслабиться. Под его тяжеловатым пером страдали за веру подвижники, сражались герои народных преданий, а боги невозмутимо взирали с высоты на земную круговерть. Боги индийского пантеона ничуть не похожи на богов Эллады, которые постоянно вмешивались в людские дела и не скрывали своих пристрастий – одним покровительствовали, других терпеть не могли и преследовали. Очень не просто было мне с индуистскими божествами. Я не совсем понимал какие-то когнитивные элементы индуизма. Сложная система. Для каждой касты свой закон жизни – дхарма. Если соблюдаешь свою дхарму, получишь хорошую карму: после смерти твоя душа перейдет в тело человека высшей касты. Перевоплощения вечны. Но если они очень уж вас утомили, то есть и покой – нирвана. Высшее блаженство… полное избавление от земной суеты, от страданий…

Но я отклонился от своего сюжета, извините.

Начало мая, в соответствии с классическим стихом, прогремело грозами. В первый же тихий солнечный день Адиль поехал на своем старом ЗИЛе в какой-то подмосковный поселок. Вечером он позвонил мне.

– Хомячок! Подумай, какое совпадение… – Его голос задыхался oт волнения. – Ты Игнатьева Богдана помнишь? Знаменитый был борец, в полутяжелом…

– Помню Игнатьева. Дальше?

– Мы с Богданом дружили, хотя я ни разу не смог прижать его к ковру. Он после инсульта на даче сидит безвылазно. Ну, я поехал навестить Богдана. И сбился с дороги, повернул не туда, там проселочная дорога, которой нет на карте. Слева лес, справа заборы какие-то…

– Адиль, а нельзя ли…

– Нельзя! – крикнул он так, что я трубку отодвинул от уха. – Не перебивай! Да, заборы тянулись, и вдруг вижу указатель, на нем название места: «Журавушка». Ты понимаешь?!

– Пока нет, – говорю, а сам насторожился.

– Я тоже не сразу понял, еду дальше, въезжаю в поселок. Обычные темные домики, садики-шмадики, почта, магазин «Продукты». Вдруг озеро, а на его берегу – новенькие коттеджи. Дачный поселок строится! – Адиль закашлялся, потом снова раздался его хриплый взволнованный голос: – Возле одного недостроенного коттеджа я притормозил, на дороге грузовик разворачивался. С него стали разгружать плиты, или как они называются – ну для крыши. Двое работали, а один им указывал. Я как глянул на этого хозяина, так сразу тебя вспомнил! Хомячок, клянусь, он точно такой был, как ты тогда по телефону… Из-под кепки коса торчит, а сам невысокий, и кольцо на пальце! Ты слышишь?

– Слышу, слышу.

– Я смотрю на него из машины, он оглянулся и кричит: «Чего стоишь? Что надо?» Я спрашиваю: «Это дорога на Кирилловку?» А он: «Не туда заехал, лох! Езжай обратно до развилки!» Я грубость не люблю, другой раз вышел бы да и набил ему морду за «лоха»…

– Значит, поселок называется «Журавушка»? – спросил я.

– Да! Ты про журавлей говорил, а тут – «Журавушка». Такое совпадение, Хомячок! Охренеть можно.

– Адиль, что ты думаешь делать?

– Хочу оперативнику доложить. Не возражаешь, если сошлюсь на тебя?

– Не возражаю, – сказал я. – Вот только поверит ли оперативник в мое… ну в то, что я увидел…

– Гаврилюк не поверит, – сказал Адиль, помолчав немного. – А вот Мирошников… Он умный мужик. Живой. Попробую с ним связаться.

Я вернулся к Махипати, к подвигам маратхских героев. Но, по правде, мои мысли занимали не столько они, сколько застройщик из поселка Журавушка, малый с косой. Так ясно я видел его… Какого черта он влез в мою жизнь?..

А дней десять спустя опять позвонил Адиль и закричал в трубку так, что я отвел ее от уха:

– Хомячок, задержали его! Мужика из Журавушки! Представляешь? Нет, твою наводку Мирошников не принял, в ней нет юридического основания. Но он же головастый! Возьмем, говорит, по подозрению в угоне машины. Они же из Марьиной Рощи угнали…

– Я помню, – говорю. – Дальше что?

– А дальше прямая улика! Его отпечатки пальцев совпали с отпечатками на руле «девятки». Хомячок, ты здорово навел!

Вот как получилось: здорово навел, но – не по-юридически…

Потом плотным строем пошли юридические события. Величко – такая была фамилия у застройщика из Журавушки – признался в угоне машины, а куда ему было деваться, пальцы-то отпечатались, но напрочь отрицал участие в убийстве. Стали проверять его личность, в криминальных банках данных он не числился, но выявилась удивительная вещь: Величко состоял в штате официального охранного агентства, принадлежавшего Афанасию Тимохину. Да, тому самому, мужу Светланы.

Допросили и Тимохина. Он заявил, что знает Величко давно, лет восемь, скалолазанием занимались в Теберде и других географических местах. Никогда он, Величко, не был замешан в незаконных делах. Нес охранную службу по контракту в банке, а в последние месяцы – в районной поликлинике, и никогда никаких нареканий… Угон машины? Это трудно понять, у Величко есть своя машина, кажется, «Тойота», хоть и подержанная. Может, эта «девятка» не ему понадобилась, а другому человеку… угнали, но опомнились, бросили…

«Другому человеку»… Старушка Валерия Петровна, которая вечно сидит на скамеечке у подъезда дома на улице Юных Ленинцев, подтвердила, что видела, как из синих «жигулей» вышли двое – один высокий, второй пониже, с косой.

Но главным-то свидетелем был Руслан, телохранитель Джамиля, он и номер машины запомнил, и то, что убийц было двое. Стрелял ли из окна «жигулей» этот, Величко, или некто второй, Руслан показать не мог. Он, Руслан, со слов Адиля, «вообще стал психованным»: плачет, кричит, что покончит с собой…

Величко упорно отрицал все, кроме угона. Не знаю подробностей следствия (да и Адиль, конечно, знал не все), но в первых числах июня вдруг произошел поворот: Величко стал сотрудничать со следствием. Он признал свою вину: польстился на крупную сумму денег, согласился помочь Горохову. Нет, он, Величко, не знает, кто заказал убийство Джафарова. Горохов Николай все и организовал, и сам стрелял из окошка «девятки», а он, Величко, только за рулем сидел. Не стрелял он. И Джафарова знать не знал. А с Гороховым он, Величко, знаком по первой чеченской войне, в одном батальоне служили, вместе кровавую кашу хлебали.

Горохов был известен уголовному розыску – в связи с ограблением дорогого бутика в Юго-Западном округе. Главные персонажи дерзкого налета были надолго отправлены на нары, а Горохов, тогда еще молодой правонарушитель, только-только отслуживший в «горячей точке», получил полтора года в нестрогой колонии. Отсидев срок, Горохов какое-то время шел по пути исправления в своем городке, трудился на фабрике синтетических продуктов, но не по нем была тихая провинциальная жизнь со слабым заработком. Уехал в Москву, разыскал знакомых братков, гулявших на свободном промысле, – и покатился, как говорится, по наклонной.

Конечно, ни по каким известным милиции адресам Горохова не нашли, его объявили в федеральный розыск.

Неторопливо шло следствие. Допрашивали всех возможных конкурентов Джамиля по ресторанному и гостиничному бизнесу, коим могло быть выгодно его устранение. Задержали и того карачаевца, на которого указал Адиль; да, у него бывали ссоры с Джамилем по поводу сроков привоза и качества ранних овощей и фруктов, но чтобы замыслить и заказать убийство?! Возмутился карачаевец, раскричался – еле угомонили его. И отпустили за отсутствием оснований для дальнейшего расследования.

Однажды позвонил Адиль:

– Хомячок, я еду к тебе. Адрес знаю, только скажи, какой подъезд, этаж, домофон?

Никто никогда не спрашивал: можно к тебе приехать? не отрываю ли от работы? Моя занятость как бы и вовсе не существовала. Ничего не поделаешь. Я остановил на полуслове очередное сражение маратхских богатырей и, раскрыв холодильник, стал соображать, чем угостить Адиля. Ничего там не было такого, что порадовало бы его. Заглянул в кошелек – пожалуй, на торт хватит. Послать Сережу в угловой универсам? Да нет, он еще слабоват после больницы. Да и Катя обрушится на меня с упреками, если узнает, что я послал его…

Надо идти самому. Но только я снял пижамные штаны и натянул джинсы, как заверещал домофон. Быстро добрался Адиль. Наверное, звонил из своей машины, подъезжая к моему дому.

Он вошел пузом вперед, лысый, с неровно подстриженными седыми усами. Сунул мне в руки флакон с трехзвездным азербайджанским коньяком и какую-то коробку, скинул туфли и, жалуясь на жару, прошествовал в носках на кухню.

– Ну и накурено, – сказал, усаживаясь за стол. – Какой чай у тебя? В пакетиках? – Адиль поморщился. – Чай надо заваривать. Лучше всего – «Ахмад ти» английский. Ну ладно, наливай коньяк, одну рюмку выпью.

Мы выпили. В коробке, принесенной Адилем, оказалась чудная бакинская пахлава. За чаем мы поговорили о вчерашнем четвертьфинальном матче Англия – Португалия. Игра была замечательная, атака за атакой, основное время и овер-таймы закончились вничью, два-два, последовал обмен пенальти, исход матча решил португальский вратарь Рикарду, сумевший отбить один из ударов. Всю ночь не спал, ликовал Лиссабон, да и я порадовался (как-никак в прошлой жизни я ведь был португальским моряком, не так ли?).

Затем Адиль приступил к делу, ради которого приехал.

– Хомячок, ты здорово нашел Величко. Теперь ты должен найти Горохова. Вот он.

Из нагрудного кармана своей просторной рубахи Адиль извлек фотокарточку. Парень, запечатленный на ней, вовсе не был похож на убийцу. В моем представлении они, киллеры, обладали мрачным взглядом, тяжелой нижней челюстью. А этот, Горохов, весело улыбался. Пожалуй, в его улыбке, очерченной тонкой полоской усов и коротенькой черной бородкой, было и нечто дерзкое: вот он я, а хрен поймаете…

– Найди его, – повторил Адиль. – У тебя же способности, как у этой, ну в Болгарии… как ее…

– Ванга, – сказал я.

– Да, Ванга. Мирошников говорит, что слышал про нее, но не верил, а теперь, когда ты навел на Величко… Он говорит, ты ясновидящий…

– Адиль, это не так…

– Обожди, не перебивай! Вот, выпей еще рюмку. – Он плеснул через край. – Хомячок, мы должны довести дело до конца. Джан не простит нам, если мы не найдем убийц. Ну, ты понимаешь.

– Понимаю, Адиль. Но пойми и ты: я не ясновидящий. Это верно, иногда на меня находит… вдруг вижу то, что обычному взгляду не видно, скрыто временем или расстоянием. Но, во-первых, очень редко находит. И неожиданно. То есть, я… ну не могу управлять… вернее, вызывать такое состояние не умею. Это нечто вроде озарения, понимаешь?

Адиль смотрел на меня немигающим тяжелым взглядом.

– А во-вторых, нужен какой-то образ. – Мне хотелось, чтобы Адиль понял, но ведь я и себе-то не мог внятно объяснить свои «озарения». – Ну вот коса, – продолжал я. – Когда ты сказал, что у одного торчала из-под кепки коса, я сразу увидел… схватил образ… И отсюда пошло дальше…

– Образ, – сказал Адиль. – Ну так вот он лежит, образ.

Он ткнул пальцем в фото Горохова.

– Нет. Это для розыска. Для милиции. А мне нужен… ну какая-то деталь нужна, которая…

– Я понял. Тебе, как собаке, надо дать понюхать вещь, ботинки-шматинки…

– Допустим. Собачьего нюха у меня нет, но… лучше объяснить я не могу. Пусть будет по-твоему, Адиль.

Он налил в рюмки коньяк, залпом выпил свою.

– Ты же за рулем, – напомнил я.

Адиль отмахнулся. Грузно поднялся, посмотрел на меня исподлобья (точно так смотрел когда-то Джамиль) и сказал:

– Не хотел я говорить. Не такие отношения… Но если тебе нужны деньги, то…

– Нет, – отрезал я. – Это исключено.

Он медленно кивнул и прошлепал в прихожую. Мы простились без рукопожатия.

Неприятный осадок остался от этого визита. Я надеялся, что Адиль понял… понял, что все-таки я не полицейская ищейка… что мои озарения (не хочу называть их ясновидением) чрезвычайно редки и всегда внезапны… Они – как вспышки сверхчувствительной фотокамеры, выхватывающей из вечного потока жизни какие-то предметы, фигуры давно ушедших времен, персонажи забытых перевоплощений. Зачем они являются моему – уже изрядно уставшему – зрению? Мало мне обычных житейских забот – так вот еще и тревоги минувших столетий. Да, я устал от своей беспокойной подкорки. Почему она вдруг выносит на поверхность памяти приземистую фигуру в желтой вязаной шапке из овечьей шерсти, с режущим ненавидящим взглядом, со злобной усмешкой, растянувшей рот от уха до уха?..

А лето шло. В июле пала жара, раскалившая каменные ущелья Москвы. Катя захлопотала о том, чтобы отправить Сережу «на природу», но ехать в так называемый летний оздоровительный лагерь в Подмосковье Сережа отказался наотрез.

– Ну да, – сказал я, – без компьютера что за отдых.

– Ты насмешничаешь, – выпалила Катя, – тебе нет дела до того, что ребенок сидит в духоте и не может окрепнуть после больницы.

– Вечно я во всем виноват, – вздохнул я. – Знаешь что, Катя? Мы с Вадимом хотим поехать на Волгу, понырять в водохранилище. Возьмем Сережу, если он пожелает.

Сережа, сидевший тут же, в кухне, за вечерним чаем, вскинул на меня вопрошающий взгляд.

– Ну да! – воскликнула Катя. – Только нырять ему недоставало.

– Конечно, это не Кипр, не Анталья. Но все же отдых на воде. А нырять будем мы с Вадимом. Сережа просто поплавает на поверхности. Ты ведь умеешь плавать? – обратился я к мальчику.

– Нечего, нечего, – сказала Катя. – Вы будете нырять, а он…

– Я поеду с вами! – выкрикнул Сережа и со стуком поставил чашку на блюдце.

Можно сказать, все свои креативные силы я бросил на тексты Махипати, чтобы ускорить отъезд. Но только в начале августа я кончил переводить и переслал своих маратхов на электронный адрес издательства.

С Вадимом мы обсудили детали поездки, уточнили маршрут и снаряжение. Жаль, конечно, что Федя не сможет поехать: у него жена была на сносях, в любой день мог произойти демографический взрыв. Он, Федя, был знатным дайвером (и, между прочим, инициатором давней нашей экспедиции на Белое море – ездили туда добывать мидии). Ну да ладно. Поныряем с Вадимом. Как раз у него начинался отпуск, совпавший с разводом, который уже давно назревал в связи, как говорил Вадим, с «психологическим разнообразием характеров». Мы с ним были знакомы еще с детского садика, он и тогда уже отличался независимостью суждений, которая, конечно, возрастала по мере того, как он становился инженером-теплотехником, специалистом по ступенчатым испарениям.

Я засиделся у Вадима, мы выдули поллитровку, обсудили грядущую поездку и попутно международное положение. Поздним вечером я, сойдя с автобуса, пересекал по диагонали безлюдный сквер, что перед нашим домом, – вдруг навстречу вышли, будто из кустов, двое. Они шли тесно, плечо к плечу, и мне вспомнилась фраза из рассказа О. Генри: «Они были неразлучны, как два кладбищенских вора». «Ты Хомяков?» – спросил один из них хриплым голосом. «Что вам надо?» – сказал я. И получил оглушительный удар в лицо. Я упал, но тут же сумел вскочить и избежал удара ногой. Хмель мгновенно испарился. Я применил прием карате, вывернул руку одному из нападавших, он заорал от боли, а второму я тут же нанес удар ногой в пах…