Впрочем, нельзя, конечно, не сказать и о том, что в падшем своем состоянии человек всегда стремится избежать труда — и физического, и душевного, и тем паче духовного — и идти по той линии, которая справедливо именуется линией наименьшего сопротивления. Человек правильно мыслит, когда он ориентирован на необходимость преодоления себя, своей немощи, своей греховности, — тогда он воспринимает как норму то, что ему постоянно приходится утруждать себя. Если же человек стремится к какому-то ложно понимаемому внутреннему комфорту, к удобству жизни и только такую жизнь воспринимает как норму, а отсутствие в ней комфорта и удобства — как отклонение от нормы, тогда он будет постоянно совершать эту ошибку: он будет идти по пути наименьшего сопротивления, он предпочтет стать рабом — людей ли, обстоятельств ли или еще чего-то — и в этом найдет для себя уютный, знакомый, понятный «покой».

Что значит быть рабом? У раба есть над головой кров, есть пропитание, есть во что одеться. Да, он несвободен, он становится человеком «второго сорта», но, по крайней мере, он не должен обо всем вышеперечисленном заботиться. Да, есть бич, есть опасность прогневать того, кому принадлежишь, есть масса каких-то других издержек, но зато нет и необходимости решать и выбирать — за тебя решают и выбирают, и тебе остается лишь делать то, что тебе сказали. В этом суть стремления человека быть «рабом человеков»: он отдает свою свободу в обмен на право не думать, не выбирать, не рисковать, не ошибаться, не страдать из-за всего этого, по сути — не жить.

Подобное можно видеть подчас и в браке, когда один из супругов отсекает волю перед другим не из высших побуждений и не ради смирения, а просто потому, что так проще — быть ведомым и ни за что не отвечать. Это можно видеть в каких-то рабочих ситуациях или в жизни духовной, когда человек стремится «перепоручить» себя кому-то: духовнику, старцу, юродивому (может быть, совсем не Христа ради) — тому, кто старше и, возможно, умнее, мудрее, а возможно, что и нет. То же самое мы можем видеть в жизни целых государств, когда народ, огромная совокупность людей, не желающих самостоятельно совершать осознанный выбор, предпочитает быть неким «стадом», которое пастух гонит туда, куда хочет. А ведь такой народ можно «гнать» в самых разных направлениях: страшный пример этого видим в Евангелии, когда иудеи, подогреваемые и распаляемые старейшинами и первосвященниками, кричат: «Распни, распни!» (см.: Мк. 15, 12–14). Фактически это безволие, готовность народа быть ведомым приводит к распятию Христа.

Отказываясь от своей воли и от своего выбора, предпочитая зависимость, человек отказывается от возможности воспротивиться злу и тьме, противостать дьяволу и сохранить верность Богу, когда такой выбор встанет перед ним. А он встанет неизбежно. И поэтому, безусловно, христианин не имеет права отказываться до конца от своей воли и становиться во всецелую зависимость от кого-либо: старца, духовника, мужа, жены, начальника на работе, власти. Он может советоваться, может находиться в послушании, но в конечном итоге как существо, наделенное Богом даром свободы, выбирать обязан сам.

Послушание и смирение — это одно. А отказ от своей воли и от выбора, зависимость от обстоятельств и от того, чему ты отдал власть над собою, — это, вне всякого сомнения, для верующего человека страшный грех, очень похожий на тот, который совершает Пилат. Он хочет отпустить Христа, но одновременно желает сохранить свое место, остаться тем, кто он есть, боится оказаться врагом кесаря. До тех пор пока эти слова («враг кесарю») не прозвучали, Пилат пытался избежать необходимости предавать Спасителя на смерть. Он был готов наказать, отдав на поругание, но лишь бы только не убивать, потому что и жена ему рассказывает нечто, от чего ему страшно (см.: Мф. 27, 19), и сам он видит в Том, Кто ему предстоит, что-то такое, чего никогда не видел в людях. Но как только звучат слова: если отпустишь Его, ты не друг кесарю (Ин. 19, 12), они перевешивают абсолютно всё. Пилат зависим, связан страхом потерять то, что у него есть, — не только положение, но и жизнь, и он совершает свой страшный выбор.

В качестве оправдания подбирается множество аргументов: политическая и материальная целесообразность, инстинкт самосохранения — точно так же как были свои «оправдания» у каждого в толпе, требовавшей распятия Спасителя. Почему человек кричит: «Распни!»? Он зависит от толпы, ему кажется, что он неотъемлемая часть народа, и раз и старейшины, и книжники, и фарисеи с саддукеями, и вообще все кричат, то надо кричать тоже. И в конечном итоге зависимость от этих «всех» приводит к ужасному преступлению.