Есть еще один вид зависимости, которую, на первый взгляд, и зависимостью-то не назовешь: наоборот, покажется, что имеешь дело с чем-то заслуживающим одобрения. Речь о так называемых трудоголиках, о людях, одержимых работой, одержимых настолько, что они напоминают японских камикадзе, которые во время Второй мировой войны приковывали себя цепью к пулемету или орудию, выражая таким образом готовность умереть, но порученного им участка фронта не оставить.

У трудоголизма бывают разные причины и разные основания. Может быть, человек просто бежит от себя самого, от своих страхов, от размышлений о том, что причиняет ему боль, и в работе, в деятельности находит для себя некое забвение. Ведь когда ты занят делом, это отвлекает тебя от многих помышлений — и худых, и скорбных, и просто тревожных. Вот, условно говоря, один род причин. Другой — когда человек понимает, что у него есть некий долг, и он пытается этот долг в своей жизни исполнить. Для верующего человека — долг перед Богом, для человека, который живет патриотическими убеждениями, — долг перед обществом, для человека, который заботится о своей семье, — долг перед семьей. Или некий абстрактный «долг», как, например, «долг» быть успешным человеком. Есть некоторые национальные культуры, в которых это обязательство — быть успешным — является основой, на которой зиждется все. Например, для того же японца очень важно быть успешным, поэтому он обязательно будет много работать и стремиться при этом к высокому результату, и, если результата не будет, он будет считать себя несостоявшимся человеком. В Японии огромный процент людей кончает жизнь самоубийством именно из-за ощущения своей несостоятельности в карьерном, в деловом, в жизненном плане. Порой из-за этого может пойти на суицид не только сам человек, но и вся его семья вместе с ним — по статистике, у них происходило до недавнего времени около тридцати тысяч самоубийств в год.

Человек, опять же, может много работать просто по необходимости. А с течением времени он привыкает к этому ритму жизни, и, даже если у него отнять эту необходимость — много трудиться, — он будет продолжать работать в том же режиме, потому что забыл, что можно жить иначе, привычка постоянно быть занятым делом обратилась в навык.

Если вернуться к многопопечительности, которая основана на чувстве долга, то надо понимать, что быть ответственным — это большое испытание, своего рода жизненный крест. Почему? Потому что когда людей долга много, то нагрузка между ними распределяется более или менее равномерно. Им может быть тяжело, но тяжело в меру. А когда их становится все меньше и меньше, то на тех, кто остается, ложится нагрузка, которую следовало бы разделить на двоих, троих, если не десятерых.

И здесь человеку необходимо здравое рассуждение, понимание ограниченности своих сил, которые надо отдавать не только материальному, но и духовному.

Если говорить опять же о Японии, там встречаются очень интересные бомжи. Бомжом может оказаться человек, у которого есть дом, приличный счет в банке, может быть, даже семья, а он ушел на улицу и там живет и выглядит при этом вполне опрятно, имеет приемник, портативный телевизор, спит в удобном спальном мешке. Он живет так, чтобы особенно не досаждать социуму. И класс этих бездомных людей во многом формируется за счет тех, кто устал отдавать долг обществу. Они считают, что они достаточно поработали для семьи, для своей фирмы, для общества в целом, и теперь хотят свободы от всего этого. И поскольку по-другому обрести свободу они не могут, они просто уходят и становятся бомжами. Кто-то потом возвращается. У нас это вряд ли возможно: бездомный человек быстро переходит определенную грань и утрачивает связь с социумом, а в Японии это своеобразный вид отдыха.

Сегодня есть такое явление, как дауншифтинг, когда человек уходит из привычной для него среды — из компании, корпорации, организации, учреждения, где работает, потому что он ощущает, что пребывание там его опустошает, разрушает, что он уже не работает для жизни, а живет для работы. И он бежит, бывает, даже на другой конец земного шара для того, чтобы таким образом эту связь и эту зависимость уничтожить, не видя возможности избавиться от нее, оставаясь в привычной среде, в привычном окружении. Бежит так же, как, например, наркоман, который хочет избавиться от зависимости, бежит из района, из города, порой из региона, где он жил, для того чтобы начать все с нуля с новыми людьми, которые его уже не будут тянуть обратно. И тут человек бежит от тех, с кем он работал и с кем он жил, для того чтобы вновь не погрузиться в это бурление муравейника, которое его поглощало и превращало в робота, в какое-то животное, которое ходит по кругу и благодаря которому жернова мелют зерно.

Бывает, что дауншифтер — как и японский бомж, это на самом деле явления одного порядка — возвращается, прожив несколько лет вне привычной среды. За это время он обретает свободу для того, чтобы принять необходимые решения в отношении дальнейшей жизни, что-то выбрать, на чем-то остановиться. И тогда он уже вновь может к какой-то полезной деятельности потихоньку перейти.

Вот до какого состояния, до какого края может довести то, что мы называем трудоголизмом, эта страшная зависимость белки от колеса, в котором совершается ее бег!