Книга: Собибор / Послесловие
Назад: Первый в списке Визенталя
Дальше: Глава 8 Обычные “травники”

Шломо из Бразилии, ювелир из Собибора

Незадолго до смерти Штангль в интервью, данном в тюрьме, рассказал о том, что в Бразилии живет Вагнер, его лучший ученик, тоже участник программы эвтаназии душевнобольных, позже служивший в Собиборе. Тот самый садист, который убил парня, пасшего лагерных гусей, за падеж единственного гуся. В день восстания Вагнера не было. “Если бы Густав Вагнер был там, он бы почувствовал, почуял побег как собака”, – говорила Эстер Рааб. Вагнер и в самом деле с 1950 года жил в Бразилии под именем Гюнтера Менделя, работал механиком, купил ферму в окрестностях Сан-Паулу в 30 милях от дома Штангля.
Существует легенда, будто Вагнер после смерти Штангля увлекся его женой и вместе с нею праздновал день рождения Гитлера. Этого не было, историю сочинил Михаил Лев в своем романе “Длинные тени”, но потом ее стали повторять как реальную, например, в сериале BBC “Охотники за нацистами” (сезон 2 серия 8). В то же время нет оснований не верить включенному в фильм рассказу бразильской журналистки о том, как изобличили Вагнера. В апреле 1978 года кто-то позвонил в редакцию газеты, где та работала, и сообщил о сборище нацистов в загородном ресторане. Приехав туда по редакционному заданию, она обнаружила множество немцев в народных костюмах, на столах стояла посуда со свастикой. Сделав вид, что фотографирует другого репортера, она сделала снимки присутствовавших.
По другой версии, кто-то сообщил в полицию, что коммунисты собираются провести митинг в горах к северу от Рио. Полиция устремилась в отель и нашла там 60 мужчин, поющих “Хорст Вессель” и другие нацистские песни. Они объяснили, что отмечали день рождения Гитлера, и их оставили в покое, но оказавшиеся там два репортера из Рио тайно сфотографировали всех немцев и опубликовали это фото.
Так или иначе, фотографии нацистов были опубликованы в одной из бразильских газет. Их внимательно изучил Симон Визенталь – увы, Вагнера на них не было. Но Визенталь пошел на хитрость и сообщил в газету, что Вагнер есть на одном из фото. Вскоре после этого немец, изображенный на фотографии, был убит. Возможно, это сделали нацисты – чтобы не выдал своих.
Тогда Вагнер сам явился в полицию с повинной, испугавшись то ли нацистов, то ли израильских агентов, – его могли выкрасть, как выкрали Эйхмана. Он признал свою службу в СС, подтвердил, что был в Собиборе, но только в качестве строителя бараков. История, естественно, получила резонанс, арестованного показали по местному телевидению, где его увидел и сразу узнал живший в Бразилии Шломо Шмайзнер. В 1947 году он собирался в Израиль, но вначале решил навестить родственников в Бразилии, там и остался. Открыл в Рио ювелирное дело, потом возглавил фабрику по переработке сырья и, наконец, уехал на Амазонку, купил участок джунглей и превратил его в ранчо. В том краю далеком он оказался первым белым, которого увидели индейцы.
Как только Шломо увидел Вагнера на телеэкране, он немедленно вылетел в Сан-Паулу, чтобы его официально опознать, и нашел его сидящим в КПЗ вместе с несколькими другими заключенными. “Хелло, Густи!” – “Кто это сказал?” – “Это я, маленький еврейский ювелир из Собибора!” Нимало не смутившись, Вагнер заметил, что тот должен быть ему благодарен за то, что остался в живых.
“Хаим был садовником, ухаживал за клумбами, – по-русски рассказывает Шмайзнер в документальном фильме “Восстание в Собиборе”. – Вагнер давал ему мешки с пеплом из крематория в третьем лагере для удобрений. Однажды, зайдя мимоходом, взял морковь и сказал: “Я съел двадцать евреев”.
Требования о его экстрадиции, заявленные Израилем и Польшей, Верховный суд Бразилии отклонил по причине отсутствия у них необходимой юрисдикции. 3 октября 1980 года Вагнер покончил с собой, всадив себе нож в грудь, его в тот же день спешно похоронили на кладбище в Атабайя рядом с Сан-Паулу.
“С момента публикации фото его преследовала мания самоубийства, – сказано в заметке “Смерть палача из Собибора”, опубликованной в газете “Фольксштимме” от 25 октября 1980 года. – После нескольких неудачных попыток он лечился в психбольнице, а 3 октября покончил с собой”. Печерский послал газетную вырезку Томину: “Дорогой Валентин Романович! Посылаю перевод сообщения о самоубийстве Вагнера! Черт с ним!” А вот его пометка на переводе сообщения израильской газеты “Маадив” от 5 октября 1980 года о том, что “человек, причастный к убийству четверти миллионов евреев, воткнул нож в сердце в собственном доме на ферме в Атабайя”: “Мне кажется, что Вагнера убили, а не покончил он с собой”.
Мысль о мести Вагнеру приходила в голову не ему одному. Когда Блатт узнал, что в выдаче Вагнера отказано, он позвонил Шмайзнеру и спросил, сможет ли он купить в Бразилии ружье. И услышал в ответ: “Не беспокойся, о нем позаботятся”. “Шломо дал мне понять, что его смерть не была случайной”, – пишет Ричард Рашке, который вдвоем с Томасом Блаттом посетил Шломо в бразильском городе Гояния. Более он на эту тему не распространялся.
“У Шломо были прекрасные пластинки, – продолжает Рашке. – Он поставил бразильскую самбу и прошелся в танце по комнате с воображаемой красоткой. Потом поставил кассету с еврейской религиозной музыкой. Шломо закрыл глаза, как будто стоял у Стены плача в Святом городе, раскачиваясь взад и вперед, подобно людям в заунывном плаче, вопрошающим своего Бога о причинах всех своих страданий, ничего не понимая, но никогда не теряя веры в Него. “Они пели”, – тихо сказал Шломо. И не стал пояснять, кто “они”. Длинная череда женщин, детей и мужчин, которые никогда больше нас не покинут”.
В документальном фильме “Восстание в Собиборе” Шломо включает магнитофон с песнями Марка Бернеса. На экране мы видим его в собственной фазенде, на кухне хлопочет негритянка, которая делит с ним постель. “Она готовит мне еврейские блюда, которые мама делала в Польше”. После Собибора он, по его признанию, не может любить, просто спит с женщиной: “она для него предмет”; не может смеяться, а тем более плакать: “я никогда никого не видел плачущим в Собиборе”.
Блатт тоже любил пооткровенничать о своих любовных похождениях – всегда с блондинками. “Послевоенная еврейская любовь должна была быть блондинкой, – пишет Ханна Кралль. – Только светловолосая арийка олицетворяла лучший, безопасный мир”.
В письме Аркадию Вайспапиру от 5 мая 1980 года Блатт писал: “Жил в Польше до 1957 года, потом уехал в Израиль, женился на американской туристке и выехал в Америку в 1959 году. Вначале тяжело работал, но в конце концов основал несколько магазинов электроаппаратуры”. Поселился в Калифорнии, в письме из Санта-Барбары Печерскому хвастался: “Деньги – прямо под ногами”, потом для вида сам себе возражал: “Несмотря на то что думают некоторые, здесь деньги на дороге не валяются. Приехал без гроша в кармане, начал работать санитаром в больнице, теперь дипломированный косметолог и имею свое большое заведение. Купил пятикомнатный домик с бассейном и садом. Выглядит так, будто я стал настоящим капиталистом. Потом все продал, взял развод и стал писать книги о Собиборе”. Видно, так и не стал “настоящим капиталистом”, разве что в том смысле, в каком Печерский был “настоящим коммунистом”. Обоим мешал пепел Собибора, стучавший в сердце каждого.
В конце жизни Шмайзнер уехал в джунгли писать книгу о Собиборе. Когда закончил, умер от разрыва сердца.
Назад: Первый в списке Визенталя
Дальше: Глава 8 Обычные “травники”