Книга: И увидел остальное
Назад: Б. Ляпунов, E. Войскунский, И. Лукодьянов И УВИДЕЛ ОСТАЛЬНОЕ
Дальше: 2

1

Юпитер бушевал. Отсюда, с каменистой Ио, было видно, как по его гигантскому диску, закрывавшему полнеба, ходили бурые смерчи. Казалось, гигант пульсировал, то опасно приближаясь, то удаляясь. Казалось, его беспокойная атмосфера вот-вот сорвется, не выдержав чудовищной скорости вращения, и накроет дымным одеялом маленькую Ио, космотанкер «Апшерон» и его экипаж.
Штурман Новиков зябко поежился. Не раз приходилось ему видеть это зрелище в учебных фильмах, но одно дело — учебный фильм, другое — оказаться лицом к лицу с чужой, разнузданной стихией.
— Ух ты, — сказал он напряженно-бодрым голосом. — Разыгрался Юпик. Это он всегда так, Радий Петрович?
— Нормально, — ответил командир танкера, голос его перебивался разрядами. — На экваторе турбулентно, на шапках — поспокойнее. Для Юпитера погода — балов на пять. Только не надо про него так… фамильярно. Планета серьезная.
Новиков прыжком приблизился к башенке автоматической станции, поднял крышку, посмотрел на ползущие по экрану зеленые зигзаги.
— Напряженность Ю-поля у красной черты, — сказал он.
Володя Заостровцев, бортинженер, быстро взглянул на Новикова, но промолчал. Сегодня с утра он и двух слов не вымолвил.
Нижний край Юпитера был обгрызен острозубчатым горизонтом Ио. Именно оттуда должен был появиться контейнерный поезд, и все трое не сводили с горизонта глаз.
Командир танкера поднял руку к шлему, словно намереваясь почесать затылок.
— Здесь-то что, — сказал он. — Четыреста мегаметров до него. Санаторий. А побывали бы вы на Пятом — вот там сейчас неуютно.
— Ну да, там ведь вдвое ближе, — отозвался Новиков. — А вы были на Пятом?
— Бывал. С одним планетологом. Мы тут на всех спутниках ставили первые автостанции.
Володя Заостровцев пнул носком утяжеленного башмака ледяную глыбу, сказал:
— Радий Петрович… Улетать надо отсюда…
— Это почему же?
— Не знаю. Только чувствую — надо поскорее уходить.
— А контейнеры? — возразил Новиков. — С чего это ты расчувствовался? Боишься, так сидел бы дома…
— Так вот, — продолжал командир, — на Пятом и горизонта в сущности нет. Стоишь, как на камешке, а этот, — он кивнул на Юпитер, — стена-стеной, руку протянуть боязно. Так что ничего, Заостровцев, бывает, если в первый раз. Около Юпитера всегда эти… кошки по сердцу скребут. Нормально.
— Да нет, Радий Петрович, — стесненно сказал Володя, — я не то что боюсь, а… сам не знаю… Конечно, без контейнеров нельзя.
Командир взглянул на часы.
— Теоретически буксир должен вернуться через пятьдесят минут, — сказал он. — Но плюс-минус полчаса всегда возможно: плотность его атмосферы, — он снова кивнул на Юпитер, — вещь уж очень непостоянная. Наши контейнеры там мотает, как деревья в бурю.
Новиков представил себе, как, огибая планету, сквозь толщу бушующих, насыщенных энергией газов мчится буксир — космический беспилотный корабль с длинным хвостом вакуумных контейнеров. Поезд догоняет Красное Пятно и, войдя в его плотную среду, уравнивает с ним скорость. Распахиваются приемные горловины, и вещество Красного Пятна со свистом всасывается в контейнеры. Хищника загоняют в клетку. Пятно, впрочем, не заметит ничтожной убыли…
Буксир приведет поезд, автопогрузчик поставит контейнеры на место несколькими рядами они опояшут тело танкера, — и тогда можно стартовать. Можно прощально помахать ему рукой: не сердись, старик Юпитер, ты не прав, — или как там говорили древние?
Потом Радий Петрович аккуратно посадит танкер на космодром «Луна-2», и они выйдут наружу и увидят привычный спокойный лунный пейзаж — невысокие кольцевые горы, изрезанную трещинами почву. После Ио, утыканной острыми иглами скал, с ее глубокими ущельями, залитыми черным метановым льдом, с ее зловещим небом, Луна покажется особенно уютной, обжитой. Ведь от нее так близко до голубого шара Земли…
Космодромная команда примет контейнеры с материей Красного Пятна и опорожнит их в подлунные резервуары. А они, экипаж танкера, после карантинного душа сядут в вездеход — и в городок. Там можно будет, наконец, вылезти из скафандра и неторопливо пройти в салон. И ребята сбегутся в салон, пойдут вопросы: ну, как зачетный? Он, Новиков, помедлит, потягивая из стакана пахучий витакол, небрежно скажет: «Тряхануло нас возле Юпика… Думал-прощай, дорогая…» И остальные практиканты будут завидовать ему черной завистью, потому что они еще нигде не бывали, если не считать учебных рейсов на Марс в качестве дублеров, а он, Новиков, уже «свалил» зачетный. Да, дорогие товарищи, нет больше студента-практиканта Новикова есть штурман-кибернетик Новиков, космонавт. Сам Платон Иванович, руководитель практики, привинтит к его куртке значок. Немногоон, Новиков, запоздал: Первая звездная уйдет без него. На уж во Вторую попадет непременно. На Земле ему теперь, вобщем-то, делать нечего…
А Радий Петрович Шевелев думал о том, что это, наверное, последний его рейс к Юпитеру. Может, и вообще последний рейс. Сорок восемь лет — потолок космонавта… Возраст, когда по выражению пилотов, «начинает барахлить вестибулярка». Что ж, он немало новых трасс проложил в Системе.
Взять хотя бы эту — к Юпитеру. Трасса сама по себе нетрудная, но зато конечный ее пункт…
Давно уже догадались астрофизики, какой могучей энергией насыщена бешеная атмосфера планеты-гиганта. Ю-энергия, сосредоточенная в Красном Пятне… Красное Пятно было старой загадкой. Огромное, в сто мегаметров в поперечнике, плыло оно по двадцатому градусу иовиграфической широты, иногда бледнея, словно выцветая, но не исчезая никогда.
В прошлое противостояние Юпитера, люди и не помышляли о Ю-энергии. Теперь же, при нынешнем противостоянии, были сделаны первые попытки зачерпнуть загадочное вещество Красного Пятна. Около трех лет назад Рейнольдс — «человек без нервов», как называли его космонавты, а уж они-то понимали толк в таких вещах, — бесстрашный Рейнольдс приблизился к Красному Пятну настолько, что зачерпнул его вещество бортовым контейнером. Он радировал об этом событии в свойственной ему манере: «Ущипнул красного медведя».
Но через двадцать минут тон его передач резко переменился.
Рейнольдс сказал: «Не понимаю, что происходит». Он повторил это дважды подряд, голос его был спокойным, очень спокойным. Потом он сказал: «Боюсь, что потерял…» Никто так и не узнал, что именно потерял Рейнольдс: связь прервалась на середине фразы. Корабль не отвечал на вызовы.
Рейнольдс не вернулся.
Но люди упрямы. Потомки смельчаков, под парусами пересекавших океаны, уходивших на собачьих упряжках без единого прибора связи во льды Антарктики, — шли в бешеную атмосферу Юпитера. Под этой бездонной атмосферой скрывалась неведомая до сих пор поверхность планеты, сжатая колоссальным давлением, разогретая до сотен тысяч градусов, где вещество, насыщаясь энергией, перетекало в Красное Пятно…
Среди первых разведчиков был и он, Шевелев. Именно ему принадлежала идея — построить на Ио танкерный порт, с которого беспилотный корабль поведет к Красному Пятну контейнерный поезд. И теперь танкерные рейсы Луна-Ио-Луна сделались обычными. Материя Красного Пятна оказалась необыкновенно компактной и отличалась огромным энергосодержанием, так что, вопреки сомнениям, ее доставка вполне окупалась. Ю-материя, казалось, была прямо-таки специально создана для двигателей новых галактических кораблей класса СВП — Синхронизаторов Времени-Пространства, — которым предстояло выйти за пределы Системы.
За пределы Системы… Этой затаенной мечте Шевелева не суждено сбыться. Он еще поспорит на Совете, он докажет, что может потягаться с любым молодым, — но в глубине души Радий Петрович знал, что отлетал свое. К звездам уйдут молодые.
Заостровцев чувствовал приближение того странного состояния, которое уже несколько раз испытал и которое пугало его. Он пытался «переключиться». Вызывал в памяти земные картины Белые корпуса Учебного центра в зелени парка.
Сверкающий на солнце небоскреб Службы Состояния Межпланетного Пространства — там работает на радиостанции оператор Антонина Горина. Тоня, Тося — смуглое переменчивое лицо, мальчишеская стрижка, насмешливые карие глаза.
И ничего-то нет в ней особенного. В Учебном центре были девушки куда привлекательнее Тоси, хотя бы на факультете искусств. Но с тех пор, как он, Володя Заостровцев, в День моря впервые увидел Тосю — беспечно хохочущую, танцующую на воде, — с той самой минуты другие девушки перестали для него существовать. Он подскочил к ней, и они закружились в вихре брызг, музыки и смеха, но тут Володя зацепился поплавком за поплавок, потерял равновесие и плюхнулся в воду…
Воспоминание отвлекло его, но ненадолго. Тягостное ощущение навалилось, проникло внутрь, потащило… Выразить это словами было невозможно. Ни сравнений, ни аналогов. Оно каждый раз проявлялось по-новому.
Теперь по экватору Юпитера неслись огромные бурые облака — ни дать ни взять стадо взбесившихся быков. Они сшибались, медленно меняя очертания, рвались в клочья.
Слились в сплошную зубчатую полосу. Будто гигантская пила рассекла планету пополам — вот-вот распадется…
И вдруг полыхнуло красным. Грозные отсветы легли на каменные пики Ио, на лед в расселинах, на гладкое тело космотанкера. Диск Юпитера с краю залился огнем. Вот оно, Красное Пятно… Оно разбухало на глазах, ползло под экватором, свет его становился пугающе-резким. Новиков невольно втянул голову в плечи.
— Вторые светофильтры поднять, — раздался в наушниках голос командира. — Алексей, посмотрите, что там с поездом?
Новиков склонился над щитком автостанции. Вслед за Красным Пятном должен был появиться из-за диска Юпитера буксир с контейнером. Но его не было. Это было неправильно: поезду задана круговая орбита со скоростью Пятна.
Но поезда не было.
«Нет как нет, ну прямо нет как нет», — навязчиво стучали у Новикова в памяти слова старой песенки.
Он уставился на Пятно. Оно уже почти полностью выползло из-за края. В нем крутились вихри, выплескивались быстрые языки — не они ли слизнули поезд?..
— Нет поезда! — крикнул Новиков. — Пропал поезд!
Володя Заостровцев вдруг скорчился, судорожно застучал кулаками по щиткам светофильтра.
— Не могу! — прохрипел он. — Жмет… Давит…
— Что жмет? — командир шагнул к нему.
И тут в уши ударил ревун тревоги — монотонный, прерывистый, безразличный.
— Быстро в шлюзкамеру! — крикнул командир.
Володю свело в дугу. С ним творилось непонятное. Новиков и командир потащили его под руки.
Хлопнула автоматическая дверь, вторая, третья… Сгрудились в лифте. Вверх! Ревун оборвался. Что там еще? Он не мог выключиться до старта, но он выключился. Это было неправильно… непонятно…
Дверь остановившегося лифта поползла в сторону — командиру казалось, что она ползет отвратительно медленно, он рванул ее, протиснулся в кабину. Не снимая шлема, забыв спустить светофильтр, бросился к пульту, пробежал пальцами в рубчатых перчатках по пусковой клавиатуре. Далеко внизу взревели двигатели, танкер рвануло. Радий Петрович глубоко провалился в амортизатор сиденья, привычная тошнотность перегрузки подступила к горлу.
Новиков и Заостровцев упали в свои кресла. Некоторое время все трое молча возились со шлемами, тугими шейными манжетами, выпутывались из скафандров. Каждое движение давалось с трудом, а труднее всех было Володе. Крупные капли пота катились по его щекам.
Раньше всех увидел Радий Петрович. Потом Новиков. Его рука, протянутая к блоку программирования, медленно упала на колени.
Приборы не работали. Ни один.
— Нич-чего не понимаю… — Командир беспокойно вертел головой, переводя взгляд с экрана на экран.
Он переключил масштаб координаторов. Ввел усиление.
Перешел на дублирующую систему. Больше он ничего не мог сделать.
Экраны ослепли. Тонкие кольца и меридианы гелиоцентрических координат ярко светились, но точки положения корабля не было видно — ни на экране широкого обзора, ни на мелкомасштабном. На экране для непосредственного астрономического определения вместо привычной картины звездного неба была серая муть, ходили неясные тени.
Командир с усилием повернулся в кресле и встретил застывший взгляд Новикова.
— Определитесь по полям тяготения, — бросил он раздраженно, потому что Новиков должен был сделать это и без команды.
И не поверил своим ушам, услышав растерянный голос Новикова: Гравикоординатор не работает…
Командир уперся в подлокотники, попытался подняться, но ускорение придавило его к креслу. Оно-то работало исправно…
Двигатели мчали танкер вперед. Вперед — но куда? Приборы не показывали положения корабля в пространстве. Было похоже, что какая-то неведомая сила разом вывела из строя все наружные датчики. Корабль очутился в положении человека, внезапно ослепшего посреди уличного потока.
«Мы стартовали часа на полтора раньше расчетного времени, — лихорадочно соображал командир. — Ио всегда обращена к Юпитеру одной стороной, и танкер стоял на этой стороне. Стартовый угол известен. Сейчас, когда корабль идет на малой скорости, надо ложиться на поворот. Но как рассчитать поворот без ориентации? В поле тяготения Юпитера нег ничего постоянного. Поворачивать вслепую? Ю-поле прихватит на выходной кривой, а ты и не заметишь… Не заметишь, потому что Гравикоординатор не работает».
Новиков, между тем, возился с пеленгатором. Ведь на крупных спутниках Юпитера стоят радиомаяки — на Ио, на Каллисто, на Ганимеде… Нет. Молчат маяки. Вернее — музыкальные фразы их сигналов не доходят до «Апшерона».
— Хоть бы один пеленг… Хоть бы одну точку… — Новиков повернулся к командиру. — Что делать, Радий Петрович?
Командир не ответил. Он уже знал, что ничего сделать нельзя. Даже послать на Луну аварийный сигнал. Радиосвязи не было. Надеяться на чудо? Где угодно, только не в Ю-поле.
Ну что ж… На Земле труднее: вокруг все родное, земное, и можно увидеть в окно кусок голубого неба, и мысль о том, что все это будет теперь без тебя, невыносима. В Пространстве же — Шевелев знал это — чувство Земли ослабевало, помимо воли приходило то, что он называл про себя ощущением потусторонности…
Ослабевало? Ну нет! Вот теперь, когда гибель была неотвратимой, он понял, что ни черта не ослабевало чувство Земли. Наоборот!
Надо было что-то сказать ребятам. Командир посмотрел на них. Заостровцев лежал в кресле, задрав голову вверх и бессмысленно вытаращив глаза. Руки он вытянул перед собой, пальцы его вздрагивали, как бы ощупывая воздух.
Ну что им сказать? Разве что два слова: «Будьте мужчинами»… Радий Петрович вдруг замер, пораженный догадкой: так вот что случилось тогда с Рейнольдсом, вот что не договорил он в последней радиограмме — он потерял ориентацию!
У Рейнольдса, так же, как и у него, Шевелева, внезапно ослепли приборы. Ю-поле прихватило ослепший корабль Рейнольдса, он врезался в Юпитер. Непонятная, никем не предвиденная энерговспышка… Надо сообщить на Землю.
Один шанс из тысячи, что информация попадет к людям, но все равно, он обязан сообщить.
Радий Петрович включил аварийную звукозапись и собрался с мыслями. Информация должна быть краткой и исчерпывающей.
Тут он услышал щелканье клавиш задающего блока. Молодые — штурман и бортинженер — сидели, голова к голове у пульта вычислителя. Заостровцев теперь не щупал пальцами воздух — он медленно водил растопыренной пятерней от себя к экрану. К экрану, на котором светились кольца координат, но по-прежнему не было положения корабля.
— Сейчас… — бормотал Новиков, щелкая клавишами. — Только вот введу исходные… влияние Сатурна… Эфемериды… Давай направление, Вовка!..
«Какое еще направление? — подумал командир. — С ума они посходили?..»
— Что вы делаете? — резко спросил он.
Ему пришлось повторить вопрос дважды, но ответа он так и не дождался. Те двое, должно быть, просто забыли, что на корабле есть командир.
— Не так, не так! — стонал Заостровцев, мучительно гримасничая и рубя ладонями воздух. — Не понимаешь…
— А как? — хрипел Новиков.
— Слушай меня, Алеша… Слушай! Мы здесь… Да, здесь… Значит, выходная кривая… Вот… вот ее направление, понимаешь?
— Понял! — Снова защелкали клавиши. Новиков откинулся, уставясь на результатную панель вычислителя.
Мертвая тишина…
— Программа готова, — неуверенно сказал Новиков.
Назад: Б. Ляпунов, E. Войскунский, И. Лукодьянов И УВИДЕЛ ОСТАЛЬНОЕ
Дальше: 2