Имущественное неравенство в России всегда было политической проблемой. Отвечая на вопросы социологов, люди говорят о негативном отношении к богатым, а на думских выборах 2003 года, последних свободных выборах в XXI веке, большинство избирателей проголосовало именно за те партии, которые выступали за перераспределение от богатых к бедным. Больше того, те же социологические опросы показывают, что у граждан есть довольно четкое – это не значит правильное! – представление о том, почему неравенство так велико. Значительное большинство считает, что все дело в незаконной приватизации 1990-х и, следовательно, нынешнее распределение доходов несправедливо.

В этой логике есть очевидная неувязка: пусть исходное распределение было равномерным (оно таким не было, но допустим, что было), а потом собственность досталась гражданам неравномерно и несправедливо. Это объясняло бы имущественное неравенство и неравенство доходов, которые включают в себя доходы на капитал, но ничего не говорило бы о неравенстве трудовых доходов и не объясняло бы разницу в зарплатах – платят-то не в зависимости от того, сколько у человека имущества, а в зависимости от того, насколько востребованы навыки, которыми он обладает. Такое неравенство приватизацией объяснить невозможно. Может быть, оно не так велико?

Велико. Экономисты из Российской экономической школы Сергей Гуриев и Андрей Рачинский оценили неравенство трудовых доходов жителей Москвы в начале XXI века^[74]. Для этого им пришлось воспользоваться базой данных о подоходном налоге москвичей за 2004 год. Оказалось, что уровень неравенства трудовых доходов очень высок. Возможно, он даже выше, чем уровень имущественного неравенства, которое оценить по налоговой базе данных, конечно, невозможно. Так в чем же дело?

Статья Гуриева и Рачинского лишь описывает неравенство, но мало помогает в поисках объяснений. Естественный способ – сравнить нашу страну с той, где, во-первых, похожий уровень неравенства, а во-вторых, где эта область экономических исследований более развита. Бессмысленно сравнивать Россию со Швецией: там никогда не было такого расслоения; почти бессмысленно сравнение с Нигерией, потому что о нигерийском неравенстве известно еще меньше, чем о российском. Однако нужная страна есть. Таблица показывает удивительное сходство: в пределах самых богатых 10 % населения Москва чрезвычайно похожа на Америку.

Догнали Америку. Концентрация доходов в России практически такая же, как в США

Доля доходов, приходящихся на разные группы населения

Источники: Piketti, Saez (2004) для США, Guriev, Rachinsky (2004) для России

Так что там, в Америке? Еще в середине 50-х годов прошлого века Тед Соренсен, помощник сенатора от штата Массачусетс, периодически просматривал сводку публикаций местной торговой палаты. На титульном листе был приведен лозунг организации: “Большая волна поднимает все лодки”. Эта фраза так понравилась Соренсену, что он включил ее в речь своего патрона, который к тому времени уже стал президентом США. В устах Джона Кеннеди она означала попросту, что экономический рост снимает все проблемы – и социальные, и политические. И на протяжении следующих десятилетий не было сомнений: когда экономика растет, все довольны. Однако на исходе пятого десятилетия постулат стал вызывать сомнения.

В самом успешном году первого десятилетия XXI века, 2004-м, американская экономика выросла на 4,2 %. Это намного ниже, чем у лидеров мирового роста последнего десятилетия – Китая и Индии. Это ниже, чем у африканских стран, которые стали расти совсем недавно. Наконец, это намного ниже, чем было в начале XXI века у стран, которые еще за пятнадцать лет до этого были социалистическими. Между тем это чуть ли не вдвое выше, чем рост в большинстве остальных развитых стран. И при этом опросы общественного мнения показывают, что большая часть американцев считает, что их экономическое положение ухудшается. Казалось бы, чем может быть недоволен обычный американец в период относительно быстрого роста? Он недоволен неравенством.

Особый путь Америки

Когда профессор экономики объясняет студентам разницу между средним и медианным доходом, то есть доходом человека, который зарабатывает больше, чем половина граждан страны, он приводит такой пример. Представьте, что вы сидите в баре и вдруг в него входит Билл Гейтс, чьи доходы составляют сотни миллионов долларов в год. Средний доход присутствующих увеличивается в десятки раз, в то время как медианный – если в баре сидит больше одного человека, конечно, – практически не меняется. (В жестком российском варианте это звучит так: “После того как посадили Михаила Ходорковского, средний доход российского заключенного вырос на 10 тысяч долларов”.)

Это различие – между средним и медианным доходом – позволяет понять суть проблемы. Вместе с экономикой растет средний доход, однако если большая часть новых доходов достается все более узкой группе самых богатых, то медианный доход не меняется и может даже снижаться. Десять лет назад принстонский экономист Пол Кругман беспокоился о том, что медианная реальная заработная плата работника, не занимающего руководящих позиций в компании, к середине первого десятилетия XXI века была ниже, чем тридцать лет назад, и это, казалось Кругману, превращается в долгосрочный тренд. Следующие десять лет скорее подтвердили, чем опровергли предположение Кругмана.

Томас Пикетти из Парижской школы экономики, автор нашумевшего бестселлера “Капитал в XXI веке”^[75], и Эммануэль Саез из Беркли, крупнейшие в мире специалисты по оценке долгосрочных трендов неравенства, использовали данные об уплате подоходного налога, чтобы изучить динамику неравенства доходов в США^[76]. И оказалось, что, действительно, расслоение в Америке стремительно увеличивается. При этом сильнее всего неравенство растет не там, где проходит граница между средним классом и бедными, а внутри верхней части среднего класса. Доход 10 % самых богатых американцев (в 1998 году это те, чьи доходы превышали 81 тысячу долларов в год) – то есть как раз верхнего среднего класса, – вырос за тридцать лет, но большая часть прироста досталась одному верхнему проценту (230 тысяч долларов в год – это уже не средний класс), больше половины этого прироста досталось 0,1 % (790 тысяч), а больше половины доставшегося 0,1 % досталось 0,01 % (минимум 3,6 миллиона). В 1970 году доход 0,01 % самых богатых налогоплательщиков составлял 0,7 % общего дохода. Через тридцать лет доход той же доли стал в четыре раза больше – почти 3 % общего дохода. Иными словами, если в 1970 году самые богатые были в 70 раз богаче среднего, то в 1998-м – в 300 раз!

Интересно, что глобальный тренд в последние два десятилетия противоположен американскому: неравенство между странами снижается^[77]. Оно заметно снижается и внутри некоторых развитых стран^[78]. Впрочем, есть экономисты, которые считают, что у неравенства есть положительные стороны.

В Америке спор о причинах нынешнего увеличения неравенства носит довольно изощренный характер. Есть две основные гипотезы – грубо говоря, правая и левая. Большинство профессиональных экономистов не поддерживают ни одну из этих двух гипотез в чистом виде, разве что Пол Кругман, герой нобелевского урока в конце книги, занимает однозначную позицию. Левая гипотеза состоит в том, что резкий рост неравенства – оно вернулось практически к уровню 1920-х годов – связан прежде всего с уменьшением роли профсоюзов, ослаблением контроля над менеджментом крупных компаний и снижением эффективной ставки налога для самых богатых. Пикетти и Саез показывают, что предельная эффективная ставка упала с 60 % в 1980 году до чуть более 30 % сегодня. Наиболее последовательные сторонники левой гипотезы считают глубинной причиной политический сдвиг вправо – от достижений “Нового курса” Франклина Делано Рузвельта и “Великого общества” Линдона Джонсона. Правые не согласны.

Правая гипотеза состоит в том, что увеличение неравенства связано прежде всего с ростом разницы в доходах людей с разным уровнем образования. В глобализированной экономике производительность труда высокообразованных работников растет быстрее, чем производительность труда менее образованных. В частности – но не только! – потому, что все большую роль играет способность работника взаимодействовать с клиентами и даже просто харизма. Более образованные сотрудники имеют преимущество и здесь. Это объясняет увеличивающееся расслоение не только между средним классом и бедными, но и внутри верхней части среднего класса. Наконец, менее образованным приходится конкурировать за рабочие места с дешевой рабочей силой из Индии и Китая, что тоже снижает уровень оплаты труда. (Аргументы Дональда Трампа во время избирательной кампании 2016 года, о которой мы говорили раньше, особенно сильно действовали именно на этих граждан.)

Между двумя гипотезами, правой и левой, можно найти логическую связь. Ослабление профсоюзов отчасти вызвано глобализацией. Компаниям стало легче торговаться с сотрудниками, когда у них появилась возможность перенести производство в Азию.

Но не исключена и обратная зависимость. Теперь, когда кандидату от Демократической партии необязательно быть заложником могущественных профсоюзов, компаниям стало гораздо легче заниматься аутсорсингом, а их руководству – назначать себе невероятные зарплаты. Помните разговор из первой главы? За последние тридцать лет отношение доходов менеджеров к средней заработной плате выросло почти в 30 раз…

Так что обычный американец абсолютно прав, когда думает, что нынешний экономический рост не поднимает его лодку – медианный реальный доход практически не растет. Но если россиянин винит в своей маленькой зарплате олигархов, то американец – иммигрантов и корпорации, которые переносят производство в бедные страны. И те, и другие ошибаются. В России наличие олигархов – скорее следствие неэффективности судов и коррумпированности полиции, а не причина. В Америке иммигранты не отнимают рабочие места у местных жителей – в гораздо большей степени это делают новые производственные технологии.

Американцы и россияне ошибаются не только тогда, когда говорят о причинах своих бедствий. Они ошибаются и относительно конкретных мер борьбы с неравенством. Вот один небольшой пример. Что лучше символизирует социальную справедливость, чем прогрессивный, то есть требующий от тех, кто получил больше, заплатить большую долю, налог на наследство? Завещали тебе большой куш – заплати с него более высокий процент. В этом случае распределение богатства в новом поколении будет более равномерным. Кажется, подавляющее большинство должно выступать за сохранение и повышение налога: в Америке он не затрагивал почти 90 % населения, а в России и без отмены практически все должны были платить его по очень низкой ставке, всего 5 %. Однако в обеих странах то же самое большинство, которому этот налог был только выгоден, с воодушевлением поддержало его отмену.