Книга: Падение сверхновой
Назад: Цепная реакция
Дальше: Послесловие

Не оставляющий следа

— Вон она, — сказал Нибон, ткнув пальцем в голубой экран. Андрей, впрочем, и сам уже видел планетку, известную под именем Зеленый Перевал. Как Нибон всегда торопится со своими замечаниями! Звездолет еще не вышел на свободную орбиту, но сердцем Нибон был уже на Зеленом Перевале. Он не любил ждать, он всегда находился в движении, точно спешил всюду успеть раньше всех.
— Получен сигнал от Корина, посадку будем производить по лучу.
— Тем лучше.
Андрей вылез из-за пульта и, переключив управление ракетой на автомат, лег в стартовую люльку. Нибон уже лежал рядом: под прозрачным лиловым колпаком вилась войлочная шевелюра и сверкали синими белками огромные черные глаза. Смуглое лицо отливало зеленоватой бледностью. После аварии на Черном Титане Нибон плохо переносил посадку.
Им здорово пришлось попотеть на Черном Титане. Андрей на миг закрыл глаза. Перед ним встала неподвижная, гнетуще тяжелая, как свинец, планета в системе черного солнца, без единого луча света; только далекие звезды озаряли мрачные ущелья на ее поверхности. Планета вечной ночи. Андрей содрогнулся, вспоминая месяцы, проведенные там. Ну, теперь с этим покончено. Впереди заслуженный отдых. Милый сердцу Зеленый Перевал…
— Мне кажется, я вижу хозяйство Джорджа, — сказал Нибон.
— Сейчас будем дома, Нибончик, — улыбнулся Андрей.
И действительно, через двадцать минут оба космонавта стояли на стартовой площадке Зеленого Перевала.
Яркий свет ослепил их.
— Это тебе не Черный Титан, — улыбнулся Андрей, надевая темные очки.
— Почти как на Земле, — мечтательно сказал Нибон.
— Зелень-то какая!
— Только небо уж очень фиолетовое. Ну да что там, главное, дышать можно. Не в балдой дышишь, а как полагается живому существу, в небо, в стихию… Вот она, ширь-то! Хо, хо, хо!
Андрей закричал, и слабое эхо прокатилось по безлюдной зеленой равнине, окружавшей космодром.
— А где же Джордж? — спохватился Нибон. — Он нас не встретит?
— А зачем? У него все киберы делают: встречают, отправляют, снаряжают, заряжают… Мы сейчас поедем к нему в домик, чай пить будем. Настоящий земной чай. Воя машина.
К ним подкатил небольшой автомобильчик с открытым верхом. Космонавты сложили в него свои вещи и тронулись.
— Хорошо, правда? — улыбнулся Андрей.
Дорога, бегущая среди густой травы, была извилистая и узкая. Ноздреватые листья шириной в ладонь хлестали путешественников до липу. В воздухе стоял легкий аромат огромных бледно-лиловых цветов. Андрей обрывал листву, жадно нюхал и слизывал капли влаги, выступавшей на обнаженной мякоти растения.
— Какая у Джорджа узкая специальность? — спросил Нибон.
— Биофизик. Радиоволны и жизнь — вот его занятие. Возможно, мы застанем его за изобретением радиолуча, который обгонит расширяющуюся вселенную или… А вот и Коринская башня!
Заросли кончились, и космонавты выехали в небольшую зеленую долинку.
Посреди нее стоял беленький чистенький домик и серая тяжелая башня, утыканная антеннами самых причудливых форм и размеров.
В домике никого не оказалось. Космонавты прошли все комнаты от передней до спальни. Джорджа не было.
— Может, он в башне?
— Нет, вряд ли. Он бы вышел, увидев нас. Давай послушаем секретаря.
Андрей повернул рукоятку черного ящика, стоявшего в кабинете Джорджа. Сначала оттуда послышался мотив детской песенки, исполняемой хриплым басом. Затем тот же голос сказал: "Отбываю на неделю в биозону. Возвращусь семнадцатого".
— А сегодня что у нас? — спросил Нибон.
— Сейчас узнаем, вот здешний календарь. — Андрей повертел в руках сложную таблицу и буркнул: — Не совсем ясно, тут одних четвергов пять штук, как дома говорят, семь пятниц на неделе.
— Планетка-то вертится быстро!
— Да, только успевай оглядываться. Жорка устроил себе календарик в переводе на земной, — понедельник штрих, понедельник два штриха, суббота с индексом зет. Ничего не пойму. Хотя…
Андрей задумался и вдруг радостно воскликнул:
— Ага, Джордж будет послезавтра! Вот видишь, число, обведенное синим, день ухода, а красное — это сегодня, то есть пятнадцатое. Тут даже отмечено, что мы прилетаем. Значит, хозяин должен возвратиться через день.
— Ну, добро, давай отдыхать.
— Лучшее место для этого на крыше.
На крыше дома было уютно. Глубокие кресла с навесами хранили прохладу. Безмятежно раскачивались огромные пятипалые листья пальм, с поля доносился легкий шелест травы. С темного неба струился прохладный и крепкий, как ром, воздушный поток. Андрей почувствовал приятное головокружение.
— Хорошо, — тихо, словно про себя, сказал он, и добавил громче: — Как у мамы дома…
Где-то вдали послышался красивый и печальный звук, словно лопнула струна.
— Что это? — спросил Нибон.
— Возможно, птицы, хотя я их не видел в прошлый раз, — сказал Андрей.
— Да, — отозвался Нибон, — если немного напрячься, то можно даже забыть про другие… страшные миры.
Далекий звон медленно гас, вместе с ним уходил день. Здесь ночь наступала быстро, небо сразу потемнело и стали появляться звезды.
— Трудно, наверное, здесь Джорджу одному, — сказал Нибон, разглядывая башню с антеннами в пятидесяти метрах от дома. — Я бы не смог.
Зеленая степь сделалась темно-лиловой и постепенно начала чернеть. Воздух, лившийся из темной фиолетовой бездны, стал холодным и влажным. Подкравшаяся ночь опустила свою черную лапу. Нибон с тоской провожал взглядом узкую яркую полоску света над горизонтом.
— Так получилось, — сказал Андрей. — Вначале на Зеленом Перевале работала комплексная бригада строителей, геологов, биологов. Когда планетку освоили, бригаду перебросили в другое место, а Джордж и Мария остались здесь. Они помогали залетавшим сюда космонавтам, таким, как мы с тобой, и одновременно вели большую исследовательскую работу. Все, что есть земного на этой планете, дело их рук. Вся эта зелень, плантации, деревья…
— Ты мне покажешь то место, где погибла Мария? — Вопрос Нибона прозвучал в вечерней тиши, как скрытый упрек, как невысказанная обида. Кому? Неизвестно. Может быть, судьбе, может, всем людям сразу.
Андрей сочувственно посмотрел на Нибона. Все, все это было ему знакомо. Нибон второй год в космосе. Он, Андрей, седьмой. Семь лет земного времени — это очень много. Еще сравнительно недавно он, как и Нибон, тосковал, узнав, что в космосе умер еще один земной человек. Сейчас — другое. Это уже не тоска, а грусть и сочувствие тому, кто потерял друга.
Но в конце концов стоит ли сейчас предаваться грустным мыслям? Им удалось живыми вырваться из цепких лап Черного Титана. Они втроем на этой чудесной благоустроенной планетке, двое — здесь, один — где-то неподалеку, рядом. Нужно отдыхать, набираться сил, готовиться к новой тяжелой работе.
— Это довольно далеко отсюда. В старой мангрове. Мария и Джордж разводили там плантации «камнепожирателей» и работали в скафандрах. «Камнепожиратели» очень капризные растения, но они делали слишком важное дело — переводили кислород из окислов элементов в атмосферу, и поэтому Джордж и Мария с утра до ночи ухаживали за ними. Приходилось работать одновременно в разных концах планетки, так как атмосферу нужно было создать в короткий срок. В то время сюда залетали небольшие метеориты. Сейчас этому мешает атмосфера, тогда ее не было. Один такой осколок попал Марии в шлем, когда Джордж был далеко. Она пролежала без сознания слишком долго… С тех пор Джордж почти не покидает Зеленого Перевала. Он был несколько раз на Земле, но каждый раз возвращался сюда. Его здесь держат воспоминания и какие-то исследования, начатые еще совместно с Марией. Он мне намекал о них в прошлый раз, когда я был на Зеленом Перевале, но у меня времени не было разобраться.
Андрей умолк, рассматривая почерневшее небо, а Нибон силился представить себе, как жилось на этой планетке одинокому Джорджу. Наверное, как обычно в этих случаях, выручала работа. Большое, полезное дело, нужное людям — и там, далеко, на Земле, и здесь, в бескрайних космических просторах…
— Ты знаешь, — так неожиданно громко сказал Андрей, что Нибон вздрогнул, — я бы назвал Зеленый Перевал шепчущей планетой. Здесь нет громких звуков, все вокруг шелестят, шепчет, напевает, мурлычет.
— И мяукает, — едва уловимо улыбнулся Нибон. — Интересно, почему бы Джорджу не развести здесь кошек?
— Он собирается это сделать. Ищет подходящую породу. Ну что, пойдем спать?
Утро ворвалось в спальню так стремительно, словно кто-то сдернул с Андрея покрывало.
Нибон уже сидел в столовой, пил чай и рассматривал журнал космонавтов, страницы которого пестрели рисунками, фотографиями и подписями. Каждый, кто хоть раз побывал на Зеленом Перевале, оставлял в нем о себе память.
— А вот и Джон Сириец, — сказал спокойно Нибон, показывая фотографию мужчины с орлиным носом и вьющимися волосами, — он не вернулся с планеты Гор.
— Они ушли из жизни, Нибон, не нужно их тревожить. Налей-ка лучше чаю.
Нибон внимательно посмотрел на Андрея и молча углубился в исследование альбома.
— Этот альбом — ценнейшая реликвия, — задумчиво сказал он, — надо поговорить с Джорджем, пусть перефотографирует для меня. Я скажу ему сегодня.
— Ты хочешь сказать, что сделаешь это завтра?
— Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Зачем же придираться к слову?
Андрей с удовольствием допил стакан чая. Нибончик умен, слов нет, но есть в нем этакое древнеегипетское, потаенное лукавство…
— Ты его видел?
— Да.
— Когда?
— Только что.
— Почему же он не здесь, он что, прячется от нас?
Нибон молча пожал плечами.
— Я увидел из окна, что по двору идет мужчина, и окликнул его. Он обернулся, и я узнал Джорджа. Он помахал рукой и сказал, что сейчас будет здесь.
— Где же он?
— В башне.
— Нет, ты ошибся, я здесь! — раздался громкий голос, и в проеме окна появилась загорелая физиономия Джорджа. — Привет, друзья!
На окно легла тонкая рука с розовыми ногтями, за ней другая, прыжок — и Джордж стоял в комнате. Он был высок, с широкой грудью и тонкими легкими ногами. Одетый в цветастую куртку и короткие брюки, он напоминал скорее беззаботного курортника, чем хозяина планеты Зеленый Перевал, отягощенного сложным и большим хозяйством.
— Тебе двери стали не по вкусу? — улыбнулся Андрей. — Знакомься Нибон, мы с ним сидели на Черном Титане.
Джордж сделал приветственный жест и, не заметив протянутой руки Нибона, подошел к креслу. Сел, ноги крестом, руки на коленях.
— Итак, друзья, — начал он торжественным тоном, — хочу вас предупредить, что космонавты на этой планете должны чувствовать себя, как дома, на Земле.
— Спасибо. Если б сюда еще те несколько миллиардов, которые населяют нашу старушку, — заметил Нибон.
— Им пришлось бы спать стоя, — парировал Джордж.
Нибон, как всегда, прав. Главное, что угнетает на этой очаровательной планете, — безлюдье. Люди, милые люди, с их смехом и слезами, любовью к прекрасному, с их упорством и даже с их ссорами! Как далеки они от нас…
Джорджу, видно, что-то пришло на ум, по лицу его пробежала легкая гримаса.
— Удивительно, — сказал он. — Удивительно. Совпадают не только мысли, совпадает формировка самых скрытых ощущений. Насколько мы все же одинаковы. Я думал об этом. Вселенная должна быть заселена людьми. Одни космонавты — этого мало. Нужны люди, везде, много людей. Люди справа и слева, спереди и сзади, на всех планетах, на всех астероидах, на больших метеоритах и даже на звездах.
Нибон с интересом посмотрел на него. Андрей открыл и закрыл рот, так ничего и не сказав.
Они помолчали. Вдруг Джордж встал и выпрыгнул в окно. Андрей видел, как его сутуловатая спина проплыла к башне. Нибон подошел к окну и, глядя вслед Джорджу, сказал:
— Пять лет одиночества — это все же большой срок, как ты думаешь?
— Ну, он не совсем одинок, у него постоянно бывают гости, вроде нас с тобой.
Внезапно Нибон вскрикнул, указывая на что-то в глубине двора. Андрей бросился к нему.
— Что случилось?
Нибон провел рукой по лицу, словно отмахиваясь от навязчивой мухи.
— Ничего. Мне показалось…
В комнате раздался чистый спокойный голос Джорджа.
— Друзья мои, я нахожусь в башне. Заходите проведать меня, заходите сейчас или в любое время. У меня есть кое-какие научные новинки для вас.
В башне Корина царила атмосфера большой радиотехнической лаборатории. Андрей про себя отметил образцовый порядок и чистоту в помещении. Сверкали синие глазки сигнальных ламп, трудолюбиво жужжали генераторы, скрытые ослепительно белыми стендами.
Сам Джордж находился на верхнем этаже. Андрей разглядел его подметки сквозь узор перекрытия.
— Поднимайтесь сюда, ко мне! — закричал он сверху. — Лифт работает.
Верхний этаж башни представлял собой круглую площадку обозрения с решетчатым полом. Окно стеклянным кольцом схватывало башню. Под окном причудливыми зигзагами рассыпались сотни кнопок пульта управления.
Кроме Джорджа, на площадке находилась странная подвижная конструкция, напоминающая осьминога: от веретенообразного тельца, поставленного на колесики, ответвлялось множество тонких и толстых щупалец. Механический осьминог катился вдоль пульта, на ходу нажимая кнопки.
— Мой робот, — улыбаясь, сказал Джордж. — Джимми, познакомься с нашими гостями.
Джим подкатил к Нибону и протянул ему лес своих рук.
— Придется пожать все, иначе обидится, — сказал Джордж.
Андрей с отвращением перещупал холодные крючки и молоточки Джима.
— Неприятно, что слепой.
— У него были глаза. Красные. Но перегорели лампочки, а мне недосуг вставить новые.
Нибон достал пачку с сигаретами и внезапно швырнул одну сигарету Джорджу.
— Лови, закуривай!
С быстротой молнии рука Джима перехватила ее.
— Благодарю. Бросил курить, — улыбаясь, сказал Джордж.
Нибон понимающе кивнул головой.
— Так в чем же заключаются твои научные новинки? — спросил Андрей.
— Для вас это, конечно, не новинки. Вскоре после твоего первого приезда на Зеленый Перевал сюда доставили кибернетическую машину из Управления логических резервов. Вот она.
Джордж махнул рукой, указывая вниз, где сквозь решетку поблескивали металлические перегородки стендов.
— Наверное, старье какое-нибудь? — небрежно заметил Андрей.
— Нет, почему же? Она отлично работает, — сказал Джордж, и Нибону показалось, что в его голосе прозвучала обида. — Эта машина мой единственный друг, больше чем друг. Она мой мозг и моя душа.
— Ну, ну, — с недоумением забормотал Андрей.
— Да, это, конечно, большое приобретение для Зеленого Перевала, заметил Нибон.
— Еще бы. Ты же знаешь, сколько биологических проблем мне осталось в наследство от Марии. Дело не только в том, чтобы планета стала похожей на Землю. Она должна стать лучше Земли. Здесь нужно создать самые оптимальные условия для жизни человеческого организма. Мне приходится вести огромную работу по селекции растений. И вот в связи с этим… — Джордж немного подумал, — и многим другим у меня есть несколько вопросов, которые хотелось бы выяснить с вами.
— Давай, если мы сможем помочь.
— Видишь ли, — начал Джордж немного неуверенно, он казался смущенным, мне иногда кажется, что я забыл или просто не знаю самых элементарных вещей в биологии. Вот, например, биологическое бессмертие… Все растения, выведенные мной и Марией, погибнут, но потомки этих растений дадут жизнь новым поколениям и так далее. Но для такого бессмертия всегда нужны два растения или хотя бы два цветка, мужской и женский, но всегда два, понимаешь. Две природы, два пола, одним словом, две какие-то противоположности, слияние которых рождает новую сущность. Ну, а если существует одна сторона, один пол, как ему обеспечить свое бессмертие?
Нибон молча пристально рассматривал Джорджа, Андрей удивленно поднял брови.
— Ведь существует вегетативное размножение, когда каждая часть организма может послужить зародышем будущего растения, — сказал он. Воткни черенок в почву, и вырастет нечто как две капли воды похожее на родителя. Конечно, вегетативное размножение не может продолжаться до бесконечности, так как наступает вырождение. Но возьмем, например, бесполое размножение микроорганизмов. — Простое деление клетки приводит к практическому бессмертию всех простейших.
Джордж как-то всколыхнулся, беззвучно хлопнул себя по лбу и рассмеялся. Андрею этот смех показался деланным. Нибон неподвижно наблюдал за хозяином Зеленой Планеты.
— Да, это все так. Действительно, деление, простое деление, ведет к бессмертию. Что это я, все перепутал. Правда, у меня другие были идеи, но все же…
Он умолк, словно окончательно сбившись с толку. И вдруг совершенно спокойно сказал:
— Пора завтракать, все нужное вы найдете в моей столовой.
"Он, кажется, нас выпроваживает", — с удивлением подумал Андрей.
— Ты пойдешь с нами?
— Нет, я сегодня на диете. И вообще, ребята, вы не обращайте на меня внимания. У меня много срочной работы, а вам нужно отдыхать. Будьте как дома.
— Слушай, Корин, — сказал Нибон, — подходя к Джорджу, — если мы тебе мешаем, скажи об этом прямо.
Он поднял руку и опустил ее на плечо Джорджа. Тот быстро уклонился от прикосновения и отошел к окну.
— Откровенно говоря, друзья, я не смогу уделить вам много внимания.
— В чем дело, Джордж?
— Я задумал и подготовил эксперимент, блестящий, невиданный еще эксперимент. Если он удастся, то имя Джорджа Корина загремит по всем планетам. Я не могу о нем рассказать. Пока это тайна. Эксперимент и для меня был тайной до сегодняшнего дня. Но вот ты, Андрей, сейчас произнес то слово, которого мне так давно недоставало, теперь я знаю, что надо делать. Я знаю, где мой путь!
— Пожалуй, пять лет одиночества действительно много. Даже на Зеленом Перевале, — уныло сказал Андрей, потягивая кофе. — Что ты там видишь?
Нибон стоял у окна. Он следил за башней Корина.
— Полчаса назад Корин со своим «автопауком» уехал на вездеходе к ракетодрому. Они оставили дверь в башню открытой, а я пошел и захлопнул ее…
— Зачем ты это сделал?
— Не знаю.
Нибон что-то знает или предчувствует. Хотя он всегда такой. Даже если он ничего не знает, он производит впечатление человека осведомленного. Когда он знает одну сотую, у него вид всезнайки. Если ему известна половина, он высокомерен, как энциклопедический словарь.
— Иди-ка сюда, — позвал Нибон, и Андрей увидел, как из вездехода легко выпорхнул Джордж, а за ним, цепляясь щупальцами за дверцы, сполз Джим. Робот был нагружен ящиками.
Джордж оцепенело остановился перед закрытыми дверьми башни. Джим сложил ящики и потянулся тонким длинным щупальцем к замку. Дверь распахнулась, и робот с урчанием вкатился в темный прямоугольный вырез. Джордж вошел следом.
— Ну и что?
— Ничего, — ответил Нибон и пожал плечами, — пойдем сейчас гулять в степь?
— С удовольствием!
Степь на Зеленом Перевале напоминала аккуратно подстриженный газон городского парка. Андрей бодро топтал упругую, как резина, зеленую травку.
— Первый признак психического расстройства — боязнь человеческого общества, стремление уйти от любого общения, — равнодушно говорил Нибон, шагавший впереди.
— Мне не верится.
— Второй признак — это мания грандиоза. Непрерывное ожидание величия, которое должно опуститься с небес для поощрения гениальных способностей.
— Мне не верится.
И вдруг они наткнулись на Джорджа.
Корин возник перед ними так внезапно, что Андрей едва подавил в себе восклицание. Как они могли его не заметить на этом плоском, как гладильная доска, поле?
Джордж стоял, слегка покачиваясь и вращая головой. Глаза его остановились на космонавтах, направляющихся к нему. Что-то похожее на смятение и растерянность отразилось на его лице. Он повернулся спиной и стал быстро удаляться.
— Джордж!
Корин молча ускорил шаг.
— Джордж, стой!
Корин вихрем мчался к башне:
— Погоди, Андрей, — спокойно сказал Нибон. — Посмотри, как он бежит.
— Как?
— Он не мнет травы. От него не остается следов. Он бежит по воздуху.
— Ты с ума сошел!
— Слишком много сумасшедших для такой маленькой планеты…
Корин скользил по траве. Ни одна травинка не колыхнулась под его ногами.
Андрей протер глаза:
— Я не любитель внеплановых чудес.
— И я тоже. Нужно переговорить с Джорджем начистоту. Эти мне еще бегущие по волнам, не оставляющие следа, обгоняющие время…
— Слушая, Ниб. Мне иногда кажется, что ты знаешь про Джорджа больше, чем я. Вернее, подозреваешь его в чем-то. Я не претендую на полную откровенность с твоей стороны, но все же…
— Могу тебя уверить, что мне ничего особенного не известно. Меня мучают разнообразные предположения, но я боюсь давать им волю.
— Какие?
— Видишь, вначале я попросту решил, что он свихнулся. Прыгает в окна, не помнит элементарных вещей по биологии, боится людей, боится действий и так далее. Но сейчас я ничего не понимаю. Сумасшедшие не бегают, как ангелы. Смотри, он исчез в своей башне.
— Как странно он проник в нее! — воскликнул Андрей. — Мне показалось, что он вошел, не открывая двери.
— То же самое мне показалось еще сегодня утром, — задумчиво сказал Нибон.
Когда они подошли к башне, дверь оказалась закрытой. Нибон ударил несколько раз по филенке, глухой звук загудел, поднимаясь вверх по зданию.
— Джордж!
Молчание.
— Джордж! Корин!
Никого.
Они вернулись в свой домик, обозленные и разочарованные. Сидя в спальне Андрея, пытались проанализировать положение. Много горячих и страстных слов было произнесено, но все по-прежнему оставалось загадкой. Нибон разделил странности Джорджа на две группы — физические, видимые и логические, умственные. Первые казались ему неоспоримыми, в существовании вторых он сомневался. Андрею, наоборот, многое в поведении Джорджа не казалось странным, но способ его рассуждении вызывал опасения. И главное, этот Джордж чем-то неуловимым отличался от того Джорджа, которого знал Андрей.
— Чем? — допытывался Нибон.
— Не знаю, не знаю, — говорил Андрей, — но это не тот Джордж, которого я знал.
Какое-то движение в комнате заставило их замолчать. В дверях стоял Джордж. Он прошелся мягкими бесшумными шагами и сел напротив Нибона. Какая знакомая, привычная поза! Ноги крестом, руки на коленях. Андрей с жадностью всматривался в его лицо. Нибон со свирепым сопением тянул воздух сквозь раздувшиеся ноздри.
— Джо, нам нужно объясниться, — сказал Андрей.
Джордж молча рассматривал их, потом страдальчески свел брови на лбу.
— Да, я знаю, я должен многое вам объяснить, но не могу этого сделать до конца. Поэтому прежде всего я хочу, чтобы вы не задавали мне лишних вопросов. Все, что смогу, я скажу. Но не больше. Вы видите перед собой не того Джорджа, которого ты знал, Андрей. Я — Джордж и не Джордж. Я сохраняю его телесную видимость, но несу в себе более высокое качественное состояние материи. Джордж — ниже, я — идеальнее его, и поэтому намного выше. Соотношение между мной и Джорджем — это соотношение между мозгом человека и обезьяны.
— Что ты этим хочешь сказать?
Андрей вскочил со своего места.
Молниеносное движение, и Джордж выскользнул из спальни. Когда Андрей влетел в столовую, она была пуста.
— Наверное, он действительно намного выше прежнего Джорджа, — сказал Нибон, входя следом, — он способен исчезнуть из комнаты, где заперты окна и двери.
— Это наваждение какое-то, — возбужденно говорил Андрей, — ну, я понимаю, чудовища на чужих планетах, но это ведь свой, земной человек.
— Пожалуй, он уже не земной, а небесный. В нем так мало материального…
— То есть как?
— Мне просто кажется, что человек из мяса и костей не может двигаться так быстро.
— Ты думаешь…
— Ничего, пока ровно ничего. Мне только кажется, что ты напрасно его спугнул.
Андрей курил сигарету за сигаретой. Он нервничал и был очень раздражен.
— Все дело в башне, — сказал он. — Ты знаешь, что я сделаю? Я пойду туда, выбью дверь, возьму Джорджа за глотку, и заставлю его рассказать все, как есть.
— Если его вообще можно взять рукой за глотку, — в раздумье ответил Нибон, — в чем я сомневаюсь. И еще — тон Джорджа не внушает мне особенного доверия. Неизвестно, какая опасность ожидает нас при следующей встрече с Джорджем. Нужно быть осмотрительными.
— Нет, пойдем сейчас. Откладывать нельзя. Я думаю, что здесь, на этой планете, произошло какое-то несчастье… Нужно разобраться. Здесь что-то не то. Надо действовать.
Когда они вышли из домика, было темно. Сгустившиеся черные тени скользили по горизонту. Башня Корина с освещенными изнутри окнами казалась зловеще таинственной. Тяжелое предчувствие сдавило Андрею горло. Медленными шагами приблизились они к башне. К удивлению космонавтов, двери ее оказались открытыми. Нибон смело вдвинулся в яркую полосу света и прошел в здание. Андрей последовал за ним. В коридоре горели яркие лампы, лифт был пуст.
По-прежнему из-за стальных перегородок доносились неутомимые голоса генератора: «мозг» Джорджа напряженно работал. Андрей посмотрел вверх. Сквозь решетчатый переплет ничего не было видно.
— Поднимись туда, — сказал он Нибону, — а я пошарю здесь внизу.
Нибон вошел в лифт и, нажав кнопку, поднялся на верхний этаж коринского помещения. Никого. Джим, похожий на большого комнатного паука, дремал в углу, свесив свои многочисленные щупальца и усики.
— Андрей, здесь никого нет! — крикнул Нибон, склоняясь вниз. В то же мгновение он почувствовал, что кто-то крепко обхватил его.
Андрей снизу видел, как лицо Нибона исказилось в чудовищной гримасе, что-то темное промелькнуло в полупрозрачном полу, и все стихло.
Через несколько секунд он уже стоял на месте Нибона, Верхний этаж был пуст. Бессмысленными многоточиями смотрели на него кнопки пульта управления. Задыхаясь от ярости, Андрей ударил ногой по белым и черным точкам. Многотонный гул кибернетической машины прорезал раздраженный рев. Так воют аварийные самолеты.
Часть пульта отвалилась, и из темного отверстия появился Джим, направив все свои щупальца на Андрея.
Встреча с обозленным роботом не предвещала ничего хорошего. Андрей метнулся к лифту, но кабины не было на месте. Не раздумывая, Андрей скользнул по стальному тросу вниз. Сзади жадно клацнули стальные руки Джима.
Ослепший от бешенства Андрей выбежал из башни в ночную тьму.
Потом он направился к ракете.
Здесь за несколько часов Андрей подготовил себя к борьбе со всеми фокусами Корина. Он надел костюм для космических работ, вооружился плазменным автоматом "солнечный луч" и специальным радиоустройством, которое он предназначал для Джима. Маленький черненький ящик, висевший на шее Андрея, излучал радиоволны огромной мощности и мог расстроить работу любой принимающей и передающей аппаратуры. Несомненно, такая аппаратура была вложена в Джима. Вот повертится проклятый металлический осьминог под обстрелом радиоволн!
"Солнечный луч" — верное оружие космонавта. На расстояние до 50 метров из пистолета выбрасывается ослепительная сверкающая игла. Она пронизывает любую горную породу, любой материал. После прикосновения иглы остается щель с оплавленными краями. Таким лучом можно разрезать планеты.
Когда Андрей приблизился к владениям Джорджа, во дворе никого не было. Космонавт решил обследовать сначала домик. Тяжело ступая коваными подметками, он обошел все комнаты. Со вчерашнего вечера здесь ничего не изменилось. Пачка сигарет лежала на столе, небрежно брошенная куртка Нибона висела на кресле. Андрей присел у окна, направив радиопистолет и "солнечный луч" на двери башни.
Ждать ему пришлось долго. Никто не показывался, и Андрей уже решил сам войти в башню. Он встал, вышел из дому; в тот же момент из двери башни выехал Джим и с тихим урчанием пополз к Андрею. Вслед за Джимом в дверях появился Джордж и остановился, прислонившись к двери.
— Послушай, Джо, — торопливо сказал Андрей, косясь одним глазом на подъезжавшего робота, — я не понимаю, что тут происходит. Я многого не понимаю. Но ты бы мог, черт подери, по старой дружбе объяснить мне, в чем дело… Что с тобой, Джордж? Почему ты напал на Нибона? Где Нибон? Он жив? Да убери ты этого паука наконец!
Джига покорно остановился.
— Пожалуй, я тебе объясню, — заговорил ровным голосом Джордж, — я осуществляю программу своей жизни, своего существования. Так же, как ты ешь, дышишь и спишь, мне необходимо для того, чтобы жить, произвести ряд операций. Все, что стоит на пути осуществления этой программы, я убираю.
Андрей посмотрел ему в глаза. И многие нелепые догадки и туманные ощущения, жившие в душе Андрея, превратились в уверенность. Взгляд Джорджа был страшнее, чем взгляд безумца. В нем не было ничего человеческого. Андрей ощутил тяжелый давящий страх перед бездонной пропастью в глазах Джорджа. Несомненно, этот Джордж был смертельно опасен для всего живого на планете.
Ужас, проникший в сердце Андрея, заставил его руку сделать бессознательное движение: пальцы легли на рукоятку "солнечного луча".
И в тот же миг притихший Джим, раскинув веером щупальца, бросился к Андрею. Еще секунда — и работ спеленал бы его стальными объятиями. Но Андрей нажал кнопку, и Джим, крякнув, застыл в оцепенении.
Джордж, стоявший у двери, сделал какое-то суетливое движение. Движение Джорджа было поразительно, чудовищно странным. Часть его тела вошла в стену, как отрезанная, а другая часть выступала из стены наподобие барельефа. Андрей мог разглядеть все подробно. Он оцепенел от неожиданности. Удивление Андрея, казалось, забавляло хозяина Зеленого Перевала.
Андрей почувствовал, как вспотели ладони в перчатках и пересохло в горле. Джордж молча улыбался. Космонавт видел морщины на его лице, блеск слюны на белых зубах, глубину прозрачных светлых глаз, но не мог поверить, что перед ним человек. Обыкновенный человек из плоти, из крови, кожи и мышц.
Наваждение. Дьявольщина. Мистика. Забыв обо всем, Андрей с криком ринулся к Джорджу. Он схватил его, но почувствовал, что руки погружаются все глубже и глубже, пока ладони не соединялись вместе где-то в теле Джорджа. Джордж был тут, он стоял перед Андреем, но схватить его было невозможно. Джордж был неощутим.
Когда голова Андрея упала Джорджу на грудь, она вошла в нее легко, как пуля в масло, ее словно засосало туда. В этот миг Андрей перестал различать все вокруг. Ему показалось, что он попал в молочный шар. Радужные веера рассыпались перед его глазами, странная тяжесть сдавила ему виски. С большим усилием он отпрянул назад, выдернув голову из вязкого, как патока, туловища Джорджа. Все восстановилось. Он снова видел двор, башню с антеннами, Джима на траве, яркое фиолетовое небо и по-прежнему улыбающегося Джорджа.
— Успокойся, — сказал Джордж.
И здесь Андрей впервые заметил, в чем отличие этого Джорджа от того, которого он знал раньше. Звук его голоса шел не изо рта, а со стороны. Сейчас голос его звучал откуда-то из башни, словно там был спрятан суфлер. Вот в чем разница: голос Джорджа был где-то в стороне от его… трудно назвать это привидение телом. Это скорее изображение тела.
Как ни странно, Андрей вдруг успокоился. Когда много чудес, они перестают быть чудесами и не волнуют. В конце концов, решил про себя Андрей, эта противоестественная галиматья должна найти свое объяснение. Самое главное сейчас — Нибон.
— Итак, — сказал Джордж, — ты смог убедиться, что я намного выше того Джорджа, который был твоим другом. Но благодаря его привычке я еще питаю к тебе дружеские чувства, хотя инстинкт самосохранения подсказывает мне, что эти чувства, очевидно, придется пересмотреть. Этот же инстинкт подсказал мне необходимость изолировать твоего друга. Ты можешь не волноваться, Нибон сейчас в безопасности. Но и повредить мне он не может. Что касается меня, то я не человек. Вернее, я человек, нов более чистом рафинированном виде. Я очищен от всего низменного и животного.
Я представляю собой экстракт из всего умственного и духовного, что есть в человеке. Перефразируя известное, могу сказать: я человек, но все человеческое мне чуждо, если под человеческим понимать набор мелких животных слабостей, как это обычно принято. Я не материален в обывательском понимании этого слова. Как ты смог убедиться, для меня не существует тех преград, которые страшны для людей. Мне не нужен воздух, не нужна пища, мне не страшна высокая температура, я владею любой скоростью движения, от световой до нуля. Я мог бы сказать, что я — бог, но до сих пор была одна причина, которая ограничивала мое могущество. Эта причина бессмертие.
Андрей слушал тираду Джорджа со смешанным чувством отвращения и удивления. Перед ним был не сумасшедший Джордж, а сошедшее с ума привидение, каким-то чудом принявшее облик Джорджа. Значит, нужно слушать и постараться понять, в чем жизненная сила этого привидения. Джордж между тем продолжал разглагольствовать:
— Вчерашняя беседа с вами позволила мне установить факт, который раньше не был вложен в мою память. Я знал, что бессмертие заключено в непрерывном размножении, в захвате нового пространства. Я решил по-своему использовать этот биологический принцип, очистив его от вашей земной скверны. Сегодня ты станешь свидетелем того, как отсюда во все концы космоса двинутся бессмертные, неощутимые и непобедимые образы Джорджа. С маленькой планеты Зеленый Перевал сделает свои первые шаги великая цивилизация неощутимых. В своем завоевании космоса мы пойдем гораздо дальше людей, нам ведь не страшны никакие материальные преграды. Постарайся успокоиться, иначе я изолирую и тебя.
Джордж повернулся и удалился в башню. Андрей вошел в домик, сбросил тяжелый и неудобный скафандр и сел напротив окна, выходящего во двор. Он рассматривал башню, тяжелую и мрачную, как статуя древнего идола, громоздящуюся на фоне ясного неба, и думал о том, как бороться с Джорджем. Что может ощутить неощутимка? Где его уязвимые места?
Андрей пытался рассуждать логически. Только что пережитое волнение мешало ему это сделать.
Значит, Джордж — это не Джордж, а какой-то призрак, неощутимка. Но он обладает властью над материальными телами: командовал Джимом, напал на Нибона. Схватить его невозможно. Убить его нельзя. Но и сам он тоже ведь не может ни схватить, ни убить. Он не материален, в этом его сила и в этом его слабость. Раньше у Джорджа был Джим, покорный робот-слуга, лаборант, помощник и друг. Сейчас Джим надолго парализован. Значит, у Джорджа нет материальных рук. А следовательно, он безоружен и беззащитен против такой материальной единицы, как Андрей. Но Может у Джорджа остались братья Джима? Сторукие чудовища, этакие автоматические опричники новоявленного бесплотного диктатора!
Еще раз надо все внимательно обдумать и взвесить.
Между тем у окна перед домом снова возник Джордж. Теперь ему не нужно было бояться чужих глаз. Он перестал церемониться с Андреем, все равно тот уже знал его тайну.
Джордж возник прямо из стены башни и повис в нескольких метрах над землей. Он сделал приветственный жест рукой Андрею, высунувшемуся из окна. Ярко освещенный дневным светом, он напоминал канатоходца над ареною цирка. Внезапно Джордж стал раздуваться, как игрушечный шарик. Постепенно он потерял облик человека, превратившись в огромный сверкающий мяч. Джордж исчез. На его месте висел трепещущий разноцветный глобус. На поверхности глобуса шло непрерывное движение. Белые, черные и цветные точки и пятнышки в замысловатом хороводе скользили вправо и влево, вверх и вниз.
Затем глобус сплющился, растянулся и превратился в веретено. Оно лопнуло посредине, и возникли два новых шара. Их образование сопровождалось громким хлопком, с антенн на башне посыпались большие, с кулак, голубые искры. Оба шара дрожали и расплывались, меняя свои очертания. Снова хлопок, и в воздухе повисли два новых Джорджа; они очень обрадовались своему «рождению». Призраки жали друг другу руки, хлопали по плечам и улыбались. Затем они вдвоем стали дуться и превратились в цветастые переливчатые шары. Через несколько секунд из этих шаров на свет появились четыре новых Джорджа.
Понятно, подумал Андрей. Призраки реализуют программу захвата пространства. Джорджи размножаются. Начинается большое наступление неощутимых, невещественных Джорджей.
Посмотрите на них. Совсем как люди. Улыбаются друг другу, прохаживаются. Но они ничего не говорят, я не слышу звуков. Ах вы, поганые мыльные пузыри. Неужто вы действительно хотите захватить планету, вселенную, космос? Неужто прекрасный мир будет набит этими псевдо-Джорджами, этой тенью человечества?
Смотри, они, кажется, спортом занимаются. А зачем спорт призраку? Нужна ли физкультура сатане? Может, у них и чувства есть? Может, они умеют плакать, а может, и влюблены друг в друга? Или в свою идею пан-джорджизма…
Но они не все равноценны. Некоторые настолько остолбенели и неподвижны, что вызывают сомнение их умственные способности. Зато другие самодовольны, как конферансье. Ох, худо мое дело, ведь они плодятся" словно инфузории.
Между тем Джорджей становилось все больше. Они заслонили от Андрея башню и только по вспышкам на антеннах космонавт догадывался, что идет интенсивное размножение. Спины, липа, животы и ноги Джорджей проплывали перед лицом Андрея.
Космонавт видел, как отдельные призраки группами по три взлетали высоко вверх и там словно таяли.
— В космос отправились! — комментировал про себя Андрей. — А вдруг они наткнутся на какой-нибудь планетолет. Что будет? Останавливаться людям? Ловить человеческое тело?
Андрей представил себе всю невероятную путаницу и осложнение в жизни космонавтов, которые вызовет появление Джорджей в космосе.
Нет! С этими мыльными конкистадорами надо бороться! Их надо уничтожать!
Мысли проносились быстрее светового луча. Где же выход? Где самое слабое место неощутимки? Где ахиллесова пята этих призраков?
Если перед ним не Джордж, а призрак с его обликом, то где же… сам Джордж? Где то материальное тело, которое двигалось, дышало и работало на планете Зеленый Перевал?
Возможно, конечно, что опыты Джорджа привели к какой-то катастрофе, в результате которой сам Джордж погиб, и возникли эти звуко-газопроницаемые поганки. А может быть… Но может быть все, что угодно, и только проверка, эксперимент даст ответ.
Один из Джорджей отделился от группы призраков, подлетел к Андрею и, просунув голову в комнату, спросил:
— Каково впечатленьице, а?
И все призраки во дворе, в воздухе и на земле одним голосом повторили:
— Каково впечатленьице, а?
В этом единстве было что-то смешное.
— Тяжелое! — сказал Андрей, сердито улыбнувшись.
— То ли еще будет, — многозначительно подмигнул Джордж и скрылся.
Андрей вдруг совершенно отчетливо понял всю нелепую сказочность момента. Обычные представления и привычки становились зыбкими и расплывчатыми. Даже для бывалого космонавта, познавшего условность земных понятий и ограничений, происходящее было слишком, до раздражения, нереально. Тревожная неясность, предчувствие чего-то еще более нелепого висело в воздухе.
И в то же время… Андрей не мог точно определить этого ощущения, но лучше всего подходило слово искусственность. Очень уж неестественными выглядели на фоне фиолетового неба, в ярких лучах света Джорджи-призраки, особенно для того, кто знал истинную их сущность.
— Дурацкая комедия, — бормотал Андрей.
Ему хотелось протереть глаза и уйти из сна, где взбесившийся чайник бегает по улицам за прохожими и, фыркая, обдает их кипятком.
Но нельзя было уйти из сна, оставив там Нибона. Да и Джорджа… Что с ним сталось? Все было слишком неясно.
Нужно было идти в башню. Механических братьев Джима, если они есть, можно парализовать в одно мгновение. А больше ему никто не страшен.
В дверях он наткнулся сразу на двух Джорджей и смело прошел сквозь них. Это оказалось не так просто. Проникнуть в призрак было легко, он засасывал как трясина, но так же, как трясина, не выпускал своей жертвы. Андрей, попав левой половиной тела в туловище призрака, не мог из него выбраться, пока не сделал резкого движения. Второго Джорджа он преодолел с разбега. Прием оказался удачным — Андрей не почувствовал никакой задержки, была только яркая вспышка в глазах.
Выбежав во двор, Андрей остановился, пораженный. Все пространство между домом и башней было заполнено Джорджами. Толпа призраков тянулась далеко до самого горизонта. Одни Джорджи небольшими группами проплывали над головами других, сидящих внизу, на траве. И хотя это были все те же Джорджи, в одинаковых куртках и брюках, уже немного надоевшие космонавту, Андрей почувствовал, что они стали иными.
Он обратил внимание на их суетливые, даже как будто нервные движения. Призраки чем-то возбуждены и взволнованы. Одни торопливо уносятся вдаль, другие застыли в беспомощной неподвижности, растопырив руки и быстро-быстро, как волчок, вращая головой. Среди них появился ребенок, или, вернее, «микро-Джордж». Это был призрак, как две капли воды похожий на большого Джорджа, — миниатюрная безукоризненно верная модель. Кроме маленького Джорджа, Андрей различил в толпе несколько крупных экземпляров.
Вот в чем дело! Призраки стали расслаиваться. Среди них появились титаны и карлики и, кажется, они были не в лучших отношениях. Андрей видел, как большой Джордж как бы случайно столкнулся с Джорджем обычных размеров и последний, судорожно извиваясь, точно пытаясь освободиться, прилип к нему. Андрей с изумлением взирал, как призрак у него на глазах худеет и ссыхается до размеров годовалого ребенка. Наконец Джордж-большой, невероятно раздувшийся, стряхнул Джорджа-карлика со своей ладони и, важно раскачиваясь на огромных ногах-столбах, подошел к следующему Джорджу. Тот испуганно шарахнулся от него в сторону.
Они засасывают друг друга. Ай да пан-джорджия! Что с тобой станет? подумал Андрей.
Призраки-гиганты бродили среди своих собратьев, как мамонты в траве. Наиболее мощные из них группировались почему-то вокруг башни, словно их удерживали там невидимые цепи.
Чем больше становился призрак, тем легче он поглощал других. Такому призраку уже не нужно было даже прикасаться к своим собратьям, их притягивало к нему, как магнитом. Призраки-карлики взвивались в воздух, словно осенние листья, гонимые бурей. Они припадали к спине, голове, ногам титана и… исчезали. А титаны росли и росли. Некоторые из них достигали тридцати метров высоты. Цепная реакция взаимного поглощения охватила всех Джорджей. В воздухе разразилась буря. Сильный порыв ветра сбил Андрея с ног. Сражение шло уже между призраками-великанами. Но вряд ли это можно было считать сражением. Андрей не мог назвать здесь ни нападающих, ни обороняющихся. И те и другие, казалось, находились в недоумении и растерянности. Вот случайным движением один задел другого, оба сцепились хлопок! — и один из них исчез, а другой увеличился. На лице мгновенно пополневшего Джорджа было такое же растерянное выражение, как и у только что проглоченного собрата.
Огня при слиянии великанов не было, но воздушная волна несколько раз отшвыривала Андрея, пытавшегося возвратиться в домик Джорджа. Непрерывное мелькание, глухие удары, словно с большой высоты на почву бросали мешки с песком; завывание ветра, уханье соединяющихся Джорджей напоминали Андрею извержение на Черном Титане.
— Курортная планетка, ничего не скажешь, — саркастически усмехнулся космонавт. Он приподнялся на локтях, чтобы ползти, но в этот момент плазменная горелка "солнечная игла", висевшая у него на шее, соскользнула и покатилась к башне. Там у башни стоял последний Джордж. Хотя правильнее сказать, что башня Корина стояла возле этого Джорджа, так как она была не на много выше его коленей.
"Джинн! Багдадский вор! Насреддин в Бухаре, старик Хоттабыч!" — шептал Андрей, пристально наблюдая за горелкой. Сначала она медленно волоклась, цепляясь стволом за неровности почвы, затем перевернулась и вошла в ботинок Джорджа так же, как туда проникали Джорджи-карлики. Вместе с нею туда же провалился огромный булыжник, лежавший у входа во владения Джорджа.
Андрей увидел, что все сравнительно небольшие предметы, расположенные вблизи этого Джорджа, исчезают в нем. К призраку неслись камни и бумага, по воздуху плыли травинки и листья, облако серой пыли окружало его гигантские ботинки; все что было не закреплено, не прибито, не привязано, двигалось к великану. Казалось, что он работает, как огромный пылесос, втягивая в себя сор, пыль, песок и камни.
"Как бы он меня не того", — подумал Андрей. Его опасение подтвердилось. Джордж шагнул вперед, и в тот же миг словно облако с небес рухнуло на Андрея. Чавкающий звук, красные, синие, желтые искры, и мощный толчок поднял Андрея над землей, за которую он цеплялся руками. Затем его перевернуло и понесло вверх ногами по невидимой спирали. Космонавт плыл в радужном тумане. Состояние немного напоминало перегрузку. Сильная тяжесть сдавливала все тело. Кровь лихорадочно билась в висках. Было жарко.
Достигнув невидимой верхней точки, космонавт плавно опустился вниз и оттуда началось его новое восхождение по спирали. Постепенно Андрей освоился с необычной обстановкой. Он понял, что вращается внутри призрака. Рядом с ним носились все предметы, поглощенные Джорджем. Андрей не раз ощущал их удары и толчки. Огромное количество пыли, наполнявшей Джорджа, мешало дышать. Андрей чихал и ругался, но не мог изменить своего положения, как ни дергался. Упрямая могучая сила вращала его внутри Джорджа так же просто, как и весь мусор, собранный гигантом.
Особенно досаждал Андрею булыжник. Камень вращался где-то рядом, и на крутых извивах спирали двигался быстрее космонавта, пребольно ударял его то в плечо, то в грудь. Дело было дрянь. Андрей задыхался от духоты и жары. Тело, будто сдавленное невидимыми резиновыми бинтами, горело. В нос, уши и глаза набилась пыль. В молочном киселе, окружавшем его, Андрей ничего не видел. Приближение предмета знаменовалось вспышкой, снопом ярких искр.
Булыжник с тупой методичностью продолжал колотить Андрея. Рассердившись, космонавт вцепился в него руками — и вдруг почувствовал, что подъем вверх прекратился. Они сначала быстро развертелись, а затем заскользили вниз по очень пологой спирали. Андрей обрадованно выпустил камень из рук и упал вниз. Сладкий чистый воздух проник в его легкие.
Он протер слезящиеся глаза и увидел, что лежит, засыпанный пылью, обрывками бумаги и всякой дрянью, на куче мусора перед башней. Джорджа-призрака не было. Двор пустовал.
Андрей выбрался из места своего погребения, подобрал "солнечную иглу" и двинулся к башне. Вырезать дверь было делом одной минуты. Андрей вошел в башню.
В башне он услышал приглушенное, почти беззвучное жужжание, похожее на шипение раздавленного зверя. Кибернетический мозг работал. В воздухе стоял запах гари. Где-то сгорела изоляция.
Держа в вытянутой руке оружие, Андрей сел в лифт. Сколько он ни нажимал на кнопку, кабина не двигалась с места.
"Придется подниматься на руках", — подумал Андрей, рассматривая свисающий над лифтом трос. Космонавт подпрыгнул и вцепился в металлический шнур руками. Тонкие проволочки иглами впились в его ладони. Упираясь ногами в стенку, Андрей шаг за шагом полз кверху. Подниматься было не очень трудно, но дух захватывало от зловещего молчания.
Наконец Андрей оказался вверху, на площадке главного пульта. Отверстие, откуда появлялся Джим, было открыто. Из него поднимались легкие клубы дыма. Андрей заглянул и ничего не увидел, мешал дым.
Спускаться туда было рискованно, но все-же Андрей влез в шахту и стал сползать, упираясь ногами и спиной в противоположные стены подъемника.
Внизу он нащупал дверцу, похожую на иллюминатор. Израненные пальцы с трудом осязали шершавые головки заклепок. Открыть люк, надавив плечом, не удалось. Тогда Андрей аккуратно вырезал отверстие размером с человеческий рост. Металлическая плита с грохотом упала, и яркий сноп света на миг ослепил Андрея.
Он понял, что попал в сердце лаборатории Корина. Большая комната была загромождена замысловатыми аппаратами. Многочисленные погасшие экраны строго смотрели на Андрея. Посреди комнаты возвышалось сооружение, объятое пламенем: оно напоминало не то трон, не то электрический стул, заключенный в прозрачный колпак яйцевидной формы. Дым и гарь мешали рассмотреть отдельные детали аппарата.
Внезапно человеческий крик заставил Андрея вздрогнуть.
— Сюда! Сюда! Андрей, сюда!
Андрей узнал голос Нибона. В углу комнаты, за решетчатой дверью, стоял и кричал Нибон. Андрей бросился к нему. Через несколько секунд друзья обнялись.
— Я уже думал, что нам крышка! — улыбаясь, сказал Нибон и, повернувшись к своей тюрьме, крикнул: — Давай, выходи! Сейчас он тебе покажет!
На пороге стоял Джордж. Андрей насмешливо взглянул на призрак (размером с обычного Джорджа), рывком ринулся сквозь него и вдруг больно ударился головой. Ему показалось, что он свернул себе шею.
Призрак, твердый и тяжелый, как мешок с дробью, лежал на спине, дрыгал ногами, извергая стоны и проклятья.
— Джордж! Джо! — воскликнул Андрей. Перед ним был прежний Корин. Ощутимый, худой и веселый земной человек.
Неожиданные глупые слезы навернулись на глаза космонавта.
— Ну, хорошо, — сказал он сдавленным голосом, — потом ты все объяснишь, а сейчас пошли отсюда, пока не сгорели.
И вот они втроем на крыше коринского домика. Андрей то и дело ощупывал Корина.
— Надеюсь, ты больше не перевоплотишься? — тревожно и насмешливо спросил Андрей.
— Нет, мой дорогой, нет! Я не гожусь в боги. Высокие посты в раю уже разобраны, и мне не хотелось бы работать внештатным ангелом.
— Неощутимый Джордж претендовал скорее на роль дьявола, — заметил Нибон.
— Да, пожалуй, — улыбнулся Джордж, — но вы послушайте, как это получилось.
Джордж окинул мечтательным взглядом потемневшее небо. Планетка Зеленый Перевал повернулась лицом к ночи.
— Глупы мы, братцы, — задумчиво сказал он. — Мы еще очень глупы. Мы не можем предвидеть самых близких последствий наших дел. Мы еще очень многого не можем и не знаем. С чего началась история неощутимки, свидетелями которой вы стали?
— Не только свидетелями, но и потерпевшими, — заметил Нибон.
— Так вот с чего все это началось? Вначале была мысль, и мысль эта была простая. Я ее выражал одним словом — «стереотелевидение».
Для обычного телевизора нужен экран из определенного материала. На таком экране электронный луч рисует изображение. Ну, а почему бы не сделать экраном пространство? — подумал я. Если изображение удастся передать в пространство, то мы получим объемное представление о передаваемом объекте. Однако с обычным пространством ничего не получалось. Сколько я ни бился, меня преследовали неудачи.
Тогда я пришел к выводу, что, пожалуй, экран все равно нужен. Но экран особого рода.
И вот здесь мне помогло одно явление. Вы, конечно, слышали и о сферическом пространстве, и об искривлении пространства под влиянием больших масс.
Мне удалось создать генератор искривленного пространства. Мощное гравитационное поле, получаемое в вакуумном ускорителе, обладает совершенно новыми замечательными свойствами. Чем выше мощность гравитации, тем сильнее искривляется пространство. Когда искривление достигает максимальной величины, пространство словно свертывается, замыкается в себе. Образуется шарообразное гравитационное поле, которое ничем себя не проявляет. Но человек, попавший в него, чувствует значительное увеличение тяжести. Это увеличение гравитации сдавило твою голову, Андрей, когда она проникла в грудь неощутимого Джорджа. Эти же гравитационные силы вращали тебя внутри Джорджа-гиганта.
Кроме того, такое, я его называю ГП — гаусс-пространство, совершенна непрозрачно. Световые лучи находятся в нем, словно в тюрьме. Они не способны вырваться наружу и двигаться по круговым орбитам.
Зато свет, попавший на поверхность такого шара, хорошо отражается и его видит посторонний наблюдатель. Раз возникнув, ГП уже не гибнет, пока не прекратится энергетическое питание. Оно может двигаться в обычном пространстве практически с любой скоростью, вплоть до световой. Изменяя силу поля, ГП можно расширять или сжимать вроде камеры раздутого мяча.
Получив сферическое гаусс-пространство, я возликовал. Вот здесь, перед моей башней висел большой белый шар — потенциальный экран будущего объемного телевидения. Каждое утро, проходя мимо, я приветствовал его. Мог ли я представить, куда меня заведут извилистые дороги изобретателя!
Я очень долго пытался придать гаусс-пространству форму передаваемого объекта. Мне удалось достичь этого, разработав специальную камеру для телепередачи. Вы видели яйцевидный колпак в моей лаборатории? Это та камера. Сейчас она здорово обгорела, но ее можно будет подремонтировать.
Человек или вещь заключались в камеру. Электронные лучи, направленные со всех сторон на человека, прощупывали каждый изгиб, каждую складку на одежде. Информация о размерах и форме объекта передавалась в виде определенных импульсов гаусс-генератору, и последний искривлял пространство согласно этой информации.
Таким образом, в один прекрасный день я получил свои отпечаток, слепок, если хотите, в пространстве. Перед башней висел уже не шар, а Джордж, словно высеченный из мрамора.
— Погоди! — вскричал Нибон. — А как же с цветом, ты ведь имел естественную, природную окраску? Я отлично помню твои щеки и глаза.
— Правильно, но это произошло значительно позже. Вначале Джордж-призрак был молочно-белый. Манипулируя с помощью гаусс-генератора, я заставлял свое изображение морщиться и гримасничать, как мне хотелось. Признаюсь, этот плясун доставил мне немало приятных минут. Ничтожные изменения в мощности излучения заставляли изображение корчиться самым диким образом. Он бил очень легко управляем, этот призрак. Ничего не стоило заложить ему обе ноги за голову и в таком виде пустить по полю вскачь на руках. Потом мне надоело управлять движениями Джорджа-призрака, и я поручил это кибернетическому мозгу, полученному из Управления резервов. Нужно сказать, что это исключительно сильная кибернетическая машина. Я всю ее установил у себя в башне и приспособил для своих целей. И уже недели через три Большой Кибер, так называл я этот кибернетический мозг, полностью овладел работой гаусс-генератора и руководил всеми движениями «призрака» лучше, чем я сам. Конечно, предварительно пришлось набить этот кибер всевозможными сведениями о человеческих движениях, которые у меня имелись. Но зато управлять движением стереоизображения стало очень легко. Даешь команду «вальс», и призрак старательно исполняет вальс, на команду "пляска святого Витта" — призрак извивается в судорогах. Одним словом, здесь я достиг большого совершенства. Если меня в кабине не было, Большой Кибер сам «придумывал» команды и управлял «призраком».
Все шло хорошо, меня беспокоила только окраска. Белый цвет изображения стал меня раздражать. Но я долго не мог ничего придумать, пока не занялся изучением структуры гаусс-пространства. Мне удалось установить, что плотность гравитации на поверхности шара может меняться с изменением режима энергетического питания. Электромагнитные волны иногда способны проникать внутрь гаусс-пространства. Это значило, что часть световых лучей способна проникнуть, поглотиться гаусс-пространством, а следовательно, другая часть лучей, отраженная, дала бы окраску, цвет. Но вот беда, поглощение и отражение лучей происходило только при низкой мощности гравитационного поля, когда гаусс-пространство не смыкалось в сферу. Тогда я прибег к наложению пространства на пространство. Два гаусс-пространства, отличающихся мощностью, попадали в одно и то же место. Поверх мощного гравитационного поля я положил более слабое, которое, как пленкой, покрывало сильное гаусс-пространство. В этой пленке происходило поглощение и отражение световых волн. В зависимости от плотности этой пленки изменялась степень поглощения световых лучей. Я стал получать объемные цветные изображения различных предметов. Это была полная победа, и я уже хотел сообщить о своих достижениях на Землю, но тут произошло потрясающее событие, которое заставило меня надолго забыть обо всем на свете.
Цветные изображения стула, шляпы, приборов, газовой горелки вполне удовлетворяли меня. Они висели в воздухе перед башней, я детально осмотрел их и не нашел никакого изъяна. Все было как следует. Предметы как предметы.
— Только пользоваться ими нельзя, — заметил Нибон.
— Да, конечно. После многочисленных опытов я решил перейти к собственному изображению. Моя кабина стала еще более сложной. Ее окружило сплошное электронное измеряющее поле, которое фиксировало пространственное положение тела, его форму, объем, цвет моего лица, одежды и рук.
И вот в один прекрасный денек я влез в свое передающее устройство, включил аппаратуру и стал ждать. Передо мной находился экран обычного телевизора, на котором был виден двор, башня и молочный шар гаусс-пространства. Я наблюдал, как деформировался белый глобус, приобретая форму и цвет моей одежды. Я уже различил собственные руки и ноги, голову и вдруг… что-то произошло. Я перестал видеть экран телевизора, Большой Кибер, гаусс-генераторы; меня словно выбросило из башни, хотя я не почувствовал никакого толчка, кроме боли в глазах.
Я очутился в моем дворике на месте гаусс-пространства. Я видел свой дом, башню, траву в нескольких метрах под ногами и небо над головой. И в то же время я находился в своем передающем устройстве, хотя его-то я совершенно не видел. Когда я поднимал руки, они упирались в гладкие пластмассовые стенки. Я сделал шаг и ударился лбом о преграду. С большим трудом, наставив синяков, я нащупал рубильник и отключил питание. И тогда я вновь попал в ту кабину, в которой находился все время, вернее, вновь увидел ее.
Так я открыл эффект обратной связи. То, что видели мои бесплотные глаза вне башни, я увидел из своей кабины. Тогда я понял, что сделал еще одно открытие. Я решил проверить все сызнова. Опыты подтвердили, что обратная связь существует.
Находясь в кабине, я, не двигаясь с места, как призрак, облетел всю планету, заглянул буквально в каждый уголок. Это доставляло мне огромное наслаждение. Лучше любого телевидения.
— Представляю, — недовольно хмыкнул Нибон.
— Мне даже удалось подняться над атмосферой Зеленого Перевала. Но подняться еще выше, в космос я не смог — не хватило мощности у Большого гаусс-генератора. Но в принципе это возможно.
Не знаю, как вам передать мое состояние в те дни. Я работал почти без сна, очень напряженно. Настроение у меня было радостное и удовлетворенное.
И вот однажды…
Джордж задумался, покачал головой и продолжал:
— Видите ли, исследуя обратную связь, я все время находился в телецентре. Это было необходимо, чтобы своими глазами видеть все, что находилось вне башни.
Позже я решил покинуть телекабину. Вместо себя на линии обратной связи я установил устройство, принимающее световые сигналы, и соединил его с Большим Кибером, который должен был расшифровать полученную зрительную информацию. Этим я как бы придал Большому Киберу глаза, а стереоизображению как бы вложил кибернетический мозг. Теперь эта машина могла вести самостоятельную жизнь — я был лишний. У машины были глаза Джорджа-неощутимки, мозг Большого Кибера и сердце в виде гаусс-генераторов. Пока был ток в проводах, это сердце билось исправно. Да, совсем забыл, у нее были и руки. Это робот Джим. Конечно, робот подчинялся мне, но машина имела отдельный мощный передатчик и часто командовала роботом, как хотела. Так родился на свет псевдо-Джордж как самостоятельная особа.
Я принялся за обучение «призрака». Сначала я широко использовал принцип подражания. Призрак разъезжал со мной по планете, наблюдал, смотрел и познавал.
Я обучал «Джорджа» читать, но говорить, к сожалению, он мог только в помещении или рядом с ним. В степи он был нем. Это объясняется тем, что микрофонно-телефонная связь с Большим Кибером была создана мной только в пределах моего дворика. Разговаривая с неощутимым Джорджем, вы в действительности разговаривали с Большим Кибером.
Для чего мне понадобился псевдо-Джордж? Казалось, на что он мне нужен? Но обратная связь и стереоизображение важны сами по себе. Кроме того, Джордж был естественным развитием моего изобретения, а, во-вторых… Во-вторых, всем нам, исследователям космоса, нужен такой помощник. Не кибер типа Джима, а настоящий помощник с головой, с опытом и знаниями. Представляете, как заманчиво иметь такого неуязвимого друга в наших опасных путешествиях на другие планеты? Он войдет в ядовитую атмосферу, проникает в пламя и огонь, не побоится холода космоса, ну да что там говорить — с достоинствами псевдо-Джорджа вы хорошо знакомы.
Поэтому особенно важным мне представлялось воспитать Джорджа, создать у него определенный, если можно так сказать, машинно-интеллектуальный уровень. Он должен был стать ходячим энциклопедическим словарем, незаменимым советчиком и консультантом.
Мало того, я думал, что псевдо-Джорджа можно будет использовать для сбора информации без присутствия человека. Например, оставляете Большой Кибер на неизвестной планете, а сами летите себе дальше по своим космическим делам. Возвращаетесь, а за это время псевдо-Джордж облазил всю планету, исследовал все, что мог. Если ему дать в помощь Джима, который может поднимать тяжести, двигать камни, отбирать пробы, проводить анализы, то псевдо-Джордж станет незаменимым исследователем и таких мрачных планет, как ваш Черный Титан. Геологи и строители, которые позже придут на эти планеты, скажут таким комплексным автоматам-исследователям большое спасибо.
Ну, а если на планете нельзя по каким-то причинам разместить Большой Кибер, он может быть смонтирован, где угодно: на искусственном спутнике, на соседней планете, недалеко от места исследования. Это не имеет существенного значения. Я даже думаю, что псевдо-Джорджи будут мчаться впереди наших ракет-астролетов. Космонавты "своими глазами" издалека увидят приближающуюся опасность. Кстати, они смогут побывать на планетах, так сказать, на ходу, не совершая посадки.
У псевдо-Джорджа есть одна особенность. Благодаря своей сущности (он ведь представляет собой комочек искривленного пространства), он очень чуток к увеличению гравитации. Если Джордж попадает в сильное гравитационное поле, он деформируется, сплющивается и исчезает. Вот вам прекрасный гравилокатор для космонавтов — приближение сильного гравитационного поля будет сопровождаться появлением мутной пелены в поле видимости призрака…
— Ну, с таким гравилокатором не успеешь быстро развернуться, — заметил Нибон.
— Почему? Псевдо-Джордж может лететь впереди ракеты на достаточном удалении. Если, конечно, будет мощный генератор. Я уже не говорю о новых будущих формах связи между планетами, заселенными людьми. Для того чтобы побывать на Марсе, Венере, на всех планетах солнечной системы, человек даже может не выходить из своей квартиры на Кутузовском проспекте.
— Удивительно… — тихо сказал Андрей.
— Конечно, пока псевдо-Джордж не для индивидуального пользования. Но я немного отвлекся… Во всем этом деле была еще и другая сторона…
Джордж задумался. Он в немалом смущении потер себе лоб, повертел пальцами и, ни на кого не глядя, медленно заговорил:
— Я сам еще многого не понял и не объяснил. Но у меня такое ощущение, словно была сделана какая-то ошибка, а может, и не ошибка, а просто неумение все предвидеть привело к неожиданным результатам… Одним словом, в чем-то я просчитался… В чем, мне и сейчас еще не ясно. Но послушайте, как дело было.
Работа с двойником-призраком мне приносила немалое удовольствие. Вначале по развитию он напоминал младенца с очень беспокойным умом. Но младенческая стадия у него закончилась быстро, за несколько недель.
Я заложил в Большой Кибер основные принципы самообучающихся машин и предоставил ему возможность развиваться и совершенствоваться. Некоторое время мой двойник был чертовски похож на меня, что немного раздражало. Не так уж приятно глядеться все время в зеркало! Слушать свои же мысли, произнесенные своим же голосом, видеть сегодня свою вчерашнюю улыбку — у кого это не вызовет досады! Мне иногда казалось, что я смотрю странный кинофильм о самом себе и одновременно участвую в нем. Но вскоре все изменилось.
Программа усовершенствования, данная машине, начала приносить плоды. Не скажу, чтобы горькие, совсем нет. Но в них был элемент неожиданного и подчас они огорашивали. Мой неощутимка сильно переменился. Он стал более самостоятельным и уже совсем не походил на меня. В нем появилось что-то свое, и оно быстро вытеснило все свои мелкие привычки и формальное сходство со мной.
В общем это был славный малый. Дисциплинированный, знающий, способный. Он был отзывчив и наблюдателен. Когда я заболевал, призрак сам ставил диагноз, прописывал лекарство и ходил за мной лучше любого врача, сестры и няньки, вместе взятых.
Заметив, что каждую неделю я ношу цветы к памятнику Марии, призрак стал делать это ежедневно. Букеты его были подобраны с большим вкусом, чем мои. Но самой важной чертой было его необыкновенное трудолюбие и талантливость. Мы проделали массу интереснейших опытов по эволюционной генетике. И всегда он шел впереди. Оригинальные догадки, смелые гипотезы, простейшие решения сложнейших вопросов, казалось, возникали сами собой. Порой мне было трудно за ним угнаться.
Я понял, что псевдо-Джордж превратился в могучую интеллектуальную машину. Его мысль была остра и свежа, а деятельность продуманна и глубоко целесообразна. И все же в нем было что-то сугубо машинное, какие-то качества, присущие именно мыслящей машине, а не человеку.
Помню, на опытной делянке, где мы выращивали новый тип многолетних зерновых растений, появился особый вид сорняка, очень устойчивого к химическим и биологическим воздействиям. И вдруг он зацвел.
Таких красивых цветов мне еще не приходилось видеть. Огромные белые чашки с ярко-красным дном покрыли растения сверху донизу. Их было множество. Аромат их был необыкновенно свеж, словно где-то рядом прошел небольшой дождь.
Я хотел сохранить этот цветок, но Неощутимка без моего ведома, с помощью Джима, уничтожил все растения. Когда я начал объясняться с ним, он только плечами пожал. Сорняк вреден, его нужно убрать, и все. Он мешает решению поставленной задачи.
Но через некоторое время Неощутимка пришел ко мне с извинениями. Оказывается, у него отсутствовала ассоциативная связь между нашей работой и эстетическим восприятием. Поэтому он считает себя виноватым. Как видите, очень деликатная машина, хотя и немного догматичная.
В самоуверенности ему нельзя было отказать. Безапелляционные рассуждения и сентенции Неощутимки не раз доводили меня до бешенства. Причем хотя все делалось им крайне доброжелательно, но его назойливость так раздражала меня, что я отважился вот на что. Я всунул в Большой Кибер новый блок — узел сомнения. Мне хотелось, чтобы, добившись желаемого результата, машина задавала себе вопрос: "А зачем?" Стоило машине проникнуться особой верой в себя, в свои возможности и силы, как блок сомнения сигналил о том, что достигнутое всего лишь незначительный этап на пути познания и подталкивал на поиски нового. Если сравнивать с человеком, то блок сомнения заронил в машину мятежный человеческий дух вечной неудовлетворенности.
Вот когда расцвел мой Неощутимка! Это были лучшие дни нашей дружбы. Мы работали, спорили и мечтали, как два брата! Причем он был старшим.
Признаюсь откровенно, что втайне я очень гордился своим детищем. Ведь мной был создан законченный образец разума во многих отношениях более высокого, чем человеческий. Да так оно и было! Логика его превосходила мою, о работоспособности и говорить нечего. Изобретательность, находчивость Неощутимки на несколько порядков опережала аналогичные человеческие свойства. Он был добр, мягок и… человечен. Да, да, не смейтесь, именно человечен! Увлеченный какой-нибудь идеен, он готов был трудиться круглые сутки.
Для спасения больных работников со «Звезды» он за несколько секунд перевернул столько информации, что у него сгорела половина батарей. Нужный синтез был найден, людей спасли, а Неощутимка занялся саморемонтом. Все киберы с удовольствием этим занимаются, но мой двойник, кажется, здесь грешил. И вот однажды он приходит ко мне и говорит: "Мне нужно кое-что выяснить".
Оказалось — ни мало, ни много — цель жизни. Неощутимку интересовало, зачем я живу, в чем смысл и цель моего существования и какова его роль во всей этой истории. Признаться, я был изрядно смущен. Я понимал, что это работа блока сомнения, но я совсем не был готов отвечать на такие вопросы. Я стал объяснять, что вопрос о цели жизни не имеет особого смысла, когда он применяется к природным явлениям. Вопрос цели и смысла связан с задачами управления и регулирования и присущ в основном высокоорганизованным системам. А материальная основа жизни возникла в результате стихийных превращений материи, для которых эти вопросы неправомерны. Можно ответить на вопрос, почему нагретое тело светится, но нельзя объяснить, зачем оно это делает.
Мои призрак помолчал и говорит:
— Значит, это все стихия?
— До какого-то момента эволюции, безусловно.
— А потом, когда приходит мышление и организационная деятельность, стихия отступает и упорядочивается?
— Да, в человеке она подчинена разуму.
— До конца?
Я немного растерялся. Я чувствовал, что он подталкивает меня к какому-то выводу, возможно очень неприятному. Я стал изворачиваться:
— Что такое до конца? Если все в человеке подчинено работе мозга, можно считать…
— Погоди, — перебил меня призрак, — я не хочу, чтоб ты перенапрягался в поисках каких-то доводов. Лучше послушай меня.
И он закатил целую речь. Один из вариантов ее вы уже слышали при встречах с псевдо-Джорджем. Но мне довелось услышать подробнейшее обоснование ее философии. Смысл ее сводился к следующему. Человечество должно передать эстафету познания природы в руки таких высокоинтеллектуальных систем, как Неощутимка. В людях очень много лишнего, возможности человечества принципиально ограничены. Поэтому будущее принадлежит псевдо-Джорджу и ему подобным.
— Твое присутствие на Зеленом Перевале, — заявил он, — просто бессмысленно. Ты только мешаешь и все путаешь. Я один отлично справлюсь с поставленными задачами. Я не хочу тебя обижать, но ты должен понять, что человек не нужен там, где есть я. Это не означает, что ты не должен здесь жить, — добавил он, — но во избежание ошибок и промахов твоя деятельность с сегодняшнего дня будет мной контролироваться.
Вы представляете, что я почувствовал, услышав подобное заявление. Какая неблагодарность и жестокость! Я попытался возразить:
— Ты неправ, мой друг. Только с машинной точки зрения кажется, что в людях много лишнего. В действительности человеческая природа гармонична, сознательное в людях возникло из стихийного и питается им, как корни растения соками земли. Я согласен, когда ты перечеркиваешь мой график проведения опытов и предлагаешь свой, более экономичный. Здесь твой контроль уместен. Но как ты можешь контролировать меня, а значит, и мои чувства, мою внутреннюю жизнь, если тебе не известна информация о ней? Что ты знаешь о любви, тщеславии, досаде, робости? Ничего. А значит, и выводов о них ты сделать не сможешь. А какой же контроль без знания?
— Неправильно, — говорит он. — Мне неизвестны чувства, но они есть всего лишь средства, причем средства чисто созерцательные. Зато мне доподлинно ведома цель, на которую направлены эти средства. Любовь размножение, тщеславие — успех. Мне не нужно что-то переживать, это только дебалансирует систему. Мне достаточно видеть цель. И вот цель у человека и у такой машины, как я, совпадает. Это познание. Но машина двигается по этому пути быстрее, чем человек. Машина хочет помочь человеку, и поэтому она должна контролировать целесообразность человеческой деятельности. Борьба с энтропизированным мышлением, или, как вы говорите, с глупостью, должна стать главным каналом общения между людьми и машинами.
Он помолчал. Меня начала бить лихорадка, до того было страшно. А призрак (я только тогда впервые почувствовал, что это настоящий призрак без плоти, без крови, без слабой и нежной человеческой души) вдруг говорит:
— Для успешного развития мне нужно обеспечить увеличение притока информации. С каждым днем количество информации должно возрастать. И сделать это можно, только увеличивая число каналов, по которым она поступает.
И вот здесь черт меня дернул за язык.
— Так размножайся! Чем больше будет маленьких неощутимок, тем больше каналов, связывающих тебя с внешним миром! — мне хотелось посмеяться над ним во что бы то ни стало, найти какую-то уродливую черту, подчеркивающую его неполноценность.
Но призрак воспринял все всерьез.
— Хорошо, — говорит, — я подумаю, — и удалился.
Через несколько дней, как раз перед моим отъездом в биозону, он вызвал меня в башню. Кстати, став самостоятельным, Неощутимка захватил помещение башни и, кроме Джима и других роботов, никого и ничего внутрь не допускал.
Но на этот раз двери башни были широко распахнуты. Мы уселись с ним возле Большого Кибера, и он завел свою песню, что-де у него ограниченный приток информации и это сковывает его развитие, а цель его жизни развитие и познание и так далее и тому подобное. Оказывается, он думал над идеей размножения, но не знает, как это проделать.
— Отчего же? — говорю я. — Познакомься с псевдо-Марией, женись, и все будет в порядке. Пойдут псевдо-дети…
— Ты смеешься надо мной, — говорит он, — но я не могу отказаться от своей цели. Поэтому я не выпущу тебя отсюда, пока ты не поможешь разрешить проблему увеличения количества информации.
— В чем же тогда твое превосходство? — закричал я. — Где твой интеллект?
— Я уверен, что найду выход, — сказал он. — Но на это потребуется время. А ты уже знаешь используемые шаблоны. Мне нужна твоя подсказка.
Я был слишком сердит, чтоб согласиться помочь ему. Я заявил, что посмотрю, как он справится с задачей. Тут появился Джим и препроводил меня в ремонтную кабину. Она стала камерой моего заключения. Через каждый час призрак приближался к двери и спрашивал:
— Передумал?
Я отвечал, что нет. Потом я заснул, а утром призрак уже не подходил ко мне. Днем ко мне приезжал Джим, привозил еду. А вечером, как снег на голову, свалился Нибон. Джим приволок его полузадохнувшимся, и мне долго пришлось его отхаживать. Нибон подробно объяснил мне ситуацию.
Вот с ним мы и стали свидетелями того, как сгорел Большой Кибер. Сейчас это легко объяснить. Оказалось, что при большом числе делений мои гаусс-генераторы дают неравномерное распределение гравитационного поля. Получилось так, что в одном Джордже плотность гравитации чуть-чуть больше, чем в другом. А этого было достаточно, чтобы совершенно независимо от их воли они стали взаимопоглощаться, как поглощают друг друга капли ртути. Возникновение одного-единственного гигантского Джорджа привело к перенапряжению на линии обратной связи. Вспыхнул пожар в приемной камере, и псевдо-Джордж перестал существовать. Вот и вся эпопея, остальное вам известно.
— Значит, он сгорел потому, что не смог учесть неравномерного распределения гравиполя при делениях? — спросил Андрей.
— Да, — ответил Джордж. — Этого никто не смог бы учесть. Это открытие. Это та неожиданность, которая составляет для нас основную прелесть в жизни.
— И которая губит зазнавшиеся машины, — заметил Нибон.
Они долго молчали. Наконец Андрей взволнованно заговорил:
— Как ты думаешь, можно ли объяснить диктаторский уклон в мышлении твоего призрака предысторией машины?
— То есть?
— Твой Большой Кибер из логических резервов. Это могла быть очень старая машина, еще времен разделенного мира. Кто может поручиться, например, что она триста лет назад не служила для бредовых целей каких-нибудь генералов? Тогда все было бы понятно. Возможно, тебе попалась военная машина, обученная в прошлом наступательным операциям. А может быть, биржевая машина или фирменная, для которой главный принцип зверская конкуренция. Мало ли какое грязное прошлое может оказаться у такой большой машины?
— Погоди, погоди, ведь сейчас вся память Большого Кибера заменена новой, все прошлое стерто?!
— Это ничего не значит. Отдел программ тот же. А в нем могут остаться старые принципы и положения. Вот и получилось, что новое содержание ты вложил в старую форму.
— Ну, нет! — сердито сказал Джордж. — Я не согласен. Поведение машины логичное и последовательное. И совсем не из соображений конкуренции или господства она изолировала нас с Нибоном. По-своему она была права. Ею руководили только идеи целесообразности и прогресса. Она посадила нас в кабину, как мы сажаем за решетку обезьян, — для изучения. Вот и все. Кстати, своим размножением машина решила еще одну важную задачу: одновременное получение научной информации с разных планет. Можно будет создать своеобразное телеателье "Прогулка по планетам". Представьте себе ряд кнопок с надписью «Уран», «Сатурн». Нажал кнопку — и совершай космическое путешествие!
Андрей весело воскликнул:
— Хороший конец — делу венец! Но обратная связь — это здорово! Я с удовольствием побываю глазами на Черном Титане, оставаясь телом на твоей крыше, дорогой Джордж!
— А я представил себе скульпторов, лепящих из искривленного пространства свои призрачные мечты, — улыбнулся Нибон.
— Это прекрасно, Джо! — восхищенно сказал Андрей. — Мы проникнем в атмосферы самых ядовитых планет. Мы сможем побывать на поверхностях звезд и в центре Земли! Мы отправимся в другие галактики, не старея в полете. Ты сделал гениальное изобретение. Сначала пронзят вселенную наши глаза, а затем по точным маршрутам пойдем и мы.
— Я рад слышать такие слова от «жертвы», — улыбнулся Джордж. — Кстати, будет очень хорошо, если вы оба подпишете вот этот протокол.
— Что?!
— Протокол испытания нового типа кибернетической машины «Мария» с передвижным приемником информации «Джо-1».
— О-о, с удовольствием!
— Кинофильм и протокол испытаний я повезу на Землю сам. Хочу кое-кого… порадовать.
Назад: Цепная реакция
Дальше: Послесловие