Фрагмент 9
Мамочкино гостеприимство. Старый собутыльник. Человек, который сделал себя сам. Машинка для производства трубочек
В зимних сумерках сверкал огнями большой черный замок, прилегавший к нему парк окружала железная ограда, тут и там виднелись пристройки в виде больших и малых особняков. Горячий источник под открытым небом истекал молочным паром, всюду наблюдались признаки жизни, слышалась музыка, отголоски речи, смеха, в холодном горном воздухе витали запахи кухни.
Одинокий путник вышел из-за черных сосен, и хотя двигался он по дороге, снег доставал ему до бедер. С приходом ночи обещала начаться буря. Однако его это не особо волновало. Упорно взбивая ногами снежную перину, он пробирался к вратам. Миновав их и внутренний двор, он вошел в блестящие двери, распахнутые предупредительным швейцаром.
Каос Магн оказался в огромном и ярко освещенном фойе с мягкими диванами, алыми коврами, гобеленами и стягами на стенах. Немногочисленные присутствовавшие следили за тем, как серый мироходец стряхивал с сапог снег.
– Позвольте принять ваши вещи, – хором попросили двое подскочивших чертей в нарядных ливреях.
– Все свое ношу с собой.
Поправив гроб за спиной, Каос направился к золоченой стойке, за которой наблюдался еще один черт, высокий, стройный, с рубиновыми глазами и отполированными рогами.
– Добро пожаловать, господин Магн. Для нас честь принимать такого гостя. – Он склонил голову. – Ваш именной люкс и полную программу спа-процедур?
– Номер – да, процедуры – нет. Хозяин на месте?
– Хозяин всегда на месте.
– Сообщите, что я вернулся.
– Сию минуту.
Черт испарился в серном пламени, а на его месте появился другой, точная копия прежнего.
– Извольте пройти в джентльменский салон для более удобного ожидания.
– С удовольствием.
Перед мироходцем гостеприимно распахнулись двери древней залы, отделанной дубом и уставленной уютными креслами. Камин наполнял ее сухим жаром, приглушающий мрак рассеивало пламя и зеленоватый свет ламп на журнальных столиках. Мужчины множества разных видовых принадлежностей восседали там, куря сигары, листая прессу, тихо беседуя. Колдуны, технические гении, мировые диктаторы, инфернальные коммерсанты и многие другие. Некоторые, приметив нового гостя, приветствовали его скупыми кивками.
Одно из двух кресел, наиболее близких к камину, пустовало, и халл, аккуратно сложив ношу на пол, уселся. Рядом немедленно материализовался черт с барной тележкой и вложил в хитиновую длань стакан бренди.
На миг жизнь показалась почти удобоваримой. Вкус бренди, одного из лучших в Метавселенной, прогревающий кости жар, уютная атмосфера – все это расслабляло и действовало на центры наслаждения, однако знание правды заставляло смотреть в стакан с презрением и сомнением. Сразу стало так погано, что захотелось с кем-нибудь поделиться этим чувством. А в кресле напротив кто-то как раз развалился и храпел из-под газеты, вытянув ноги.
– Вы мне мешаете наслаждаться бренди, – пробурчал мироходец, пнув незнакомца в начищенный штиблет.
Тихий храп прекратился, газета сползла на ковер, и в кресле выпрямился, протирая глаза – Каос прищурился, желая убедиться, – тэнкрис. Да, совершенно точно, это был тэнкрис. Сих прохвостов не всегда от человека отличишь, но мироходец был уверен. Но что важнее – этого конкретного тэнкриса он знал как облупленного.
– Силана всевеликая и всеблагая, вечность минула, Серый, братец! Ну и встреча!
– Зола́н, – произнес халл, не полностью доверяя глазам своим. – Я думал, ты давно сдох.
– Как видишь, я жив и полон сил!
Золан эл’Ча поднялся, вытянул халла из кресла и крепко обнял, будто старого доброго друга.
– Что ты делаешь в этой части Метавселенной?! – возмутился тот, стряхивая с себя объятия.
– Да так, вернулся домой из путешествий, разгребаю накопившиеся дела, но иногда отлучаюсь на отдых.
– Ты разве не должен таиться от Великой Оси? – прошипел халл.
– Да пошли они туда, где луна не светит! – беззаботно сверкнул клыками эл’Ча. – Давай выпьем! В бар! В бар! В бар! Я встретил друга, господа! Не надо кукситься!
Обитатели джентльменского салона провожали шумную парочку неодобрительным ворчанием и громким шиканьем.
Вскоре представительный черт в алом кителе поставил на стойку перед клиентами выпивку и, подкрутив ус, принялся протирать хрустальные стаканы чуть в сторонке.
– Я тебя здесь раньше не видел. Ты, случаем, не родственник Кублазону из «Чертова камня», что в Сиятельной Ахарии?
– Не знаю такого-с, – ответил бармен, сверкая зенками.
– Не отвлекайся! Рассказывай лучше, чего ты такой лысый? – Эл’Ча улыбался во весь рот, заглядывая халлу в лицо.
– Это все, что тебя интересует? Мы не виделись семь тысяч стандартных циклов!
– А, точно, точно, прости, – раскаялся тэнкрис. – Что со ртом? Экономишь на дантистах?
– Кто-то сейчас огребет проблем.
– Сочувствую этому кому-то. Твое здоровье!
«Самый несносный тэнкрис в Метавселенной», – раздраженно подумал Каос, но стакан поднял и чокнулся с ним. Он не знал, кем нужно быть, чтобы тебе откровенно не нравился Золан эл’Ча.
– Где был?
– Гулял по мирам условного фронтира, там, знаешь, куда стараются не запрыгивать даже самые стойкие и опытные. Никогда не понимал – почему? Нормальные миры не так уж и далеко, в некоторых даже можно дышать.
– Сколько переходов?
– Иногда тридцать, иногда сорок пять по прямой, без захода в исследованные мироздания.
Каос молча поразился.
– И зачем вернулся?
– Надоело шаромыжиться по периферии, – ответил Золан, подперев щеку кулаком. – Затосковал по дому.
По дому, подумал халл. Золан эл’Ча ведь происходил из какого-то не слишком развитого захолустного мирка закрытого типа. Забавно. Из какой только глухомани не появляются на межмировой арене великие. А этот тэнкрис был великим даже по меркам серого мироходца.
Он приобрел свое бессмертие подвигом, а потом преодолел границы родного мироздания и сам стал мироходцем. То есть его никто этому не учил, эл’Ча просто прыгал по мирам и выживал. Надо ли говорить, что для девяноста процентов неопытных новичков без помощи ментора эта карьера заканчивается прыжке на… первом-втором? Но не для повелителя молний.
Этот тип выживал раз за разом, постепенно начиная не выживать, а жить. Он продолжал идти вперед и вверх: герой легенд в сотнях мирозданий, убийца прорвы жутких сущностей, воин, полководец, интриган, разводчик пуделей, изобретатель лучшего антистатического геля для волос в Метавселенной. Со временем его успехи стали столь заметны, что Великая Ось предложила Золану стать Стражем. И он им стал, прослужив впоследствии тысячи лет, пока не скинул наконец полномочия на преемника и не сбежал, инсценировав свою смерть.
– Потому что ты идиот.
– А?
– Говорил же, зачем инсценировать свою смерть? Почему тебе вообще спокойно не сиделось? Ты же был назначен Тринадцатым – минимум обязанностей, максимум свободы. К тому же инсценировка смерти – это такой затасканный штамп, что на его могиле не танцевал только самый ленивый сочинитель.
– Ага, но при этом ты мой хронометрон к рукам прибрал, не корежась.
– Такова была воля Амон-Ши, – буркнул халл, принимая новый стакан виски, – он хотел, чтобы я попал в Великую Ось и получил хронометрон, вот и все. Я даже не использовал его ни разу с тех пор. Почти.
Тэнкрис рассмеялся и подал знак, что ожидает добавки.
– Ну а у тебя как дела? В целом.
– Семь тысяч циклов в целом? Нормально. Служил своему богу, метался из одного края изведанной Метавселенной в другой. Но вот сейчас началась полная задница. Кстати, я собираю команду…
Внимательно оглядев старого знакомца, Каос усомнился. Иметь на подхвате такого, как эл’Ча, было бы крайне полезно, да только он вряд ли согласится. Этот субъект получил от существования все, что только возможно было получить, ему больше было неинтересно участие в разных авантюрах. К тому же – серый мироходец не желал бы признаваться в этом никому – в случае отказа он не был уверен, что сможет убить тэнкриса во имя сохранения тайны. Не из моральных дилемм, а чисто технически. Слишком большой риск.
– Нет, ничего, забудь. Приехал вот перевести дух, прогреть кости на горячих источниках и встретиться кое с кем.
– Тогда тебе повезло, приятель! Ха! А я вот сбежал из дома. Там сейчас намечается небольшой замес с участием бога времени. Знаешь же, что за такими вещами пристально следят из Оси, так что на время, пока Неназванные наводнили мою родину, я решил смотаться.
– Когда в деле замешаны божества времени, добром обычно ничто не заканчивается. Возможно, было бы необходимо твое вмешательство.
– А, нет, нет! Есть у меня на примете один субъект, который вполне сможет справиться с этим.
– Разобраться с богом времени?
– Ага. Отличный парень, весельчак каких мало, золотое сердце, соль земли и просто добряк. Он меня буквально обожает! Как сын мне, можно сказать! К тому же не могу же я один все подвиги совершать, надо уметь делиться. Спас мир – отойди, дай и другим спасти. Я всегда так говорил.
– Помню.
– В общем, все к лучшему. Если бы я не сбежал из дома, сейчас бы не свиделись. За встречу, братец! Безумно рад тебя видеть! Бармен, всем выпивки за мой счет!
Черт окинул пустые столы взором, хрюкнул и вернулся к полировке пивного крана.
– Кстати, дай-ка сюда Алугу.
– Чего?
– Алугу дай, хочу посмотреть, как ты с ним обращался семь тысяч циклов. Если угробил мое творение, я угроблю тебя прямо здесь.
Вздохнув, тэнкрис вытащил из-под отвратительного малинового в синюю крапинку пиджака револьвер, и что это был за револьвер! Всем револьверам револьвер! Массивный монстр цвета золота и серебра, украшенный узором молний; барабан на восемь выстрелов и шестнадцать патронов – двойные ствол и боек, по две каморы в ряд; блестящий подствольный утяжелитель для компенсации зверской отдачи, материалы, сплошь не проводящие электричества, кроме малого числа тех, что были специально встроены в конструкцию, дабы направлять и фокусировать заряд электроэнергии от двух контактов в рукояти, вдоль всего корпуса к торчащему из утяжелителя олдриновому шипу. Алуга – один из шедевров, созданных Каосом очень, очень давно.
– Ты ведь не заплатил за него, насколько я помню?
– Я, э… ну, знаешь…
– Не беспокойся. – Серый мироходец вернул револьвер хозяину. – Может, когда-нибудь сочтемся.
– Когда-нибудь, – довольно улыбнулся тэнкрис, забирая оружие и пряча его под одеждой так, что снаружи не было заметно ни единого контура. – Сочтемся, будь уверен. Эл’Ча всегда платят свои долги.
– Э? – Каос задумался, глядя сквозь Золана. – А я ведь знаю, откуда взялось это выражение.
– Простите. – К посетителям бара просеменила молодая чертовка в узком платье. – Господин Магн, тебя ждут.
– Удачи, Серый! Надеюсь, ты преуспеешь!
Потеряв предыдущую мысль, халл лишь хмыкнул:
– Если бы ты знал, что у меня на уме, ты бы так не говорил.
Идти пришлось довольно далеко, несмотря на наличие лифта и очень продуманную структуру внутренних проходов замка. Но вот Каос Магн вступил в ароматный полумрак будуара, выдержанного в темно-фиолетовых, почти черных тонах, который здесь выдавался за рабочий кабинет хозяина.
Он, а вернее она сидела перед большим магическим зеркалом, где отражалось не лицо смотрящего, а образ в виде белой маски, который тихо нашептывал хозяйке что-то из-за стеклянной глади. Никто, кроме нее, не ведал, сколько ей лет, но выглядела она как дама слегка за сорок, сохранившая львиную долю девичьей красоты, свежая лицом, стройная и изящная, хотя и затянутая в закрытое платье от макушки до пят. Она хранила скромность в украшениях: несколько тонких колечек, фибула с самоцветом на плаще и тонкая тиара поверх платка, что окутывал ее голову.
Тонкая длань была протянута для церемониального поцелуя, и мироходцу пришлось постараться, чтобы не задеть белую кожу своими бивнями.
– Очарован, ты прекраснее, чем когда-либо.
– Маленький наглый лжец.
Она поднялась и крепко обняла халла, доставая ему лишь до середины груди.
– Мальчик мой, почему так долго не заглядывал? Почему облысел? Откуда эти… милые… В общем, ты совсем не думаешь о своей волнующейся Мамочке.
– Прости, дела, дела.
Никто кроме нее не знал, как ее зовут, но она велела величать себя Мамочкой, ибо, являясь хозяйкой всего вокруг, имела право на милые причуды. В незапамятные времена Мамочка, являясь могущественной колдуньей, ценой большой крови уничтожила всех своих врагов и воцарилась на престоле мироздания. Однако со временем, как и все на свете, властвование ей надоело. Да и не сказать, чтобы Мамочка была хорошим правителем, она относилась к числу тех, кто страшно жаждал власти, но, получив оную, совершенно не знал, как с нею обращаться.
Проносив венец абсолютной власти многие годы, Мамочка отстранилась от увядавшего мироздания и заперлась в своем замке высоко в горах. Покинуть реалм она по определенным причинам не могла, и очень, очень долго эта могущественная магесса оставалась затворницей, пока однажды на пороге ее мрачной обители не возник оборотник, известный как Эдвард Д. Аволик, и не предложил хозяйке приобрести у него грошовое пособие по аутотренингу «Открой себя миру и открой мир для себя», которое буквально перевернуло ее жизнь.
Мамочка смогла осознать, что она хочет общаться с миром… мирами и что вечное одиночество не приговор для нее. Но, не будучи способной отправиться открывать неизведанные дали, она сделала так, чтобы неизведанное само пришло к ней. Мамочка превратила свой замок в огромный отель с целебно-восстановительным комплексом в придачу и открыла его двери для гостей из сотни-другой миров… Ну, скажем так, не для всяких гостей.
Хотя ее собственные боевые будни остались позади, Мамочка никогда не переставала быть, на минуточку, великой колдуньей, чье могущество стояло на крови и темных ритуалах. Так что двери отеля она открыла для личностей, которые с чьей-то предосудительно-легкой руки могли получить ярлык злодеев. Она создала место отдыха для темных владык, демонов, тиранов, кровавых богов и колдунов, межмировых работорговцев, профессиональных убийц и прочей достойнейшей публики, чей моральный компас уверенно указывал на «зло». Исключения делались лишь по личному желанию хозяйки.
Где-то там, внизу, у подножия гор, текла своя жизнь. Будучи брошенными на произвол судьбы, немногочисленные аборигены взяли ее в свои руки и за пару эпох смогли привести погибавший мир в порядок. Воспоминания о черной королеве превратились в страшную сказку, полузабытую легенду, но все короли мира твердо держали в памяти название и местоположение высокого горного хребта, на который никто из них никогда не будет претендовать.
Каос посещал отель Мамочки уже довольно давно, не раз это уютное место становилось приютом для него после получения тяжелых травм.
– Рад, что у тебя все хорошо, Мамочка. Вижу, отель не пустует.
– Жду наплыва гостей на праздник. У меня годовщина открытия, помнишь? Не помнишь. Ты прибыл не ради этого. Полечишься немного и вновь убежишь? – Прекрасные темно-фиолетовые глаза одарили мироходца взором нежным, но укоряющим – материнским.
– Прости. Метавселенная постоянно расширяется, миров становится больше, дел – тоже.
– А! В таком случае я крайне рада, что ты смог явиться сюда: ведь это значит, что сейчас, несмотря на всю Метавселенную, тебе важнее всего быть здесь. – Она улыбнулась очень ласково.
– Да, Мамочка. Но мне кажется, когда я уточню кое-что, твоя радость поубавится.
– Милый?
– Я должен встретиться с Энито́рико Скуа́мо.
Поразительно, какую боль можно причинить женщине всего парой неосторожных слов. Как легко разбить ей сердце, разбередить рану, вызвать слезы. Всего-то и нужно упомянуть о мертвом сыне… или о том, кто был ей как сын.
– Как ты можешь, Каос? – замогильным голосом спросила Мамочка. – Вы загнали его как зверя… вы убили его! Мальчик был ни в чем…
– Это представление заслуживает всяческих похвал, – не позволяя затуманить себе мозг, перебил серокожий иномирец, – но у меня мало времени и очень важное дело. Мамочка, я знаю, что Скуамо жив. Порой мне кажется, что инсценировка смерти – это своего рода популярный спорт, которым все занимаются, и только я один вне турнирной таблицы. Я знаю, что Скуамо здесь, знаю давно, однако не сообщил об этом Великой Оси. Сейчас мне нужно встретиться с ним и попросить о помощи, не более того.
Мамочка держала драматическую паузу.
– Серьезно, дорогая, даю слово, что не причиню ему вреда и буду хранить эту тайну дальше.
Великая колдунья вздохнула, немедленно выходя из трагического образа.
– Как ты узнал?
– Не суть важно, узнал – и все. Прошу, дай мне доступ к нему, одна беседа – и пускай прячется дальше, никто его уже давно не ищет.
– Я боюсь за него, Каос! Он едва не погиб! По-настоящему!
– Прошу, доверься мне.
– Ах! Дети! Вы рвете меня на части!
– Мамочка?
– Я спрошу у него. Если Эниторико захочет тебя видеть, вы встретитесь завтра!
– Как скажешь, моя дорогая. А до тех пор я буду с удовольствием вкушать твое гостеприимство.
В отеле Мамочки к услугам гостя были тысячи расторопных чертей и чертовок, а также уйма других слуг, работавших на колдунью. Тролли, гоблины, химеры всех мастей, нимфы и фавны. Хозяйка этого мира никому не отказывала в работе, и многие приблуды находили приют под ее кровом.
Каос же был как кусок гранита в своем напряжении. Он не желал отдыха, не желал удовольствий, пустое ожидание медленно раздувало в нем гнев, однако, несмотря на то что все это было пустым и бессмысленным, слово, данное Мамочке, халл держал. Все, что он себе позволил, это предаться угрюмому пьянству в компании с Золаном эл’Ча. Несносный тэнкрис мог веселиться и балагурить за троих, а когда уровень алкоголя в его крови добирался до определенной отметки, – начинал угрожать неприятным ему личностям вилкой. Это было слегка забавно.
Следующее утро серый мироходец встретил на террасе, наблюдая роскошный рассвет в прорехе облаков. Всю ночь бушевал буран, и одеялом Каосу послужил толстый слой снега. Он бы замерз до смерти, если бы мог.
– Господин Магн, – тихо произнес появившийся рядом черт, – мы пытались перенести тебя в номер прошлой ночью, но это закончилось рядом телесных травм, так что… Ты готов ко встрече? Мне велено тебя проводить.
– Дери вас демоны…
– Бывало, и не раз, – вежливо кивнул черт.
– Когда я напиваюсь… становлюсь сволочью… Ох… Где этот подлец, который все подливал и подливал…
– Тебя никто не заставлял пить! Ах… Темнота, пожри мои потроха…
Большой сугроб по соседству рассыпался со стеклянным звоном, оказавшись кучей бутылок, укрытых снегом. Из-под него показался тэнкрис.
– Серый, почему так холодно?
– Чтоб твоя печенка лопнула! – простонал Каос, вставая на ноги.
– Если ты такой хилый, то и не пей.
Черти поднесли гостям кубки дымящегося нечто, которое сняло симптомы интоксикации в два счета и сразу же подняло иномирцам настроение. Правда, халл очень твердо развернул тэнкриса, когда тот увязался за ним на правах «отличного компаньона».
– Ведите, – приказал он.
Эниторико Скуамо не нуждался ни в номере, ни в особых услугах, все, что было ему нужно, – это пространство для своей лаборатории, покой и некоторое количество возобновляемого ресурса под названием «расходуемый персонал». Мамочка отвела ему одну из башен, которая стала многоярусным храмом науки напополам со свалкой технического хлама, натасканного из сотни миров. После достопамятного конфликта с Великой Осью, однако, его пребывание в этом замке стало тайной, которую хранили довольно могущественные чары. Даже сам Каос не узнал бы о том, что этот шельмец выжил, если бы не всепроникающая Интуиция.
Когда слуги развеяли чары сокрытия, появился путь внутрь башни. Серый мироходец явился в самый центр этой обители высоких технологий, туда, где было установлено все самое совершенное, самое развитое, туда, где наука подозрительно сильно смахивала на магию. Там его встретило шевелившееся нечто – механизм, предназначение которого ускользало от понимания, безумное число деталей, каждая из которых являлась детищем запредельного научного прогресса, мешанина живого металла, сверхтонких проводов-паутинок, генераторов, приводов, микросхем и еще Амон-Ши знает чего. И все это являлось частью одной системы.
Над шевелящейся массой металла поднялись стебельки с глазами, а под ними образовалась широкая улыбка из платиновых зубов.
– Каос? Что ты здесь делаешь?
– Я думал, тебя предупредили о моем визите.
– Предупредили, но зачем являться так рано? У меня диагностика.
– Прости. Хотел бы сказать, что могу зайти попозже, но не могу.
Из недр техногенного месива раздался искусственно синтезированный вздох.
– Подожди, сейчас соберусь.
Оно зашевелилось быстрее, стягиваясь в одну точку, компактно складываясь и уплотняясь, приобретая узнаваемые антропоморфные очертания. Наконец была восстановлена внешняя оболочка, делавшая конструкцию завершенной, похожей на человеческое тело, и вот на белые, словно фарфор, плечи Эниторико Скуамо опустился лабораторный халат-роба.
Этот великий ученый мог быть отнесен к архетипу так называемых «безумных гениев», правда, гениальность его была необъятна, в то время как безумие присутствовало в довольно скромной дозе. Едкий мизантроп до мозга костей – которых у него не было, – высокомерный умник и абсолютно беспощадная личность. Не яростная, не злобная, а именно беспощадная – это важно. Особый шарм Скуамо придавала изрядно перекошенная система ценностей, в которой знание занимало первую позицию, а понимание ценности чьей-либо, кроме собственной, жизни существовало лишь как чья-то смехотворная гипотеза.
Эниторико Скуамо был человеком. Когда-то. Возможно. Однако к нынешнему времени он подошел, имея в себе крайне мало человеческих частей. После автосборки у него быстро отрастали едва ли не до пола ярко-синие волосы; лицо состояло из явно неорганических материалов: вставок черного и белого цвета, больше всего похожих на полированную кость, перемежавшихся тонкими металлическими линиями. Белый лоб с двумя черными метками-бровями, черная «маска» в районе глаз, сверкающий позолотой металлический нос и черная нижняя челюсть. Если приглядеться, можно было разглядеть изящные головки маленьких болтиков, скреплявших лицевую конструкцию. Из подбородка Эниторико торчала странная штука, похожая то ли на короткий жезл, то ли на стилизованную «фараонскую» бороду, украшенную драгоценными камнями на конце. Шея великого ученого также была то ли защищена металлическими сегментами, то ли состояла из них и переходила в сверкающий нагрудник с овальным камнем в районе солнечного сплетения.
Желто-оранжевые искусственные глаза уставились на Каоса со сжимающей нутро пристальностью – кажется, Скуамо улыбнулся. Хотя это было не точно: ведь на его лице не было губ, как и век, и рот постоянно улыбался платиновыми зубами, будто у богатой, но сумасшедшей лошади.
– Мой обман раскрыт. Какая жалость.
– Не стоит волноваться, все останется между нами.
– Жаль, что я не чувствую облегчения. – Голос у ученого был искусственным, но очень высококачественным, отлично передававшим нужные интонации. Мерзкие, похожие на скрип металла по стеклу интонации. – И что такому проходимцу, как ты, понадобилось от такого безобидного гения, как я? Помнится, в последний раз Великая Ось связывалась со мной, когда один небольшой эксперимент слегка отклонился от намеченного…
– Да, помню, ты завязал временной поток целого мира в узел и сбежал. Столько сил было потрачено на твою поимку и устранение… Я здесь не по делам Оси, Эниторико. Это частный визит.
– А почему ты такой…
– Лысый и с бивнями? Тебе действительно интересно?
Искусственный человек помедлил с ответом, в то время как его разум производил вычисления, ворочая не имеющими названия прорвами информации.
– Нет. У тебя минута. Лишь из уважения к приютившей меня Мамочке.
– Честно говоря, я ожидал именно такого ответа. Не буду тратить это драгоценное время впустую. Помнишь тот инцидент…
– Который стал причиной опалы, почти приведшей к моей смерти? Да уж, не забыл еще.
– Хорошо, потому что, видишь ли, мне нужен твой механизм парадоксов.
Аппаратура вокруг притихла разом, сотни светодиодов испуганно замигали, а Эниторико Скуамо изменился. Его тело потеряло целостность, раскрылись сегменты белой обшивки-«кожи», наружу полезли все те подвижные детали, и отчего-то среди них преобладали разные острые предметы вроде циркулярных пил, щипцов и крючьев, а еще высокотехнологичные аппараты типа лазерных скальпелей, виброклинков, алмазных иглометов, инъекторов со сверхтоксичными веществами и всего подобного.
– Первый и последний работающий экземпляр был уничтожен агентами Великой Оси. Точка. Уходи.
– Я бы и рад поверить тебе на слово, Эниторико, но не могу. Я знаю, что ты создал второй образец, доведя его до ума, чтобы не получилось, как тогда, чтобы не потерять контроль. Но ты не можешь его протестировать, не так ли? Темпоральное возмущение будет замечено, и Ось узнает, что ты жив. Отдай мне механизм парадоксов, и я сам его протестирую, причем сделаю это так, что Ось очень долго не сможет мне мешать.
– Это невозможно! У меня нет механизма парадоксов, а даже будь он у меня – я никогда, слышишь, никогда не отдал бы столь величественный образчик технологий в руки троглодита вроде тебя!
– Мне обидно слышать такие речи, – надел халл оскорбленную маску.
– Убирайся прочь!
– Я не могу уйти без механизма, – вкрадчиво объяснял Каос, – он мне абсолютно необходим. Прошу, Эниторико, ты ведь великий сверхразум, просчитай все и пойми, что сотрудничество – лучший выбор для тебя. Со своей стороны обещаю передать тебе все данные по испытаниям, если механизм не погубит меня.
Повисла задумчивая тишина, в которой очень громким стало казаться гудение электроники вокруг и металлическое побрякивание расчленяющих устройств, торчавших из рукавов ученого.
– Что будет в случае отказа?
– Я тебя убью, – простодушно пожал плечами Каос.
– Это в твоих силах, да, но сейчас мы на территории отеля, а здесь вражда запрещена, Мамочка не допустит…
– Я убью и Мамочку, и всех остальных, кто попытается раззявить на меня свою пасть. Всех убью. Не сомневайся. – Треугольные зрачки Каоса расширились, поглотив глаз целиком, и на великого ученого сквозь них взглянула бездушная и безжалостная пустота, которая подтверждала истинность каждого сказанного слова. – Но до этого доводить не обязательно, просто удовлетвори мою просьбу и живи себе спокойно дальше. Слово халла, и да будет мне свидетелем Амон-Ши. Идет?
Хитиновая рука была протянута для рукопожатия, но Скуамо не обратил на это внимания. Его многосоставное тело пришло в движение, куда-то делись орудия смерти, но вместо них наружу полезли гибкие тонкие манипуляторы, прямо на глазах собиравшие нечто. Процесс не занял много времени, и вот ученый вложил в пальцы серого мироходца блестящий металлический тубус длиной не больше локтя.
– Для активации проверни половинки корпуса в противоположных направлениях, чтобы обе части вот этого маленького дисплея соединились на одной линии. После ты получишь доступ к созданию пространственно-временных парадоксов. Все данные о работе устройства автоматически собираются в съемном накопителе вот здесь, я хочу получить их по завершении эксплуатации.
Хитин лязгнул о металл, и Каос поднес предмет к самым своим глазам.
– Он… намного меньше, чем первый образец. Я имею в виду – намного!
– Доведен до ума, оптимизирован и готов к применению, – раздраженно дернул головой Эниторико Скуамо. – Данное творение моего гения способно скатать время в трубочку, после чего ты сможешь через эту трубочку попить сок из высокого стакана. Используй его с умом, пожалуйста, не аннигилируй себя сразу.
– Постараюсь, постараюсь. Спасибо, Эниторико, ты сделал огромный вклад в весьма выгодное предприятие.
– Убирайся прочь.
Каос действительно не стал задерживаться и лишней минуты. Он тепло распрощался с Мамочкой, попросил прощения за спешку и отбыл из ее мироздания. Впереди был долгий путь в субсектор Метавселенной, принадлежавший Корпорации.
