Книга: Мироходцы. Пустота снаружи
Назад: Фрагмент 12 Ночные посиделки. Планирования и пререкания. Какие люди в Голливуде. Чужие воспоминания
Дальше: Фрагмент 14 Цена правды. Новая тачка. Токи

Фрагмент 13
Лабиринт. Любимчик путан. На столе у начальства

В Лабиринте халлов не любили. Вернее, их боялись, а оттого не любили. Просто ненавидели. Хотя на самом деле халлов в Лабиринте никогда и не было. Не являлись они в это пространство бытия, так как плевать хотели и на Лабиринт, и на его жалких хозяев. Халлы победили их и оставили доживать свой век в этой дыре, дабы те осознавали всю глубину своего падения и проклинали тот день и час, когда началась Война Пантеонов.
Строго говоря, Лабиринтом называли только сам город, огромный мрачный мегаполис, чьи дождливые ночи были полны неонового пламени, покупных девок, выстроившихся перед порнейями, круглосуточных закусочных и преступников всех мастей. Днями же в Лабиринте обычно властвовал такой туман, что на солнце можно было глядеть не щурясь.
А кроме того, был Олимп, неизменно сиявший в вышине; был Аид, по чьим мертвым землям не отваживалась ступать нога живого; и был Тартар, куда засунули чудовищ, чтобы они там множились и жрали друг друга живьем, ибо ничем иным в Тартаре было не пропитаться. Иногда, правда, эти бессмертные твари пробирались через земли Аида в Лабиринт и начинали охотиться на местных, но случалось это редко, и куролесили они недолго. Ровно до тех пор, пока не встречались с Тана́тосом, у которого на каждую мерзость был готов укорот.
Сапоги беззаботно шлепали по лужам, Каос двигался через облака пара, рвавшиеся из-под земли, разглядывал вывески. Раскрашенные девочки игриво привлекали внимание, лениво следили из массивных дизельных колымаг ананки́ды – местные стражи правопорядка.
– Эй, ты, а ну-ка стоять!
Каос послушно остановился, выкинул последнюю деревянную шпажку от сувлаки и слизал бараний жир с пальцев.
Из подворотни появились трое грабителей: четырехметровый циклоп и два мохнатых минотавра.
– Опять, – вздохнул халл. – Знали бы вы, как часто это происходит. Такое впечатление, будто у кого-то в Метавселенной слишком слабая фантазия и он в каждую подворотню сует нескольких псевдоопасных хмырей. Кстати, ребята, вы мои миллионные грабители! Поздравляю! В честь этого радостного события предлагаю вам резко потеряться в лабиринте улиц Лабиринта. Согласны?
– О чем лопочет этот урод? – спросил один человекобык у другого.
– Не знаю, но шмотки у него что надо. Эй, ты, лысый, – на Каоса был направлен массивный пистолет местного производства, – а ну-ка давай раздевайся!
– Серьезно? Вы грабите меня ради одежды? – разочарованно уточнил иномирец. – Вы либо дебилы, либо у вас очень хороший вкус.
– Что сказал?!
– Я говорю, – Каос оказался рядом с минотавром в мгновение ока, легко вырвал оружие из его руки и пропихнул в рот, ломая зубы, – что вы, видимо, все-таки дебилы. На колени.
Пока приглушенно вопивший человекобык выполнял команду, двое его подельников следили за действом с безмерным удивлением. Ни минотавры, ни циклопы не обладали особо острым интеллектом, а поэтому, если события происходили хоть немного быстрее полета грациозной бабочки над цветочным лугом, они неизбежно отставали.
– Эй, ты что делаешь! – наконец возмутился второй минотавр, который все же был посообразительней циклопа.
– Раз, два, три, четыре, пять, – улыбнулся Каос, – я пришел вас убивать.
Он разрядил в пищевод первому рогоносцу всю обойму, после чего вонзил указательные пальцы в глаза второму и с разочарованием отметил, что они не встретились внутри мозга.
– И все же хорошо, что наконец смог проверить…
Огромная ручища циклопа сломалась, когда ее кулак встретился с черепом халла. Здоровяк ошалело уставился на изуродованную конечность единственным глазом, а потому упустил момент, когда хитиновые пальцы выдрали из его тела ключицу и воткнули ее в упомянутый орган зрения. Сразу стало совсем темно, и циклоп не увидел, как затем из его развороченной груди вырвали сердце.
– Это несерьезно, – пробормотал Каос, возвращаясь на широкую улицу.
Рядом притормозила патрульная машина ананкидов, но халл ударом ноги запустил в них сердце.
– Желаете что-то сказать, офицеры?
Дизельный транспорт прибавил ходу и скрылся за углом.
– Я так и думал!
Каос продолжил путь, изредка обращая внимание на патрульные дирижабли, которые стали слишком часто проплывать над улицами, по которым он шел. Но все это было неинтересно, впереди ждал Аид.
По пути к окраинам Лабиринта халл все же притормозил напротив одной большой и ярко освещенной порнейи. Выстроившиеся словно на витрине куртизанки всячески пытались привлечь внимание потенциального клиента.
Он вошел в порнейю, которая изнутри оказалась вполне обычным, хоть и не самым дешевым стриптиз-клубом. Полумрак, подцвеченные подиумы, столики, приватные кабинки, музыка, бар, лестница в номера, алтарь Афродиты – все как обычно. Каос словно охотничий пес вынюхивал заманивший с улицы запах, но ни выпивка, ни прелести местных жриц любви его не прельщали. Халл без спроса вошел в одну из закрытых приватных кабинок и был встречен дружелюбной улыбкой:
– Каос, дорогой, рад тебя видеть! Присаживайся! Нектара? Амбросии?
На круглом диване в окружении полунагих женщин сидел бог в дорогом темно-синем костюме. Куртизанки льнули к нему, вкладывая в рот светившиеся фрукты и поднося кубки со светившейся жидкостью.
– Трисмегист.
– Садись, в ногах правды нет, мой старый друг!
Каос поставил гроб на пол и опустился на диван, где немедля был окружен женщинами. Справа оказалась молодая минотавриха с покрытыми блесточным лаком рожками и огромными грудями – по два длинных сосца на каждой, – которая предложила ему кубок. Прежде халл не стал бы употреблять нектар, но «прежде» уже давно закончилось, а значит, теперь он мог уподобляться богам, если имел такое желание.
– Какое интересное совпадение, не думаешь?
– Ты зачем меня в бардак заманил, Трисмегист? Это ловушка? – Каос враждебно уставился на собеседника, красивого брюнета с волнистыми волосами и улыбчивым ртом.
– Никакого подвоха, о Ужасный, у нас с тобой тут дипломатический саммит. Ты посланец одних богов, а я посланец других, так что предлагаю обменяться информацией.
Каос сжал покрытое короткой шерсткой бедро минотаврихи и еще раз приложился к нектару.
– Передай отцу, чтобы он не волновался. Я пришел с частным визитом, навещаю бывшего ученика. Не трогайте меня, и я не трону вас.
– Отрадно слышать, – рассмеялся посланец богов, – просто Олимп с плеч! Что ж, я, пожалуй, пойду. Отдыхай, расслабляйся, вся порнейя к твоим услугам.
Трисмегист откланялся, приподняв напоследок несуществующую шляпу, и вышел на улицу, где его ждал привилегированный транспорт.
В просторном салоне бога встретила прилизанная брюнетка с черными губами, облаченная в приталенный черный мундир. Она как раз поправляла макияж, глядя в ручное зеркальце, когда Трисмегист появился. Один взгляд на ее красивое лицо вызвал в мужчине антипатию. Впрочем, это было обыденностью для Эриды.
– Что ты здесь забыла?
– Господин хочет знать – вводить ли в Лабиринте военное положение?
– Я как раз собирался доложиться нашему общему господину. Поди прочь.
– Если дела плохи, каждая минута может быть на счету, – возразила женщина, убирая зеркальце. – Арес хочет знать.
Гермес Трисмегист вздохнул:
– Передай ему, что Каос Магн явился не за нами. Он решил проведать твоего братца.
– Названого, – прошипела Эрида, сверкнув очами.
– Как угодно. А теперь сгинь, пока я не разъярился.

 

Ясное утро в Лабиринте выдавалось раз в десять лет, и то только когда Аполлон был в духе. Но даже если солнце прорвется сквозь тучи и смог, в земли Аида все равно не проникнет ни единого чистого луча. Там и в лучшее время царили мрачные сумерки, а вместе с ними и мертвая во всех смыслах тишина, нарушаемая лишь голосами псов.
Аид являлся продолжением Лабиринта, его мертворожденным близнецом. Живые улицы переходили в покинутые, темные, а на тех все явнее виднелись следы смерти. В конце концов Аид представал в своей полной красе: заполненный серым туманом край, в котором остались лишь искореженные остовы зданий и груды лома, мусора, меж коих сновали черные псы с пылающими очами и тени мертвецов, пытавшиеся скрыться от острых клыков.
Единственное, что было более-менее в порядке в Аиде, – это дороги. Главная магистраль выныривала из Лабиринта и пронзала мрачные земли насквозь, протянувшись мимо обители местного хозяина едва ли не до самого Тартара. Но прежде путник, зашедший в земли мертвых, мог набрести на жилище другого бога, куда менее приятное и величественное.
Этот дом был огромным и бесформенным, потому что его собирали из мусора, что валялся вокруг горами. Тут и там виднелись зарешеченные окна, балконы, похожие на опухоли эркеры, а еще была широкая терраса на уровне четвертого этажа. И весь этот бесформенный ком жилой площади окружал забор из натянутой сетки с кривыми воротами.
Когда Каос ступил на огражденную территорию, где-то в завалах мусора, валявшихся тут и там, началось движение, и вскоре навстречу гостю выметнулось нечто о трех пастях. Под короткошерстной шкурой твари вздымалось столько мышц, что сразу было и не сообразить, она катилась навстречу или бежала? Мигом позже три пары челюстей вцепились халлу в ноги, и трехглавый пес замер, бешено виляя хвостом.
– Фу? – предположил Каос.
Три пары безумных горящих глаз пялились на него, пока челюсти сильнее старались сомкнуться.
– Понятно, не «фу».
Волоча на ногах зверя, он дошел до массивной металлической двери и нажал на звонок. Затем еще раз. Звонить пришлось долго, никто не спешил открывать, пока наконец с той стороны не послышались приглушенные шаги.
На пороге возник мужчина лет тридцати на вид, очень высокий, не ниже самого Каоса, белый как мраморная статуя и с гривой всклокоченных волос цвета угольной пыли. Такими же были его глаза – две темные сферы, ни склер, ни зрачков, ни отблеска жизни. Облачен хозяин был лишь в черную перчатку, покрывавшую его правую руку от кончиков пальцев до плеча и обхватывавшую торс тонкими шнурками. И шрамы. Да, на его теле было довольно много шрамов.
– Отзови щенка, пожалуйста.
– Гоярын, выплюнь.
Адский зверь бросил добычу и прыгнул к хозяину, который немедля принялся тискать его, гладить и чесать живот, что приводило монстра в неистовый восторг.
– Проходи, я сейчас, штаны надену и вернусь.
Внутри жилище было намного более приглядным, чем снаружи. Довольно чистая, хотя и минималистичная обстановка, разномастная мебель, голые бетонные стены с торчащими тут и там трубами, кованые лестницы, ведшие на верхние этажи. У дивана был постелен линялый коврик, а на журнальном столике стояла вазочка с козинаками. В дальнем конце первого этажа виднелись газовая плита и раковина – гостиная служила еще и кухней.
Пока Каос расхаживал туда-сюда, неспешно пожевывая козинаки и разглядывая стены, хозяин успел вернуться, как и было обещано, в штанах. Только теперь индивиды обнялись как следует.
– Какими судьбами, бывший учитель?
– Есть к тебе дело, Мартабах.
Мужчина кивнул и зашлепал босыми ступнями в сторону «кухни».
– Чаю?
– Чай? Хм. С козинаками пойдет.
Вскоре они сидели с дымящимися кружками в руках и тянули довольно паршивый, но крепкий отвар, который здесь выдавали за чай. Каос неспешно рассказывал своему бывшему воспитаннику о том, что задумал и что ему для этого требовалось.
– Звучит неподъемно, – только и вымолвил тот, дослушав. – И безумно.
– Да. Прошло время мелких делишек. Среди той прорвы маньяков и безумцев, которыми я начал себя окружать, мне нужен кто-то, на кого можно положиться, кто-то, кто не ударит в спину лишь оттого, что у него вдруг левая пятка зачешется. Я могу на тебя положиться?
Темноглазый задумчиво покатал кружку меж ладоней, прежде чем взглянуть на халла и ответить:
– По некоторым объективным причинам я не очень верю в твой успех. Тебе это не по плечу. Это никому не по плечу. К тому же у меня есть обязанности в Лабиринте, помнишь? Я – Танатос.
– Они обойдутся и без тебя какое-то время, уверен. К тому же, когда я преуспею, все это уже не будет иметь значения.
– Не преуспеешь.
– Поспорим? – Каос вытянул из-под плаща длинный блестящий цилиндр. – Это механизм парадоксов, который я получил от Эниторико Скуамо. Представь, что может сделать знающий при помощи этой игрушки.
Темные глаза безразлично уставились на техноартефакт.
– Твои шансы на успех мизерно возросли.
– Как же трудно тебя убедить, – покачал головой халл.
– А другие?
– Что?
– Ты пришел только ко мне или другие тебе уже отказали?
– Только к тебе.
– Почему?
– Потому что и Лианна, и Каскад пойдут за мной куда угодно, только не на это дело. Здесь они откажут и попытаются остановить меня. И мне придется убить их.
Впервые на лице Мартабаха отразилось что-то, кроме спокойствия. Это было удивление, это было недоверие, это был страх. Не за себя.
– А я, стало быть, безотказен?
– О нет, ты свободный и независимый индивид, но ты, по крайней мере, не озабочен условностями, которые беспокоят их. Тебе нет дела ни до чьей жизни, ни до чьего мира, ни до чего вообще, что выходит за рамки твоих обязательств, и ты не станешь меня останавливать.
– А тебе не придется меня убивать.
– Именно. Нет в Метавселенной того, чего я бы хотел меньше, чем смерти кого-то из моих детей. Будь моя воля, вообще тревожить тебя не стал бы, но знаешь, обстоятельства обязывают.
– Ты противоречишь себе, – заметил Мартабах, – говоришь, что не хочешь нашей смерти, но стремишься к тому, достигнув чего, обеспечишь всем нам бесславный конец. Тебе не кажется, что это нелогично?
– После того, что я узнал, логика больше не имеет значения, – ответил халл. – Ничто больше не имеет значения, ибо ничего нет, Мартабах. Мы всегда думали, что Пустота только снаружи, но оказалось, что она и внутри тоже.
Наверху послышался шорох: куртизанки проснулись. Их было всего две, минотавриха и гарпия, Мартабах иногда водил к себе платных девочек, хотя никогда им не платил.
Боги в Лабиринте вообще не платят, но он пользовался привилегиями по иной причине. На темных ночных улицах этого полиса, среди преступников, наркоторговцев, маньяков и тех тварей, что порой прокрадываются из Тартара, адепткам Афродиты жилось намного спокойнее от осознания близости Танатоса Железносердного. Он и сам был той еще бестией во тьме, но девочек в обиду не давал и ничего не требовал взамен. Ну как не поощрить такого обаяшку, тем более что богом он мог быть не только на работе, но и в постели.
– Ты поддержишь меня, Мартабах?
Каос проникновенно заглянул в темноту глаз своего воспитанника, будто желая поймать пугающий взор бога, несущего смерть.
– Я не верю в твой успех и не желаю его. Мне кажется, что за тобой надо приглядеть, потому что ты стал старым и сумасшедшим. Ты мой отец, и я не оставлю тебя.
Вот так просто и тихо, против всех своих доводов, Мартабах согласился. Потому что на самом деле ему не нужны были причины для сумасбродных авантюр. В его холодной голове, в его темном уме помещалось не так много мотиваций для чего-либо, так что порой нужен был лишь достаточно сильный импульс, чтобы направить смертоносца в нужное русло. Видимо, пришло время рвать Прометеевы оковы и возвращаться в Метавселенную.
– Дай только плащ накинуть, забрать гроб и найти поводок для песика…
– Не спеши. Прибудешь в Ахарию в назначенное время.
– Хорошо.
Каос закинул в рот последний кусочек козинака и поднялся.
– Ладно, мне нужно заглянуть еще в несколько мест, запутать следы. В последнее время чувствую, что кто-то пытается меня догнать. Приходится нарезать круги. И кстати, что касается того урода, что крадется к Лабиринту в нескольких кварталах отсюда, – о нем не беспокойся, иди досыпать.
– Я никогда не беспокоюсь.
Покидая дом Мартабаха, халл насвистывал одну старую мелодию, силясь вспомнить, где ее слышал. Он пребывал в неплохом настроении, и даже мрачность местности не могла этому помешать. А еще впереди ждало кровопролитие.
Когда олимпийцы поняли, что могут проиграть Войну Пантеонов, они бросили в бой все свои резервы: гекатонхейров, титанов, дракайн, великанов, тельхинов, многих иных. Каос своими руками умертвил чудовищных Гиеса, Котта и Бриарея, и только Амон-Ши знает, чего это ему стоило. Но когда олимпийцы побежали, многие из тех, кого они кнутами выгнали на поля сражений, ринулись следом. Многие увязались за ними в последнее пристанище – в Лабиринт. Всех этих ненужных быстро загнали в ту часть реальности, которая заслуженно получила имя Тартар. Именно там оказалась сладкая парочка уродов – Тифон и Ехидна, которые были бессмертны и могли плодиться.
Они и прежде любили это дело, порождая на свет самых разных тварей, но, оказавшись запертыми, подналегли на производство потомков. В первую очередь для того, чтобы прокормить других потомков, – ведь в Тартаре не было жизни. Чудовища жрали друг друга, и вся эта мерзость бешено кипела, как в огромном котле, с которого вот-вот должно было сорвать крышку. Периодически то одно чудовище, то другое пыталось проникнуть в Лабиринт, добраться до обильного источника мяса, которое не отдает родным запахом и не заставляет маму плакать. Самые крупные и тупые попадались в зубы псам Аида, но самые мелкие и умные ухитрялись добраться до жилых кварталов и тут же начинали отжираться. На плоти смертных они быстро росли, превращаясь в громадных и опасных уродов. Примерно в это время, если не повезет, их находил Танатос и исполнял свою работу. Когда везло, он отлавливал их раньше, после первых двух-трех жертв.
Одно из чудовищ кралось по мрачным развалинам Аидова царства, прячась в тумане, сливаясь с окружением, надолго замирая, когда где-то неподалеку раздавался вой или лай. Каос следил за ним с высоты некой колонны, прежде, наверное, являвшейся опорой для автомагистрали. Гад оказался крупным, но пока ему везло. Он походил на длинную ящерицу с ногами, строением похожими на паучьи, длинным мускулистым хвостом и шеей, широкой пастью и гребнем вдоль хребта.
– Гав! – рявкнул халл.
Чудовище внизу замерло, сменив цвет чешуйчатой шкуры.
– Гав-гав!
Шея изогнулась, глаза сфокусировались, пасть распахнулась – колонна разлетелась в крошево от удара языка. Но Каос уже совершал сальто в свободном падении. Впрочем, ему пришлось дважды с хлопком оттолкнуться от воздуха, чтобы избежать встречи с языком, а когда приземлялся, внизу его уже ждала распахнутая пасть, полная зубов. Извернувшись, Каос дзифтом переместился на полсотни шагов в сторону, но стоило его сапогам коснуться земли, как чудовище было уже тут как тут и попыталось снести халлу голову ударом когтистой лапы.
– А ты проворный сукин сын, – развеселился тот, блокировав когти хитиновой броней. – Но вот что, парень, лучше бы ты продолжал сидеть в той дыре, из которой вылез, потому что здесь тебя ждет лишь бесславное расчленение.
– Посмотрим, – выдохнуло оно вместе с кислотным облаком.
Кислота натолкнулась на щит арканы и рассеялась, после чего хитиновые пальцы халла превратились в длинные тонкие косы и обещанное расчленение последовало.

 

Двадцатью днями позже
Они явились в Лабиринт, минуя врата, и сразу же направились в Аид. Любые попытки дознаться, кто они такие, откуда явились и куда направляются, заканчивались вежливым отодвиганием вопрошающих с пути. Вежливо отодвинуть патрульного циклопа с пути не так просто, но они справлялись без напряжения. Надо отдать им должное, они вели себя вполне конвенционально, не испепеляя и не превращая в кляксы всех, кто пытался замедлить их продвижение. Хотя могли. Да, несомненно, могли. Когда вошли в Аид, они наткнулись там на двух проворных чудищ, прокравшихся к самым границам живого города. Твари превратились в пыль мгновенно – гости на них просто взглянули.
– Что было потом? – спросил капитан Аргус, фокусируя на следователе несколько десятков из своих глаз.
– Они добрались до жилища Танатоса, но там его не застали, потому что бог смерти покинул Лабиринт пятью днями раньше.
– Покинул, никого не предупредив. Не так ли?
– Насколько мне известно, господин капитан.
– Даже тебя? – уточнил многоглазый великан, разглядывая стоявшего на его рабочем столе горго́на.
Сет Александри́дис, следователь убойного отдела службы ананкидов, был непростым горгоном. Он возводил свою родословную к самой Медузе, что делало его настоящим аристократом в глазах сородичей, а следовательно, позволяло рассчитывать на очень высокое положение в обществе Лабиринта. Однако в юности он выбрал путь стража закона и следовал по нему до сих пор, к вящему удивлению состоятельной родни. А еще ему приходилось носить на лице железную маску с узкими прорезями для глаз, ибо встреча взглядом с тем, в ком столь сильна была кровь Медузы, обеспечивала весьма предсказуемый финал.
Капитана Аргуса присутствие этого горгона всегда сильно нервировало, и немудрено – когда у тебя самого столько глаз, шанс попасть в неприятное недоразумение возрастает в геометрической прогрессии.
– Господин капитан? – спросил Александридис.
– Насколько мне известно, ты был дружен с Танатосом Железносердным.
– Боюсь, вас дезинформировали, господин капитан. Я не вожу дружбы с богами, велика честь для обычного смертного вроде меня.
– Танатос Железносердный был не в фаворе у других богов и вел достаточно… приземленный образ жизни. Насколько мне известно, кроме владыки Аида, с ним особо никто не общался.
– Близкие специализации.
– А еще был ты.
– Служебный долг, господин капитан, – пожал плечами Сет. Уложенные назад змеи на его голове еле заметно зашевелились. – Чудовища постоянно пробираются в Лабиринт и постоянно убивают. Когда мы понимаем, что тот или иной мертвец является жертвой тифонидов, мы сообщаем Танатосу, вам ли не знать? У него нет телефона, так что кто-то должен ездить в Аид, если он не в Лабиринте, и, к сожалению, обычно этот жребий доставался мне. Вот и вся дружба, господин капитан.
Аргус не прекращал смотреть своими зенками. Это нервировало. А ведь под формой у него их еще больше.
– Что было потом?
– Поняв, что Танатоса нет, они некоторое время потоптались у него во дворе, а потом исчезли.
– Как исчезли?
– Открылось какое-то пятно кружащейся темноты, и обоих просто засосало в него. На этом все.
Аргус сложил перед собой огромные ладони, с которых тоже глядели глаза, и немного помолчал.
– Что ж, спасибо, офицер, ты свободен. Можешь взять выходной.
– Это ни к чему, господин капитан. На мне столько висяков, что в ближайшие лет десять выходные не светят.
Сет спустился с рабочего стола начальника по лестнице и скрылся за огромной дверью кабинета. Лишь после этого в помещении проявилось присутствие дотоле незримого наблюдателя.
– Владыка, – процедил Аргус сквозь зубы, – надеюсь, вы получили полезную вам информацию?
Трисмегист, который ничуть не изменился со времени встречи с Каосом Магном, если не считать великанского роста под стать обстановке, подпирал одну из стен и качал в холеной ладони кубок. В другой его руке покоилась трость, обвитая двумя живыми змеями.
– Мне кажется, он что-то недоговаривает.
– Офицер Александридис один из лучших наших следователей, предельно честный и надежный оперативник.
– И все это значит, что он кристально честен? – Трисмегист глотнул вина и поставил кубок на стол. – Что ж, ладно. Я отправляюсь на доклад к Зевсу, а ты приглядывай за Александридисом… вполглаза.
Божественный посланник позволил себе усмешку.
– Кстати, как у тебя дела, Паноптес? В целом?
Великан молчал.
– Как голова? Нормально сидит?
– Не жалуюсь, – процедил капитан.
– Славно, славно. Что ж, при случае скажу Ананке, чтобы отметила твою хорошую работу. Будь.
– Я и так уже есть, – зло прошипел великан, когда бог удалился, – обмудок.
Назад: Фрагмент 12 Ночные посиделки. Планирования и пререкания. Какие люди в Голливуде. Чужие воспоминания
Дальше: Фрагмент 14 Цена правды. Новая тачка. Токи