Глава 31
21 апреля 1942 года
Птицы: грифы, канюки
Стервятники – это хищные падальщики.
Их можно найти около разлагающейся плоти животных и иногда на кладбищах, за которыми плохо ухаживают.
Могильный камень моей мамы – полированный гранит, застрявший в траве как расческа. «АДА БЛАЙТ ШОУ». Как странно видеть свое собственное начало, дату моего рождения, вырезанную там как окончание ее жизни. Единственный день на земле, который мы провели вместе.
Я стою рядом с Финеасом и потираю руки. Оглядываюсь на то, что меня научили замечать на кладбищах. Вот новые могилы, где земля все еще свежая и коричневая, без покрывала из зеленой травы. Эти обычно такие ухоженные, что стало бы точно заметно, если бы их побеспокоили. И есть такие, которые выглядят как увядшие, поникшие стебли, кричащие о пренебрежении. Я не знал, насколько сильно Финеас любил мою маму, до тех пор пока не увидел ее могилу.
Если бы кто-то прикоснулся к ее надгробию, он узнал бы.
– Как вы встретились? – спрашиваю.
– Мы выросли вместе, – отвечает он. – Я любил ее с того времени, как ей было пять лет, и больше никого.
Я, конечно же, думаю о моей маленькой рыжей птичке.
– Ее похоронили здесь? – спрашиваю. – Не в Стерлинге?
– Изначально да, – говорит он. – Но я хотел, чтобы она была ближе ко мне. – И замолкает.
Пара певчих дроздов пролетает над нашими головами.
– Хорошо, что она умерла до того, как все это произошло, – в его голосе появляется напряжение, когда он царапает пальцами землю, – она бы особенно скучала по звездам.
Я киваю, думая о том, как его голова всегда склонена к земле, в то время как мои глаза устремлены в небо, как и у моей мамы. Он наклоняется вниз и просеивает землю между пальцами, пока его руки не становятся такими же темными, как грубые татуировки на его пальцах.
Потом он напрягается, выпрямляется, проходит мимо меня.
– Сожа… – начинаю я говорить, но он меня прерывает.
– Когда началось все это с птицами? – Он отводит взгляд от земли у наших ног и смотрит в бесконечное голубое небо.
– Мне подарили энциклопедию о птицах на десятый день рождения, – говорю, запинаясь, чтобы сменить тему. Я почти забыл: та первая энциклопедия была от Джульет. Внезапно вижу, как загораются ее глаза, как она заправляет волосы за уши. Она отправила меня на охоту за сокровищами, чтобы найти ее. – Тебе бы она, вообще-то, понравилась. Мне нужно было проследовать по ряду карт, чтобы достать ее. – Джульет закопала мою энциклопедию о птицах под деревом. Я столько раз читал ее за эти годы, что некоторые страницы выпали из переплета.
Пытаюсь отодвинуть это воспоминание о ней, словно это чесотка.
– Ты слышал, – спрашивает Финеас, – о Камне?
– Нет. – Носком ботинка задеваю траву. – Но я думал: а если из Исчезновений можно извлечь выгоду? Знаю, ты считаешь, что это ты вызвал их, но я кое над чем работал…
Финеас поднимает брови.
– Не трать на это время. Это не так важно, как Камень. Просто достань Камень.
– Почему? – спрашиваю с растущим раздражением. – Конечно, то, что я делаю, важно. Почему ты ни с того ни с сего так беспокоишься об этом проклятом Камне?
– Потому что, – в его глазах спокойствие, – я умираю, Стивен. – Он произносит эти слова так, словно это самая очевидная вещь в мире.
Воздух вокруг меня сжимается. Я пристально смотрю на Финеаса.
– Камень может быть и ничем, – продолжает он, идя по петляющей кладбищенской дорожке назад. – Просто кусок ничего не значащего камня. Но может оказаться и чем-то бóльшим. Возможно, он обладает силой спасти меня.
Когда мы проходим мимо могилы мамы, я в первый раз замечаю место, оставленное рядом с ней: предназначенное для него. Моя старая злость на Джульет снова неудержимо вспыхивает. Джульет хранит ту самую вещь, что может помочь оставить Финеаса со мной.
Финеас прав: Добродетели второстепенны. И я заберу у нее этот Камень.
Даже если мне придется самому вырвать его из ее белоснежных пальцев.
