Возможно, кому-то из читателей эта глава покажется неинтересной — ну не все ли равно, чем болели или чем лечились насельницы северных монастырей? Спешу оправдаться: это связано с тем, что сама я — врач. А врачи всегда ищут и в литературе, и в истории свое, «медицинское». Например, жил когда-то в XIX веке врач Дмитрий Егорович Мин, который был не только гигиенистом и судебным медиком, но и переводчиком на русский язык творений Шекспира, Байрона, Шиллера. Перевел он и знаменитую поэму Данте «Божественная комедия». Между прочим, в 1907 году за этот перевод доктору Д. Мину посмертно была присуждена Пушкинская премия. Но врач-переводчик написал еще и комментарии к поэме, где объяснил некоторые места в ней с медицинской точки зрения [69]. Поэтому неудивительно, если я, врач, по примеру Д. Мина, нашедшего медицинскую тематику в поэме Данте, попытаюсь рассказать о медицинских аспектах в жизни северных женских обителей.

Итак, чем же болели северные монахини? Надо сказать, что установить точные диагнозы их заболеваний весьма сложно, поскольку в послужные списки и отчеты о состоянии монастырей практически никогда не вносили сведений о характере заболеваний монахинь и послушниц. Это было связано с тем, что среди насельниц женских монастырей практически отсутствовали лица с медицинским образованием, и потому в послужных списках о болезни той или иной сестры говорилось так: «по слабости здоровья послушания не проходит», «болезненная», «к послушанию неспособна, стара».

Наиболее информативными в плане выявления заболеваний, которыми страдали насельницы северных обителей, являются послужные списки Сурского монастыря, где указывались причины смерти его сестер. На основании анализа сведений из послужных списков можно выделить ряд заболеваний, которыми страдали монахини и послушницы. Среди них были: инсульты, сердечно-сосудистые заболевания (с учетом того, что они имели место у лиц пожилого возраста, вероятно, это была ишемическая болезнь сердца), пороки сердца, злокачественные опухоли (в том числе — онкологическая патология органов брюшной полости и рак молочной железы), туберкулез легких (чахотка), слепота, олигофрения, психические заболевания.

Эти же заболевания являлись основными причинами смерти насельниц. При этом основной причиной смерти молодых монахинь и послушниц был туберкулез легких. Чуть ли не половина насельниц Сурского монастыря умерла именно от него. Например, в 1901 году в Сурском монастыре умерла «от чахотки легких» послушница Анастасия Ключникова, поступившая в него, вероятно, в этом же году. В 1904 году в Сурском монастыре умерла от туберкулеза легких 13-летняя незаконнорожденная крестьянская девица Павла Постникова, прожившая там два года.

Спустя год, 15 сентября 1905 года, от туберкулеза легких умерла еще одна послушница Сурского монастыря, 21-летняя Анна Ефимова, происходившая из крестьян Новгородской губернии и проживавшая в монастыре с 1901 года. О смерти Анны Ефимовой подробно сообщается в письме игуменьи Порфирии к праведному Иоанну Кронштадтскому от 21 сентября 1905 года: «15-го умерла та сестра, которую Вы еще сами причащали в деревянном корпусе, в чахотке высохла в одну косточку». Судя по описанию внешнего вида умершей послушницы, ее болезнь имела длительный и запущенный характер. Поскольку три вышеупомянутые послушницы умерли от туберкулеза вскоре после своего поступления в монастырь, можно предположить, что они поступили туда уже будучи больными. А это, в свою очередь, могло было связано с тем, что все они происходили из беднейшего крестьянства, где туберкулез был особенно распространен.

Как, где и чем лечились насельницы северных монастырей? В ряде монастырей — Холмогорском, Сурском, Шенкурском Свято-Троицком, — были аптеки, при которых несли послушание монахини или послушницы. Так, в Сурском монастыре аптека появилась около 1903 года, поскольку, по данным на этот год, при монастырской аптеке по уходу за больными сестрами несла послушание 37-летняя послушница Юлия Волыхина. В Шенкурском монастыре, по данным на 1905 год, также имелась аптека, при которой состояла послушница Анна Семакова. Была «аптечка» и в Холмогорском Успенском монастыре.

Помимо аптек, в ряде женских монастырей Архангельской и Вологодской епархий имелись больницы. Правда, в них лечились только монахини и послушницы. Так, в больницу при Холмогорском Успенском монастыре принимались на лечение исключительно монашествующие сестры обители. Иногда при больнице имелась и аптека. Аптека и больница как единый комплекс существовали при Шенкурском, Сурском и Холмогорском монастырях. Судя по тому, что монастырские больницы были рассчитаны только на монахинь и послушниц, они были маленькими. В случае крайней необходимости в монастырские больницы на амбулаторный прием могли обращаться также паломники и местные жители, однако лечению в больницах они не подлежали. В отличие от ряда других женских монастырей Российской империи, северные женские монастыри практически не занимались медицинской помощью местному населению. Основными причинами этого было практически полное отсутствие в монастырях собственных медицинских кадров — врачей, фельдшеров, медсестер, — а также средств на приобретение медикаментов.

В случае крайней необходимости в монастырские больницы на амбулаторный прием могли обращаться паломники и местные жители

Почти все сестры, несшие послушание в монастырских аптеках и больницах, были выходцами из крестьянского сословия. Так, при больнице Ущельского монастыря, по данным на 1917 год, несла послушание 22-летняя послушница из крестьянского сословия Елена Шарыгина, которая в послужном списке характеризовалась как «за больными ходить способная». Однако никакого медицинского образования она не имела. В Горнем Успенском монастыре, по данным на 1871 год, за больными ухаживала послушница Анна Славоницкая, дочь пономаря, также без медицинского образования.

Исключение составляли только Холмогорский Успенский и Арсениево-Комельский монастыри, где имелись профессиональные сестры милосердия. Так в Холмогорском монастыре, по данным на 1917 год, уходом за больными занималась 72-летняя монахиня Евлалия (Сульзинская), обученная уходу за больными в Богоявленском монастыре Костромы и работавшая в военных лазаретах в период Русско-турецкой войны 1877–1878 годов.

В Арсениево-Комельском монастыре лечением больных занималась переведенная туда из Успенского Горнего монастыря монахиня Лидия (Червонцева) — как «лицо опытное в этом деле и знакомое с медициной». Медицинские знания она получила в период своей работы сестрой милосердия при Вологодском подвижном госпитале, образованном в 1877 году, а впоследствии — в Ольвиопольском выдвижном госпитале, где она наряду с другой послушницей, Н. Калининой, считалась одной из лучших сестер милосердия. Впоследствии мать Лидия стала игуменьей Арсениево-Комельского монастыря и открыла при нем больницу. Подробнее о монастырских сестрах милосердия будет рассказано в главе, посвященной благотворительной деятельности северных женских монастырей.

Некоторые монахини Холмогорского монастыря были обучены уходу за больными в Богоявленском монастыре Костромы

Да, лишь в двух северных женских обителях за больными ухаживали лица, имевшие медицинские навыки. Однако даже они по уровню своего образования были не врачами, а медицинскими сестрами. По непонятным причинам в Горнем Успенском монастыре, где длительное время жили эти сестры милосердия, их опыт оказался невостребованным. По данным на 1901–1904 годы, послушницы Н. Калинина и А. Червонцева состояли клиросными, а лечением больных занималась послушница Н. Явенгская, дочь причетника. Сведений о наличии у этой послушницы медицинского образования нет.

Поскольку в северных женских монастырях собственные медицинские кадры практически отсутствовали, настоятельницам приходилось привлекать к работе в них профессиональных медиков-мирян. При этом медработник в лице местного фельдшера (в терминологии того времени — «лекарского ученика») мог быть принят на постоянную работу в монастыре или осуществлять только консультации в случае необходимости. Так, при аптеке и больнице Холмогорского Успенского монастыря постоянно работал состоящий в отставке старший лекарский ученик. Это значит, что насельницы монастыря всегда могли получить достаточно своевременную медицинскую помощь от опытного специалиста с большим медицинским стажем.

Зато игуменья Сурского монастыря Порфирия (Глинко) предпочитала приглашать местного фельдшера лишь для консультаций. В октябре 1906 года она пригласила для работы при монастырской аптеке и больнице фельдшера Сурско-Сергиевской волости П. П. Аверкиева. С октября 1906 года до середины января 1907 года три дня в неделю (по понедельникам, четвергам и субботам) с двух часов дня П. Аверкиев вел прием больных, а также посещал монастырскую больницу и тяжелобольных сестер в их кельях. Судя по тому, что медицинский стаж этого фельдшера составлял двадцать лет, он был достаточно опытным специалистом. При этом его труд оказался востребован в монастыре. Так, за октябрь 1906 года он сделал 487 посещений, за ноябрь — 641, за декабрь — 310 посещений, за половину января — 216 посещений.

При крайне приблизительном сравнении нагрузки фельдшеров Сурского и Холмогорского монастырей — в 1918 году фельдшер Холмогорского монастыря в течение всего года принял 598 амбулаторных больных и сделал 501 посещение, — выяснится, что потребность в медицинской помощи среди сестер Сурского монастыря была намного выше. Об этом свидетельствовал и сам Аверкиев, упрекавший игуменью Порфирию в недостаточном внимании к здоровью сестер, в связи с чем у нее в монастыре «больных никогда не выводилось».

Однако по неизвестным причинам та уволила Аверкиева. При этом, по его словам, она письменно объявила ему, что «она теперь находит, что сестры все здоровы, поэтому приема больных производить у них не нужно, а когда же будет крайность, то обратятся; причем в заключение написала, что платить такой суммы за лечение сестер она больше не может». Однако мнение самого фельдшера было совершенно иным, и он пытался убедить праведного Иоанна Кронштадтского, что игуменья поступила неправильно, уволив его, и что после этого удаления больных в монастыре очень много.

Возможно, игуменья Порфирия уволила Аверкиева не в целях экономии монастырских средств, а по каким-то другим причинам, а он хотел остаться при монастыре только потому, что это ему давало возможность прокормить семью — у Аверкиева было пятеро детей, — и пользоваться бесплатным жильем от монастыря. По крайней мере, известно одно — он не добился своего. А секретарь о. Иоанна, И. В. Фиделин, сделал на его жалобе следующую приписку: «Заведется где сутяга, там уже не быть добру».

В Холмогорском Успенском и Арсениево-Комельском монастырях имелись профессиональные сестры милосердия

Лишь позднее, в 1908 году, в Сурском монастыре снова появился фельдшер-консультант, П. И. Полонский. 5 августа 1908 года ему за лечение сестер было выплачено 10 рублей. Такую же сумму он получил 25 ноября того же года. Выплата денег фельдшеру производилась «лично настоятельницею монастыря». Поскольку объем медицинской помощи, которую оказывал в Сурском монастыре фельдшер-консультант, неизвестен, то нельзя сделать вывод о том, высокой или низкой была оплата его труда. Однако из приходно-расходной книги за этот же год известно, что сумма в десять рублей, которая выплачивалась фельдшеру за лечение сестер монастыря, равнялась месячному жалованию монастырского трубочиста. В связи с этим можно предположить, что консультации фельдшера в Сурском монастыре носили эпизодический характер.

Крайне редко, в случаях, когда болезнь монахини или послушницы требовала более квалифицированной помощи, чем фельдшерская, больных отправляли для лечения в уездный город. Так, в 1900 году на лечение больных сестер Горнего Успенского монастыря в больнице Вологды было израсходовано 27 р. 90 к. В январе 1908 года келарша Сурского монастыря послушница Анна Дроздова ездила в Пинегу для лечения, и игуменья выдала ей двенадцать рублей. Чем та болела — неизвестно, однако можно предполагать, что заболевание было достаточно серьезным, в связи с чем ее и отправили в Пинегу. О дальнейшей судьбе А. Дроздовой можно составить некоторое представление по письму, посланному ею о. Иоанну Кронштадтскому из Пинеги 14 февраля 1908 года: «Я живу в Пинеге больная, хожу в больницу лечиться по благословению игуменьи нашего монастыря. Здоровье у меня плохое, а денег нет ни копейки. Я на докторов не надеюсь, а надеюсь только на Ваши святые молитвы. Помолитесь, дорогой Батюшка, чтобы мне поправиться». В дальнейшем в послужных списках монастыря упоминаний об А. Дроздовой нет — вероятно, она умерла.

В июле 1917 года послушница Холмогорского монастыря Мария (фамилия неизвестна) была отправлена игуменьей Глафирой (Макаровой) для лечения в Холмогорскую больницу. Лечение Марии оказалось успешным и обошлось монастырю в 10 р. 80 к. Ранее, в апреле того же года, в Холмогорскую больницу была направлена послушница Анна Худоева, лечение которой обошлось монастырю в 18 рублей. Иногда Холмогорский монастырь оплачивал лечение не только послушниц, но и наемных работников. Так, в феврале 1917 года в Холмогорскую больницу было уплачено полтора рубля за лечение работавшего в монастыре Григория Фролова. Безусловно, своевременность и качество лечения больных монахинь и послушниц зависело от материальной обеспеченности монастырей, а также от степени заинтересованности их игумений в здоровье своих подчиненных.

Некоторое представление о том, на каком уровне оказывалась медицинская помощь в северных женских монастырях, можно получить, ознакомившись со списками лекарственных средств, которые использовались в монастырских больницах и аптеках. К сожалению, в ряде случаев в приходно-расходных книгах монастырей просто упоминается о закупке лекарств без уточнения, какие именно препараты приобретались. Так, в 1873 году Горним Успенским монастырем были закуплены «в вологодской аптеке Ф. Линдер медикаменты различных свойств» на сумму 5 р. 85 к. В 1908 году Сурским монастырем приобретались лекарственные препараты в аптеке А. Ф. Зейферта, а также в магазинах М. В. Зак и И. М. Шмакова. В последней аптеке закупал лекарства и Холмогорский Успенский монастырь; также он приобретал медикаменты и в фирме «Феррейн».

Тем не менее существует лишь три списка лекарственных препаратов, закупавшихся Сурским, Холмогорским и Ущельским монастырями, где приведены названия лекарств. Судя по ним, в монастырские аптеки и больницы приобретались: хлороформ, коллодий, камфара, йод, лист алоэ, калия бромид, натрия салицилат, нашатырный спирт, майский бальзам, двууглекислая сода, желтый вазелин, фенацетин, хинин, ментол, касторовое масло, валериана, настойки майского ландыша и строфанта, кокаин, гематоген Хаммеля, натрия бромид, натрия йодид, прованское масло. При этом некоторые препараты — такие как фенацетин (жаропонижающее и болеутоляющее средство), настойки, использовавшиеся как сердечные средства (майский бальзам, настойка строфанта), а также седативные препараты (бромид калия, бромид натрия) — были востребованы не в одном, а в нескольких монастырях. Помимо лекарственных препаратов, в монастырские аптеки приобретались средства для ухода за больными — пластыри и капельницы, — а также кружки Эсмарха.

На основании анализа этих списков можно сделать вывод, что в монастырские аптеки и больницы закупались простейшие лекарственные средства, в основном растительного происхождения, предназначенные для элементарного ухода за больными — на уровне домашней аптечки.

Суммы, расходуемые монастырями на закупку лекарственных препаратов, были невелики. Так, в течение 1873 года Успенский Горний монастырь закупил лекарств на сумму около 36 рублей. В 1906 году Ущельский монастырь приобрел лекарства на сумму 21 р. 25 к. В Холмогорском Успенском монастыре, по данным на 1916 год, лекарства закупались дважды на общую сумму 72 р. 70 к. Таким образом, препараты, которые приобретались для лечения насельниц, отличались дешевизной.

При этом из всех северных женских монастырей наибольшие суммы на приобретение лекарственных средств тратил Холмогорский Успенский монастырь. Так, в 1917 году им были приобретены лекарства на сумму около 184 рублей. Это могло быть вызвано как тем, что в Холмогорском монастыре имелось значительное число лиц, нуждавшихся в лечении, так и заботой его игуменьи Глафиры (Макаровой) о состоянии здоровья сестер. Последнее представляется наиболее вероятным, поскольку именно в период ее игуменства монастырь оплачивал лечение не только послушниц, но и монастырских работников.

Изредка монастыри приобретали и весьма дорогие препараты. Так, в 1908 году из Санкт-Петербурга, из аптекарского магазина провизора Г. Я. Цейтлина, в Сурский монастырь наложенным платежом был выслан препарат под названием «вагнеровские туки» на сумму 3 р. 12 к. Судя по тому, что этот препарат был дорогим и его понадобилось заказывать в Санкт-Петербурге, он предназначался для лечения игуменьи. Подобно этому, для лечения игуменьи Магдалины или кого-либо из ее окружения могли предназначаться купленные в 1916 году Ущельским монастырем двенадцать бутылок боржома.

Лечению игумений и их близких уделялось более тщательное внимание, чем лечению послушниц. Так, монахиня Нина (Вяткина), сестра игуменьи Ущельского монастыря Магдалины, имела личную сиделку из числа послушниц. Родственник праведного Иоанна Кронштадтского, И. Орнатский, в 1907 году советовал фельдшеру П. Аверкиеву последить за здоровьем игуменьи матери Порфирии, страдающей расстройством питания и нервной системы, и рекомендовал ему лечить ее теплыми 20–30-минутными соляными ваннами, указывая при этом, как должны проводиться данные процедуры. Удивляться этому и смущаться этим не следует — как в те времена, так и сейчас власть имущие лечатся иначе, чем люди простые.

Поскольку монахини и послушницы не всегда могли получить необходимую медицинскую помощь, в ряде случаев они лечились так называемыми народными средствами, а также обращались за медицинской помощью к лицам, не имевшим медицинского образования. Так, монахиня Сурского монастыря Иоасафа (Никитина), по рассказам жителей Суры, «понимала толк в травах, сама их собирала, сушила и лечила не только монахинь» [7]. По воспоминаниям уроженки села Слуды А. А. Мелеховой, ее в 6-летнем возрасте вылечила народными средствами от воспалительного процесса в области шеи ее «божатка» (крестная) Анна из числа послушниц Сурского монастыря. Лечением больных сестер активно занимался и священник Сурского монастыря о. Георгий Маккавеев. При этом, описывая в письме от 23 августа 1908 года к Иоанну Кронштадтскому свою «медицинскую деятельность», он сетовал, что его «лечение что-то плохо помогает». Увы, позднее эта деятельность о. Георгия привела к печальным последствиям для всего Сурского монастыря, которые тогдашняя антицерковная печать назвала «бунтом монахинь»… Безусловно, в деятельности всех этих доморощенных «целителей» не было бы никакой необходимости, если бы в Сурском монастыре имелся собственный медицинский работник…

Закономерен вопрос: отражалось ли пребывание в монастырях на состоянии здоровья их насельниц? Вопреки традиционному мнению, что физический труд, постная пища, а также спокойный психологический микроклимат в монастырях могли способствовать улучшению здоровья сестер, иногда имело место обратное. Так, в первые годы существования Сурского монастыря его послушницы жаловались о. Иоанну Кронштадтскому на холод в кельях, отсутствие одежды и обуви, тяжесть послушаний. Свой образ жизни в монастыре они описывали так: «Мы все ходим на кирпичный завод с 6 утра до 6 вечера, носим кирпич, песок; которые тес пилят; очень работа тяжелая; у которых сапог нет, ходят босые», «Мы все больные, простуженные и надорванные от непосильных послушаний».

Безусловно, послушницы могли сгущать краски. Однако в первые годы существования Сурской обители жизнь в ней действительно не могла быть легкой. Это хорошо знают те, кто знаком с житиями святых, где скорби и лишения иноков только что основанных обителей описаны достаточно ярко и откровенно. В марте 1904 года послушница Сурского монастыря Анна Семакова писала о. Иоанну: «Мне очень тяжело живется, а здоровье мое слабое, часто болит горло и грудь, кашляю иногда кровью». Судя по письму, эта послушница страдала тяжелой и запущенной формой туберкулеза и в монастыре ее заболевание прогрессировало. Хотя с учетом того, что послушницы, больные туберкулезом, происходили из бедных крестьян, сложно сказать, где им жилось лучше, — в миру или в монастыре, где они были сыты, одеты и имели крышу над головой. Если вспомнить признания послушниц Сурского монастыря, что они «на воле-то всего натерпелись, и голода, и холода», последнее представляется наиболее вероятным.

Прочитав эту главу, современный читатель сделает, пожалуй, неутешительный вывод: медицинская помощь в северных женских обителях была явно не на высоте. Но стоит ли винить в этом насельниц монастырей? Вряд ли. Ведь по большей части северные обители были бедными, еле-еле сводившими концы с концами. Где им было нанимать фельдшеров, закупать лекарства или открывать больницы, если вопрос стоял иначе: как бы выжить самому монастырю?

Кроме того, в монастырях практически не было собственных медработников. И не всегда в монастыри приходили здоровые люди. Туда уходили и больные, даже тяжелобольные. Поэтому пусть читатель не удивляется и не ужасается тому, что в Сурском монастыре умирали от туберкулеза молодые послушницы. Смертельной болезнью они заразились, еще живя в миру, в лишениях и нищете. Так что годы, проведенные в монастыре, возможно, были самыми счастливыми в их жизни.

Очень сложно предполагать, как обстояло бы дело с монастырской медициной, если бы история жизни северных обителей не была оборвана богоборцами. Поэтому не стоит судить о ней строго — слишком уж недолгим оказался век у большинства женских обителей.