Татьяна Томах
Тихий час
– Тема, опоздаешь в школу, – сказала мать.
– Угум, – буркнул Артем, а сам покосился в окно. Флажка не было. И окна у Грачевых были темными. Тухло. И что теперь делать?
Под укоризненным взглядом матери он медленно собрал рюкзак, несколько раз расстегнул и застегнул все карманы, а потом, нога за ногу, поплелся в коридор. Там словил Мелкого за шиворот и быстро втащил его в свою комнату.
– Че дерешься? – насупился Мелкий.
– Даже не начинал, – хмыкнул Артем. – В окно смотри. Длинный балкон напротив. Угловой.
– И че? – Мелкий шмыгнул носом.
– Не чекай. Нормально разговаривай, тебя мать чему учит? Флажок желтый видишь?
– Не вижу.
– И я не вижу, – вздохнул Артем. – Короче, пока там желтого флажка нет, на улицу нельзя. Понял?
– Не.
– И не надо. Просто запомни.
– Почему нельзя?
– Опасно потому что.
Мелкий смотрел недоверчиво, поэтому Артем, вдохнув, решил ему объяснить.
– Уроды всякие по улице ходят. Из-за них опасно.
– Как в зомби-ай-пока… это… сепсис? – оживился Мелкий.
– Типа, – согласился Артем. В принципе, Патлатый со своими отморозками вполне тянул если не на апокалипсис, то на тухлую компашку зомби – точно. – Эй, Мелкий, а ты откуда про зомби-то взял? – спохватился он. Братец смутился, что с ним бывало нечасто.
– Я… это… мультики взял смотреть, а оно там случайно попало, – пробормотал он и посмотрел на Артема честными глазами.
– Матери эту фигню рассказывай, – фыркнул Артем, – а кино обратно верни, понял? Мелкий ты еще такую тухлятину смотреть.
– Тема, опоздаешь! – крикнула из кухни мать, и ее голос уже был сердитым.
– Уже иду! – заорал в ответ Артем. И быстро зашептал, наклонившись к Мелкому: – Короче, Мелкий, ты уже большой, поэтому следи за флажком. Мать тоже на улицу не пускай, если нельзя. Скажи, что у тебя живот болит, тебе страшно одному оставаться, короче, придумай что-нибудь.
– А она, че, не знает? – тоже шепотом спросил Мелкий, восторженно блестя глазами.
– Не надо ее парить, ей и так нервяка с папашей хватает. В общем, давай, ты уже большой, справишься. Если че, мне звони.
– Ага, сейчас большой, – хитро прищурился братец, – а как кино смотреть – опять мелкий?
– Про кино потом обсудим, – зловеще пообещал Артем, – шантажист малолетний.
– А когда желтый флажок – это че?
– Не «че». Это Тихий час. Типа, все зомбаки под прицелом, можно идти спокойно. Ну, все, давай, Мелкий, не чекай и будь за главного. Пока!
– Эй, Тем! Там сейчас флажка нету.
– Ну да.
– А как ты тогда пойдешь?
Мелкий задал, конечно, дельный вопрос. Но ответа на него у Артема не было. Поэтому он сказал:
– Как-нибудь.
И пошел. Деваться-то некуда.
К счастью, обошлось. Хотя живот от страха подводило, особенно когда Артем вспоминал, что отморозки Патлатого сделали с Аркашей, которому взбрело в голову не вовремя вернуться из музыкальной школы. Хорошо, мать редко общалась с соседями и была не в курсе последних событий.
По дворам Артем передвигался перебежками, делая паузы в укромных местах, чтобы оглядеться. В принципе, утро – довольно безопасное время, обычно все уроды еще отсыпаются после вчерашнего. Но придется ведь еще возвращаться после школы. Ладно, может, к тому времени Грачевы появятся. Не могли же они все надолго уехать? Или могли? В любом случае, до вечера еще надо дожить. А с этим наметились проблемы – как только Артем вошел в класс. Конечно, он опоздал, и Гусиныч почему-то воспринял это на свой счет. Поймал взгляд Артема, скорчил страшную рожу – Гусинычу для этого и стараться особо не нужно, рожа у него и так страшная – и многозначительно чиркнул большим пальцем по горлу. И только когда математичка прошла по рядам, собирая тетрадки, Артем вспомнил – блин, домашка же! Гусиныч его реально убьет. На перемене Артем сразу дунул в туалет, надеясь хотя бы ненадолго отсрочить расправу. И зря. Именно там его нагнал Гусиныч. Артем дернулся было к выходу, но не успел – холодное дуло пистолета ткнулось ему в щеку, а Гусиныч яростно зашипел, брызгаясь слюной:
– Ты че, падла, меня кинуть решил?
– Слава, да в чем дело, я ничего такого… – забормотал Артем, осторожно пятясь к двери.
– Стоять! – рявкнул Гусиныч, щелкая предохранителем. Артем дернулся, Гусиныч визгливо хохотнул. – Щас тебе мозги по кафелю размажу, – зловеще пообещал он.
– Слава, да за что, я ничего такого… – заныл Артем, ненавидя сам себя. Горло сводило от страха. Глаза у Гусиныча были бешеные, рука с пистолетом подрагивала.
– Я из-за тебя, падла, домашку не сдал! Тебе сказано – за десять минут до урока приходить, чтоб я успел все списать?
– Я на автобус опоздал, правда! Бежал всю дорогу, не успел… извини…
Скрипнула дверь, Артем с надеждой покосился в ее сторону – но, конечно, зря – кто-то невидимый сказал «ой!» и снова ее захлопнул. Дураков связываться с Гусинычем не было.
– Не, извинениями ты не отделаешься, Клоп, – протянул Гусиныч, ухмыляясь. – Давай, на колени.
– Не надо, – беспомощно сказал Артем, зная, что это ничего не изменит, – не надо…
– Давно в унитазе башку не мыл? Давай, ныряй. Ты кто? Клоп-вонючка. Повтори – «я – клоп-вонючка»…
Дуло пистолета больно ткнулось в затылок. Только бы никто не увидел – тоскливо подумал Артем. И услышал, как опять открывается дверь.
– Ой, а что это вы тут делаете? – раздался незнакомый и очень звонкий голос.
Пистолет отодвинулся от головы Артема.
– Исчезни отсюда, жирдяй, – спокойно и чуть удивленно сказал Гусиныч.
– А мне говорили, что в школе оружие запрещено, – еще громче заявил голос.
– Ты меня не понял?! – рявкнул Гусиныч.
Совсем тухло – тоскливо подумал Артем, осторожно покосившись в сторону двери. И правда, жирдяй. Неместный. Сейчас он уйдет, и взбешенный Гусиныч отыграется на Артеме. Но толстый мальчик и не подумал уходить. Он распахнул дверь еще шире и громко сказал в коридор:
– А мне говорили, что эта школа высокой культуры общения! Так интере-есно!
– Так, что тут происходит? – раздался недовольный голос завуча, Семена Михайловича. Если бы не жирдяй, оравший на весь этаж, он, конечно, прошел бы мимо – а так пришлось изобразить заинтересованность.
– Ничего, – ответил Гусиныч и быстро спрятал пистолет за спину. А Семен Михалыч, конечно, сделал вид, что этого не заметил. Он тоже был не дурак – разбираться с папашей Гусиныча.
Артем воспользовался заминкой – вскочил на ноги и по стеночке, за широкой спиной завуча, протиснулся к выходу. Незнакомый Жирдяй по-прежнему стоял у двери, щекастый и румяный, сиял довольной улыбкой от уха до уха.
– Исчезни, – тихо сказал ему Артем, проходя мимо, – и не попадайся ему больше.
– А «спасибо»? – удивился Жирдяй.
– Это и было «спасибо».
Но этот придурок и не подумал исчезать. В столовке он подошел к Артему, улыбаясь так, будто сегодня был самый счастливый день, и громко спросил:
– Можно?
Артем вздрогнул и быстро огляделся. Гусиныча и его шестерок было не видно. Конечно, надо было все равно послать Жирдяя подальше, но это было как-то тухло – после того, как он помог Артему.
– Можно, – недовольно буркнул Артем. Вообще в столовке было полно других свободных мест, что его принесло сюда?
– Я – Женя, – сообщил Жирдяй, – учусь теперь у вас, с сегодняшнего дня. Хочешь пирожков? Ма пекла. С ветчиной особенно вкусные.
Артем, конечно, собирался отказаться. Но осклизлая лепеха из макарон – на котлету денег не хватило – была уж очень противная, даже кетчуп не спасал, а из свертка, который развернул Жирдяй, пахло так, что Артем чуть не захлебнулся слюной. С ветчиной и правда были самые вкусные. Еще с сыром, с капустой, с повидлом… Артем опомнился, когда умял почти все.
– Наворачивай, – махнул рукой Жирдяй на его смущенный взгляд, – мне вообще-то худеть надо бы. Но Ма так вкусно готовит… Слушай, а у вас что, правда, вот так можно пистолеты в школу проносить?
– Как везде, – пожал плечами Артем. – Учителям можно. Старшеклассники на входе сдают.
– А этот, рыжий?
– Гусиныч? Ему как бы вообще пока оружие нельзя носить – четырнадцати-то нет. Или у отца стащил, или у брательника. У него тут старший брат, кстати, учится, так что ты в два раза чаще сейчас оглядывайся. Ты его взбесил, а Гусиныч этого не прощает, понял?
– Да ну его, – небрежно махнул пирожком Жирдяй, – было бы о чем говорить.
– Ну, – Артем пожал плечами, – дело хозяйское, я предупредил.
– Слушай, а учителям-то оружие зачем?
– Ну как, – Артем усмехнулся. – Всякое бывает. Литераторша, например, в потолок палит, когда ее достанут жеваной бумагой кидаться. Еще орет: «Я вас научу любить русскую литературу!»
– Да ну! – Жирдяй даже перестал жевать.
– Химоза – вообще зверь. Я как-то шпору забыл в тетрадке на контрольной, а когда сдавал, шпора из нее белой птичкой – пыш-ш – прямо под ноги химозе.
– И?
– А химоза мне сразу пистолет к виску и шипит: «Ты чего творишь, падла, а ну давай наизусть таблицу Менделеева шпарь! Одна ошибка – спускаю курок!»
– Вау! – Жирдяй выпучил глаза.
Насчет химички Артем, правда чуток преувеличил. Она тогда просто посмотрела на него поверх очков и холодно сказала: «Вы меня разочаровали, Артемий», но от ее вгляда у Артема желудок к позвоночнику примерз. Бывают такие люди, которым для авторитета огнестрел – даже лишнее.
– И чего? – возбужденно поторопил Жирдяй. – Ну, с таблицей Менделеева?
– Ну, видишь, я живой, значит, и… – заторможенно пробормотал Артем, глядя, как в столовку заходит Гусиныч. Пока он их не видел, но когда подойдет к буфету… По-хорошему, надо было тихо свалить и сделать вид, что они с Жирдяем вообще незнакомы. Но Артем почему-то остался сидеть. Наверное, в пирожках Жирдяевой Ма был какой-то парализатор. Или порошок бешенства. Потому что внезапно при взгляде на Гусиныча Артем почувствовал злость. Нет, страх, конечно, тоже, как обычно. Но и злость. А еще почему-то стыд – когда вспомнил, как он стоял на коленях перед унитазом и трясся от ужаса под пистолетом Гусиныча, как последнее чмо. А Жирдяй это все видел. Это было еще хуже, чем шпора, вылетевшая под ноги химозе. «Вы меня разочаровали, Артемий»…
– А хочешь после уроков у нас кино посмотреть? – вдруг предложил Жирдяй. – Ма купила проектор, он на всю стену фильмы показывает, круче, чем в кино. И три-д очки есть. Еще Ма сама поп-корн делает. Вкусно. Она за мной заедет после уроков – можем сразу и поехать. А?
Гусиныч повернулся и посмотрел на Артема с Жирдяем и на разложенные перед ними пирожки. Кажется, в его взгляде было удивление.
– Это вариант, – задумчиво сказал Артем. – Она прямо к школе подъедет?
– Ну да.
– Давай тогда. В два часа у главного входа. Не задерживайся нигде, понял?
Конечно, потом еще надо будет как-то добраться обратно – от Жирдяя до дома, но будем решать проблемы по мере их поступления.
Проектор и правда оказался суперской вещью. Круче, чем в кино. Правда, в кино Артем уже сто лет не был, поэтому не очень хорошо помнил, как оно там.
– Может, тебя проводить? – спросила Ма Жирдяя, то есть Жени, когда Артем собрался уходить. Она тоже оказалась суперской. Не только потому, что делала вкусный поп-корн, пирожки, запеченное мясо и блинчики с яблоками. Она не доставала Жир… Женю, что он не туда поставил ботинки и бросил куртку, что таращится в тупой фильм, а не делает уроки и не моет посуду, что приводит в дом тупых друзей, которые все пачкают, а ей убирать. Она его вообще не доставала. Кажется, она его любила. Потому что улыбалась, когда смотрела на него. И иногда дотрагивалась – то погладит мимоходом по голове, то обнимет, не стесняясь посторонних, то есть, Артема. Артем сперва подумал, что его тошнит смотреть на эти телячьи нежности, но потом ему даже стало немного завидно.
– Вообще у нас тут спокойно, – сказала Женина Ма. – Частный охраняемый комплекс. Автоматчики на вышках и проходной. Я тебе дам пропуск, пройдешь нормально. Ты сам далеко живешь? Давай провожу?
И она тронула рукоять маленького «глока», которая торчала из кармана пушистого розового халата. Артем заметил – она все время его касалась. Будто проверяла, на месте ли. Странное поведение, если живешь в таком надежном охраняемом комплексе. А еще у них весь дом был нашпигован оружием. Даже в ванной под полочкой пластырем была прилеплена кобура.
– Вы давно переехали? – просил Артем.
– А, ты про коробки? – Ма улыбнулась. – Еще не все успели распаковать. Недавно.
Интересно, из какого же места они переехали? Если первым делом, не успев распаковать вещи, она прилепила к полочке в ванной пистолет? Наверное, из такого же паршивого, как то, где жил Артем.
– Не нужно провожать, – твердо сказал он. – У нас нормально.
– Правда?
– Конечно, не охраняемый комплекс, – Артем пожал плечами. – Но у нас есть Грачевы. Не супергерои, конечно, но они крутые. Большая семья, несколько реальных бойцов. Они организовали дежурство, снайперскую вышку во дворе. Когда они дежурят, вывешивают специальный флажок. Значит, можно ходить безопасно. Я сейчас как раз успеваю на Тихий час – с восьми до девяти.
– Вау! – восхищенно сказал Жир… то есть, Женя, который слушал всю историю про Грачевых, открыв рот. Наверное, это все показалось ему продолжением фильма про капитана Америку и Железного Человека, который они с Артемом только что посмотрели.
– Здорово, – сказала Ма. – Это они у вас молодцы. Так редко бывает, к сожалению.
– Да, – согласился Артем и почувствовал гордость за свой двор. А еще подумал – наверное, Грачевы уже вернулись? Не могли же они надолго уехать и бросить все?
Желтого флажка не было, Артем увидел еще издалека. Блин, и нужно было выпендриваться – пусть бы Ма Жени проводила его со своим арсеналом. Поеживаясь от пронизывающего ветра, он осторожно ступил под арку первого дома.
И, конечно же, нарвался. Думал, сможет по-тихому отступить до тех пор, пока его заметят шестерки Патлатого, но не успел.
– Ба, какие люди, – глумливо протянул Меломан, скалясь щербатой улыбкой и разводя руки, в каждой из которых был пистолет. Любимой забавой Меломана было поймать какого-нибудь прохожего и, стреляя по ногам, заставить плясать под музыку. Сначала медленно, а потом все быстрее. Артему повезло – Меломан был самым безобидным из банды. Впрочем, судя по воплям и звону бутылок с детской площадки за деревьями, остальные тоже были неподалеку.
– Давай, пацанчик, подходи поближе, че-то я тебя плохо вижу, – Меломан лихо покрутил пистолет в правой руке.
Артем обреченно вздохнул и шагнул вперед. Деваться то было некуда.
– А ну стоять! – вдруг раздался сердитый вопль.
Артем вздрогнул. Меломан, кажется, тоже. По крайней мере, скалиться он перестал.
И тут вдруг бахнуло, пыхнуло и вжикнула пуля, прямо под ногами. Меломан подпрыгнул, как будто решил сам сплясать, не дожидаясь музыки.
А под свет фонаря, прихрамывая и кряхтя, выкатилась сгорбленная старушка в пуховом платке и штопанном сером пальтишке, с авоськой в одной руке и огромным «магнумом» в другой. Пистолетом она размахивала во все стороны так, что Меломан попятился, растерянно бормоча:
– Э-э, бабка, ты че?
– Бросили бабушку! – заголосила старушка неожиданно сильным и визгливым голосом, продолжая бодро размахивать «магнумом». – Сумки-то тяжелые таскать! Ни стыда, ни совести у молодежи! А ну подь сюда, внучек, я тебя, лоботрясину, жизни-то поучу!
– Это ты, что ли, внучек? – растерянно спросил Меломан у Артема, осторожно отступая в сторону от разошедшейся бабки.
– Нервы-то у бабушки не железные, – продолжала разоряться старушка, – пистолетик тяжелый, рука-то дрогнет, пульну куда, зашибу тебя, орясину, ненароком… Сумку бери, бестолочь, помоги бабушке!
– Давай, пацан, вишь, нервничает твоя бабуся, – встревоженно сказал Меломан и на цыпочках удалился в темноту вместе со своими пистолетами, игрушечными на фоне бабкиного «магнума».
Тяжелая авоська плюхнулась в руки обалдевшего Артема.
– Чего встал, шевелись, орясина. – Бабка ткнула его стволом в спину и быстро прошептала: – Дом двадцать, второй подъезд. Иди!
Веревочные ручки авоськи резали ладони, рукоять «магнума» торчала из кармана штопанного пальто, а сама бабка возилась у двери с ключами. Артем сперва заторможенно смотрел на нее, пытаясь сообразить, что это вообще было. То есть вот эта хромая хилая бабка только что под дулом пистолета заставила его нести драную авоську с мороженой курой и кефиром? Получалось совсем тухло. Кажется, весь этот день его достал. И Артем, сам еще не очень соображая, что делает, выдернул «магнум» из кармана бабкиного пальто и ткнул стволом в узкую старушечью спину.
– Что, приятно?! – завопил он. – Приятно, когда пистолетом в спину тыкают?
Бабка обернулась.
Вся злость Артема вдруг испарилась под ее задумчивым взглядом. «Вы меня разочаровали, Артемий».
– Никогда не направляйте на человека пистолет, юноша, если не готовы выстрелить, – сказала она совершенно другим, очень мягким и спокойным голосом.
Забрала «магнум» из ослабевших рук Артема, опустила обратно в карман и распахнула дверь.
– Прошу. Кофе у меня закончился, но вам, юноша, сейчас это и не нужно. Чай с мятой будет в самый раз. Проходите.
«Она ведь меня спасла, – подумал Артем, глядя в немного печальные, ясные и совсем молодые глаза. – Она меня спасла, а я… Это все этот дурацкий день, как он меня достал, я больше не могу…»
Он понял, что плачет, только тогда, когда его осторожно обняли чужие руки, а тихий голос прошептал на самое ухо, согревая теплым дыханием: «Все пройдет. Все будет хорошо». Так когда-то говорила мама, давным-давно. Артем всхлипнул и разрыдался еще сильнее, уткнувшись в жесткую шерстяную кофту, пахнущую земляничным мылом. А теплые руки гладили его по голове, как маленького, и мягкий шепот пытался убедить в невозможном: «Все пройдет. Все будет хорошо». Хотелось ему поверить, но Артем-то знал, что это вранье.
– Как все будет хорошо, если оно пройдет? – буркнул он, выворачиваясь из чужих рук и отворачиваясь, чтобы она не видела его лица.
– Очень хороший философский вопрос, – по голосу было понятно, что она улыбается. – Знаешь, чем хороши такие вопросы? На них не обязательно отвечать. Там, справа, ванная, помой руки перед чаем, пожалуйста.
И легкие шаги пошелестели вперед по коридору.
«Вот стыдобища-то, – думал Артем, яростно плеща в лицо холодной водой, – разревелся перед незнакомой…» Конечно, никакая она не бабка. И не такая уж и старая. Артем вспомнил, как она выпрямилась и повернулась, и свет упал на ее лицо. Красивая. Очень. По возрасту, наверное, старше матери. Но и теткой ее назвать как-то тухло… то есть, неправильно. Таких, наверное, надо называть по-другому. Может быть, дамой? Но дамы должны быть в бальных платьях, а эта – в штопанном пальто и старой кофте…
Ее звали Ольга Константиновна. Бывшая учительница музыки. До сих пор играет на фортепьяно и делает упражнения для гибкости рук. Заодно это помогает управляться с оружием. Особенно таким тяжелым, как «магнум». Зато он всегда производит впечатление, особенно на хулиганов.
– Давай еще налью чаю, – предложила она. – Нужно выждать какое-то время, может, они разойдутся.
– Это вряд ли, – вздохнул Артем.
– Можешь переночевать здесь. В гостиной есть диван.
– Спасибо, но мне надо домой. Мама волнуется.
Про папашу он говорить не стал. Еще не хватало.
– Ну тогда все-таки еще немного подождем на всякий случай. А потом ты пойдешь, а я тебя прикрою, – сказала Ольга Константиновна.
– Как это?
– Обыкновенно. Зрение у меня еще хорошее, я делаю упражнения, а с моего балкона отлично простреливается весь двор.
Уходить не хотелось. Было бы и правда клево остаться в этой большой гостиной, где уютно тикают большие напольные часы, блестит черным лакированным боком фортепьяно и вкусно пахнет чаем и апельсиновым вареньем.
Артем топтался в прихожей, долго завязывал шнурки на ботинках, поправлял шарф. Спросил:
– А вы не знаете, Грачевы надолго уехали? Они где-то тут живут?
– Навсегда, – чуть помедлив, ответила Ольга Константиновна.
– Как это? – Артем даже выронил рюкзак, и тот больно долбанул его по ноге.
– Купили квартиру в новом комплексе с круглосуточной охраной, знаешь, сейчас такие часто рекламируют. Это дорого, конечно, но кто может себе позволить… Да и кто не может… Люди влезают в долги, в ипотеку под жуткие проценты… Видишь ли, в таких обычных районах, как наш, ситуация становится все хуже.
– Почему? – тихо спросил Артем.
– Ну… Я не уверена, что нам с тобой стоит это обсуждать, – Ольга Константиновна извиняющее улыбнулась.
– Я не маленький, – буркнул Артем.
– Конечно, нет, – она опять улыбнулась. – Просто это нехорошие разговоры. Ты ведь знаешь, что бывает за критические высказывания в адрес существующей власти?
– Я никому не скажу!
– Знаю.
– Тогда… почему?
Голос Артема дрогнул. Сейчас она скажет: «Иди домой, мальчик, не задавай глупых вопросов».
Помедлив, Ольга Константиновна сказала:
– Когда-то, в далекие дикие времена, люди жили в пещерах, и у каждого была своя дубина и необходимость лично защищать семью, пещеру и прочее имущество. Но постепенно люди стали объединяться для таких целей. У кого-то хорошо получается драться, а у кого-то – печь хлеб или шить одежду. Воины стали защищать пекарей и портных, а те – делиться с ними хлебом и одеждой. Так стали появляться профессионалы. Мастера. И стало развиваться общество. Потому что если каждый будет вынужден защищать себя сам, выживут только те, кто умеет драться и убивать. Остальные погибнут. Не будет ни пекарей, ни портных, ни тем более – художников. Будет общество воинов, бандитов, убийц. Это, конечно, примитивный пример. В развитом обществе для защиты людей существует целая система – законодательство, полиция, суды, служба спасения, скорая помощь. И договор между гражданином и государством, который гарантирует гражданину безопасность. А наше государство разорвало этот договор. Сказало: вот вам оружие, защищайте себя сами. Вышвырнуло нас обратно, в пещерный век. Понимаешь?
– Мы теперь, что, вымрем? – неуверенно спросил Артем.
– Мы? – Ольга Константиновна усмехнулась, достала из кармана «магнум», повертела его в руках. – Мы научимся метко и быстро стрелять. И, вероятно, разучимся делать все остальное. Зато выживем. По крайней мере, некоторые из нас. Только между выживанием и жизнью, видишь ли, есть большая разница. Ну, иди, тебя ждут дома. Вот, кстати, возьми мой телефон. Соберешься завтра в школу – позвони.
– Зачем?
– Грачевы мне оставили ключи – поливать цветы. Выйду на их балкон, оттуда лучше обзор, прикрою тебя, пока ты идешь к остановке. Мне это совершенно не сложно, я все равно рано просыпаюсь.
Это было странно – идти по двору и знать, что тебя прикрывают. То есть, при Грачевых в Тихий час было тоже спокойно, когда на балконе был один стрелок, а на снайперской вышке – второй. Но сейчас Артем знал, что охраняют именно его. Будто теплая ладонь лежала на плече – иди спокойно, ничего не случится. Он даже немного замедлил шаг, чтобы подольше чувствовать ее прикосновение. У входа в подъезд обернулся, нашел взглядом маленькую фигурку на балконе пятого этажа – и помахал рукой. И увидел, как она махнула в ответ.
Мать, конечно, накинулась прямо с порога – где шлялся, да чего так поздно, я уже вся извелась, специально так меня подставляешь, да, знаешь, что с отцом мне одной не управиться…
Артем хмуро раздевался под ее причитания и думал: «Лучше бы я вообще не возвращался, и пусть они тут сами как хотят, надоело все». Потом спросил:
– В ванную его?
– Не надо. – Мать нахмурилась, сказала укоризненно: – Уснул он уже, пока ты шаландался. Давай просто в кровать переложим. Только смотри, осторожно, чтоб не проснулся.
Вдвоем они с трудом перевалили тяжелое тело отца с инвалидной коляски на кровать. Тот всхрапнул, заворчал – но не проснулся. От него сильно несло перегаром.
– Опять пить даешь? – спросил Артем, морщась и отворачивая лицо.
– А ты попробуй ему не дай, чего он просит, – буркнула мать, – сам с ним сиди в следующий раз, а я пойду пошаландаюсь где-нибудь за тебя.
– Ага. Еще в школу за меня сходи.
– Подерзи мне тут! – шепотом закричала она и подняла руку, чтобы его ударить, но Артем увернулся.
Ужинать он, конечно, не стал, сразу ушел к себе. Нужно было делать уроки, но было так тухло и тошно, что не хотелось даже шевелиться. Мелкий сопел на нижней кровати, свернувшись в клубочек, только вихрастая макушка торчала из-под одеяла.
«Никуда я от них не денусь, – тоскливо подумал Артем, – так это все и будет. Навсегда». И ему стало еще тошнее, хотя, казалось, куда бы…
Как только проснулся, сразу начал ломать голову: позвонить – не позвонить. С одной стороны бы – да, с другой – как-то неловко. Ольга Константиновна позвонила сама. Спросила:
– Не проспал? – голос у нее был веселый.
– Доброе утро, – ответил Артем, улыбаясь.
– Доброе, – согласилась она, – и солнечное сегодня.
Артем поднял голову и только сейчас заметил – и правда, солнечное.
– Когда собираешься? – спросила Ольга Константиновна. – Я уже на посту.
– На балконе? Там же холодно!
– Свеженько. Но у меня тут термос с кофе. И теплые вафли. Так что я устроилась с комфортом, не волнуйся и не торопись. Позвони, как будешь выходить, чтоб я тебя не пропустила.
– Ага.
Он, конечно, сразу заторопился. Вылетел так быстро, как только мог. Щурясь от солнца, посмотрел на балкон напротив, помахал рукой. Подумал – вот бы классно сейчас тоже там оказаться вместе с ней. Пить кофе из термоса, есть теплые вафли. Вздохнул и пошел к остановке, немного замедляя шаг. И правда – доброе утро. Просто суперское. Пусть бы оно вообще не заканчивалось.
Но все хорошее быстро заканчивается. Это такое тухлое правило жизни. Если чего паршиво – так оно тянется и тянется, а иногда и навсегда. А если хорошее – бац, и закончилось, иногда даже раньше, чем ты успеваешь понять, что оно вообще было.
Жирдяя, то есть Женю, лупили за школой всей кодлой Гусиныча. Малек стоял на стреме, то есть, на подстраховке, старательно целясь из пистолета в Женю, чтоб тот не дергался, а остальные по очереди пинали Женю, как огромный мягкий мяч. Артема они пока не видели, и нужно было, конечно, тоже притвориться, что он этого всего не видит – и потихоньку уйти. Но с ним случилось что-то странное. Он стоял и не мог двинуться с места. А внутри медленно закипала злость. За то, что эти уроды испоганили такое суперское утро. За то, что они вообще все поганят. Всю жизнь. Из-за таких, как они, нельзя спокойно пройти по собственному двору. И в школе нужно все время озираться и трястись. А в кино показывают какую-то лажу про супергероев, которых не бывает. И даже Грачевы свалили подальше от такой жизни, а кто не может свалить – тому что делать? Проходить мимо, когда пятеро с пистолетом лупят одного безобидного толстяка, который никого не трогал?
Злость поднималась изнутри, как пузырьки в стакане газировки, колючие и холодные, голова закружилась, а в горле стало щекотно. Захотелось заорать во весь голос и кого-то ударить. Артем, двигаясь как во сне, медленно и очень спокойно, шагнул к Мальку, схватил его за плечо, увидел его удивленные, широко распахнутые глаза. Вспомнил, что говорила Ольга Константиновна: «Не наводи оружие, если не готов из него выстрелить». «Я готов», – подумал он, спокойно и чуть удивленно. И аккуратно, одним движением вывернул пистолет из задрожавшей руки Малька. А потом заорал и выстрелил в воздух. Все замерли и посмотрели на него. Артем навел пистолет сперва на Гусиныча, а потом на того, кто слева, Димку Рыжего. И сказал:
– Перестреляю вас сейчас всех, уроды. По одному. Ясно?
Димка Рыжий открыл рот – но ничего не сказал, его лицо побледнело как-то разом и застыло – будто он уже словил пулю и умер. И теперь стоял тут как тупой зомбак из фильма про апокалипсис. Все почему-то молчали, только Женя тихо стонал, корчась на земле. А потом Гусиныч испуганно забормотал, непривычным заискивающим голосом:
– Ты чего, Тема, отдай пушку, все нормально…
Кажется, он впервые назвал Артема по имени. И, кажется, он тоже понял, что Артем готов выстрелить. Пять раз, по пуле на каждого. Потому что на таком расстоянии только дебил промахнется.
– Нормально будет, когда вы свалите отсюда. Все. Пошли, пока я не передумал!
И Артем медленно перевел ствол на Гусиныча, с интересом наблюдая, как меняется у того лицо.
– Двинули, парни, – сглотнув, приказал Гусиныч. Его голос дал петуха, и это чуток подпортило пафос отступления его могучей кодлы.
Артем, наконец, опустил пистолет, и только тогда у него затряслись руки. Он стоял и не мог двинуться с места, и даже пошевелиться, чтобы выкинуть этот дурацкий пистолет, а трясучка переползла на плечи, а потом – на спину, и он уже дрожал весь, как гриппозный или паралитик. Неизвестно, сколько он так бы тут проторчал, если бы не Женя. Наверное, так бы и стоял, трясясь, пока не пришел завуч, которому, конечно, уже настучал Гусиныч, или полиция, чтобы везти в колонию для несовершеннолетних за воровство и применение чужого оружия. Но Женя его окликнул:
– Тем, помоги встать, а?
И Артем опомнился. Сунул пистолет за пояс – хотел было сначала выкинуть, но потом подумал: а вдруг они вернутся? Или выжидают где-нибудь за углом? Уж лучше колония, чем снова оказаться безоружным перед ними. Пистолет был тяжелющий и холодный, как будто Артем не держал его только что в руках столько времени. Как будто он был живой, то есть, мертвый – такая жуткая нежить со своим разумом и волей, желанием убивать, временно притворившаяся опять просто куском железа. От его прикосновения у Артема опять поползли мурашки по телу.
Женя тяжело дышал и наваливался на Артема всем немалым весом.
– Худеть тебе надо, – пробурчал Артем, с трудом переставляя ноги.
– Я знаю, – виновато отозвался тот.
– В медпункт? – спросил Артем – просто так, потому что – а куда еще? Но, оказывается, Женя считал иначе.
– А можно к тебе? – вдруг спросил он.
– Чего? – изумился Артем и от удивления даже чуть не уронил Женю обратно на землю.
– Понимаешь, – пояснил тот, тяжело дыша, – они ведь сразу Ма позвонят. Нельзя, чтобы она узнала.
– Почему? Она вроде нормальная?
– Понимаешь… она не хотела, чтоб я в школу шел. Говорит, тут опасно. Понимаешь, я раньше дома учился. Там скучно.
– Блин, – пробурчал Артем, – типа тут весело?
– Мне нравится, – шумно вздохнул Женя. – Ну, почти все. Но если она узнает, то больше меня сюда не пустит. И вообще никуда. Она говорит – везде опасно. Буду только дома сидеть.
– Тухло, – подумав, согласился Артем.
– Они меня по лицу почти не били. По животу, по спине. Надо только форму постирать. Помыться. И она не заметит. Наверное.
– Ладно, – сказал Артем, – пошли.
Домой, конечно, было нельзя. Мать им там устроит веселую жизнь. С другой стороны, от школы тоже надо было убираться как можно быстрее. Поэтому пока они дотащились до лавочки в соседнем дворе. Что этот двор нормальный, Артем понял по детской площадке. Там в песочнице возились с куличиками две малявки. А еще одна девочка постарше качалась на качелях. Конечно, мамы сидели рядом, и наверняка у них в корзинках с вязаньем было припрятано по пистолету, но так это и хорошо. Скорее всего, еще кто-нибудь с винтовкой контролировал двор из окна или с балкона, как это обычно делают. Одним словом, двор был годный насчет пересидеть чуток в безопасности. Правда, мамы немного нервно покосились на Артема с повисшим на нем Женей – ну а как иначе? Заряженное оружие ведь могло оказаться у кого угодно, хоть у пятилетнего пацана, который, предположим, стырил его из бабушкиной сумки, а этот пацан мог оказаться или психом, или дураком. Поэтому главное было не делать резких движений, чтобы мамы слишком сильно не взволновались и не начали палить по незнакомцам превентивно, на всякий случай.
Артем набрал номер Ольги Константиновны. И вкратце объяснил ситуацию.
– Ждите там, – коротко сказала она. – Я за вами заеду.
– Да мы сами дойдем, – неуверенно возразил Артем.
– Ждите, – и она отключилась.
Машина была стремная – покоцанный «уазик» болотного цвета. А за рулем сидел дед – коротко стриженный, подтянутый и бодрый, на широком низком ремне у него висело два револьвера, как у ковбоя.
– Я подумала, возможно, понадобится еще помощь, – пояснила Ольга Константиновна. – Это Борис Семенович.
Старик коротко кивнул, окидывая быстрым цепким взглядом грязного горбящегося Женю и настороженного Артема. Помогая Жене забраться в машину, он, кажется, ничуть не напрягся.
На набережной Артем попросил тормознуть на минуту, выскочил и, оглядевшись, зашвырнул пистолет Гусиныча подальше в воду. Почему-то сразу стало легче дышать.
– Это правильно, – прокомментировал Борис Семеныч, коротко глянув на Артема, перед тем как тронуться с места.
Оказалось, что Борис Семеныч – врач. И что первым делом он осмотрит избитого Женю, а потом они решат, необходима ли больница или можно обойтись. И это не обсуждается.
– Желание не волновать маму, безусловно, похвально, молодые люди, но здоровье все-таки важнее. Поверьте нашему печальному опыту, – Ольга Константиновна неловко усмехнулась.
«Блин, – подумал Артем, – вот так свяжись со взрослыми». Но деваться уже было некуда.
Впрочем, все обошлось.
– Боец здоров, – объявил Борис Семеныч, – даже внешних повреждений практически не обнаружено. Ты, парень, часом, не симулянт? – хмыкнул он и легонько ткнул Женю в бок пальцем.
– Ой-ой, – подпрыгнул Женя.
– Да ладно, верю. Обезболивающей мазью три раза в день натирайся.
– Какой он тебе боец, Боря, – возмутилась Ольга Константиновна.
– Теперь мы все бойцы, Оленька, – Борис Семеныч вздохнул, вдруг поймал ее руку и поцеловал, – даже ты, к моему великому сожалению. А твоему утонченному образу это совершенно не идет.
– Боря! – Ольга Константиновна укоризненно покачала головой и вырвала у него ладонь. – Хорошо, что с тобой, Женечка, все в порядке. Я беспокоилась, потому что твоя одежда выглядит ужасно. Я поставила ее на стирку с замачиванием, придется подождать.
– Спасибо. Это Тема вовремя успел, – пробормотал Женя, – они только начали, ну… это…
– Я не успел, – хмуро сказал Артем. – Это потому, что у Гусиныча отец работает в полиции. Он знает, как бить, чтобы больно, но не оставлять следов.
Ольга Константиновна ахнула и побледнела.
– Боже мой, Женечка, – пролепетала она, – тебе, наверное, правда больно?
– Нормально, – смущенно буркнул он.
– Оленька, – голос Бориса Семеныча был ненатурально бодрым: – А нам бы чайку с таких волнений, а? Можно устроить?
– Конечно-конечно, – она улыбнулась дрожащей улыбкой и быстро ушла на кухню.
А Борис Семеныч железной хваткой схватил Артема за плечо и поволок в соседнюю комнату.
– Значит, говоришь, знает, как бить, и с наследником делится этой прекрасной наукой? Имя, фамилия?
Голос у него был отрывистым, металлическим, а глаза белые от гнева. Артем испугался.
– Мои? – пролепетал он.
– Да твои мне зачем, балбес, – хватка на его плече чуть ослабла, Борис Семеныч хмыкнул.
– У Гусиныча отец знаете кто, не нужно с ним связываться…
– Если понадобится дополнительный совет, с кем мне не нужно связываться, я к тебе непременно обращусь. Имя, фамилия?
«Да ладно, – подумал Артем – мне-то что? А вдруг и правда этот дед что-нибудь сможет сделать? Он такой вроде боевой. И сильный». Поэтому сказал – и фамилию, и имя.
– Ольге ничего не говори, – предупредил Борис Семеныч.
– Не буду, – пообещал Артем. И вовсе не потому, что испугался. А потому что сам не хотел ее зря волновать.
Борис Семеныч оказался суперским. Артем не знал, что он сделал с Гусинычем – или его папашей – и, честно говоря, опасался спрашивать, но теперь Гусиныч ходил в школе ниже травы. Химоза даже как-то ехидно поинтересовалась, не заболел ли он. Наверное, соскучилась по случайным взрывам на лабораторках. Даже про утопленный в реке пистолет Гусиныч не заикнулся, и вообще стал обходить Артема по широкой дуге. Вот уж чему можно было только порадоваться.
Женина Ма, похоже, ничего не заподозрила, и довольный Женька продолжал ходить в школу. А после уроков Артем часто заезжал к нему в гости – смотреть кино.
Один фильм оказался особенно суперский. Про Темную башню. И, понятно, про апокалипсис, спасение мира и все такое. Но на самом деле, он был про Стрелка. Артем хотел бы быть таким. Можно не бояться, ходить одному по любым улицам, дворам, городам – и совершенно в любое время. И еще защищать других людей от таких уродов, как Гусиныч и Патлатый. Делать мир лучше. Возвращать его из пещерного века обратно, в цивилизацию. Как говорила Ольга Константиновна. Артем даже пожалел, что утопил тот пистолет в реке. Может, надо было, наоборот, тренироваться, чтобы стать таким Стрелком?
– А я знал, что тебе понравится, – заявил Женька, который, оказалось, уже этот фильм видел. – Я когда тебя увидел, когда ты в этих козлов стрелять собрался, у тебя знаешь какое лицо было? Как у этого Стрелка. Отчаянное и спокойное. И даже немного страшное.
– Я думал, что я их убью. Взаправду, – признался Артем. И добавил неохотно: – Мне потом сон снился. Что я их тогда убил.
Он сглотнул. Во рту стало противно, как-то тухло, когда он опять вспомнил тот сон. И Артем подумал, что, наверное, не хочет быть Стрелком. Что это в кино суперски, а на самом деле – тухло.
Женька, наверное, что-то такое почувствовал и не стал дальше расспрашивать.
Они немного помолчали, а потом Женька сказал:
– А литераторша правда в потолок палит, когда ее доводят!
– У вас, что, палила? – удивился Артем. – Вообще это всего пару раз было.
– Не, я просто в потолке дырки от пуль видел, – хмыкнул Женька. – Аккурат над портретом Льва Николаича. Толстого, в смысле.
– Там еще над Чеховым были, но их уже замазали, – усмехнулся Артем.
– Слушай, а как это вообще? Ну, так же нельзя. Почему ее вообще за такое не уволили?
– Да ладно, – Артем пожал плечами, – она ж никого не пристрелила. И Лев Николаич тоже не пострадал. Как живой висит. И потом, кого вместо нее, если увольнять? У учителей в школе тухлая работа, желающих мало.
– Да ну?
– А чего хорошего? – Артем помолчал и вдруг сказал то, чего не собирался. Чего раньше почти никому не рассказывал: – У меня отец учителем географии работал. Два придурка в его классе пистолеты притащили, дуэль устроили. Он их пока разнимал… ему случайной пулей в позвоночник прилетело. Парализовало ниже пояса. Пять лет уже в инвалидной коляске.
– Блин, – ошарашенно сказал Женька. – Извини, Тем, я…
– Да за что, при чем тут ты… – Артем пожал плечами и отвернулся, чтобы Женька не увидел его слез. Вот еще, не хватало хныкать. Просто вдруг вспомнилось, что раньше отец совсем другой был. Веселый и добрый. И мать была другая. А Мелкий их такими и не видел никогда. Так их и запомнит, своих родителей – грязного, мрачного алкаша-инвалида и измотанную злую тетку.
– Тухло знаешь что? – сказал Артем, чтобы как-то отвлечься от этой темы. – Что у нас теперь нет никакого Тихого часа.
И он рассказал Женьке про Грачевых, и про Ольгу Константиновну, и про Патлатого.
– А вот это как раз мы можем исправить! – вдруг оживился Женька.
– Мысль прекрасна, молодые люди, – скептически сказала Ольга Константиновна, – Но как же, по-вашему, мы с вами втроем это сделаем? При том, что лицензия только у меня, и оружие тоже?
– Почему втроем? – не согласился Женька. – Смотрите, сколько тут у вас домов. Наверное, всем бы было классно, если бы опять этот Тихий час и можно спокойно везде ходить? Надо пройти по квартирам, поспрашивать, наберем команду, установим график дежурств…
– Хм, – Ольга Константиновна задумалась, – в целом ты прав. Вот что, я поговорю с Борей, мы походим с ним, поспрашиваем.
– А мы?
– А вы пообещайте, пожалуйста, что сами никуда. Это, в конце концов, опасно. Я по нашей лестнице опасаюсь ходить, при том, что знаю, чего ждать от соседей, а по чужим подъездам…
Результат опроса общественности получился тухлый.
– Что, вообще никого? – разочарованно спросил Женька.
– Ну, почему, – усмехнулся Борис Семеныч, – вот например, студент в доме напротив. Только у него сейчас сдача хвостов, у лоботряса, а потом диплом. А где-то через полгодика он готов…
– Еще Лидочка из соседнего подъезда. Хорошая девочка, – улыбнулась Ольга Константиновна, – она очень хотела…
– Ваша ровесница, – добавил Борис Семеныч, – родителей удачно дома не было. А то никто бы не открыл. Вообще, как правило, никто даже к дверям не подходил, когда мы звонили. Сидят по своим пещерам, каждый сам за себя, боятся высунуть нос наружу. Пещерный век, верно ты говоришь, Оленька.
– Тухло, – сказал Артем.
– Не то слово, – согласился Борис Семеныч. – Женя, тебя домой-то подвезти? Я пойду уже.
– Стойте, – взволнованно сказал Женька, – так а мы что же?
– Что? – спросил Борис Семеныч.
– Ну, мы же есть. Нас четверо. Две точки – вышка и балкон. И пара часов утром и вечером. Хотя бы. Разве мы не сможем? Ведь мы же хотим, чтобы этот пещерный век закончился и началось уже что-то хорошее…
– Женечка, все это здорово, но… – голос у Ольги Константиновны был немного смущенный, – не хотелось бы начинать разговор про возраст… У вас с Темой ни лицензий, ни оружия, и потом – вам надо ходить в школу…
– В том-то и дело, – перебил ее Женька. – Артему надо ходить в школу. А потом возвращаться домой. И не бояться, что его пристрелит в собственном дворе какой-нибудь придурок. И этой вашей Лидочке из соседнего подъезда тоже надо ходить в школу…
– Да ладно, Оленька, – вдруг сказал Борис Семеныч, – что мы все вместе, правда, не сможем организовать пару спокойных часов? У меня лично полно свободного времени и к тому же валяется без дела отличная снайперская винтовка.
– Да вы сговорились, – растерянно улыбнулась Ольга Константиновна, но по ее лицу было видно, что она тоже уже согласна.
Винтовка у Бориса Семеныча оказалась суперская. И главное, он согласился поучить Артема из нее стрелять. А Артем рассказал ему про Стрелка. Борис Семеныч сказал, что правила стрелков, где «я целюсь не рукой, а глазами; я стреляю не рукой, а разумом» – вполне годные. Потому что перед выстрелом нужно обязательно успокоиться и выровнять дыхание. Но сперва Артем учился наработке устойчивости и равновесия, тренировался держать винтовку в разных позициях для стрельбы. Времени для уроков было достаточно, пока они вместе с Борисом Семенычем дежурили на снайперской вышке. Ключи от нее Грачевы тоже оставили Ольге Константиновне. На всякий случай.
Мелкий очень обрадовался, когда на балконе Грачевых появился желтый флажок.
– Зомби ай-пока-пока, – сказал он. – Да?
– Ага, – согласился Артем. Он хотел похвастаться, что сам поднимал этот флажок, а потом они вместе с Ольгой Константиновной дежурили на балконе, попивая между делом кофе с вафлями – и это было суперски. Но потом подумал – да ладно, как-то тухло хвалиться перед Мелким. Да и вдруг он чего сболтнет матери.
В общем, жизнь наладилась. И пещерный век закончился, по крайней мере, на пару часов утром и вечером. И в школе, после того, как Гусиныч присмирел, стало не то чтобы совсем суперски, но нормально. У Артема даже как-то незаметно стали улучшаться оценки, он даже не понял, с чего. Может, потому что он перестал дергаться на уроках, а просто теперь их слушал и спокойно записывал?
И Артем так привык к тому, что все теперь хорошо, что совсем забыл главное тухлое правило жизни. Что все хорошее заканчивается. Рано или поздно.
Ольга Константиновна позвонила прямо в школу. Сказала, Бориса Семеныча увезли в больницу. И что Тихий час отменяется, пусть они с Женей сразу едут по домам.
Оказалось, что у Бориса Семеныча инфаркт. И он в реанимации, в тяжелом состоянии. Туда не пускают. Надо просто ждать. Но прогноз неутешительный.
Потом они вместе пили чай. На этот раз без вафель и варенья. Ольга Константиновна забыла, а Артем с Женькой не стали ей напоминать.
– И что, все теперь? – глухо спросил Женька.
Ольга Константиновна не ответила. А Женька сказал:
– Он бы не хотел, чтобы все так закончилось. Он бы хотел, чтобы мы продолжали.
– Что ты понимаешь, – беспомощно и одновременно зло ответила Ольга Константиновна.
«Лучше бы она заплакала», – вдруг подумал Артем. У него мурашки бегали по спине от ее отсутствующего взгляда и белого напряженного лица.
Винтовку Артем забрал к себе домой. На всякий случай. Почему-то ему показалось, что Борис Семенович был бы не против.
На следующий день Женька зашел к Артему. Они думали, как идти к Ольге Константиновне – сразу или сначала позвонить? И не успели.
– Блин, – растерянно сказал Женька. – Откуда она взяла мегафон?
Как будто это имело какое-то значение. Мегафон оказался хороший, слышно было отлично даже с закрытыми окнами.
– Надо ее остановить, – неуверенно сказал Артем.
– Как? – спросил Женька. – И зачем? Пусть слушают. Она все верно говорит. Про пещерный век, и что они все как дикари. И только сами за себя. Слышь? А это про нас. Ну, что во всем квартале нашлось только четыре цивилизованных человека – два старика и два ребенка… чего это мы ребенки? …и что остальные трусы и эгоисты.
А потом Ольга Константиновна сказала про государство. Что оно давно перестало выполнять свои функции. И больше не защищает своих граждан. Ему на них наплевать. Оно теперь защищает себя от граждан. А граждане пусть сами, как хотят. Пусть сами отстреливаются от бандитов, грабителей, убийц и разных опасных уродов. Пусть живут в страхе. Тогда у них не останется времени и сил подумать, нужно ли им вообще такое государство.
– Блин, – сказал Женька. Теперь даже он понял, что все плохо. Потом неуверенно добавил: – Да, ладно, чего будет-то? Полиция вроде даже на перестрелки сейчас не выезжает.
– Ольга Константиновна про это как раз и сказала. Насчет того, чего сейчас они делают и чего не делают, – вздохнул Артем. – Ладно, может, и правда обойдется. Что уж теперь…
Она позвонила на рассвете, в самое сонное время. Артем даже сперва не понял, о чем она говорит.
Ключи под ковриком. Поливать цветы. У Грачевых тоже, если не сложно.
Потом он опомнился. Заорал в трубку:
– Ольга Константиновна, что случилось?!
А она сказала только:
– Прости меня, Темочка.
И отключилась.
Артем метнулся к окну.
Потом растолкал Мелкого. Пока тот мычал спросонья и тер глаза, распаковал винтовку.
– Вау! – восторженно сказал Мелкий, уставившись на оружие.
– Дверь закрой, – велел ему Артем. – И не пускай мать, понял?
– Это чего, опять зомби? – понимающе предположил Мелкий.
– Они, – согласился Артем и рванул на балкон.
– Ва-ау, – завистливо протянул Мелкий, провожая его взглядом, и послушно потащился закрывать дверь.
Ольгу Константиновну как раз выводили из подъезда.
Артем уложил винтовку на перила. Сердце колотилось, руки подрагивали. Он прикрыл глаза, поводил немного стволом в разные стороны, ловя равновесие и успокаивая дыхание, как учил Борис Семенович. И вдруг вспомнил, как пахла земляничным мылом жесткая кофта, теплые руки гладили по голове, а голос шептал успокаивающе: «Все пройдет. Все будет хорошо». «Так и будет», – ответил он ей теперь. И когда открыл глаза, уже был совершенно спокоен.
«Я убиваю не оружием, я убиваю сердцем», – сказал он и поймал в прицел первую цель.
