Архив ГУ МВД по Московской области открывался ровно в восемь, но по опыту Гуров знал: если очень надо, то туда можно попасть в любое время. Главное, иметь правильные знакомства. Он такие знакомства имел. Один звонок, и дежурный охранник открыл перед ним двери в четыре тридцать утра. В такую рань из дома его выгнала извечная привычка держать рабочие проблемы в голове. Так уж устроен мозг добросовестного опера: будет сверлить своего хозяина до тех пор, пока просвет не покажется. Когда возникала ситуация, подобная той, что сложилась с поиском Деятеля, заблокировать навязчивые мысли Лев при всем своем желании не мог.

В такие минуты он малодушно завидовал людям, профессии которых позволяли оставлять мысли о работе на этой самой работе. Взять, к примеру, работника конвейера. Стоит он целый день возле конвейерной линии, собирает в коробки какие-нибудь шестеренки или расфасовывает по пластиковым пакетам кухонные полотенца. А голова от мыслей свободна, мечтай о чем угодно. Хоть о воскресном походе в кино всей семьей, хоть о бутылочке пивка, что дожидается в дверце холодильника. А если продукты питания фасуешь, печенье например, так вокруг тебя еще и запах одуряющий. Ваниль, миндаль, ароматические эссенции. Чем не рай? Отработал смену, переоделся, вышел за ворота и забыл про шестеренки и печенье до следующей смены. Будто их и не существует вовсе. И ведь сколько таких профессий! А дворники? И воздухом свежим надышался, и красоту навел, любо-дорого посмотреть, а потом домой с чистой совестью вернулся, перед экраном телевизора растянулся и забыл про горы мусора, которые за день перелопатил. Вот у врачей не так. Они про своих пациентов хотели бы забыть, да не могут. Чуть расслабишься – и угробил пациента. Или учителя, им тоже в плане мозговой деятельности не повезло. Иванов уроки третий день прогуливает, родителей вызывать надо, а кого вызывать, если мать в две смены пашет и сына только по ночам видит? Да, с такой работой не расслабишься.

Конечно, есть и в этих профессиях дни, которые в календаре красным кругом отметить хочется, но их по пальцам одной руки сосчитаешь. Но своя прелесть в такой работе, бесспорно, есть. Когда тот же самый Иванов после серии доверительных бесед вдруг за ум взялся, тут и наступает удовлетворение и гордость за свою профессию. Не дал юному созданию по кривой дорожке пойти, скатиться в пропасть. Или сложный случай распутал, заболевание правильно диагностировал тогда, когда и надежды уже не осталось. Мало того что болезнь определил, так еще придумал, как от нее избавиться. Пациент здоров, а врач горд и доволен.

У правоохранителей поводов для гордости тоже немало. Ходит такой вот Деятель по Москве и радуется. Хитрый план разработал, никто не догадается. Ходить ему безнаказанным не переходить. А дотошный опер взял и разгадал все его хитрости. Разгадал, Деятеля отыскал и прищучил. Девушку этим он не вернет, но расплатиться за ее смерть Деятелю придется. Мало, что ли, таких деятелей на веку каждого опера встречалось? Да сколько угодно. Сперва они все фантомами кажутся. Неуловимыми, неуязвимыми, а потом вдруг все разом меняется. Задача, которая казалась неразрешимой, получает совершенно простой ответ. Проблема, за которую и браться не хотелось, настолько безнадежной она выглядела, разрешается в считаные минуты.

Примерно такие мысли одолевали Гурова, когда он вернулся со службы в пустой дом. Вроде и тоскливо по пустой квартире ходить, зато от мыслей никто не отвлекает. Жуешь колбасу с яичницей, а сам задачу в голове крутишь. Крутишь, крутишь, а потом вдруг мысль здравая посетит. Начинаешь ее со всех сторон рассматривать и приходишь к выводу, что не все так безнадежно. Про архив Гурову именно так, ни с чего, мысль в голову пришла. Зацепилась за невинную фразу, да так и осталась. «И как только он додумался посадить человека в железный контейнер и отправить через всю страну? Это же не удавку на шею набросить и не уксуса вместо минеральной воды в стакан налить. О таком в газетах каждый день не пишут. Интересно, случалось ли подобное раньше?»

От этой мысли все и закрутилось. Если случалось, то факт должен быть зафиксирован, резонно подумал Гуров. А если зафиксирован, должен быть в архиве. Но не просто в архиве, а в открытом доступе для любопытных обывателей. Где такую информацию в реальной жизни ищут? В интернете, конечно. Тогда чем он, Гуров, хуже? Как любит выражаться современная молодежь, Гугл вам в помощь. Отставив в сторону тарелку с остатками ужина, Лев засел за компьютер и принялся штудировать информацию по интересующему вопросу.

Покопаться пришлось долго, всезнайка Гугл никак не хотел обрабатывать запрос так, как этого требовал Гуров. Он выдавал любую информацию про контейнеры, про грузоперевозки, про трупы и беременность, но никак не хотел объединять все эти параметры в одно целое. И Лев понимал почему. Ситуация была настолько дикой, что даже Гугл отказывался верить в то, что подобное могло произойти на самом деле.

И все же провозился он не впустую. В одной из статей, посвященной курьезам семейной жизни, журналист описал, как добропорядочный на первый взгляд гражданин поспорил с друзьями и на спор отправил свою жену в грузовом контейнере в Иркутск. Произошло это пятнадцать лет назад, поэтому и запрос не сразу вышел, слишком много времени прошло. И все же это была зацепка. Стоит покопаться в давнем деле, выяснить, что за кадр этот муж-спорщик. Вдруг он и есть их Деятель? Сомнительно, конечно, но других вариантов-то все равно нет.

Гуров взглянул на часы, висящие над кухонной дверью. Минутная и часовая стрелки сошлись на цифре двенадцать. «Ничего, не так уж поздно для столицы», – решил он и набрал номер начальника архива, подполковника Седых. Застал его на прогулке, тот выгуливал любимого питомца, эрдельтерьера по кличке Бося. Гулять Босе нравилось только по ночам, и подполковник его странности потакал. Лев озвучил просьбу, Бося заголосила, требуя внимания хозяина, и Седых скоренько свернул разговор, пообещав связаться с охраной и предупредить, чтобы те сделали исключение для полковника Гурова и впустили его в архив во внеурочное время.

Посчитав, что трех часов на сон ему вполне хватит, Лев предупредил Седых, что приедет в архив к половине пятого утра. Седых и на это не возражал.

Ровно в три тридцать будильник поднял полковника, а в четыре тридцать он уже стоял у дверей архива. Сонный охранник, недовольно морщась, повертел в руках удостоверение, посмотрел на часы, осуждающе покачал головой и провел его в святая святых. Коротко проинструктировав, как вести поиск в залежах папок, охранник ушел, предоставив Гурову бродить вдоль нескончаемых рядов стеллажей, изучая даты, названия разделов и другие полезные для поиска надписи.

Дела пятнадцатилетней давности все еще хранились в бумажном формате. То ли оцифровкой их заниматься было некому, то ли сотрудники архива, ответственные за оцифровку, не проявляли должного рвения к нудной работе, но искать пришлось по старинке, изучая корешки дел и сдувая пыль с коленкоровых переплетов. И все же уголовное дело за номером «ноль один, ноль-ноль пятнадцать» Гуров нашел довольно быстро. Выудил из коробки папку, сел за стол и принялся листать пожелтевшие страницы.

Осужденный оказался уроженцем Тюмени. До ареста подвизался разнорабочим на Тюменском нефтеперерабатывающем заводе. Звезд с неба не хватал, особого желания работать не проявлял, но и в отстающих не ходил. В день, когда произошел спор с коллегами по цеху, находился в нетрезвом состоянии. Все это было записано со слов свидетелей, таких же разнорабочих завода, как и осужденный.

По их словам, идея заключить пари на то, сумеет ли гражданин Будейко заманить свою жену в контейнер и отправить, как посылку, в другой город, пришла самому осужденному. На этих показаниях сходились все свидетели. Однако контейнер для перевозки живого груза заказал один из участников спора. Правда, цель при этом преследовал совсем иную. У него в Иркутске жила сестра. Сам свидетель решил поменять мебель, а старую отправить сестре, так как та жила без мужа с тремя малолетними детьми и остро нуждалась в любой помощи.

Когда Будейко вызвался организовать перевозку вместо свидетеля, тот и думать не думал, что глупое пари все еще интересует сослуживца. С момента спора прошло около месяца, и за этот период ни один из участников спора про пари не упоминал, в этом свидетели тоже сходились единогласно. Будейко уговорил супругу помочь ему с погрузкой, аргументировав тем, что за мелкую услугу платят хорошие деньги. Таким образом он заманил жену на дачу к сослуживцу, куда предварительно была свезена мебель, напоил ее снотворным и до приезда контейнера запихал в шкаф. Дверцы шкафа обмотал липкой лентой, а чтобы жена не задохнулась, положил ей туда нож и кое-что из еды. Приехавшие грузчики перетащили вещи в контейнер, Будейко сопроводил груз на станцию, проследил за тем, как опечатывают дверь, и поехал домой. На его счастье, или на беду супруги, состав тронулся в путь в этот же день. Контейнер Будейко цепляли одним из последних. С дозой снотворного он не прогадал, женщина проспала в закрытом шкафу около двенадцати часов. А когда проснулась, испытала такой шок, что долгое время не могла пошевелиться. И все же смогла взять себя в руки, нашла нож, вскрыла липкую ленту и выбралась из шкафа. К тому времени она уже поняла, что за шутку сотворил с ней муж, но сидеть в контейнере до конечной станции не собиралась. Каждый раз, как поезд останавливался, подходила к двери и колотила по ней ножкой стула, загруженного в числе прочей мебели. Услышали ее не сразу, поезд успел дойти почти до Иркутска. А когда услышали, пригласили станционную полицию, те вскрыли дверь и освободили пленницу.

А в это время ее супруг снова выпивал в компании трех свидетелей, демонстрируя им фотографии. Целый фотоотчет. Вот он укладывает супругу в шкаф, вот упаковывает шкаф для отгрузки, вот грузчики перетаскивают мебель в контейнер. Даже момент, когда контейнер опечатали, и тот заснял. Сослуживцы сперва не поверили, а потом ужаснулись. Принялись убеждать Будейко обратиться к станционному начальству, чтобы те освободили жену. Но Будейко интересовал только выигрыш. Пари заключено – будьте добры раскошелиться.

Денег он, естественно, не получил. Освобожденная супруга подала заявление в полицию, и Будейко осудили по статье «Умышленное причинение вреда здоровью», хотя прокурор и настаивал на переквалификации деяния как «Покушение на смерть». В Тюмени и Иркутске это дело гремело долго, хотя и с юмористическим оттенком, но отписались о происшествии все крупные и мелкие издания. Униженная жена была вынуждена сменить место жительства, так как в родном городе не тыкал пальцем в ее сторону только ленивый.

На этом история заканчивалась. Гуров перечитал материалы дела дважды, пытаясь примерить старую историю к новой. В первом случае подсказчиком осужденному служили глупость и водка. Что заставило поступить так же Деятеля, он пока понять не мог. Как не мог понять и того, что заставило девушку подчиниться желанию Деятеля. В случае с женой Будейко все ясно. В контейнере она оказалась не по доброй воле, а под действием снотворного, чего не скажешь о неизвестной жертве. Вряд ли Деятель воспользовался изобретением Будейко и опоил девушку снотворным. Хотя она и провела в контейнере столько времени, что любое снотворное из организма успело бы выветриться, ее дальнейшее поведение говорило само за себя. Деньги? В случае с Будейко они сработали как катализатор. Может, и с девушкой так? Решила подзаработать, пока еще есть время, ведь после родов уже не поработаешь. На наркоте она не сидела, это криминалисты выяснили в первую очередь, благо в волосах ее следы сохраняются до девяноста дней, так что если ей и нужны были деньги, то не на дурь.

«Стоп, Гуров! – решительно отодвинул папку в сторону Лев. – Ты уверен, что реальная твоя проблема заключается в том, чтобы узнать, каким образом Деятель сумел посадить девушку в контейнер? Это ли главный вопрос? Нет, и еще раз нет! И ты это прекрасно знаешь. Не зацикливайся на процессе, думай как опер. Перед тобой стоит задача. В чем она заключается? В том, чтобы найти ответ на два вопроса: как узнать имя девушки и как выйти на Деятеля. Все остальные вопросы в твоем случае второстепенны. Решишь эту задачу, к ней приложатся и остальные решения. А что это значит лично для тебя как для опера, тебе подсказывать не нужно».

В подсказках Лев действительно не нуждался, разрабатывать план следственно-разыскных мероприятий для него дело привычное. Вот этим он и займется. А чтобы мысли о дикости обстоятельств, при которых погибла девушка, не уводили в сторону, нужно всего лишь отбросить их в сторону. Что бы он стал делать, если бы труп обнаружили не в контейнере, а, скажем, в парке? Попытаться найти свидетелей – это само собой. Но свидетели не найдены, значит, этот пункт отработан. Что дальше?

А дальше все просто. Девушка на шестом месяце беременности. К этому сроку обычно даже самые нерадивые из будущих мамаш хоть раз да посетили поликлинику по месту жительства, а это значит, что в какой-то из поликлиник имеется запись, которая поможет идентифицировать труп. Как это делается? Нудно, долго, но продуктивно. Не так давно ребята из Могилева обращались в Москву с подобным запросом. Там ситуация была похлеще приморской.

Труп молодой женщины был найден в новостройке. Как выяснилось позже, ее замуровали в простенок размером два на полтора метра еще живую. Такой вот странный способ убийства. Медленный и жестокий. Обнаружили труп совершенно случайно, прораб оказался мужиком дотошным. Бригада строителей работала по системе шестидневной рабочей недели, воскресный день оставляя для законного отдыха. В субботу прораб принял работу бригады и сдал объект на откуп охране. Вернувшись в понедельник, он, как обычно, обходил объект, проверяя, не вылезли ли где изъяны в работе, так как заказчик имел привычку штрафовать бригаду за любой незначительный просчет.

И вот в одной из квартир, в которой бригада выполняла внутреннюю отделку, он заметил, что штукатурка на фальшстене лежит неровно. Прораб был уверен, что в субботу эта работа вообще не выполнялась. Сверившись с записями и план-проектом квартиры, он убедился, что на этом месте заказчик планировал изобразить что-то вроде потайного шкафа и стену эту закрывать вообще не было смысла. Прораб начал выяснять, кто из бригады проявил инициативу и кому предстоит в срочном порядке заниматься демонтажом оштукатуренной стены.

Но бригада в один голос открещивалась, убеждая прораба, что появление стены не их рук дело. Промучившись минут двадцать, он принял «соломоново решение» – назначил двух подсобников, проштрафившихся на прошлой неделе, на срочный демонтаж. Они, мол, демонтируют стену, а он снимает с них штраф за прошлый «косяк». Те взялись за инструмент, и через пятнадцать минут стена была удалена, а за ней открылась ужасающая картина: молодая женщина лежала в дальнем углу в позе эмбриона. Парни позвали прораба, и тот с первого взгляда определил, что женщина мертва.

Обнаруженный за стеной труп парализовал работу бригады на целую неделю. Полиция таскала на допросы всех, начиная с охранников и заканчивая самим заказчиком. При женщине не было ни документов, ни каких-то других личных вещей. Определить в ней жительницу Москвы помогла бирка на джемпере из ангорской шерсти. На внутренней стороне джемпера имелась нашивка популярной в Москве химчистки. К сожалению, ни дата, ни номер на нашивке не отображались, всего лишь логотип, но это была хоть какая-то зацепка. Местные опера рассудили, что вряд ли девушка ездила в Москву ради того, чтобы почистить одежду. Скорее уж в Могилев она приехала из Москвы и здесь нашла свою смерть.

Но вспомнился Гурову этот случай вовсе не из-за химчистки, а потому, что погибшая тоже оказалась беременна, и даже срок примерно совпадал. Могилевские правоохранители послали в Москву исходные данные: возраст, вес, рост, особые приметы, группу крови и некоторые другие параметры, по которым можно было определить имя погибшей. Ориентируясь на местоположение сети химчисток, чей логотип стоял на нашивке, московские опера обошли все кабинеты женских консультаций и перинатальные центры, расположенные в непосредственной близости от химчисток. И нашли то, что искали. А раз это удалось однажды, может сработать и во второй раз, рассудил Гуров.

Чтобы освежить в памяти детали расследования могилевского дела, он обратился к архивным записям, благо на этот раз информация не залежалась, кроме того, имелась в электронном виде. Распечатав несколько листов по могилевскому делу, Лев сделал копию дела Будейко, поблагодарил охранника за помощь и ушел. Из архива он отправился прямиком к себе в кабинет.

К тому времени стрелки часов показывали четверть девятого, и Крячко уже нарезал круги по коридорам в поисках Гурова. Он как раз выходил из аналитического отдела, когда Лев свернул в коридор, ведущий к кабинету. Стас остановился, поджидая товарища, и сердито проворчал:

– Ну наконец-то! Где тебя черти носят? У генерала уже из ноздрей пар валит. Забыл, что нам на восемь назначено?

– Не нагнетай, Стас, разберемся, – отмахнулся Лев и прошел в кабинет.

– Ты что, к Орлову не собираешься? – заскакивая следом, продолжал возмущаться Стас. – Говорю же, Верочка трижды по селектору вызванивала.

– Надо кое-что обмозговать, – ответил Гуров.

– А Орлов?

– Об этом не беспокойся, – успокоил напарника Лев и стал набирать личный номер генерала. – Петр Николаевич, привет! Гуров говорит. Тут по приморскому делу кое-какие подвижки наклевываются, только на то, чтобы все обмозговать, время требуется. Разреши перенести доклад на более позднее время.

Что ответил генерал, Крячко не услышал, но из ответных слов Гурова понял: «добро» на перенос Орлов дал.

– Ну, ты сила! Двумя фразами колосса ушатал! – восхищенно проговорил он.

– Садись, балабол, новостями делиться буду, – помахал Лев кипой бумаг, принесенных из архива.

– Есть новости из Владивостока? – воодушевился Крячко.

– Там пока глухо.

– Тогда откуда столько макулатуры?

– Поработал на досуге. – Гуров разложил перед Крячко листы из дела Будейко. – Вот, почитай.

Стас сначала быстро пробежал глазами по первому листу, затем придвинул бумаги ближе и начал вчитываться в каждую строчку. Он так увлекся, что не заметил, что читает вслух. Тихо, почти шепотом, но проговаривая каждое слово, время от времени вставляя комментарии.

– Обвиняемый Будейко насильственным образом ввел препарат седативного характера. Вот стервец, что придумал! А дружки тоже хороши. Сперва на подсудное дело подбили, а потом еще и сдали с потрохами. Так, тут все понятно. Гражданка Будейко мужнино стремление к наживе не оценила. А он-то о чем думал, когда дружкам фотки показывал? Это же стопроцентная гарантия статьи. Бывают идиоты по жизни, и ты, гражданин Будейко, главный их представитель.

Гуров не торопил, терпеливо ждал, пока губы напарника перестанут шевелиться и в кабинете наступит тишина. Крячко читал долго, то и дело возвращаясь к началу строки, стараясь вникнуть в детали. Чего ради Гуров принес эти записи в кабинет, он понял без объяснений – идею своего преступления Деятель срисовал с дела Будейко. Закончив чтение, Стас отложил листы в сторону и, вскочив с места, возбужденно воскликнул:

– Лева, ты гений! Нет, правда. Это же надо, так вот взять и на ровном месте серию откопать! А я вот не сразу сообразил, хоть и сам тогда Абрамову помогал. На общественных началах, так сказать.

– Не понял, о чем речь? – недоуменно посмотрел на него Гуров.

– Да дело могилевское! Это же второй дуплет. Наш Деятель и Будейко – раз, и Могилев с Таганрогом – два. Я должен был сам догадаться, Абрамов тогда всем уши прожужжал, насколько уголовники обнаглели, будто старые дела переписывают. Так ты не поэтому его выделил? – До Крячко вдруг дошло, что говорят они с Гуровым о разном, и он тут же принялся объяснять: – Могилевское дело срисовано с таганрогского. Под Таганрогом в деревушке лет девять назад случай был: супруги-алкаши от детей так избавиться решили. Не помнишь?

– Я и не слышал, – покачал головой Лев. – Давай-ка детали.

Освежать память Крячко не потребовалось. Со следователем Абрамовым он приятельствовал несколько лет, и когда возникала сложная ситуация, Абрамов не постеснялся просить помощи у Крячко. Про таганрогское дело Абрамов рассказал, когда работали над могилевским. История с таганрогскими родителями-душегубами Абрамову оказалась известна по чистой случайности. Копался в интернете, искал одну информацию, а наткнулся на эту историю, а когда из Могилева запрос пришел, про статью вспомнил.

В Таганроге это дело не сходило с первых полос газет недели две. В деревне Гуселка в крайнем доме проживала супружеская пара. Ему – под тридцать, ей – под сорок. Как водится, парочка вела разгульный образ жизни, заработок имела весьма скромный, состоящий из периодических шабашек. Но двоих детей родить успели. Девочке к тому времени исполнилось шесть, мальчику восемь. В один прекрасный день супругам надоело нытье детей, выпрашивающих деньги на еду, и супруги придумали план, как от них избавиться. На пьяную голову, разумеется.

В ночь, когда дети легли спать, они связали их, заклеили рты скотчем и отвели в сарай. Там, между двумя клетями, имелась комнатка, метр в ширину, два в длину. Еще когда родители супруги были живы, отец собирался из этой комнаты чулан отдельный сделать, с двумя выходами, чтобы на обе клети удобно было пользоваться. Собирался, да так и не доделал. Простенок все это время пустовал, и супругам-пьяницам пришла в голову мысль, что никто и не подумает искать детей здесь, в простенке. Замуровать двери, и все дела.

Детей спасли соседи. Родители и заявления о пропаже в полицию написать не успели. Задней стенкой сарай граничил с соседским участком. Сосед в том месте мастерскую устроил, резьбой по дереву там занимался. Мальчику удалось освободить ноги, и он принялся колотить в узкую часть стены, надеясь, что сосед услышит. Тот услышал, с час раздумывал, что бы мог означать этот звук. Затем не выдержал, пошел к соседям-пропойцам. Напрямик спрашивать не стал, поведение супругов ему подозрительным показалось. Поболтал о том о сем, потом как бы невзначай про детей спросил.

Соседка заявила, что не обязана караулить их с раннего утра до поздней ночи. Сейчас, мол, лето, пусть бегают где хотят, к вечеру проголодаются и вернутся. Но глаза ее при этом бегали из стороны в сторону, как у нашкодившего пацаненка. Сосед вернулся к сараю, взял багор и оторвал одну доску. Когда к щели прижалось лицо соседского сына с заклеенным ртом, мужчина отбросил багор и набрал номер полиции. Детей достали из простенка живыми и без физических повреждений, чего нельзя сказать о психическом состоянии. Оба после инцидента попали в реабилитационный центр для людей, перенесших насилие. А горе-родителей осудили, и сейчас, по подсчетам, они все еще должны находиться в тюрьме.

– А вот это уже интересно. – Выслушав рассказ Стаса, Гуров задумался. – Случай, конечно, не настолько уникальный, как в случае с использованием контейнера, но все же и не настолько распространенный, чтобы о нем было известно каждому встречному-поперечному.

– Думаешь, у нас серия? – догадался Крячко.

– Сам скажи, – кивнул Лев в сторону разбросанных листов, которые он принес из архива. – Лично я склоняюсь к такому выводу. Тот факт, что обе жертвы оказались в положении, без документов и в чужом городе, очень этому способствует. Надо бы Жаворонкова подтянуть, пусть покопается в этой истории.

Он тут же набрал номер Жаворонкова:

– Валера, привет! Скажи мне, насколько сложно просмотреть все уголовные дела за последний год и отыскать среди них те, где жертва оказывалась беременна?

– Есть специальная программа. Она устанавливается на компьютере, где расположен электронный архив, и после этого можно ставить любые фильтры. – Как всегда, когда речь заходила о компьютерных примочках, в голосе Жаворонкова зазвучал неподдельный интерес. – Вам нужно собрать информацию по таким делам?

– Надо, Валера, – это мягко сказано. У нас с Крячко по последнему расследованию полный ступор. Есть надежда откопать зацепку в старых делах, но и она мизерная. Сможешь помочь?

– Да не вопрос, товарищ полковник, – воодушевился Жаворонков. – Вы только с ребятами из следственного комитета договоритесь, они мне тут тоже работенку подкинули. Нехорошо получится, если я вашей проблемой займусь, а их дело кому-то передам.

– Есть кому передать?

– Болотин на месте, он запросто справится.

– Ладно, Валера, приступай к работе, со следственным комитетом я договорюсь.