Гуров вошел в здание мэрии и двинулся по коридору, разглядывая таблички на дверях. Начиналась рутинная работа, без которой в уголовном розыске не обойтись. Чтобы выудить крупинку истины, найти доказательство, порой даже косвенное, нужно перелопатить очень большое количество информации. На начальном этапе расследования всегда так: на сыщика ежедневно льется огромный поток информации по запросам, проверкам, результатам поквартирных обходов и других свидетельских показаний. Все это нужно проанализировать, систематизировать, подшить в дело, зачастую еще сопроводив документ собственным рапортом. Работы много, и на первых порах продуктивность этой работы весьма мала. Это потом, когда уже отработаются основные версии, когда отсеется множество информации, начнется более продуктивный период, и кольцо оперативного розыска начнет сжиматься вокруг одной версии, вокруг маленькой группы подозреваемых. Тогда счет пойдет уже на дни и часы, а пока… Пока – ноги, телефон, интернет, запросы, беседы. Рутина, о которой не принято писать в детективных романах и которую не принято показывать в крутых боевиках про оперативников. А ведь именно это и есть основа оперативной работы – скучная, методичная, тщательно задокументированная.

Вот и нужная дверь. Гуров толкнул ее и вошел в просторный кабинет, в котором было очень много цветов. Это хорошо, подумал Лев, человек, который любит цветы, уже по определению добрый и отзывчивый. Хотя стоит все же делать поправку на профессию. Добрым людям в чиновниках работать сложно. Тут иные критерии подбора работников.

– Здравствуйте, я – полковник Гуров.

– Да, да, – закивала немолодая женщина, подняв голову от документов, разложенных на столе. Она повела карандашом и указала на кресло возле ее стола. – Присаживайтесь. Лев Иванович, кажется? Я вас слушаю.

– Мне нужна ваша консультация, Ольга Владимировна, – начал Лев, усевшись в кресло и с удовольствием вдохнув воздух, напоенный запахами летней зелени. Почти как в зимнем саду. – Дело очень важное, поэтому на запросы времени нет. Если понадобится, следователь потом оформит и запросы, и все остальное, а мне сейчас просто нужно узнать некоторые вещи.

– Да, конечно, спрашивайте, – улыбнулась женщина чуть напряженно. – Я понимаю, что из центрального аппарата МВД так просто не приходят.

– Я к вам пришел как к человеку, который все знает о молодежи города. Скажите, пожалуйста, Ольга Владимировна, у нас в городе есть молодежные волонтерские движения, которые заняты помощью пенсионерам?

– Ну, все о молодежи я не знаю, но наша работа как раз в том и заключается, чтобы узнавать, помогать, воспитывать, привлекать к самоуправлению. Не путайте, пожалуйста, процесс с конечным результатом. Не знаю, можно ли его достичь в обозримом будущем, ведь мир меняется, меняется и молодежь. Одни выходят из этой категории по возрасту, подрастают новые дети.

– Это понятно, – терпеливо согласился Лев. – Я, наверное, не очень удачно сформулировал свою мысль. Вы занимаетесь проблемами молодежи.

– Да, у нас много волонтерских групп. Это большое и очень полезное движение. Есть энтузиасты, которые помогают бездомным кошкам и собакам, занимаются приютами для животных, находя семьи, которые готовы взять животное в дом. Есть группы, которые помогают в розыске пропавших детей и взрослых, организуют прочесывание местности, опросы знакомых и просто свидетелей в городе. Есть даже такая группа, которая с автохамами борется. Если хотите узнать подробнее, я приглашу специалиста, которая координирует молодежные движения, поддерживает с ними связь.

Ольга Владимировна набрала номер, позвонила кому-то и попросила пригласить к ней Леру. Пока помощницу искали, она рассказывала полковнику из полиции о проблемах молодежи. Гуров слушал, местами поддакивал, но у него сложилось впечатление, что администрация города занимает себя самой простой работой, так сказать, в зоне наименьшего риска. Координировать работу объединившихся в группы хороших ребят нужно, но не это главное, главное как раз – ребята «плохие». Вот кого нужно тянуть с улицы и занимать чем-то, нужно обращать свою энергию на тех, кто не хочет учиться, не хочет работать, кому нравится только развлекаться. И пусть они еще не совершали правонарушений и преступлений, но это категория риска, и тут необходима профилактика. Но спорить Лев не стал. Не место и не время для этого. Да и что он сейчас и здесь сможет изменить? Если уж поднимать этот вопрос, то на коллегии МВД во время заседания Общественного совета.

– Можно? – В дверь просунулась рыженькая хорошенькая головка, а потом появилась высокая стройная девушка в брючках и белой блузке. – Вы меня искали, Ольга Владимировна?

– Да, проходи. Знакомься, это Лев Иванович Гуров из МВД. А это наша Лерочка, координатор молодежной политики в городе.

– Здравствуйте, – серьезно и уверенно сказала девушка и уселась напротив гостя, сложив руки на столе.

После долгой и утомительной игры в терминологию, к которой чиновники относились очень серьезно и никак не желали понимать простых слов, Гуров все же сумел выяснить, что собственно адресной помощью пенсионерам никто из волонтеров ни в одном движении не занят. Причина довольно простая – не рекомендовалось подменять энтузиастами государственные структуры соцзащиты. И не потому, что все пенсионеры были обеспечены такой помощью в полной мере. Просто часто под видом вот таких волонтеров к старикам наведывались аферисты, которые узнавали о сбережениях пенсионеров, выманивали под видом продажи уникальных лекарственных препаратов и физиотерапевтических приборов немалые суммы. Да и лишали квартир несчастных стариков по хитроумным и не очень хитроумным схемам.

Гуров расспрашивал очень подробно о волонтерах, их методах работы, лидерах. Работали волонтерские группы чаще всего в своих районах, там, где жили. Те, кому нравилось спасать бездомных животных, прочесывали свои районы, подвалы, опрашивали жильцов, проводили встречи с родителями, на которые просили приводить детей. На этих встречах рассказывали о гуманном отношении к животным, о том, что им нужно помогать, а не мучить и истреблять.

Волонтеры, которые помогали разыскивать пропавших людей, в основном собирались около тех, кто имел доступ к информации о происшествиях. Чаще – вокруг участковых уполномоченных или других офицеров полиции. Иногда возле сотрудников МЧС. Они оперативно получали информацию о людях, которые могли выйти из дома и затеряться в городе в результате временной потери памяти или несчастного случая. Рассыпавшись по городу, поделив его на районы, они прочесывали улицы и дворы, проверяли медицинские учреждения. И уж тем более велика была их помощь при прочесывании лесных и парковых массивов, когда там пропадали пожилые люди, дети.

Все это было интересно, многое Гуров знал и сам, и сейчас, так подробно расспрашивая Леру и Ольгу Владимировну, он пытался исподволь понять, имеется ли в районе, где жил Колотов, какая-то волонтерская группа, пытается ли кто-то из волонтеров, несмотря на негласный запрет, все же помогать пенсионерам. Есть ли среди волонтеров те, кто когда-то занимался такой вот адресной помощью ветеранам самостоятельно…

Выйдя на улицу, Лев постоял немного, рассеянно глядя вдоль улицы и думая о своем деле. Ну ладно, представление он получил исчерпывающее. Допустим, эта девица, что приходила к Колотову, к волонтерам отношения не имеет. И адреса ветерана нигде в подобных организациях нет. Вопрос: откуда эта девушка о нем узнала? Соседи показали, что к ним с вопросами никто не обращался. Об этом Станислав расспрашивал их особенно усердно. Так откуда же информация у добровольной помощницы? И куда она делась после смерти старика? Была ли на похоронах эта сердобольная помощница?

В кабинете собрали трех женщин, которые могли описать и опознать девушку, навещавшую Колотова до его смерти. Но хотя они и жили по соседству с пенсионером, эту девушку видели всего несколько раз. На процедуру составления фоторобота пригласили и Елизавету Светлову, которая обладала хорошей памятью на лица и тоже пару раз видела ту девушку.

Крячко подсоединил проектор, и изображение с экрана компьютера появилось на переносном экране. Гуров встал перед женщинами и объяснил им, как будет строиться работа. Надежда у него была только на Светлову с ее профессиональной памятью. А вот домохозяйки его беспокоили. Собственно, его сильно беспокоила вся ситуация, потому что никто из соседок хорошенько не смог рассмотреть девушку, приходившую к Колотову. То ее видели выходящей из квартиры со спины, то она поднималась по лестнице, опустив лицо. А когда женщины стали путаться в том, во что была девушка одета, то сразу возник вопрос, а одна и та же девушка навещала Колотова или это были разные помощницы?

Женщины описывали ее одежду довольно основательно и детально, а вот походку, жестикуляцию или голос описать не могли, длину и цвет волос тоже. Но тут неожиданно помогла Светлова.

– Я видела на ней парик, – заявила она.

– Парик? – удивленно переспросил Крячко. – А подробнее, пожалуйста!

– Куда же подробнее. Женщина всегда смотрит оценивающе на другую женщину, если она ею недовольна или испытывает к ней антипатию. Лев Иванович вот знает, какого рода антипатию к этой девушке могу испытывать я. К тому же я женщина и могу отличить живые волосы от мертвых волос парика. В первый раз я увидела эту девицу с длинными волосами под синей вязаной шапочкой. Они спускались у нее до плеч и имели… ну, это краска с номером тона «7». Спустя пару недель я ее увидела уже без длинных волос, но челка из-под шапочки выбивалась, и это были ее натуральные волосы, только темнее. Впрочем, она могла и покраситься, но волосы были настоящие, а не парик, как в первом случае. А потом еще через пару недель я ее видела в платиновом парике, причем не очень ухоженном. Волосы относительно короткие. Это называется «каре». Было видно, что парик долго лежал и немного деформировался.

– Вот это да! – улыбнулся Крячко и посмотрел на Гурова.

– А еще девочка маникюр делает сама себе, это не салонная обработка ногтей.

– Скажите, Елизавета Николаевна, а что вы можете сказать об одежде девушки? Сможете ее охарактеризовать?

Эта мысль пришла в голову Льву неожиданно. Век живи – век учись. У женщины оказался не только хороший вкус, но еще и наметанный глаз и привычка оценивать людей по внешнему виду. Она, видимо, действительно была хорошей секретаршей. Он ждал ответа, глядя на Светлову с интересом. Другие женщины только непонимающе переглядывались и перешептывались. Одежда как одежда. Все так одеваются, что тут можно сказать.

– Куртка у нее стильная, – чуть подумав, отвечала Елизавета Николаевна. – Стильная, но дешевая. Не из бутика, но и не с рынка. Правда, однажды я ее видела в дорогой куртке, которая была ей откровенно мала. Видимо, купила с большой скидкой в модном магазине, где ее уценили, потому что долго никто не покупал из-за маленького размера. Ну, что еще, шапочки, шарфики, легинсы – все это обычное для молодежи, независимо от социального статуса. Ну, может, только дети очень состоятельных родителей не будут одеваться в таких магазинах, а только в Италии или во Франции. Судя по стилю, у нее нет подруг с хорошим вкусом или достатком. Не у кого ей поучиться одеваться. Значит, она из среднего круга. Может, студентка непристижного вуза, может, из категории офисного планктона довольно средненькой фирмы, где не вводится даже дресс-код. А может быть, работает в какой-то муниципальной организации.

С составлением фоторобота провозились около трех часов. Крячко три раза ставил чайник, отпаивая уставших женщин чаем, один раз даже бегал в аптеку за корвалолом. И все же работа продвигалась. Если бы не огромный опыт полковников, вряд ли бы что-нибудь получилось. Женщины утверждали, что не видели лица, но постепенно, когда удалось их настроить на воспоминания, на ситуации, когда они встречали девушку на лестнице, на площадке возле квартиры, соседки и Светлова начинали вспоминать, что все же были секунды, когда хоть мельком, но они успевали увидеть лицо девушки.

Сыщики наводящими вопросами помогали вспоминать детали, заставляли повторять прежние воспоминания. И постепенно стала вырисовываться картина. Точнее портрет. Тонкие светлые волосы, на этом настаивала Светлова, полагая, что у девушки не было роскошных волос. Крячко возражал, но женщина уверенно объясняла, что у людей, имеющих тонкие волосы, имеются и другие характерные признаки в чертах лица, свойствах кожи. Поэтому она настаивала на тонких светлых волосах, светлой, плохо принимающей загар коже с видимыми прожилками мелких сосудов. А еще у девушки, по ее мнению, были тонкие ломкие ногти, небольшие по размеру, редкие короткие ресницы.

– Губы тонкие, – оживились другие женщины, в свою очередь вспомнив некоторые детали. – Когда она их поджимает, они у нее в ниточку вытягиваются.

К началу четвертого часа работы портрет девушки был готов. Гуров и Крячко с надеждой смотрели на женщин, ожидая последнего решительного: «Да, это она, очень похожа». Соседки покойного пенсионера и его бывшая секретарша тихо переговаривались, продолжая обсуждать губы, нос, разрез глаз. Вздыхали, пожимали плечами. Одна из женщин даже всплакнула, прижимая уголок платка к глазам. Старика в доме, кажется, любили. Гуров понял, что дальше им в этом вопросе не продвинуться, и, подойдя к экрану, обратился к присутствующим:

– Дорогие женщины, вы устали, вы просто молодцы и очень помогли нам. Я хочу все же услышать от вас, не зря мы просидели тут с вами несколько часов? Похоже изображение на лицо той девушки или нет?

– Ну да… Наверное, похожа… Вроде она… Как тут скажешь… Если бы мы с ней хоть раз вот так, как с вами, разговаривали, а то все на бегу да мельком.

– Ну, понятно, – подвел итог Крячко. – Давайте я отмечу ваши пропуска и провожу вас до лифта.

Ближе к вечеру сыщики собрались в кабинете начальника Главка. Орлов был немного рассеян и все время потирал затылок. Кажется, у него снова подскочило давление.

– Может, мы утром? – начал было Лев, озабоченно глядя на старого друга, потиравшего мощный затылок.

– Перестань! – отмахнулся генерал. – Утром, вечером! Можно подумать, у меня утром голова болеть перестанет.

Подойдя к своему столу, он порылся в ящике, нашел какие-то таблетки, бросил одну в рот и запил водой из стакана. Шумно вздохнув, вернулся к длинному столу для совещаний, за которым сидели сыщики, и, усевшись с Крячко, спросил:

– Ну, что у вас? Продвинулись?

– Почти весь день бились над фотороботом. – Гуров протянул Орлову листок с распечатанным изображением. – Сходство есть, но мы не уверены, что оно большое. Как выяснилось, девушку, которая навещала Колотова, именно в лицо толком никто и не видел.

– Думаете, это случайность? Или совпадение? – разглядывая портрет, поинтересовался Орлов.

– Данных маловато для такого рода выводов, – пожал плечами Крячко. – Хотя если опираться на показания четырех женщин, которые несколько раз на протяжении последних двух месяцев видели эту девушку в подъезде, то, пожалуй, приходит в голову мысль, что она умышленно отворачивалась, чтобы ее не запомнили в лицо.

– Но главное-то не в этом! – раздраженно добавил Гуров. – Главное в том, что у нас нет и представления о возможных мотивах убийства. Если это, конечно, убийство или оставление человека в беспомощном состоянии, повлекшее за собой его смерть. Зачем этой девушке и тем, кто за ней могут стоять, желать смерти Колотову?

– А того парня или тех парней, которых как-то видели с этой девочкой, свидетели описать могли? На них фоторобот не получилось сделать?

– Какое там! – махнул рукой Стас. – Толком описать рост и возраст никто не смог. Или хотя бы одежду. Глухо как в танке!

– М-да! – задумчиво протянул Орлов, бросая на журнальный столик рисунок. – Мотива нет, подозреваемых нет, состава преступления, пожалуй, тоже нет. Нет имущественного посягательства. Может, еще раз обследовать его квартиру? Знаете ведь, как иногда бывает. След на пыльной поверхности, оставленный стоявшей там долго коробочкой.

– Чистота там стерильная, – напомнил Крячко. – Это даже в протоколе осмотра места происшествия отражено. Или сам хозяин, или эта девушка, но кто-то там убирался очень старательно и качественно. Причем не один раз навели порядок, а поддерживали его постоянно. Это нам следователь по-женски пояснила. К тому же женской рукой порядок поддерживался. Мужчины это делают немного иначе, хотя и мужчины бывают разными.

– Что-то все равно должно за этим стоять, – покачал головой Орлов. – Это могла быть какая-то мелкая, но очень ценная безделица, или готовились к переоформлению квартиры, но не закончили. Что думаете дальше предпринимать, господа сыщики?

– Первым делом объявить девушку в розыск. Теперь хоть какой-то фоторобот есть. Это первое. Во-вторых, попробуем поработать с теми, кто был на похоронах Колотова. Она могла там быть, ее могли запомнить. Если повезет, то нащупаем ниточку. А вообще, думать надо, Петр! Задачку ты нам подбросил неслабую. Если там, конечно, есть криминал.

– А это самое сложное, ребята, – вздохнул Орлов и поднялся. – Понять, есть криминал или нет его. Когда сразу ясно, что он есть, так хоть версии появляются, потому что мотивы видны. А тут – белый лист бумаги, и рисуй на нем все, что в голову взбредет. Кстати, а пальчики там нашли хоть какие-то, пригодные для идентификации?

– Кроме отпечатков пальцев самого Колотова на мебели, – ответил Крячко, – есть еще отпечатки одного человека. Возможно, двух. Женские маленькие пальчики или детские. Но детей в квартире Колотова никто отродясь не видел, остается надеяться, что это «наследила» та самая девушка. А вот отпечатков второго человека, которые заметно крупнее, почти не нашли. Смазанные, непригодные есть, но это и все.

– Ладно, пока оставим это в памяти на крайней полочке, – задумчиво проговорил Орлов. – Давайте напрягитесь, матерые сыскари! Завтра сочините план дальнейшей работы по этому делу. Прикиньте, что еще из ваших дел можно передать другим сотрудникам в отделе, чтобы вас разгрузить, а сами сосредоточьтесь на деле Колотова.

Гуров весь день разыскивал и опрашивал тех, кто был на похоронах Колотова. Кроме еще одного пенсионера, который когда-то работал с Андреем Сергеевичем и жил неподалеку, на этом горестном мероприятии были несколько соседей по подъезду, в основном такие же пенсионеры, и представитель из мэрии, который перед погребением выступил с короткой речью. Девушку там никто не видел, хотя, как полагал сыщик, она могла присутствовать, только не подходить к могиле. Но это было бы возможно только в одном случае: если она ухаживала за пенсионером из благих побуждений, из сострадания, а не имея корыстных помыслов. Если корысть в его смерти была, то ей незачем было приходить на похороны.

– Вот она и не пришла, – резюмировал Крячко, когда Лев рассказал ему о результатах опросов свидетелей.

– Слушай, Стас. – В глазах Гурова мелькнули знакомые добродушные чертики. – Петра нет на месте, а дело, сам понимаешь, срочное…

– Ты от его имени опять запрос отправил? – усмехнулся Крячко.

– Ну, не хотел еще сутки ждать. Ты же понимаешь, что время идет, информации все меньше в памяти людей. Даже записи с камер наблюдения и те уже стерлись. Не дай бог, конечно, если нам понадобится. Я разослал запрос по Москве для всех участковых уполномоченных. Нам с тобой нужна статистика странных смертей пенсионеров, особенно заслуженных, по которым не возбуждались уголовные дела. Понимаешь меня?

– Хорошо понимаю. Я думал об этом, хотел даже предложить завтра, когда у Петра будем. Но ты уже послал запрос… Ну, поворчит Петр, а дело уже все равно сделано.

– Придется Петру объяснять, что мы из имеющейся информации о Колотове уже ничего не выжмем. Типичный «висяк». Ты же знаешь, что такого рода дела или не раскрываются никогда, или раскрываются случайно, через неопределенное время, когда всплывет какая-то информация, которую мы сумеем оценить или успеем подхватить, – покачал головой Лев.

– Петр это и без нас прекрасно знает… – хмыкнул Стас.

Когда Гуров вернулся домой, то сразу понял, что Маша спит. Это была особенная тишина – тишина домашнего покоя и уюта. Нет, когда Маша не спала, в доме у них тоже было уютно и спокойно, но это была другая атмосфера, атмосфера уютного домашнего движения, или запаха, когда жена готовила, или атмосфера творческая, когда Мария Строева репетировала. Сейчас Лев ощутил блаженную тишину, в недрах которой, уютно свернувшись калачиком, спала жена. Так уютно спать, как спала она, не умел никто на всем свете! Разувшись, Лев тихо вошел в гостиную.

Дом! Как это хорошо, и как много смысла в этом коротком слове. Недавно Светлова высказалась на этот счет, что она, войдя в квартиру, отгораживается от всего белого света. Нет, Гуров, в отличие от нее, не отгораживался. Он приходил в свой маленький уютный мир, в котором ему было комфортно, но не создавал границы или иллюзии границы, работа не позволяла. Но в те минуты и часы, когда не беспокоил телефон, когда его не вызывали на службу или не звонили по делу Крячко или Орлов, Лев умел отключаться. И помогала ему в этом именно жена.

Она создавала этот уют, этот тихий мир, берегла его, хотя и ее работа в театре порой заставляла Марию бывать дома довольно редко.

Гуров тихо прошелся по комнате и опустился в кресло у окна. Маша спала, накрывшись не пледом, а свитером мужа и уткнувшись в него носиком. Это было очень трогательно. Он не хотел ее будить, но Мария тут же открыла глаза и прошептала сонным голосом:

– Привет! Ты уже пришел или это я еще сплю?

Гуров промолчал, глядя на жену с улыбкой. Пусть еще немного понежится. Это ведь так здорово – не вставать сразу, не открывать глаза, а дать себе еще минутку сладко подремать.

– Я сейчас, – промурлыкала Мария. – Ужинать пойдем…

А потом они сидели на кухне под большим абажуром, который освещал только стол. Был еще светильник у разделочного столика и раковины. Но уют создавал именно этот любимый абажур. И они ужинали не спеша, потом так же спокойно и неторопливо пили чай из домашних бокалов, а не из гостевых чашек. И было тихо, было спокойно, а за окном город накрывала ночь. Можно почитать перед сном, а потом тихо поцеловать засыпающую Машу в висок, потушить свет и лечь спать…

Телефонный звонок раздался пронзительно и неестественно, хотя эта мелодия была установлена на телефоне Гурова уже лет пять и он привык к этому звуку. Просто сейчас он разрушал мир тихого домашнего уюта, звал туда, в мир преступников, крови, подлости. И это было противоестественно. Маша посмотрела на мужа и опустила глаза. Как часто в это время такие вот звонки заставляли Льва вставать и уезжать на всю ночь, а то и на две ночи. Ей тоже не хотелось, чтобы именно сейчас все закончилось именно этим.

– Товарищ полковник, – раздался в трубке незнакомый голос, – мне сказали, что по вашей ориентировке из главка звонить можно в любое время. Это по поводу пенсионеров.

Голос был напряженный, излишне нервный. Гуров чуть было не поморщился от досады, но решил не пугать Машу и сделал ленивое выражение лица.

– Представьтесь, – проворчал он в трубку.

– Виноват! – более уверенно отозвался голос. – Капитан полиции Сиротин, старший участковый 216-го отделения полиции Юго-Западного округа.

– Вот теперь давайте по существу, товарищ капитан.

Маша поднялась и понесла посуду в раковину. Включать посудомоечную машину из-за двух тарелок и двух чашек она не стала. Как-то по-особенному разочарованно зажурчала вода из крана. Лев посмотрел на спину жены, и ему показалось, что сейчас уйти со своим служебным разговором с кухни было бы сродни предательству. Это как порвать тонкую и нежную ткань, окутавшую тебя. Как порвать чувства и ощущения. Старею, что ли, с неудовольствием подумал он. Сентиментальным стал. А может, просто я очень люблю Машу. И Лев остался сидеть за столом, слушая незнакомого капитана.

– На нашем участке был случай с пенсионером. И как раз заслуженным, как у вас в ориентировке и указывалось. Генерал-майор в отставке Бурунов скончался месяца три назад. Жил одиноко, родственников не было, жена умерла.

– Как давно умерла у него жена? – машинально спросил Лев, еще даже не поняв, почему именно этот вопрос у него выскочил первым.

– Я не знаю, товарищ полковник, – замялся участковый. – Случай-то рядовой, я не особенно вдавался в подробности. И криминала там никакого нет, старик, сердце.

Да и произошло все на участке моего подчиненного, старшего лейтенанта Осипова. Он проверку проводил.

Гуров хотел отчитать капитана. Ему следовало знать подробности, ведь дело касается смерти человека, видимо, скоропостижной. А он даже не глянул в предоставленные подчиненным документы. Но сейчас заниматься воспитанием офицера было совсем не время.

– Завтра к девяти утра пришлите этого своего Осипова ко мне на Житную с полной информацией по факту смерти генерала.

– Виноват, товарищ полковник, но, наверное, не получится, – глухо прозвучал голос капитана. – Не работает уже в органах Осипов. Выгнали за пьянство. Он удостоверение до сих пор не сдал. Я его уже пытался найти, но пока не получилось. Пьет, запой у него.

– Вы не поняли меня? – голос Гурова стал ледяным.

С таким он давненько не сталкивался, чтобы человек в погонах вот так отвечал на полученный приказ. Формально полковник для этого капитана не был начальником, даже по другому Главку числился, но все равно, чтобы старшему офицеру из центрального аппарата МВД вот так отвечали! Лев взял себя в руки, чуть помедлил и заговорил снова. Не стоило перегибать палку, ведь обстоятельства увольнения Осипова могли быть действительно сложными. И он на самом деле мог сейчас пить запоем в любой дыре, хоть с бомжами. А у участковых работа напряженная. Нет времени у капитана Сиротина на то, чтобы гоняться еще и за нерадивым бывшим сотрудником. Есть у него дела и поважнее.

– Если дело попало в МВД, значит, это очень важно. Мне нужно это вам объяснять?

– Нет, я понимаю, товарищ полковник…

– Не перебивайте! Это очень важно, и ваш Осипов сейчас чуть ли не единственный свидетель того, что там было в квартире умершего пенсионера. Можно обойтись и без него, но на это уйдет уйма времени, а его у нас нет. Вот что, товарищ капитан. В лепешку расшибитесь, но максимум информации о том, где искать Осипова, мне к утру соберите. Что можно предпринять, сделайте за эту ночь. Утром в девять часов я буду у вас. Подумаем, как быть дальше.

– Есть, товарищ полковник…

Гуров положил трубку на стол и потер лицо ладонями. Может, пустышка, а может быть, этот случай как раз имеет прямое отношение к делу о смерти бывшего чиновника. Хорошо, что он не накричал на этого капитана Сиротина. Очень было бы некрасиво, не зная человека и не зная обстоятельств, так его унижать. И самому унизиться, если уж подумать. Тоже мне, великий сыщик, полковник из Главка! Распоясался! Лев неожиданно рассмеялся и тут же наткнулся на удивленный взгляд жены.

– Ты чего смеешься? – спросила она. – Мне показалось, что ты кого-то там ругаешь по телефону, разнос устраиваешь.

– Это, Машенька, роль такая, – весело отмахнулся Гуров. – Все мы в жизни играем свои роли применительно к обстоятельствам, все мы в какой-то мере актеры по необходимости.

– Что-то не замечала раньше за тобой склонности к лицедейству, – покачала головой Мария. – Это я на тебя так влияю, моя профессия?

– Пошли спать, – предложил Лев, – а то завтра у меня очень тяжелый день.

– Пошли, – согласилась Маша, вытирая и ставя в шкаф тарелку. Она подошла к мужу, провела рукой по его волосам и посмотрела ему в глаза. – Помни, полковник Гуров, что жена всегда любила тебя за прямоту, открытость и честность. Даже когда еще не была женой. Тяжелые дни проходят, на смену им приходят праздничные, а потом снова случаются трудности. Но мы-то не должны меняться. Давай оставаться прежними?

– Давай, – охотно согласился Лев, обняв жену за талию и прижавшись лицом к ее груди.

В половине десятого утра Гуров и Сиротин на служебном «уазике» Сиротина подъехали к старому коттеджу на Варваринской улице. Этот зеленый район за МКАДом активно застраивался новыми загородными домами, но здесь еще оставалось достаточно и старых коттеджей послевоенной постройки. Шиферные крыши терялись в кронах старых деревьев. Заборы сплошь поросли густым кустарником.

Капитан остановил машину у старого, но ухоженного деревянного забора, который явно местами чинили в этом году. Ночью кто-то из участковых позвонил Сиротину и сказал, что Осипов вернулся домой и с кем-то пьет. Музыка у них орет на весь переулок.

– Здесь он живет, – кивнул капитан на калитку с железным ромбиком номера дома. – Тихо чего-то, видать, перепились и дрыхнут там без задних ног. Пока у нас работал, хоть как-то держался, пил только по выходным, а теперь совсем сорвался. Сколько я его ругал, материл по-свойски. Ничего не понимает человек.

– Знаете что, Сиротин, – взявшись за ручку двери, сказал Лев, – вы подождите меня в машине. Я сам. Поверьте, так будет лучше.

– Вы не знаете, какой он, когда пьян, – нахмурился капитан. – А теперь, когда его из полиции турнули, он вообще озлобленный. Со мной он, может, еще одумается, форму увидит, не станет наглеть. А с вами сдуру может и с кулаками полезть. Скажет потом, что не знал, что вы из полиции.

– Я приказываю вам ждать меня здесь! – процедил Гуров сквозь зубы и вылез из машины. Этот участковый раздражал его до невозможности.

Распустив узел галстука и вдохнув свежий воздух зеленого поселка, Лев подошел к калитке. Улочка была пустынной: ни машин, ни людей, да и звуков почти никаких, кроме кричащих где-то в кронах деревьев двух птиц. Положив руку на край калитки, сыщик вдруг обратил внимание, что она не заперта. А что удивляться, сказал он сам себе, если откуда-то вернулись пьяные в дым мужики, да еще продолжили пить всю ночь. Может, под утро кто-то из них домой подался, а хозяин лежит пьяный. Ничего удивительного.

Толкнув калитку, он по растрескавшемуся старому асфальту дорожки двинулся к дому. Двор был запущенный: трава не стриглась, лавка со столиком под окном покосились и потемнели от времени, какие-то ржавые ведра у стены кирпичного сарая. Дверь в дом тоже была не заперта, даже закрыта не совсем плотно. Гуров решительно поднялся по двум кирпичным ступенькам и открыл дверь. Две пары обуви: грязные ботинки и стоптанные кожаные плетеные сандалии с оторванным ремешком. Половичок у двери сбит в сторону, вешалка оторвана и висит на одном гвозде.

Глянув вдоль пустого коридора, он увидел две двери в конце и одну слева от себя. Оттуда пахло обычной пьянкой, прокуренными стенами и занавесками, пахло неустроенностью жизни. Ох, сколько таких запахов Лев встречал в своей молодости, когда работал простым оперативником в уголовном розыске. Как правило, все и начиналось у людей вот с таких половичков, оборванных вешалок, запахов. А потом драки, поножовщина на бытовом уровне, сердечные приступы, инсульты, шприцы, смерть от передозировки.

Он вошел в комнату и замер на месте. Все, что вспоминал, все, о чем только что думал, предстало перед его глазами во всей своей мрачной трагической красе. Мужчина в майке, мятых грязных джинсах и с босыми ногами лежал перед обеденным столом, положив руку на опрокинутую табуретку. Под ним расплывалась небольшая лужа крови. На столе три стакана, тарелки с объедками, початая бутылка водки «Зимняя стужа». Еще две пустые валялись под столом.

– Твою ж мать! – Гуров присел рядом с телом и положил пальцы на сонную артерию.

Пульс был, сердце билось, хотя и довольно слабенько. Быстро перевернув мужчину на спину, он увидел рваную рану на майке в том месте, куда попал нож. Наверняка вон тот, что лежит в сторонке с окровавленным лезвием. Майка на боку вся пропиталась кровью. Лев быстро осмотрелся. Ничего, никакой аптечки, а действовать надо быстро, счет может идти уже на минуты. Он сорвал с вешалки длинное кухонное полотенце не первой свежести, разорвал его по длине на две полосы. Выдвинув несколько ящиков кухонного стола, нашел относительно чистые тряпицы. Сложив их тампоном, прижал его к ране и обвязал раненого полотенцами.

Опергруппа приехала из местного отделения полиции через десять минут после того, как «Скорая» увезла Осипова. Его личность подтвердил капитан Сиротин. Около часа следователь и криминалист осматривали дом, а Гуров вместе с капитаном и приехавшим оперативником опрашивали соседей, которые могли слышать ночной шум, видеть тех, кто приходил к Осипову или с кем он сегодня вернулся домой. А еще через час приехал взволнованный Крячко.

– Ну, и во что ты тут вляпался, Лева? Все время себя кляну, нельзя тебя одного никуда отпускать. Как без меня куда-то отправишься, так обязательно с приключениями.

Слушая старого друга, Гуров кивнул на лавку со столиком под окном и предложил:

– Пойдем посидим на свежем воздухе, а то я с самого утра уже набегался.

– Ну, так что это за разборка здесь? – уже серьезно спросил Станислав, когда они уселись в тени деревьев.

– Вчера звонил вон тот капитан – старший участковый Юго-Западного округа. Моя ориентировка по пенсионерам сработала. У них месяца три назад умер старичок, в прошлом генерал-майор, вот он и сообщил. Я ведь просил обращать внимание на заслуженных одиноких пенсионеров. А выезжал на место, когда сообщили о трупе в своей квартире, его подчиненный, участковый, который тот район обслуживал. Сам капитан информацией о смерти генерала не владел, не вникал он тогда в детали. А его сотрудник на сегодняшний день из органов уволен за постоянные пьянки. Я велел найти парня, вот и приехали к нему. А здесь – следы ночной попойки и хозяин квартиры с «ножевым» в боку.

– Живой?

– Да, живой пока. Если организм сильный, выкарабкается. Удар в бок пришелся. Как я понял, у него просто большая потеря крови.

– Что думаешь? Инсценировка? Решили убрать его?

– Нет, – устало улыбнулся Лев. – Не думаю, что так далеко зашло. Даже если тот второй пенсионер и попадает в наше дело по признакам, то за одну ночь об этом вряд ли могли узнать преступники и суметь организовать покушение. Да и не оставили бы они его раненным, добили бы наверняка.

– Ну, может, ты и прав, – вздохнул Крячко. – Генерал, говоришь? Ладно, давай отрабатывать смерть этого генерала. Я возьму на себя этого капитана, поеду с ним, посмотрю, что в делах у них осталось. По адресочку съезжу, присмотрюсь там: что за дом, какие люди живут.

– Хорошо. Я вернусь в управление, а ты мне сбрось данные на покойного. Проверю его по Министерству обороны, посмотрю, что на него есть, сведения о родственниках подниму. С Осиповым, я думаю, нам раньше завтрашнего утра поговорить не разрешат. Если даже все с ним нормально, если его приведут немного в норму. Он ведь на место выезжал, мог много чего там увидеть.

– Ну, если он пьяница и разгильдяй, я бы на твоем месте особо на разговор не рассчитывал, – покачал головой Стас.

– Есть у меня кое-какие сомнения на этот счет, – задумчиво проговорил Гуров. – Уж больно Осипова его бывший начальник не любит. Сам профессионализмом не блещет, а такие всегда чинопочитания требуют и борются за дисциплину во вверенном подразделении. Думаю, парень и так склонен был к алкоголю, а тут еще не сошелся с капитаном. Тот на него давил через начальство в отделении округа, а там никто разбираться не стал, и вытурили его из органов. Не факт, что Осипов такой уж плохой работник был. В любом случае надо проверить и попробовать расспросить его. Разочароваться в человеке мы всегда успеем.