Глава 5
ИДТИ В ЗЕНИТ, ПОКА ХВАТАЕТ СИЛЫ…
Где берут космический разгон
И мезоны, и Медведиц туши,
Угадай незыблемый закон,
Улови планет живые души.
– Рабочее вещество на исходе, капитан, – услышал Икаров по биосвязи голос Энквена.
Перед капитаном на экране светился «Пион», вернее то, что осталось от корабля. Почти все отсеки были сожжены. Дико и непривычно было видеть центральный ствол, который уже не окружали гроздья шаровидных отсеков. Река пламени, изливавшаяся из фотонного отражателя, стала заметно более прямой: притяжение Черной звезды постепенно падало. Взгляд капитана, скользнув по экрану вдоль центрального ствола, остановился на сиротливо поблескивающем шаре – оранжерейном отсеке.
– Готовьте оранжерейный отсек, – распорядился по биосвязи капитан: разговаривать он уже не мог.
– Как быть с зеленью, капитан? – деловито спросил Энквен.
– Все, что можно, разместите в оставшейся части корабля, – сказал капитан.
– Осталась твоя рубка и фотонный отсек.
– Гидропонные и аэропонные установки переместите в центральный ствол… Блоки информации – в головную рубку, – мысленно распорядился капитан.
Вскоре, прогибаясь под действием огромных перегрузок, в отсек бесшумно вошла шагающая тележка-манипулятор. Не обращая внимания на капитана, она деловито приблизилась к стеллажу, минуя загромождения из приборов, сваленных сюда из всех сожженных отсеков, и принялась вставлять в свободные гнезда патроны информационных блоков, доставленных из обреченного отсека.
Скосив глаза на экран внутреннего обзора, капитан увидел, как другие манипуляторы, руководимые роботами, разрезают оранжерейный отсек лазерным огнем.
Потом Икаров посмотрел, как старательно выполняет кибермеханизм задание, данное ему Энквеном. Ловкие щупальца, похожие на осьминожьи, один за другим вставляли патроны. Разгрузившись, манипулятор удалился. Шагал он, раскачиваясь, неуверенно: фотоэлементы говорили, что путь впереди свободен, но манипулятор делал шаг – и натыкался на препятствие.
Когда люк за манипулятором захлопнулся, Икаров, сосредоточившись, вызвал Энквена.
– Мы ни на шаг не удаляемся от Тритона, Энквен, – сказал Икаров.
– Не удаляемся, капитан, – подтвердил робот.
– Повысь мощность двигателей до предела, – велел капитан и с замиранием сердца стал ждать ответ.
Какую-то долю секунды Энквен размышлял над сказанным.
– Нет, – сказал он после паузы. – Возрастут перегрузки, и ты погибнешь, капитан.
– Но зато будет спасена информация, которую мы собрали… Спасется экипаж «Пиона», – сказал Икаров. Он старался воздействовать на Энквена логикой.
– Нет, – повторил Энквен.
– Это приказ.
– Приказ невыполним, капитан, – отрезал Энквен.
Этого еще недоставало – бунт на корабле!
Икаров попытался трезво оценить положение. О том, чтобы добраться самому до аннигиляционного отсека, не может быть и речи. В манипуляторе он сохраняет положение, строго перпендикулярное к движению «Пиона». Если немного изменить угол, лопнут кровеносные сосуды, он погибнет. Снова cвязываться с Энквеном бессмысленно. Он не станет производить действия, ставящие под удар жизнь Икарова, теперь это ясно.
Будь у Энквена ограничители, дело было бы проще: можно было бы просто отдать команду…
Привлечь на помощь других белковых? Ничего не получится: они, наверно, солидарны с Энквеном.
По-своему Энквен, конечно, прав: его выжидательная тактика может на какое-то время продлить жизнь капитана.
Нужно действовать. Икаров сосредоточился на мысленном приказе: «Всем свободным манипуляторам собраться в головной рубке». Биотоки, многократно усиленные, оживили чуткую радиосхему, передатчик включился, и сигналы команды разнеслись по всем уцелевшим отсекам «Пиона» (их было совсем немного). У манипуляторов была своя частота приема сигналов, отличная от частоты, на которой могли переговариваться белковые роботы. В данном случае это способствовало замыслу Икарова.
Через несколько минут в головном отсеке, и без того заставленном приборами и инфорблоками, стало совсем тесно. Огромные, неуклюжие на вид шары с бесчисленными тонкими отростками, шагающие тележки с гибкими щупальцами, очень похожие на манипулятор башни безмолвия, летающие пирамиды, ведающие магнитными ловушками «Пиона»… Каждый манипулятор был предназначен для определенной работы. Не обладая универсальностью белковых роботов, манипуляторы зато обладали – каждый в своей области – высокой степенью совершенства.
Сгрудившись вокруг капитана, манипуляторы в молчании ожидали дальнейших команд.
– Капитан… – голос Энквена звучал встревоженно, и его волнение передалось капитану. – Манипуляторы исчезли из двигательного отсека.
– Я вызвал их, Энквен, – сказал капитан.
– Мне нужны манипуляторы, капитан…
– Сейчас они возвратятся к тебе, – торопливо сказал Икаров.
Отобрав четыре манипулятора, капитан велел остальным разойтись по местам. Вмиг рубка опустела. Исполнительны, ничего не скажешь! Но если бы Икарову пришлось выбирать между манипуляторами и белковыми роботами, он, не задумываясь, остановил бы выбор на последних.
В течение нескольких минут Икаров тщательно втолковывал манипуляторам необычное задание. Ничего подобного за все годы полета им делать не доводилось, и манипуляторы переспрашивали у капитана чуть не каждое слово, произносимое мысленно.
– Можно ли нам применить лазерный луч, капитан? – спросил один манипулятор.
– Нет, нельзя.
– А если нам будет грозить опасность уничтожения?
– Это не меняет дела, – сказал Икаров.
В конце концов Икаров добился того, что на вопрос, ясен ли приказ, каждый из манипуляторов ответил: «Ясен».
– Приступайте к выполнению, – велел капитан.
Оставшись один, он выждал немного, затем включил по внутреннему обзору аннигиляционный отсек. На экране хорошо было видно, как отворился люк и четыре манипулятора вошли в отсек к Энквену. Робот обернулся к ним, что-то сказал. Не отвечая, манипуляторы окружили его. Встревоженный Энквен сделал шаг назад, к регулятору ускорения, инстинктивно защищая жизненно важный узел корабля. В тот же момент одна из тележек подскочила и бросилась ему под ноги. Энквен подпрыгнул, и тележка, пролетев по дуге над полом, врезалась в угол отсека. Многотонный удар смял платформу. Навстречу Энквену протянулись щупальца, как бы моля о пощаде, но робот, видимо, боялся лазерной вспышки. Мгновенно подняв покареженную тележку, он грохнул ее о пол. Многократно усиленная тяжесть сделала свое дело. Щупальца дрогнули и опали. Механизм вышел из строя.
Остальные три манипулятора замерли от неожиданности, словно безмолвно совещаясь между собой. Конечно, каждый из них получил приказ капитана, но, с другой стороны, им был привит могучий инстинкт самосохранения. Без этого инстинкта, как известно, любой кибермеханизм слеп, и в космосе ему делать нечего. Он выполнит одно или два задания, а на третьем погибнет.
Энквен все еще не догадывался, в чем дело. Он решил, что от перегрузок у погибшего манипулятора разладилась регулировка. Но робот был настороже. Икаров видел, как Энквен снова стал спиной к пульту ускорения.
Энквен отдал манипуляторам какую-то команду, указывая рукой на выход. В тот же миг манипуляторы одновременно ринулись на него с трех сторон. Завязалась рукопашная. Энквен самоотверженно оборонялся. Манипулятор в форме высокого конуса вдруг резко перегнулся, почти сложившись вдвое, и, распрямившись, прыгнул на Энквена. Рассчитанным движением робот перехватил его и перебросил через себя. Упав на пол, конус каким-то чудом умудрился удержать равновесие, но от удара сдвинулся люк, который прикрывал воронку, ведущую к аннигилятору. И тут случилось ужасное: Энквен сильным и ловким ударом столкнул манипулятор в воронку. Жалобный вскрик, испущенный в последний момент защитной системой охваченного пламенем манипулятора, резнул слух Икарова. Разумный механизм, созданный руками человека, встретился со струей, состоящей из частиц антивещества, и тотчас распылился на мириады фотонов. «Лучшей смерти я бы не желал», – мелькнуло у Икарова.
Оставшиеся два манипулятора продолжали борьбу с Энквеном, на которую их толкнул капитан. Борьбу явно неравную: ведь они в целях самосохранения не могли применить главное свое оружие – лазерный луч, в то время как Энквен использовал во всем блеске полный арсенал приемов, разученных в Зеленом городке.
Предпоследний из манипуляторов погиб, перешибленный надвое страшным ударом Энквена. Но при этом Энквен немного замешкался, отрывая запутавшиеся щупальца врага. Промедление было мгновенно наказано. Последний оставшийся невредимым манипулятор – тележка с шестью щупальцами – встал на дыбы и плашмя опрокинулся на Энквена. Прежде чем Энквен, ослепший на миг от ярости, сумел сориентироваться, манипулятор обвил щупальцами его конечности. Энквен как подкошенный рухнул на металлический пол отсека. Манипулятор, не теряя времени, обвил вокруг робота еще несколько щупалец. Теперь Энквен был беспомощен, как младенец или как капитан.
– Капитан! – услышал Икаров его крик. – Берегись манипуляторов: они вышли из строя…
Между тем последний манипулятор продолжал действовать по программе, никак не отреагировав на гибель своих собратьев. Он бережно и ловко намотал на Энквена кислородный змеевик, лишив робота способности двигаться, взвалил огромный кокон на собственную платформу и поспешно направился к выходу, в то время как Энквен продолжал отчаянно сигналить, предупреждая капитана о новой опасности.
Икаров, не отрывавший глаз от экрана, содрогнулся, представив вес кокона с Энквеном.
Между тем, оставив свою барахтающуюся ношу в безопасном месте, манипулятор вернулся в аннигиляционную рубку. Одним гигантским прыжком покрыл он расстояние до пульта ускорений. В памяти манипулятора не хранилась система регулировки двигателей «Пиона» (это было ни к чему), но он получил от капитана подробные инструкции. «Не дай бог, что-нибудь перепутает», – подумал Икаров, следя, как победитель колдует у пульта. Последнее, что успел заметить капитан, – это целый океан пламени, вдруг затопивший экран внешнего обзора.
«Пион» из последних сил продолжал борьбу, карабкаясь по крутой спирали.
Так же трудно выкарабкивался капитан из глубокого обморока. Он не может, не имеет права терять сознание. И капитан продолжал направлять действия белковых, в то время как автоматика корабля в условиях искривленного пространства оставалась мертвым грузом.
Это была пытка, длящаяся вечность. Тело онемело, капитан перестал его чувствовать. «Конец», – мелькнула мысль. Жила только голова с сосредоточенной в ней болью, запекшейся сгустком. Отсек то набухал до невероятных размеров, словно астролаборатория с колонией бактерий, когда ее отторгли от «Пиона», то сжимался, железным обручем сдавливая голову. Каждый раз, когда капитану удавалось на миг приоткрыть глаза, он смотрел на цифру в окошке. И каждый раз она оказывалась больше предыдущей. Но поверхность экрана-иллюминатора по-прежнему оставалась черной…
Капитан очнулся. Огненные волны словно лизали обнаженный мозг. Головная рубка вращалась вокруг капитана. Экраны поблескивали, кроме одного, до краев налитого бездонной чернотой.
В ушах бился чей-то далекий голос. Это он вывел капитана из забытья. Икаров прислушался.
– Капитан, капитан! Откликнись, – без устали звал, повторяясь, голос.
– Кто это? – мысленно спросил капитан.
– Кельзав.
– Говори.
– Система жизнеобеспечения «Пиона» под угрозой, – быстро произнес Кельзав.
– Что случилось?
– По твоему приказу регенератор был помещен в центральном стволе корабля. Метеорит пробил обшивку и перекрытие.
– Пробоину заделали?
– Да.
– Что с регенератором?
– После удара о перегородку метеорит распылился, в регенераторе несколько тысяч пробоин. Все их заделать невозможно. Уровень воды в коридорном отсеке повышается, – доложил обстановку Кельзав.
Капитан понимал, что, поскольку в корабле невесомости не было, вытекающая из регенератора вода скапливается слоем на полу. Обладая чудовищным весом в условиях перегрузок, она легко может просочиться вдоль центрального ствола…
– Каков уровень воды? – спросил капитан.
– Метр.
– Почему только сейчас обратился?
– Капитан, я обращался к тебе неоднократно по всем каналам связи, – сказал Кельзав. – Ты не отвечал. Не отвечает почему-то и Энквен. Покинуть свой участок я не могу.
– Какие принял меры?
– Обратился к электронному мозгу, – произнес Кельзав. – Он посоветовал мне…
– Ни в коем случае не следуй советам электронного мозга, – перебил капитан.
– Но электронный мозг корабля…
– В условиях искривленного пространства он может работать неправильно, особенно при таких перегрузках, – пояснил капитан.
– Но ты же работаешь, капитан.
– Как ты борешься с наводнением? – спросил Икаров, косясь на черный экран.
– Установил насос.
– Куда откачиваешь воду?
– В переходную камеру.
Перед мысленным взором Икарова мелькнула узкая переходная камера. Она наполняется водой, на волнах покачивается скафандр, в котором капитан выходил на поверхность корабля, в открытое пространство…
– Это совет электронного мозга? – спросил капитан.
– Да.
– Немедленно выключи насос. Мы удаляемся от Тритона, и кривизна пространства меняется. Если камера перехода будет полной, она может лопнуть, как мыльный пузырь, и «Пион» переломится надвое, – сказал капитан.
– Насос выключил, – доложил Кельзав после короткой паузы. – Вода прибывает.
– Там должны быть пустые контейнеры для взятия проб, – сказал капитан.
– Имеются. Их выгрузили из оранжерейного отсека, – откликнулся Кельзав.
– Собирай в них воду и отправляй по ленте в аннигиляционный отсек, – распорядился капитан. – Двигатели нуждаются в рабочем веществе.
– Капитан, я не могу этого сделать…
– Лента заклинилась?
– Лента в порядке, капитан. Энквен не отвечает. Капитан, разреши мне спуститься в двигательный отсек и выяснить, что с Энквеном, – попросил Кельзав.
– Оставайся на месте.
– Я быстро…
– Выполняй приказ, – отрезал Икаров.
– Один не справлюсь.
– Вызови свободные манипуляторы, – сказал капитан. Кельзав отключился.
Итак, разрушен регенератор. Починить его можно только в условиях плоского пространства. Но до него еще надо добраться… Ему уж, видно, не дожить до этого дня.
Последние минуты Федор хотел побыть рядом с Лин. Мысленным усилием он включил патрон с записью ее голоса. Он берег его, как последний глоток воды.
«На кремнистой тропе, на чужом перевале…» – зазвучал в капитанской рубке голос Лин. Строки о спиральном пути человечества Икаров знал наизусть
– строки, которые подсказали ему, где искать выход из ловушки, в которой очутился «Пион». Капитан впитывал каждое слово Лин, каждую ее интонацию, и кажется, сама тяжесть начинала таять.
«Чтобы вынырнуть снова, прорезавши дали, на каком-то витке бесконечной спирали», – закончила Лин. Голос умолк, послышался легкий треск. «Неужели в блоке больше ничего не записано?» – испугался Икаров. Он вспомнил, как Лин спрятала этот блок в одном из отсеков строящегося «Пиона». Это было, когда он, вернувшись с Рутона, прилетел к Лин на Луну. Федор просил дать ему блок, Лин отказывалась. «Ты послушаешь его в полете, когда ты будешь одинок и тебе будет плохо», – сказала она. «Ты уверена, что именно я полечу на «Пионе»?»
– спросил Федор. «Уверена», – ответила Лин.
Ну что ж, ее предсказание сбылось. К Черной звезде «Пион» повел капитан Икаров. И… что это? В рубке зазвучал голос Лин, будто она находилась рядом: Федор включил еще один блок.
– …Человек покоряет пространство. Почему же он не может покорить время? – спросила Лин.
– Как ты это себе представляешь – покорить время? – поинтересовался Федор.
– Очень просто, – засмеялась Лин. – Захочу – и отправляюсь в завтрашний день. Или во вчерашний.
– В завтрашний день можно. Во вчерашний нельзя, – произнес Федор.
– Дверь в прошлое закрыта?
– Побывав у предков, ты бы спутала карты историкам, – сказал Федор.
– Разве все дело в историках?
– Причина и следствие не могут поменяться местами, – произнес Федор. – А именно так может случиться, если бы мы путешествовали в прошлое… Помнишь, мы читали в одной смешной книжке про человека, который отдавал долги раньше, чем делал их? Такая же бессмыслица может получиться, если человек отправится в прошлое.
– Да, я понимаю… Время течет только в одну сторону, как Обь, – сказала Лин.
…Обь! Мгновенно Икаров вспомнил все. Этот разговор происходил на Оби. Они шли по высокому берегу, время от времени Федор швырял в воду камешки. Они совсем недавно познакомились на озере Отдыха, и Федор робел немного, но виду не показывал. Значит, Лин тогда записала на патрон весь их разговор.
Стоило только закрыть глаза – и вот они снова идут по берегу, юные и счастливые.
– Бег времени непостижим, – сказала Лин.
– Время… – задумчиво произнес Федор. – Знаешь, нам сегодня на лекции рассказывали об одной смелой гипотезе. По этой гипотезе, время может сгорать, подобно углю, и вот такое пылающее время и дает звездам энергию.
– Какая красивая теория, – сказала Лин. – А кто ее автор?
– Козырев.
– Давно он жил?
– В XX веке.
– Смелая теория. Она не подтверждена? – спросила Лин.
– Но и не опровергнута до сих пор, – ответил Федор.
– Может быть, она подтвердится на Тритоне, – негромко сказала Лин.
– Мы о звездах знаем еще очень мало, – заметил Федор. Капитан готов поклясться, что именно в этом месте он взял Лин за руку.
– Я часто представляю, – сказала Лин после паузы, – что где-то в далеких мирах время течет иначе, чем на Земле. Как? Не знаю, но иначе. Время каждому живому существу, каждому предмету отмеряет срок. Раньше это тоже хорошо понимали. Вот послушай старинную балладу о вине.
…Капитан Икаров помнил балладу о вине. Лин читала ее Федору множество раз там, на Земле. Но сейчас, слушая чеканные слова здесь, в отсеке на три четверти сожженного корабля, тревожно несущегося в черной ночи, сдавленный неимоверными перегрузками, которые не дают даже пальцем пошевельнуть, капитан в старых строчках открывал неожиданно для себя нечто новое, неведомое, скрывающее тайный смысл, гнездящийся то ли в неторопливом повествовании, то ли в самих интонациях родного голоса:
Вино, как человек, имеет сроки
Играть, бродить, янтарно созревать.
Год выдержки – и золотые токи
Веселый нрав начнут приобретать.
Пять лет… Они густеют и мужают,
Благоуханней солнечный букет.
А если век над ними пролетает?
А если два? А если тыща лет?
Каков, должно быть, аромат столетий,
Какая крепость и какая страсть!
Чего, наверно, не отдашь на свете,
Лишь только бы таким упиться всласть!
Однако, друг, что можно знать заране?
Проникнись этой истиной простой.
…Центурион провинции Кампанья
Водился с франком – Рыжей бородой.
И в память о походе самом ярком
Разбогатевший римлянин Турам
Трирему с запечатанным подарком
Послал к скалистым галльским берегам.
Мистраль на юте подвывал угрюмо,
Гребцы качались в ритме заводном.
Покойно капитану было в трюме,
Где амфоры покоились с вином. —
Тайком спустился он, чтобы немного
Отведать знаменитого вина.
За дерзость эту здесь же, у порога,
Богам бедняга заплатил сполна.
Подводный риф… И хохот пены дружен, —
Стихии все, как видно, заодно.
У рыб на этот раз был славный ужин.
А груз хмельной отправился на дно.
И шли века, и горбились устало,
Соль разъедала хитрый такелаж.
На глину амфор глина оседала,
И грезилось вину сквозь сон: когда ж?..
Недавно это было: водолазы
Нашли корабль у рифа на мели.
Никто такого не видал ни разу.
Ил на борту, как плавники, рули.
Стремительные линии, чернея,
Охватывали контур корабля.
До палубы гнилой провисли реи,
И в трюм набилась плотная земля.
В диковину здесь каждая вещица,
Все древнего значения полно.
Волна морская весело искрится…
– Гляди, сосуды!
– Может быть, вино?
И круг замкнулся. Старое вернулось.
Не утаило море ничего:
Посылка с адресатом разминулась
На два тысячелетия всего!
Сардины и резина пахнут остро.
Скафандры – прочь, и шланги – на места!
На палубе, вблизи резного ростра,
Три амфоры – ровесницы Христа.
Сосуды целы, и печати целы,
Придется только слой веков отмыть.
Изделье древних, видно, не сумели
Косматые стихии повредить.
Но каково ж оно, вино столетий?
Нет, видно, в мире краше ничего.
Наверное, забудешь все на свете,
Коль в добрый час отведаешь его!
Но что это? Скривившиеся лица.
Прокисло? Не годится никуда?
Нет, хуже! В темных амфорах дымится
Не уксус и не брага, а вода!..
Над сизой зыбью день стоял высокий,
Под волнами просвечивало дно.
…Вино, как человек, имеет сроки:
Иссякла жизнь – и умерло вино.
Голос Лин умолк. Икаров открыл глаза. Ему показалось, что стены отсека начинают приобретать прежнюю, неискаженную форму. Линии выравнивались, плоскости утрачивали изгиб.
Капитану даже почудилось, что перегрузки немного уменьшились. Число в окошке медленно, но верно приближалось к третьей тысяче. Химеры, сотканные из бездонных теней и кольцевидных блистающих лучей, постепенно таяли. Так исчезает ночной кошмар, когда близится миг пробуждения. Лучи выпрямлялись, словно ветви дерева, отряхнувшего с кроны снежный груз.
По головному отсеку разлилось голубоватое сияние. В первую минуту Икаров не сообразил, откуда оно. Панели? Внутренняя обшивка? Не то.
Мертвенный свет разлился по всем уголкам. Икаров обвел взглядом рубку.
Экран-иллюминатор был по-прежнему черен, но на нем прорезалось несколько звезд. Это от них струился ровный спокойный свет.
