Глава 14

Когда мы свернули с Брод-стрит влево на Черч-стрит, я открыла глаза, не желая пропустить красивый вид на церковь, построенную посередине улицы. Теперь машины были вынуждены объезжать ее, зато каждый мог полюбоваться тосканскими портиками на трех фасадах, выходящих на Черч-стрит.

Софи объяснила мне, что церковь построили прямо посреди улицы из-за английской традиции и этот вид чаще всего фотографируют в Чарльстоне. Я ответила ей, что последнее крайне сомнительно, но согласилась с первым, ибо с самого рождения в меня вбивали, что Англия всегда будет эталоном, с которым сравнивают все, что делают чарльстонцы.

Хотя до Рождества оставалась неделя, погода стала заметно теплее. Я не успела взять пиджак или свитер, что не было бы проблемой, если бы мы ехали не на кладбище. Как обычно, когда Джек подъезжал, освободился парковочный карман, и он ловко его занял.

Ребекка подождала, пока Джек подойдет к ее дверце и поможет ей выйти. Они встали, разговаривая, на тротуаре, я же терпеливо ждала, чтобы кто-нибудь по крайней мере сдвинул переднее сиденье вперед. Наконец мое терпение лопнуло. Фыркнув, я расстегнула замок ремня безопасности и, извиваясь, попыталась освободиться из моего капкана. При этом я зацепилась лодыжкой за висящий ремень безопасности переднего сиденья и упала лицом вниз на тротуар.

Я бы точно запахала носом, не подхвати меня в последний момент сильные руки прохожего мужского пола в мягком кашемировом пальто.

– Мелани?

Его лицо было так близко к моему, что расплывалось перед глазами.

– Марк?

Марк Лонго поцеловал меня в щеку и улыбнулся, сверкнув белозубой улыбкой, тотчас напомнившей мне, почему в свое время я в него влюбилась.

Это случилось до того, как мне стало известно, что его больше интересуют спрятанные в моем доме бриллианты конфедератов, нежели любые мои прелести.

– Я скучал по тебе, – сказал он, и я почти поверила искренности в его взгляде. – Ты не ответила ни на один мой телефонный звонок, ни на одно письмо. Мы так толком и не поговорили…

Я сделала шаг назад.

– Я тоже скучала по тебе, – призналась я, хотя это было правдой лишь отчасти. Рядом с Марком я всегда ощущала себя молодой, красивой и полной сил. Он бы никогда не заставил меня сесть на заднее сиденье машины. Чувствуя, что Джек и Ребекка наблюдают за нами, я тепло улыбнулась ему и быстро поцеловала в щеку.

– Означает ли это, что я прощен? – Его взгляд как будто прожигал меня насквозь. Вдруг я и вправду ему небезразлична, подумала я. В конце концов, у него больше не было причин изображать ко мне теплые чувства. Если только его следующие слова не будут просьбой о кредите.

– Лишь частично, – сказала я, зная, что теперь Джек навострил уши. – Твое поведение было далеко не образцовым. Но если ты позвонишь мне снова, я обещаю ответить на звонок и дать тебе шанс искупить вину. Я скажу Нэнси, чтобы она не бросала трубку.

– Хорошо, – сказал он. – С ней шутки плохи. Ее следует сделать частью системы национальной обороны.

Я улыбнулась ему, задаваясь вопросом: смогу ли я снова быть с ним наедине после того, как он поступил со мной? Но были у нас и хорошие моменты. Я решила дать ему еще один шанс искупить грехи. Если это будет стоить ему хорошего ужина в «Блоссоме», то так тому и быть.

– Привет, Мэтт. – Джек встал между нами, но руки Марку не протянул. – Как челюсть? Не болит?

Он имел в виду их последнюю встречу, когда Джек почему-то счел своим долгом восстановить мою честь кулаком, которым он врезал Марку по лицу.

– Спасибо, лучше. Впрочем, я вас не виню. Мелани – женщина, за которую стоит сражаться, и я признаю, что тогда получил по заслугам. – Марк улыбнулся и положил руку мне на плечо. – И теперь она согласилась по крайней мере дать мне еще один шанс искупить вину.

– Вряд ли Мелани… – Ребекка не дала ему договорить, сунув между ними ладонь.

– Марк Лонго? В прошлом году я брала для местного журнала у вас интервью о вашей винодельне. Насколько мне известно, в этом году у вас был потрясающий урожай, и ваша винодельня сейчас делает феноменальный бизнес. Мои поздравления.

Марк взял ее маленькую руку в свои и расцеловал в обе щеки. Мы с Джеком смотрели на них и не верили собственным глазам.

– Конечно, помню. Ребекка, не так ли? Как можно забыть такое прекрасное лицо. – Они улыбнулись друг другу в обоюдном восхищении. При виде этой слащавой картины меня затошнило. – Вы непременно должны написать продолжение о моем последнем проекте.

– И что это такое, если не секрет? – Ее тон был профессиональным и сдержанным, но я была готова поклясться, что она кокетливо похлопала ресницами.

– Я пишу книгу. У меня уже есть агент и некий интерес со стороны нескольких крупных нью-йоркских издательств.

– Неужели? – вклинился в разговор Джек. – Детская книга со множеством картинок?

В его голосе мне послышалось не просто раздражение, но и что-то еще. Неужели он испугался вторжения Марка на его территорию?

– Я угощу вас обедом в нашем новом ресторане, – продолжил Марк, проигнорировав его колкость. – Мы сумели убедить шеф-повара «Французской Прачечной» из Напа приехать поработать у нас, и я обещаю вам, что это удовольствие вы не скоро забудете.

Ребекка улыбнулась, и на ее щеках появились ямочки.

– С удовольствием. На следующей неделе я позвоню вашему секретарю, чтобы договориться о встрече.

– Замечательно. – Марк вновь посмотрел на Джека. – Я понятия не имею, что вы делаете с двумя такими красивыми женщинами, но вы явно этого не заслужили. Дамы, было очень приятно пообщаться. Вскоре я поговорю с вами обеими, – добавил он с насмешливым поклоном и, повернувшись на каблуках, зашагал прочь.

Джек повернулся ко мне:

– Надеюсь, ты не собираешься обедать с этим типом? Или ты забыла о его слегка подмоченной репутации?

Он был по-настоящему зол. Я на миг почувствовала себя польщенной, пока не вспомнила, как всю поездку просидела скорчившись на заднем сиденье его «Порше».

– Моя личная жизнь абсолютно тебя не касается, и я была бы признательна, если бы ты держал свое мнение при себе.

Я зашагала к кованым воротам, что вели на кладбище Святого Филиппа.

– Пошевеливайся. Давай поскорее покончим с этим делом. Не забудь свою камеру. Она на заднем сиденье. Похоже, она оставила неизгладимую вмятину на моем мягком месте.

Стоило мне войти на кладбище, как я тотчас ощутила ледяной холод и услышала гул голосов, окруживших меня, словно рой жужжащих мух. В ожидании, когда Джек и Ребекка догонят меня, я остановилась у могильного камня и прочла выгравированную на нем надпись: «Сейчас мы видим всё как бы сквозь тусклое стекло, тогда же увидим всё лицом к лицу. Сейчас моё знание несовершенно, тогда же моё знание будет полным, подобно тому, как знает меня Господь». 1-е Послание к Коринфянам 13:12.

Заметив краем глазом какое-то движение, я вздрогнула. В моей голове возникло жужжание. Казалось, оно намеренно блокировало другие звуки. Я резко повернулась, пытаясь разглядеть, что это было, и почти одновременно ощутила и опасность, и защиту. Сбитая с толку, я замерла, сосредоточившись на звуке, и вскоре услышала сквозь гул слабый голос и слова, похожие на крошечные колокольчики.

Будь осторожна, Мелани.

– Бабушка? – Хруст листьев под ногами заставил меня обернуться. Мой испуганный вздох утонул в гудящих колоколах часовни Святого Филиппа.

Взяв Джека под руку, Ребекка подошла ко мне. Я обратила внимание на ее ухоженную руку с аккуратным маникюром и сделала мысленную пометку – попросить ее помочь мне вручную, голыми пальцами, снять краску с потолочного медальона. Моментально взбодрившись при виде этой мысленной картины и проигнорировав тревогу на лице Джека, я даже сумела изобразить улыбку.

– Сюда, – сказала я и повела их к могиле моей бабушки.

К счастью, камень уже успели вернуть на прежнее место, а заодно убрали и желтую ленту.

– Вот, – сказала я, указывая на загадочный стих.

Джек начал читать вслух:

Я ждала, что он скажет что-то еще, однако заметила, что они оба как-то странно на меня смотрят. И поймала себя на том, что напеваю «Ватерлоо» группы «АББА», лишь бы заглушить голос, раз за разом повторяющий мое имя.

– Извините, – смущенно пробормотала я.

Джек поднял камеру и начал снимать, причем не только надгробный камень, но и могилу, и все, что было вокруг. Ребекка достала блокнот из сумочки и принялась делать заметки.

– Она умерла в тысяча девятьсот семьдесят пятом году, но этот стих был явно написан заранее.

– Похоже на то, – согласилась я. – Правда, до того как мы уехали, я никогда его не видела, да и моя мать тоже. Мы увидели это лишь недавно и не знаем, о чем идет речь.

Ясные голубые глаза Ребекки безмятежно смотрели на меня.

– Очевидно, волны как-то связаны с затонувшей «Розой», вам не кажется? Учитывая, что «Роза» исчезла во время землетрясения тысяча восемьсот восемьдесят шестого года, я бы предположила, что с этим связана строчка о трескающихся кирпичах.

Джек посмотрел на Ребекку так, как будто она только что изобрела нарезанный хлеб.

– Гениально, Ребекка.

Она просияла и повернула к нему лицо, как розовая маргаритка свою головку к солнцу. Я сделала еще одну мысленную пометку: поручить ей работы на свежем воздухе. Глядишь, тогда на ее маленьком носике проступит россыпь веснушек, а на лбу появятся несколько морщинок.

Они оба вновь повернулись ко мне, и до меня дошло, что, возможно, я слишком громко напеваю «Испытай удачу со мной».

– Извините, – повторила я, пытаясь вникнуть в смысл слов, что, по идее, должна была сделать, увидев их еще в первый раз. Вероятно, Ребекка была права, учитывая, что теперь нам было известно про затонувшее судно. Правда, мне было немного обидно, что не я первой об этом догадалась. – Прежде чем делать какие-либо выводы, хотелось бы изучить их чуть лучше, – добавила я как можно небрежнее. – И попытаться выяснить, что за ложь и что за грехи имеются в виду.

Пока мы рассматривали могильную плиту, Джек нащелкал еще больше снимков. Я исподтишка посматривала на него и Ребекку, пытаясь понять, слышат ли они что-нибудь необычное, потому что голоса вокруг меня звучали просто оглушительно. Меня так и подмывало зажать ладонями уши. Вместо этого я попыталась услышать тот единственный голос, который, как мне казалось, принадлежал моей бабушке. Присмотрись, Мелани.

Я взглянула на Ребекку – вдруг эти слова сказала она? Но нет, она что-то усердно записывала в свой блокнот. Я наклонилась ниже, на тот случай, если мы могли что-то упустить, и тотчас заметила декоративную гравировку, своеобразную виньетку, обрамлявшую сами слова.

– Смотрите, – сказала я, указывая на нее. – Выглядит знакомо, не правда ли?

Они оба повернулись посмотреть, куда я им указываю.

– Лично мне – нет, – небрежно отозвалась Ребекка и вернулась к своему блокноту. Джек несколько мгновений рассматривал виньетку, а затем еще несколько раз щелкнул затвором.

– Мне тоже, но это не значит, что ты не права. Подумай, Мелли, где ты могла видеть это раньше.

Я зажмурилась и вновь принялась напевать, чтобы ничего не видеть и не слышать. Смутное воспоминание о том, где я могла видеть этот орнамент, витало надо мной, как едва уловимый аромат. Я снова вздрогнула и попыталась засунуть руки в карманы, но моя правая рука наткнулась на что-то твердое.

Я в замешательстве посмотрела вниз, не помня, что я могла туда положить, но затем сунула пальцы внутрь и осторожно вытащила фотографии, которые сегодня утром дал мне отец. Причем верхний снимок оказался тем самым фото, на котором бабушка смотрела на витражное окно гостиной в тот момент, когда солнце высвечивало тайный рисунок.

– Нашла, – сказала я, показывая фото Джеку. – Здесь. Я указала на виноградную лозу, обвившую изображение на витраже.

Джек поднес фото к могильному камню, чтобы сравнить.

– Это определенно то же самое. И из того что я знаю о твоей бабушке, это вряд ли совпадение.

– Случайностей не бывает, или ты забыл? – сказала я, напоминая ему о его собственной фразе. Довольно избитая, она нередко бывала верной. Джек подмигнул мне в ответ.

– Значит, ты меня все-таки слушаешь? – Он повернулся к снимку. – Но где это?

Ребекка подошла и встала с ним рядом, чтобы посмотреть картинку.

– Она сделана в саду дома на Легар-стрит. – Мы с Джеком уставились на нее, но Ребекка лишь пожала плечами. – Пока я собирала материал о вашей матери, я провела немало времени, изучая сад. Поэтому и узнала. Несмотря на… эстетические новшества, привнесенные предыдущими владельцами.

Я повернулась к Джеку:

– Эта картина видна лишь в том случае, если стоять снаружи, а солнце падает под определенным углом. Окно появилось позднее самого дома, было добавлено где-то в конце девятнадцатого века.

– Что означает, что, каким бы ни был его секрет, это наверняка как-то связано с затонувшим судном. – Джек опустил фотоаппарат. – А твоя бабушка хотела, чтобы кто-то узнал, что это такое.

Ребекка взглянула на часы и сунула блокнот обратно в сумочку.

– Моя мать приехала сегодня из Саммервилля, сделать кое-какие покупки. Мы встречаемся с ней в ресторанчике на Кинг-стрит, поэтому мне пора бежать. Позже мать отвезет меня на Легар-стрит, чтобы я могла забрать мою машину. Посмотрим, что я смогу откопать относительно этого окна. Кто заказал его, кто изготовил и все такое прочее. Не исключено, что какая-то документация сохранилась. Я сообщу, что мне удастся выяснить. А пока вы можете поломать головы над стишком. – Она послала Джеку воздушный поцелуй. – Позвоню тебе позже, Джеки. До свидания, Мелани. – Быстро махнув рукой, она повернулась и перешла улицу, но затем обернулась и крикнула: – Не забудьте про примерку костюмов! Я написала адрес вам обоим. – Вновь помахав рукой, она зашагала прочь. Ее розовое пальто вскоре исчезло из поля зрения.

– Мне тоже нужно бежать, – сказала я. – У меня сегодня в час дня показ дома, но сначала мне нужно подготовить кое-какие документы и сделать пару-тройку звонков.

– Мелли, спорим, ты проголодалась. Давай перекусим. Я угощаю. Ты даже сможешь сесть на переднее сиденье.

Я одарила его полным возмущения взглядом.

– Ничего страшного. Могу сесть и сзади.

– Верно. Я опасался, как бы затылок Ребекки не расплавился от твоего взгляда. Поехали. Что скажешь? Обещаю, ты успеешь на свои показы. И можно поработать над стишком, вдруг что-нибудь выяснится. Как тебе ресторанчик на Ратледж-стрит? Лично я не отказался бы от их креветок.

Холодный ветерок пошевелил листья за моей спиной, толкая меня, словно чья-то незримая рука. Голоса стихли, как будто ждали, что я скажу в ответ.

– Честное слово, у меня слишком много дел. Я подумала, что по дороге в офис загляну в холодильник миссис Хулихан. У нее наверняка что-нибудь да осталось.

Джек шагнул вперед. Искорки в его взгляде вспыхнули снова, и я слегка занервничала.

– Мелли, ты всегда делаешь что-то, потому что тебе этого хочется? Или потому, что тебе кажется, что это будет прикольно? – Большие пальцы Джека нежно погладили мою щеку. – В какой-то момент ты просто забыла, что это такое, – продолжил он. – В один прекрасный день, Мелани Миддлтон, я вытащу тебя из твоей маленькой коробочки, и мы повеселимся вместе. И тебе это так понравится, что ты поблагодаришь меня.

Я задыхалась в основном от возмущения, однако не стала бы отрицать и небольшую дрожь предвкушения. Я напрягла плечи.

– Ты уже пытался, помнишь? Я пропустила целый день на работе, чтобы ты отвез меня в какую-то глухомань и напоил меня. Что из этого я должна считать прикольным?

Он улыбнулся своей неповторимой улыбкой и отступил назад.

– По идее, ты не должна была напиваться, но, да, я отлично провел время. – Он усмехнулся, подошел к машине и открыл для меня пассажирскую дверь.

– Что смешного? – спросила я, поколебавшись, прежде чем сесть на переднее сиденье. На мое счастье, он не стал меня трогать, хотя, с другой стороны, это меня насторожило. Джек вновь усмехнулся.

– Ничего. – Он закрыл мою дверь и, обойдя машину, сел за руль.

– Тогда над чем ты смеешься? – Я вновь ломала голову, размышляя о том, что я могла сказать ему, будучи пьяной, нечто такое, что могло быть использовано против меня. Я смутно помнила, что рыгнула ему в ухо, но я тотчас отклонила это предположение как слишком невероятное.

Повернув ключ зажигания, он обернулся ко мне лицом. В глазах его плясали огоньки, отчего моя кровь была способна на любую глупость.

– Над тобой. Тебе почти сорок, а ты все еще как ребенок.

Опасаясь выцарапать ему глаза, я отвернулась.

– Неужели? И ты думаешь, что исправишь меня.

Он отъехал от бордюра.

– Главное, чтобы это был не Марк Лонго.

Если честно, я не ожидала от него этой вспышки. Я откинулась на спинку сиденья, и мы, на полной скорости обогнув перегородившую дорогу церковь, помчались вперед по Черч-стрит.

– Куда ты меня везешь?

– На Легар-стрит, как ты и просила. Потому что у тебя уйма работы.

Я отвернулась, не замечая мелькавшего за окном пейзажа и мучаясь вопросом, почему я так разочарована.

К тому времени, когда я вечером, после показов пары домов в районе Колониального озера, вернулась к себе на Легар-стрит, было уже темно. Я валилась с ног от усталости: клиенты жаловались, что вокруг все такое старое, а цены на недвижимость почти до небес, и это притом, что масса денег уйдет на то, чтобы привести дом в божеский вид. Я едва сдержалась, чтобы не сказать им, что если они хотят новый, с иголочки дом, в который можно въехать хоть завтра, то им стоит поискать варианты в пригородах Атланты. Мне удалось убедить их взглянуть на новые постройки на острове Даниэль, и последние три часа я провела в офисе, планируя встречи на следующий день.

Не увидев в парадных комнатах света, я на пару секунд застыла на ступеньках крыльца. Не хотелось входить в темный дом – кто поручится, что там ничего не затаилось по углам. Порывшись в сумочке, я вытащила аварийный мини-комплект и небольшой фонарик, в котором до сих пор у меня ни разу не возникало нужды. Посветив им по углам, я с ключом наготове шагнула к двери.

Вставив ключ в замочную скважину, я уже собралась повернуть дверную ручку, но, взглянув на один из боковых фонарей, застыла на месте. Воздух вокруг меня внезапно как будто наполнился колючими иголками. С волнистой поверхности стекла на меня смотрело лицо девушки. Ее темные глаза горели, пронизывая пространство между нами острыми стрелами ненависти. Воздух как будто подрагивал, согревая мое лицо, несмотря на вечерний холод. Наши взгляды встретились. Моя рука невольно задрожала, ключ звякнул в замке.

Я сильнее тебя. Не знаю, произнесла ли я эти слова вслух или про себя, но у меня возникло четкое впечатление, что они бессильны против этого призрака. Почувствовав, как дверная ручка повернулась под моим нажимом, я попыталась ее удержать, не желая оказаться лицом к лицу с этой девушкой, кем бы она ни была. Я отлично знала, что одних моих сил будет недостаточно.

Ручка повернулась снова, на этот раз сильнее. Я почувствовала, как она выскальзывает из моих рук, и в следующий миг дверь распахнулась. Я едва успела подавить крик, когда передо мной выросла Софи в ее хорошо знакомых мне «биркенстоках» и с торчащими во все стороны взлохмаченными волосами.

– Я готова поклясться, что включала свет, – сказала она и по очереди щелкнула выключателями. – А тебе нужно проверить термостат. Не дом, а настоящий холодильник.

Вместе с последними словами с ее губ сорвалось облачко пара. Я бросилась к ней и, крепко вцепившись в ее сари, обвела глазами освещенные углы просторного вестибюля.

– Полегче, Мелани. Я тоже рада тебя видеть. – Отстранив меня на расстояние вытянутой руки, она, нахмурив брови, пристально посмотрела на меня. – Что с тобой? Ты как будто только что видела… – Она не договорила.

Я ногой захлопнула дверь и кивнула.

– Она только что была здесь. Одна из девушек с портрета… только выглядела чуть старше. Та, что пониже ростом, у которой медальон с буквой «Р». – Сунув руку внутрь жакета, я вытащила медальон с выгравированной буквой «М». – Точно такой же.

Софи выгнула бровь и уставилась на медальон.

– Как он к тебе попал?

– С затонувшего судна. – Видя, что с ее губ вот-вот слетит упрек, я в упреждающем жесте выставила перед собой ладонь. – Полицейские уже сфотографировали его и описали. В команде водолазов работает старый друг моего отца. Он подумал, что, поскольку медальон, по сути, принадлежит мне, то он должен быть у меня.

Софи скептически поджала губы, что придало ей сходство с университетским профессором, несмотря на ее наряд.

– И теперь ты собираешься его вернуть?

– Боюсь, что не получится. Предыдущая владелица просит его назад.

Глаза Софи полезли на лоб.

– Есть идеи, кто она такая? – спросила она.

Я покачала головой:

– Пока нет. Но мы работаем над этим. Пока что все указывает на мою прабабушку, Розу. Но она была единственным ребенком, что не объясняет, кто эта другая девушка на портрете. Та, на которой медальон с буквой «М». Равно как и то, почему она так сильно меня невзлюбила.

Я поставила портфель и сняла пальто. Между тем часы, вставленные в лакированный кусок коряги и забытые предыдущими владельцами на стене гостиной, начали отбивать время.

Я вновь посмотрела на Софии:

– Восемь часов. Почему ты еще здесь? И где моя мать?

– Твой отец пригласил ее на ужин, чтобы обсудить сад. Она несколько раз сказала мне об этом, хотя я не спрашивала. Я все еще здесь, потому что она не хотела, чтобы ты оставалась в доме одна, и попросила меня побыть с тобой, пока она не вернется.

Я так крепко застряла на первой части ее объяснения, что и не успела толком вникнуть во вторую. А еще я заметила, что глаза Софи не слезятся и она шмыгает носом.

– А где Генерал Ли?

– В твоей комнате. Я объяснила твоей матери про мою аллергию, и она отнеслась к этому с пониманием. Правда, этот поганец наотрез отказался подниматься по черной лестнице. Упирался и лаял, поджав хвост. Твоя мать была вынуждена взять его на руки и отнести наверх по парадной лестнице.

– Разумно, – сказала я. – Я умираю с голоду. Надеюсь, миссис Хулихан оставила мне поесть. – Я направилась было в кухню, но поняв, что Софи не идет следом за мной, обернулась. – Что-то еще?

– Вообще-то, да. Грузовик из антикварного магазина Тренхольмов сегодня доставил письменный стол. Твоя мать узнала в нем бюро твоей бабушки и попросила поставить его в ее гостиную.

– Великолепно. Не ожидала его так скоро, но рада, что оно уже здесь.

Когда Софи даже не сдвинулась с места, я шагнула к ней сама.

– Что-то не так?

– Вообще-то, нет. Просто странно… Даже не верится, что я использую это слово, зная тебя вот уже сто лет. – Она виновато улыбнулась мне, и из вороньего гнезда на ее голове выпала толстая, переплетенная бусами коса.

– И? – подсказала я.

– Когда его привезли, зазвонил телефон, и я взяла трубку. Звонила Ребекка. Она спросила меня, не привозили ли в дом новый предмет мебели, и я рассказала ей про стол. Ее тотчас охватило волнение, и она сказала, что ей приснился сон про то, что в столе что-то спрятано – книга или что-то в этом роде, – и она хотела приехать прямо сейчас, чтобы посмотреть, сможет ли она найти эту вещь.

– И что ты ей сказала?

– Что я уже нашла тайное отделение. Такие имелись у всех старых столов, так что найти его не составило большого труда. Но я сказала ей, что в нем пусто.

– Черт! – Я понурила плечи. – Жаль, ведь там могла быть полезная для нас подсказка. – Я потерла глаза. – Как же я устала! И как мне все надоело! Поскорее бы покончить со всем этим. Выяснить, кто эта девушка, забыть о ней и снова вернуться к нормальной жизни.

Я посмотрела на Софи. Та наблюдала за мной с довольной улыбкой.

– Где ты услышала хотя бы слово о том, что я сказала ей правду?

С этими словами она вытащила из потертого кармана спортивных штанов нечто вроде потрепанной кожаной книжки.

– Соф, почему ты не сказала ей?! – укоризненно воскликнула я.

Она пожала плечами:

– Потому что ей нет доверия. Я видела ее сегодня в библиотеке колледжа, в отделе специальных коллекций на третьем этаже. Я искала исторические фото интерьера этого дома, когда заметила ее. Она сидела, уткнувшись носом в книгу, и делала пометки. Когда я спросила у нее, что она делает, она прикрыла написанное рукой и попыталась уйти от ответа на вопрос. Зная, что она не сможет остановить меня, не устроив при этом сцену, я приподняла обложку книги, которую она изучала. Это оказалась иллюстрированная история окон Луи Тиффани с тысяча восемьсот семьдесят восьмого по тысяча девятьсот тридцать третий год. – Софи выразительно посмотрела на меня. – В конце концов она призналась, что искала информацию про окно гостиной, но пока не нашла ничего полезного.

– Но ты не поверила ей?

– Не знаю. Но я не сказала ей, чтоˆ я нашла в столе, потому что хотела, чтобы ты взглянула первой. В конце концов, это ведь стол твоей бабушки.

С этими словами Софи положила в мою протянутую руку коричневую кожаную книжицу. Я тотчас ее открыла. Моему взору предстали линованные страницы, заполненные мелким, аккуратным почерком.

– Похоже на дневник, – сказала я, садясь на нижнюю ступеньку, чтобы лучше рассмотреть находку. Софи села рядом со мной. Я удивила ее тем, что обняла ее за плечи. – Ты замечательный друг, Соф. Хотя я теперь не помню, как выглядят наманикюренные ногти, ты все равно мой самый лучший в мире друг.

Она фыркнула и толкнула меня локтем в бок.

– Тем не менее ты готова присудить мне приз за «Самый несуразный наряд». Даже не думай отрицать. Можно подумать, я не знаю.

Я в ответ тоже толкнула ее локтем:

– Это точно. Но в итоге ты поблагодаришь меня за это.

Она покачала головой, и оплетенные бусами косички качнулись вокруг ее лица.

– Сомневаюсь, – сказала она, открывая обложку дневника. – Здесь нет никаких имен… все написано от первого лица, и лишь кое-где добавлены несколько инициалов. Как будто автор боялся, что кто-нибудь найдет дневник и прочитает его.

Я пролистала несколько страниц.

– Как ты думаешь, сколько ему лет?

– Трудно сказать, но, судя по качеству бумаги, типу чернил на страницах и даже хорошему состоянию кожаной обложки чехла, я бы дала ей от ста до полутора сотен лет. Тебе лучше обратиться к специалисту, но я думаю, что мои прикидки довольно точны.

У меня заурчало в животе, напомнив, что я еще не ела. Я было сказала, мол, пусть дневник подождет, пока мы не поужинаем, как вдруг два слова на странице привлекли мое внимание: «Гессенский солдат».

Пожалев, что не захватила очки, я прищурилась и, поднеся книжку к лицу, чтобы лучше разглядеть строчки, зачитала их вслух.

– «Мой гессенский солдат следит за мной, и я знаю, что, пока он здесь, я могу ничего не опасаться. Вряд ли она его видит, но мне кажется, она что-то подозревает. Мы так близки по возрасту, и между нами должно быть так много общего, но почему-то, находясь в ее обществе, я никогда не могу по-настоящему быть собой. Как будто она постоянно следит за мной, словно кошка у мышиной норки, ожидая, когда я наконец утрачу бдительность».

В воздухе передо мной заструился тошнотворно-сладковатый запах пороха. Я подняла глаза, стараясь не смотреть прямо на призрак солдата.

– Мы здесь не одни, не так ли? – спросила Софи, потирая покрытые гусиной кожей руки, чтобы их согреть.

Я покачала головой:

– Нет. – Я вполоборота повернулась к солдату: – Ты кого защищал?

Он не ответил, и я поняла, что ему неловко, как будто я открыла некий его секрет. Сгорая от любопытства, я повернулась к нему лицом, но, увы, слишком поздно вспомнила, что не должна смотреть на него прямо. Мерцая и подрагивая, его силуэт растворился в воздухе так же тихо и быстро, как и появился.