1

- Сид, - спросила Нина, - неужели социолог догадался?

- Кажется, да. В его анкете был один очень странный вопрос.

- А чем же странный? Неужели он спрашивал тебя, как ты попал в наш век?

- Да.

- И ты ответил?

- Ответил.

- А он поверил?

- Не знаю. Слово «Будущее» я написал с большой буквы. Он сначала подумал, что есть такой поселок Будущее - где-то на краю Антарктики, что я там родился. Но я ему объяснил.

- Сид, разве можно это объяснить? Ведь социологи признают только факты.

- Но это тоже факт.

- Странный факт. Человек родился в двадцать первом веке, но каким-то образом оказался в двадцатом. И социолог не потребовал от тебя никаких доказательств?

- Пока нет. За доказательствами он еще придет. Он ищет общего, типичного, подведомственного статистическим закономерностям. А напоролся на такой исключительный случай. Я думал, его хватит удар. Он смотрел на меня, как на сумасшедшего. А потом порвал в клочья свою анкету. Затем он успокоился, и мы разговорились. Он спросил меня, не имеет ли мой ответ метафорический характер? «Нет, ответил я, я родился действительно в двадцать первом веке, и это не метафора». Тогда он сказал, что это чисто философский ответ и все-таки метафора. Но меня удивляет другое, что он в конце концов мне поверил.

- Поверил? А я думаю, что он просто сделал вид. Вряд ли философ поверит в то, что противоречит логике.

- Но он, Нина, оказался доверчивым. Сначала не верил, а потом стал убеждаться. Я ответил на все его вопросы, касающиеся двадцать первого века. Его больше всего почему-то интересовало: что будут пить в двадцать первом веке - чай или кофе? Я ответил: «Кофе». И он сразу повеселел. Но довольно, Нина, о социологе. Хватит. Поговорим о нем потом, когда я закончу работу.

Сид набрасывал силуэт дерева на большом листе бумаги, а Нина покачивалась в качалке и, держа в руке узенькую изящную книжку, читала стихи. Время от времени она смотрела на портрет поэта, напечатанный на оборотной стороне суперобложки. Поэт был похож на Сида. Так похож, что Нине было не по себе. Но он не мог быть Сидом, а Сид не мог быть им. Поэт родился на два века раньше Сида.

- Сид, - сказала Нина, - вчера я ночью проснулась, а тебя нет. Где ты был?

- За окном.

- А что ты там делал?

- Ничего не делал. Просто стоял.

- Зачем?

- Сколько раз я тебе говорил, что по ночам я превращаюсь в сад. Меня научили этому там.

- Где?

- В будущем.

- В поселке Будущее?

- Нет, в том будущем, которое будет.

- В сад человек может превратиться только в сказке. А вокруг нас не сказка. Надеюсь, что ты не сказал социологу, что по ночам ты превращаешься в сад?

- Сказал.

- Зачем?

- Социолог хотел знать, что я чувствую, когда пишу свои картины. Он хотел знать все досконально, что я чувствую, что переживаю, о чем думаю. Социологу очень хотелось попасть в мою душу. И я его туда пустил.

Нина рассмеялась:

- Социолога пускаешь, а жену нет. Уже год, как мы вместе, а я ничего не знаю о твоем прошлом.

- Мое прошлое - это будущее. Я живу не с начала, а с конца. Я ведь не скрывал от тебя этого. В паспорте стоит дата, которая всех смущает.

- Ошибка паспортного отдела?

- Нет. Всего маленькая неточность. Они поставили двухтысячный год, а до двухтысячного года еще два с половиной десятилетия. Я поспешил, Нина, и пришел в мир, не дождавшись той даты, которую мне определил случай. Дело в том, что в мире, из которого я пришел, случай изгнан. Там люди не рождаются случайно.