4

Вечером за ужином отец сказал маме, мне и дяде Васе:

- Он не Дюма-сын и не Коперник.

- А кто?

- Бывший артист, игравший в детских пьесах преимущественно роль доброго волшебника.

- Но ведь жизнь-это не сцена! Почему он продолжает играть?

- Но он же играет роль доброго человека. И пусть себе играет.

- Этого нельзя допускать, - сказала мама строго. - Ведь он комендант, а не волшебник.

- Он хочет быть и тем и другим, - сказал дядя Вася, - и комендантом, и добрым волшебником. По наивности он не представляет себе, как трудно совмещать эти обязанности.

- Хорошо, - стала возражать мама, - сегодня он только Дюма-сын, а завтра он скажет, что он Лев Толстой и даже сам поэт Евгений Евтушенко.

- Не скажет.

- А я уверена-скажет.

- Ну и пусть говорит. Ему все равно никто не поверит. Но все-таки приятно, когда в твоем доме комендант-добрый волшебник.

- Сегодня он добрый, - сказала мама, - а завтра может стать злым. Это часто бывает. Не на сцене, конечно, а в жизни.

- В жизни все случается, - сказал отец.

Потом, как это часто бывает у взрослых, разговор перешел на другую тему. Стали говорить о стене, которая слишком скоро дала трещину, а потом вспомнили итальянский фильм «Затмение».

Дядя Вася стал защищать эту картину, Как только что защищал коменданта.

Я тоже был почему-то на стороне коменданта и картины «Затмение», хотя я ее и не видел. И я подумал, что, судя по тому как мама нападала на коменданта и на кинокартину, между картиной и комендантом была какая-то не совсем понятная для меня связь.