К высоте Сергей вскоре привык.

Оказалось, что это не так трудно. Нужно только изо дня в день по нескольку часов глядеть на мир с подъемного крана. Понемногу такая точка зрения становится естественной, и, когда спускаешься вниз, горизонт кажется слишком тесным, а машины непомерно громоздкими.

Освоившись с высотой, Сергей мог наслаждаться горным великолепием. Он любовался сахарными пирамидами потухших вулканов и стадами облаков, которые держались все на одной высоте, будто ледоход шел по невидимой реке. Далеко внизу, в долине, виднелась куча спичечных коробок — контора, общежитие бетонный завод. От завода ползли пыльные шлейфы. Они медленно поднимались в гору, взбираясь по извилистой дороге, приближались к мачте, и тогда из ползучего облака вылезала игрушечная машина, величиной с папиросную коробку. Где-то внизу невидимые тросы подхватывали прямоугольный ломтик. Он плыл, колыхаясь в воздухе, рос на глазах и превращался в железобетонный блок — целую стенку выше человеческого роста...

Итак, с высотой Сергей освоился. Много труднее было освоиться с работой.

Способности и трудолюбие очень рано привели Новиковых в институт. Прямо со школьной парты они пересели за студенческие столы. Годы были сэкономлены, а знакомство с жизнью упущено. Впервые Сергей работал на целине: студенты ездили туда на уборку. Потом он проходил практику в лаборатории, в конструкторском бюро, на заводе «Динамо». Его считали неплохим чертежником, приличным лаборантом, удовлетворительным монтером. Он надеялся показать себя в дальнейшем, когда начнется монтаж ветродвигателей на вышке. Но прежде требовалось построить вышку. А со строительством Сергей никогда не сталкивался.

В институте он учился пять лет: читал, запоминал, сдавал экзамены. В его зачетной книжке было записано около полусотни предметов. Полсотни толстых учебников, примерно двадцать тысяч страниц, прочел он за это время. Но кто мог подсказать, что нужнее всех для него 243-я страница из II тома учебника «Машины и механизмы», где говорилось, что:

«...В последнее время для монтажа громоздких конструкций применяются также краны-манипуляторы ПКМ-1 и ПКМ-2, способные не только поднимать грузы, но также наращивать, цементировать, сваривать и производить ряд других работ...»

Кажется, там был и чертеж на этой, самой главной для Сергея странице. Но ни слова не говорилось, как планировать работу крана, как расставить рабочих, чтобы все были загружены и не мешали друг другу, как заполнять наряды, чтобы не было перерасхода и прилежные были бы награждены, а лодыри ущемлены. Не указаны были слабые узлы крана: что именно ломается чаще всего, какие запасные детали нужно держать наготове, когда виноват кран, а когда крановщик. В каких случаях можно подгонять и требовать, когда следует сказать: «Стойте, ребята, не лезьте на рожон, надо отрегулировать сначала».

— Всего не объяснишь, дойдете на практике, — говорили студентам более опытные преподаватели.

А как «доходят» на практике? Вероятно, спрашивают у старших — у начальников?

Старшим у них был мастер Данилушкин, но он не умел, а возможно, не хотел объяснять. «Вы образованные, сами знаете», — твердил он и все старался показать никчемность образования Новиковых, поставить их в неловкое положение. И это удавалось ему. Хотя Данилушкин не сдал полсотни экзаменов, зато на кране работал три года и знал его гораздо лучше, чем Новиковы знали любой из перечисленных в зачетной книжке предметов.

Данилушкин был изобретателен. Каждый день он придумывал новые каверзы: то посылал Сергея за несуществующим инструментом, то поручал невыполнимую работу и сам же первый подымал студента на смех. «А разве в институте вас не учили?»— повторял он как припев. «Нет, не учили. Объясни толком», — сознавался Сергей. А Данилушкин пожимал плечами:

— Москва не сразу строилась. Раскидывай умом. Я сам тридцать лет трубил, прежде чем стал прорабом...

Не мог же Сергей ждать тридцать лет...

По утрам он вставал нехотя. День не обещал ничего приятного. Впереди восемь часов унижения и насмешек. В голове всплывали несерьезные мысли: хорошо бы заболеть, пойти не на вышку, а в поликлинику. И позже, в столовой, и по дороге к объекту Сергей с трудом подавлял назойливое желание уклониться от работы: скажем, завернуть сначала на оклад, потом отпроситься в библиотеку...

Эх, Белопесоцкий! Как легко было высмеять тебя, как трудно победить!

Как же все-таки выйти из положения?

Валентин так не мучился. Правда, он выбрал более легкий путь: сам не вникал в мелочи, передоверил свои обязанности бригадирам: «Ребята, сегодня надо кончить пояс», — распоряжался он с утра. И бригадиры расставляли людей, выписывали наряды, доставали инструменты. Работа шла. Она шла в присутствии Валентина и в его отсутствии одинаково. И если бы он не приезжал из Москвы вообще, вышка строилась бы не хуже. Тем не менее, все его любили за общительность, за приветливость. «Свой парень!» — говорили рабочие.

Сергей так не мог. Он ни с кем не успел подружиться и никто не стал бы выполнять за него обязанности. Да Сергей и не хотел превращать преддипломную практику в приятную экскурсию. Он приехал, чтобы вникнуть в дело, и вникал старательно, часами простаивая возле каждого рабочего по очереди, расспрашивал о каждом приеме работы.

— Ох, и дотошный ты, Новиков! — говорил шустрый монтажник Вася. А в голосе его слышалось: «Когда же ты отвяжешься от меня?»

— Ты не стой над душой у людей, — советовал Валентин. — Им неприятно.

По вечерам Сергей садился на койку, покрытую серым верблюжьим одеялом, затыкал уши, чтобы не слышать гитары за перегородкой, и читал тоненькие брошюры для рабочих — «Монтажник», «Бетонщик», «Крановщик»... Запоминалось легко, много легче, чем в институте, потому что в студенческой читальне всякие блоки, монтажные крюки, прутки, хомуты были для Сергея набором звуков, а сейчас он видел их своими глазами. Сверяя книжку с подлинной практикой, Сергей нередко обнаруживал расхождение: в книжке щит — с кнопками, на кране — рубильники. По книжке — инструмент надо держать двумя руками, а Вася нажимает на него плечом.

— А почему ты плечом давишь? — допытывался Сергей.

— Подручнее.

— А по инструкции — руками.

— Попробуй, если ты такой сильный.

Сергей пробовал. У него выходило одинаково худо — и руками и плечом. В результате он не знал, надо ли поправлять Васю или подражать ему?

Как же все-таки выйти из положения?

У Валентина не было этих переживаний. Он приходил на объект, как в гости, и думал только об одном: как бы провести там поменьше времени. Он был увлечен идеей ветроэлектрических заборов и все свои помыслы, все силы отдавал ей.

Как всегда, воображение у него обгоняло расчеты. Технические пути еще не были найдены, а цель он представлял отчетливо, хоть картину рисуй.

...Где-то на окраине Москвы стоит гигантская башня. Под самой крышей — круглая комната со стеклянными стенами. За ними внизу — кварталы и прямые улицы новой Москвы. Над башней проплывают клочковатые облака.

На одном простенке — громадная карта. Вся она утыкана кнопками, исчерчена полосками из цветного стекла. Гуще всего кнопки и «полоски на границах, по берегам морей, на горных хребтах. Каждая кнопка — сто ветроэлектрических станций, а кнопок на схеме тысячи. Но не думайте, что миллионы механиков дежурят на ветровых башнях. Там совсем нет людей. Всеми станциями управляет из Москвы один человек — главный диспетчер погоды, командир ветров Советского Союза. Как на органе, играет он на схеме, проводя пальцами по кнопкам, и, послушная его воле, прилежно работает машина погоды— дует, свистит, шелестит листьями, качает золотистые нивы, согревает или освежает, несет пушистые облака, волочит темные, готовые разразиться дождем тучи. Кто этот могучий титан — повелитель бурь и ливней? Хочется думать, что его зовут Новиков (тот самый молодой инженер, который предложил систему управления ветром). Он известен всей стране. И собираясь на прогулку в воскресный день, люди говорят: «Кажется, Новиков заготовил хорошую погоду».

Принимая дежурство, дневной диспетчер заглядывает в план. Есть всесоюзный план погоды. Он разработан на месяц вперед. Сегодня на Черном море нужно обеспечить солнечное утро, в Казахстан подать прохладный ветер, к Белому морю подтянуть резервы теплого воздуха. Ну и, конечно, предотвратить случайные нарушения плана. Ночь прошла спокойно. Впрочем, это ни о чем не говорит. Обычно, ветер затихает к ночи, а с утра поднимается вновь.

И вот, щелкнув, распахивается ящик пневматической почты. Рычажок выталкивает на стол радиограммы. Новая Земля, острова Колгуев и Вайгач сообщают — надвигается арктический циклон.

Надвигается циклон! Свежий ветер раскачал волну, пенистые валы набегают на скалистые берега Полярного моря. С хриплыми криками носятся над скалами чайки. Над ледниками курится снежная пыль. «Почему Новиков пропустил бурю?» — спрашивают моряки.

Пора ставить заслон. Умелые пальцы диспетчера пробегают по кнопкам. Вспыхивают крошечные лампочки. Северные станции входят в строй по всему берегу от Амдермы до норвежской границы. Работая, ветростанции гасят ветер и дают ток. Куда его направить? Диспетчер заглядывает в план. Южному Крыму требуется солнце, а Северному — дожди. Тогда можно отдать ток станциям на Яйле. Пусть крутятся, создавая искусственный ветер, всасывают влажный воздух в степь.

Одно движение пальцем — вспыхивают цветные полоски, идущие от Белого моря к Черному. Энергия на юге. Она пришла туда раньше, чем палец оторвался от кнопки. Через плоские вершины Яйлы потянулись полосы тумана. Идет на север парной, насыщенный солнцем и влагой морской воздух. Колхозники с радостью смотрят на небо. «Спасибо Новикову, вовремя дождик послал». Знают ли они, что желанную влагу им несет свирепый арктический циклон, бушующий в Баренцовом море.

По Московскому небу лениво плывут снежно-белые кумулусы — облака хорошей погоды. Сверху, с башни, видно, как скользят их тени по крышам и мостовым. Вот сейчас, сбежав с Ленинских гор, тень пронеслась по излучине Москвы-реки, над пляжами и соляриями, усеянными телами загорающих. Наверное, кое-кто ругнул Новикова. Не беспокойтесь, товарищи, Новиков на посту! В Москве мог быть сегодня дождь, но дождевые тучи обходят столицу. В Москве могло быть похолодание, но холод задержан Арктическим главным заслоном. На крутых скалах Мурманского побережья тысячи двигателей машут лопастями, словно тысячи рук отгоняют ненужное ненастье.

Отдыхайте спокойно, советские граждане, небо не испортит вам настроение. Сейте и убирайте без спешки. Новиков на страже...

Был на стройке рабочий, у которого Сергей никогда не стоял над душой.

Он сидел в застекленной кабине, где журчали лебедки, наматывая и сматывая тросы, резиновыми сапогами жал на рубчатые педали, руками в брезентовых рукавицах ворочал рычаги.

Если прораб — дирижер строительного оркестра, крановщика можно назвать солистом — первой скрипкой. Одни рабочие обслуживают кран, другие получают от него материалы. Будущий инженер должен быть немножко сварщиком, немножко монтажником, обязательно электриком и прежде всего крановщиком.

Но в кабину крановщика Сергей даже не заходил никогда. Ибо «солистом» в резиновых сапогах была рыжекудрая девушка Зина.

По правде сказать, Сергей с удовольствием постоял бы, у нее за плечами, ему даже полезно было поучиться у Зины. Но что скажут рабочие? Засмеют: «Где наш начальник? — У Зиночки в кабиночке».  При каждом промахе глаза будут колоть: «Тут надо руки приложить,- скажут, — не с Зиной в гляделки играть». Данилушкин проходу не даст: «Эй, ребята, позовите моего студента, отклейте его от девки! Дело есть, наряды заполнить надо».

И Сергей, напуская на себя строгий вид, проходил мимо застекленной кабины. А глаза так и поворачивались к заветной дверце; хоть бы профиль увидеть, хоть бы силуэт.

«Если бы я завоевал авторитет, я бы мог позволить себе...» — думал Сергей.

У Валентина все получалось проще. Присел на ступеньку, пошутил с Зиной, со сварщицами и монтажницами, залез в кабину, взялся за рычаги. И Зина хохочет: «Тю, дурной, не так, совсем не так!» Нет у Валентина авторитета, но все его любят. Никто не смеется. А посмеются, он за словом в карман не полезет, на одну шутку ответит тремя.

Может быть, так и надо: жить, не мудрствуя, ждать, когда придет опыт, и не терзаться проклятым вопросом: «Как же все-таки завоевать авторитет?»

...Впрочем, нельзя сказать, что Валентин живет, не мудрствуя. У Валентина свои заботы.

По вечерам он сидит против Сергея на своей койке и лихорадочно листает книги: «Метеорология», «Климатология», «Экономическая география». В институте этих наук они не проходили. У Валентина — карты, схемы, расчеты. Валентин творит проект ветроэлектрических «заборов» Советского Союза.

Возражений он не слушает. Отмахивается от Сергея: «Ты неисправимый скептик. Я включу заборы в свой диплом».

— Никто не делает таких дипломных проектов,— говорит Сергей.—Ты задумал кандидатскую и докторскую диссертации сразу. Подожди до аспирантуры. Хотя тогда ты и сам поймешь, что все это ерунда.

— Нет, не ерунда, увидишь. Мне нужно только начертить схемы, чтобы всякому было понятно. Я даже не буду ждать диплома, понесу проект прямо к нашему инженеру... или к «дяде Ветру» — Кореневу. Он энтузиаст, он меня поймет.

— Он энтузиаст, но человек грамотный.

— Ладно, не мешай. Занимайся своим комплектом.

История с комплектом для манипулятора произошла примерно через месяц после приезда Новиковых на стройку.

Манипулятор — это механическое подобие человеческой руки. Он подражает руке, хотя и не может сравняться с ней. Рука, вооружившись инструментом, способна делать любое дело: держать, толкать, сверлить, поднимать, бросать. Манипулятору же для каждой новой задачи нужно менять руки: одна служит Для хватания, удерживания, перемещения, другая — для сварки, третья — для сверления.

Человеческая рука легко переходит от одной работы к другой — откладывает в сторону карандаш, берет топор. У стальной руки переход был хлопотливым, трудоемким и даже не безопасным. Приходилось прекращать работу и привинчивать очередной комплект, вися под краном в люльке на высоте двадцатого этажа.

И вот в инструкции Сергей прочел, что к крану полагается автоматическое приспособление для смены комплектов.

Где же это автоматическое приспособление? Почему оно не применяется? Сергей справился у Данилушкина... Мастер почему-то обиделся:

— Ты не указывай людям, которые старше и опытнее! — закричал он. — Я на кране три  года маюсь, каждую гайку на память знаю. А ты мне из книжки вычитываешь...

 Сергей отошел недоумевая. Если бы мастер сказал просто: приспособление никудышное, Сергей поверил бы ему на слово. Но Данилушкин поднял шум: Почему?. Неужели он не знает о приспособлении? Но ведь он работает на кранах-манипуляторах три года. Да, три года. Однако раньше не было автоматической смены комплектов. Так и в инструкции написано.

Сергей отправился в склад и в дальнем углу, в заплесневевшем ящике, нашел забытое приспособление. К счастью, детали не заржавели. Они были покрыты густым слоем масла и, судя по толщине слоя, к ним вообще никто не прикасался. Очевидно, на прежних кранах Данилушкин привык работать вручную и, принимая новую технику, не удосужился посмотреть инструкцию.

Сергей не поленился сам обтереть масло. Затем с помощью Валентина поднял приспособление на вышку, установил его, проверил. Стальные локти двигались плавно, завинчивая и отвинчивая гайки; снятый комплект откатывался в сторону. Получалось легко, надежно, безопасно и раза в три быстрее. Рабочие хвалили, Сергей краснел от удовольствия, как будто он был изобретателем. А вся его заслуга заключалась в том, что он внимательно прочел инструкцию и исправил упущение самоуверенного Данилушкина.

— Однако дотошный ты парень, Новиков, — сказал Вася-монтажник на этот раз с оттенком уважения.

Казалось бы, пустяк, мелочь, этот случай с приспособлением, но все изменилось  в работе Сергея.

Рабочие не косились больше, когда он стоял у них «над душой», охотно обращались за помощью. Сергей рылся в книжках и записях и нередко находил выход из затруднений. Он перестал быть экскурсантом, сторонним наблюдателем, занял свое рабочее место... и в значительной степени место Данилушкина.

Только Зина не обращалась к Сергею ни разу. А сам он не подходил к ней — стеснялся. Как же так, без всякой причины затеять разговор? О чем? О чем попало! Зина сразу же догадается, что у Сергея что-то таится на душе.

Подойти Сергей стеснялся, но он всегда знал, где Зина, чем она занята. У него появилось какое-то шестое чувство — ощущение Зины. Не видя девушки, он чувствовал, когда она приближается, вздрагивал, как будто коснулся тока. Зина нравилась ему чрезвычайно — такая жизнерадостная, такая энергичная. Зубы сверкают, глаза блестят, волосы, как флажок, вразлет по ветру. Вся праздничная — воплощенная радость. Сергей знал все оттенки выражения ее лица, морщинки вокруг коротенького носа, серую мушку перед левым ухом. Вообще он знал о Зине все. Знал, что она родилась на Херсонщине, что батько у нее умер, а мать жива и к 27 августа, ко дню рождения матери, готовится посылка — шелковая косынка и сукно на юбку. Знал, что Зина год училась в балетной школе, но бросила, потому что танцы — «это не дело». Знал, что Зина живет в общежитии со сварливой бетонщицей Галей и что. о Зине вздыхает Вася-монтажник, но Зина его отвергла, потому что у парня была любовь с Галей; и Зина сказала: «Ты, Вася, шатун, кто твоим словам поверит? »

Сергей знал еще, что Зина не любит конфет, предпочитает соленые огурцы, что хозяйничать она не умеет и, по мнению Данилушкина, такую «куховарку» и замуж никто не возьмет. Все знал Сергей, ни о чем не спрашивая, потому что слух его обострялся, как только произносилось имя «Зина» и все сказанное Зиной или о ней сак бы гравировалось в памяти.

А друг другу они говорили только «здрасте.» По утрам, завидев Зину издалека, Сергей начинал лихорадочно соображать, пора кивать головой или пока рановато, лучше сделать еще пять шагов. И обычно Зина здоровалась первой. Сергей получал сверкающую улыбку и отходил, согретый радостью. Он знал, что такие же улыбки достаются Валентину, монтажникам, бетонщикам, даже Данилушкину, но это не смущало его. По вечерам, лежа в постели с закрытыми глазами, он вспоминал Зинину улыбку и мечтал о завтрашней, такой же солнечной.

Однажды, собираясь на работу, Сергей застал друга за странным занятием: тот пересчитывал листки в отрывном календаре.

— Двадцать два осталось!—сказал Валентин со вздохом. 

В самом деле, срок практики истекает. Чем глубже вникал в дело Сергей, тем быстрее мелькали дни, до отказа заполненные заботами. Контора, склад, башня, ремонтные мастерские, опять башня, снова контора, вечер за книжками, и в девять часов веки слипаются неудержимо, подушка притягивает голову, как магнит. Вот и практика кончается, через двадцать два дня в Москву...

— А ты очень хочешь уехать?—спросил Сергей.

 — Конечно, хочу. Каждую ночь вижу во сне метро, телевизор и ванну с.газовой колонкой. Хочу пойти в театр, в Большой и в Художественный, хочу в Лужники, на стадион, и в шашлычную тоже.

— Силен в тебе Белопесоцкий, — заметил Сергей. Фамилия эта стала для них нарицательным словом, почти ругательством. И Валентин обиделся.

— А что плохого? Все, что нужно, мы осмотрели, в работу втянулись, справляемся. И вообще, — примитив эти ветростанции. В энергетике есть гораздо более масштабные проблемы. Может быть, я вообще изменю тему диплома.

— Ах вот как, ветростанции примитив? Значит с ветроэлектрическими заборами покончено? А ну-ка выкладывай, кто тебя громил в воскресенье?

— Все громили, — признался Валентин.— Сначала я понес проект к Илье Петровичу. Он посмотрел и говорит: стрельба из пушек по воробьям. Климат я изменить не сумею. Только в приземном слое ветер будет потише, как за лесной полосой. Но деревья сажать легче, чем строить ветростанции. Ну, я не согласился, поехал разыскивать «дядю Ветра». Представь —

узнал меня, вспомнил озеро Великое. И идею похвалил. «Но заниматься ею, — говорит, — рано. Вот мы сооружаем сейчас самую первую ветростанцию, а для электрозаборов нужны тысячи и тысячи. Никак нельзя поднимать такую фантастическую проблему сейчас. Мы можем дискредитировать великое дело использования ветра. Сегодня наша задача — выстроить первоклассную ветростанцию. А об управлении климатом стоит написать роман, если есть способности к тому». Понимаешь — романы писать! Мне!!!

— Неправильный ты человек, Валька, — сказал Сергей. — Ну, конечно же наша задача строить первоклассную ветростанцию, следить, чтобы бетон был по стандарту, швы надежнее,.. Одним словом, делать дело. 

— Разве я не делаю? Не хуже тебя. Но скучное — скучно, и притворяться я не хочу.

— А если бы ты... — начал Сергей.

Но тут друзья взглянули на часы, и спор пришлось прекратить. Валентин поспешил на базу принимать железобетонные  блоки, а Сергей — на перекресток: ловить попутную машину, чтобы не плестись в гору пешком.

Плестись все же пришлось. Медленно шагая по пыльным камням, Сергей глубоко  дышал (шаг—вдох, шаг —выдох) и мысленно продолжал прерванный спор.

— Я делаю дело не хуже тебя. Но скучное — скучно, и притворяться я не хочу, — сказал Валентин.

— А я притворяюсь? 

Сергей придирчиво допросил себя и честно

признался: да, и он не прочь уехать. Театр и шашлыки его не волнуют, но он с удовольствием полежал бы на диване у себя в комнате, почитал бы, только не о кранах-манипуляторах. Краны ему немножко наскучили.

«Как-то неверно у нас головы настроены,— со вздохом подумал Сергей. — Не только у нас, у писателей тоже. Пишут все о великих полководцах, изобретателях, артистах, как будто нет на свете солдат, слесарей и домашних хозяек. Вот и здесь: строится электропередача в чужую страну — несколько сот вышек, несколько тысяч опор. Автор идеи один — дядя Миша — остальным нужно копать, бетонировать и сваривать. Дворцы рисовать заманчиво, но кто-то должен класть кирпичи. Не научились мы с Валькой любить кирпичи, вот в чем наша беда».

Шаг — вдох, шаг — выдох. Пыль скрипит на зубах. Жара. По лбу струится пот, разъедает глаза. Далеко еще. Отдохнуть? Нет, рановато, мало прошел. Шагай вперед, Сергей, шагай, хотя бы до поворота.

Шаг — вдох, шаг — выдох. А мысли плетутся своим чередом: «Валентин мечтает о дворцах и не любит кирпичи. Так нельзя, он молодой инженер, его назначение — делать малые дела. В малых делах своя прелесть. Помнишь, Валька, будучи пионерами, мы проводили электричество в колхозе? Копали ямы, столбы ставили — не дворцы! А потом девушка в желтом платке обняла меня и сказала: «Спасибо за свет!» Сколько лет прошло — до сих пор помню. Это «спасибо» для меня, как медаль».

Вот и поворот. Но Сергей забыл об отдыхе. Новые мысли захватили его:

«На озере Великом я слышал «спасибо» своими ушами. Там работа была мелкая, и заказчик рядом. Здесь мы трудимся для чужой далекой страны. Но ведь они существуют — те люди, которым мы доставим электричество. Чернокожие школьники обрадуются, когда в хижинах зажгутся лампочки. Тысячи уст скажут «спасибо» на чужом языке. Мы-то с Валькой не услышим, но спасибо будет сказано».

И взволнованный Сергей, забыв об усталости и жаре, ускорил шаг. Ему не терпелось заполнять наряды... не просто заполнять — писать для того, чтобы дать свет чужеземным школьникам, не просто класть кирпичи —класть кирпичи, чтобы вырос дворец!

Своя собственная мысль убедительнее тысячи вычитанных. Ничего нового не открыл Сергей, старшие и учителя много раз говорили ему то же самое. Но сейчас он выстрадал формулу, дошел своим умом. И всю дорогу он представлял себе, как вечером скажет Валентину:

— Знаешь, Валька, мы дураки с тобой оба. Ты забыл, что дворцы строятся из кирпичей, а я забыл, что из кирпичей строятся, дворцы.

Но Валентина не было рядом, а мысль не выходила из головы, и неожиданно для себя Сергей рассказал все рабочим.

Сначала-то речь шла о другом. Сергей заметил, что из подпорной стенки выкрошился бетон, надо ее укреплять заново. Но бригадир бетонщиков был приятелем Данилушкина, акт о приёмке работ они подписали в столовой, не осматривая подпорную стену. Сейчас бетон выкрошился, против очевидности не поспоришь. Но каяться Данилушкину не хотелось, и он ударился в демагогию:

— Ты стройки по книжкам знаешь, а мы горбом и мозолями свое дело превзошли, понимаем, где следует дотошно и по форме, а где не следует. Тоже и о трудящем человеке надо подумать, не изводить его придирками. Люди строить приехали, не бумажками шелестеть.

— Я-то знаю, зачем мы все приехали...— возразил Сергей.

Тут и пошел разговор о кирпичах, дворцах и девушке-рыбачке, которая благодарила за свет.

Данилушкина рассказ Сергея не пронял:

— Подумаешь, поцеловала! Если бы она отрез подарила или деньгами тысячу рублей. А поцелуи у девок дешевы. И вовсе даром их раздают.

Он причмокнул и подмигнул, ожидая сочувственных усмешек. Но даже Вася — известный сердцеед — сказал брезгливо:

— Пустяки у тебя на уме. А еще старик!

— Нет, правда, ребята... — горячо вступила Зина. — Мы же у самой границы, чужая страна рядом. Можно написать письмо тамошней молодежи... и даже организовать культпоход в выходной, встретиться на заставе. Куда интереснее работать, если знаешь на кого.

— Может, ты не знаешь на кого, а я. везде бывал, насмотрелся — важно заявил Данилушкин и, чтобы оставить за собой последнее слово, прикрикнул: — Ладно хватит языком хлопать! Приступать пора. Давай, Новиков, расставляй людей. А я в контору, там дела поважнее.

Поле боя осталось за Сергеем. «Вот что значит полезное дело, — подумал он. — Не то, что Валькина фантазия — никому не нужный горный уголь!»

Можно было подумать, что горный уголь подслушал и обиделся. Во всяком случае, он тут же продемонстрировал свою мощь.

Началось с легкого толчка: Сергей почувствовал дрожь в ногах, только и всего Он даже оглянулся, не подъезжает ли тяжелый грузовик. Но машин поблизости не было. Удивленный взгляд Сёргея встретил такие же удивленные взгляды рабочих. Никто и не подумал, что это землетрясение. .Впрочем, дрожь уже прекратилась.

И вдруг с соседней горы сорвалась лавина. Над склоном вскипели снежные клубы, казалось, за гребнем мчится невидимый паровоз. Закувыркались вырванные с корнем ели. Как морская волна слизывает кучки песка, так лавина срезала скалистые выступы. Камешки, булыжники, плиты и скалы, выброшенные из снежной массы, защелкали, зацокали, загрохотали по строительной площадке.

— Ложись! — крикнул кто-то не своим голосом.

Сергей укрылся за наклонной плитой вовремя. В ту же секунду на нее брякнулся тяжеловесный осколок серого гранита. Даже гул пошел от удара. Если бы Сергей замешкался... нет, подумать страшно, что было бы тогда.

А Зина где?

Сергей высунулся из-за прикрытия. Мелькнули рыжие волосы — клочок негаснущего пламени. «Сюда, скорей сюда, Зина! Как можно так рисковать?»

Сергей метнулся к девушке, потянул за собой. Удар! Держась за руки, они упали за выступом скалы. Щелк, щелк! Камешки резво перепрыгивали через них. Бумм! Такого удара еще не было. Обвалившаяся скала с размаху ахнула по подпорной стенке. Брызгами разлетелись камни... Бетон треснул — и громадная вышка начала медленно наклоняться над откосом.

Сергей невольно зажмурил глаза. Вот-вот вывернутся бетонные башмаки, и стометровая башня рухнет, мгновенно превратится в лавину обломков... Вот-вот... 

— Кончилось, кажется, — сказала Зина, и осторожно высвободила руку.

Сергеи поднял лицо и встретил серьезный взгляд серо-зеленых глаз. Ему показалось — укоризненный взгляд. Он густо покраснел. «Что она подумала обо мне? Что я воспользовался суматохой, чтобы приставать...»

— Здорово покосилась! — сказала Зина.

Вышка устояла, но накренилась, как Пизанская башня. А кран повис над пропастью, словно примеривался, нельзя ли спрыгнуть в долину.

Сергей поднялся на ноги.

— Эй, эй, выходи! Все живые? Раненых нет?

От волнения он никак не мог сообразить, кого не хватает. Пересчитал пальцем — девятнадцать. А должно быть двадцать один. Ах, да, нет Валентина и Данилушкина!..

 — А не упадет она, Новиков, а? — спросила Зина.

Сергей оглянулся на вышку. Не упадет ли? Сейчас — нет. Но от первого подземного толчка, от упавшей глыбы рухнет обязательно. И даже ливень может обрушить ее — вымоет несколько камней, и конец. Неустойчивое равновесие, как на весах. Маленькая прибавка перетянет большой груз. И тогда прахом пойдут многомесячные труды. Груда лома покатится в долину. Хорошо еще, если жертв не будет.

— Слышь-ка, Новиков! — Зина дергала Сергея за рукав. — Слышь-ка, лебедки у нас на горе. Надо канатами прихватить мачту. Ты распорядись, кому — куда.

Сергей мигом оценил ее предложение. Да, поблизости стояли четыре лебедки, врытые в землю. Можно четырьмя тросами закрепить вышку. Тросы не слишком толстые, падающую вышку они не удержали бы. Но сейчас — неустойчивое равновесие. Лебедки надо закрепись получше, концы тросов положить на люльку, в люльке поднимется один человек, он привяжет тросы к каркасу вышки. 

Значит, должны рискнуть двое — человек в люльке и крановщик. Надо послать их на покосившуюся башню. А если она рухнет в это время? Можно ли рисковать людьми? Но иначе вышка упадет в долину, на дорогу, на крышу общежития, на контору. И посоветоваться не с кем.

— Так я побегу, Новиков, — теребила Зина.

Куда побежит? Да, верно, Зина — крановщик, именно она должна рискнуть. Заменить ее некем. Но тогда Сергей поднимется в люльке. Погибнут — так вместе.

— А в люльку ты посади человека проворного, чтобы мороки не было, — добавила Зина безжалостно. — Сам не вздумай, твое дело командовать. Васю-монтажника пошли. Он быстрее всех справится.

И она нырнула в кабину подъемника.

Минуты через три ее проворная фигурка показалась на лестнице крана. На фоне безмятежного неба, как огонек, трепетали рыжие кудри. Кран зажурчал, поворачиваясь... Вышка заметно дрогнула.

Сергей зажмурил глаза.

Нет, устояла... Пронесло...

На люльку, стоящую на земле, рабочие уложили четыре стальных змеи. Вася-монтажник молодцевато прыгнул через перила.

— Вира! — крикнул Сергей, что есть силы.

Люлька отозвалась от площадки, закачалась в, воздухе. Она поднималась все выше и выше Деревянная платформа превратилась в дощечку, щепочку... И на ней мелькала черная бусинка — голова Васи-монтажника.

Люлька качалась а Сергею все казалось дрожит башня. Сердце обрывалось. Падают!

Конец! Трудно солдату на фронте под пулями; не труднее ли его матери, ожидающей рокового письма? Сергей тысячу раз проклинал себя.

Почему он не научился управлять краном? Какая жалость, что он не мог сказать: «Сиди на земле, девушка, обойдется без тебя!»

Люлька, словно теленок, тыкалась носом в башню; все никак не могла пристроиться. Вася перегнулся через край, подтянул ее руками. Осторожнее ты, циркач! Ворочает трос, крутит. Как он возится! Скорее же, скорее, ну! Или нет, не надо спешить, а то придется переделывать заново.

Толчок! Ох, опять землетрясение! Нет, это, рабочий ударил кувалдой: крепит лебедку. Тише, тише, товарищи! Башня падает! Конец!!! Конец Зине! Нет, это облака плывут, а вышка неподвижна. Наконец-то Вася подал знак рукой, тоненькая ниточка троса напряглась. Одной ниточкой не удержишь вышку, нужно спешить со вторым тросом. Вира, Зина, вира! Не медли, дорогая, спасай свою и Васину жизнь. Ах, как разболтало люльку, теперь ее не скоро остановишь! Как там чувствует себя Вася, в голубой бездне на пляшущей доске? Держись крепче, черт, тебя же вытряхнет сейчас!

...Так продолжалось около получаса. Наконец, все четыре троса были закреплены, натянуты. Дощечка, болтавшаяся между небом и землей, спустилась вниз, и Вася с сияющими глазами выпрыгнул на надежную почву.

Со всех сторон к нему протянулись руки. Вася пожимал их и правой и левой рукой. А вот и Зина выбежала из подъемника. Что за девушка! Молодец, просто герой! Каждый хочет ее поздравить, окружили, обнимают, жмут руки. И через головы товарищей Зина кричит:

— Ну как, Новиков, скажут нам спасибо?