Глава 14

Из тоннеля донесся звук быстрых шагов. Чуть позже к нему прибавилось легкое постукивание то ли трости, то ли палки. Почему-то в моей голове лич представал то в виде усопшего джентльмена, то пророка в мантии.

Впрочем, когда Сард вышел на свет, я отметил, что не так уж и далек от истины. В строгом элегантном костюме, идеально лежащем на усохшей фигуре, Архижрец приподнял блестящий цилиндр навершием трости в виде черепа. Легкий поклон всем сразу.

Пожалуй, внешность Сарда можно было назвать презентабельной. Почти идеально сохранившееся лицо, аккуратно подстриженные ногти, чистый костюм без единого пятнышка – на нем даже пылинки не осело! Довершали образ столичного денди начищенные до состояния зеркала черные туфли.

Я поднялся на ноги и кивнул в ответ.

— Отойдем? — предложил он, указывая тростью на коридор, откуда мы вошли в зал кадавра.

— Ну, хорошо, — пожал плечами я, первым скрываясь за поворотом.

Войдя вслед за мной, Сард мягко улыбнулся, от чего сложилось впечатление, что кожа в уголках губ лопнула.

— Итак, ты пришел, — скрипнул он. — Давненько-давненько мне обещали твой визит, господин Макс, — улыбка медленно увеличивалась. — И, судя по тому, что ты устроил, на этот раз все получилось, верно?

Так, стоп, он что, в курсе всего? В этой игре хоть кто-то не связан с корпорацией? У меня таким темпом паранойя начнет развиваться!

— Ну, наверное, — развел я руками.

Признаться, он разоружил меня. Я-то готовил доводы, как убедить старого властелина поделиться самым дорогим, что у него есть, а он вон как лихо перевел разговор в другое русло.

— Итак, плана ты не знал, — расхаживая по коридору из стороны в сторону, проговорил Сард, глядя в пол. — Но действуешь строго по заданной системе. Что ж, видимо, это значит, что пришла-таки пора...

— Для чего? — поднял я бровь, стараясь сохранить хладнокровие.

— Для объединения, разумеется! — воскликнул он, останавливаясь посреди коридора. — Видишь ли, Макс, я здесь уже очень давно, а мою идею только что воплотили! Вот он ты, стоишь передо мной, мое маленькое детище собственной персоной!

— Что?

— Ах, да, ты же ничего не знаешь! — чуть хихикнул он. — В общем, Макс, я знаю, кто ты. А точнее – что ты. И знаю, для чего ты был создан. Мной.

У меня в голове закружились тысячи вопросов, я никак не мог выбрать хоть один, чтобы озвучить, но Сард взмахнул тростью и заговорил сам.

— Все очень просто. Корпорации потребовался такой исполнитель, который смог бы легко справиться с любой задачей, минуя непосредственное участие в контроле руководства.

— Чтобы, например, оставшихся вне капсул людей уничтожать? — вопрос родился сам собой.

— Именно. Представь себе, ни один живой человек не способен отправлять на смерть всех под ряд. Нет, конечно, больные люди, обладающие настолько расшатанной психикой, что прибьют любого – есть всегда. Да и с популярностью у Властей не очень, так что больные подонки теперь налаживают революционный блок. Ведь все так просто – отсеки орбиту от Земли и положи конец страдания людским! — продекларировал Архижрец. — Только вот видишь, беда в том, что время планеты подходит к концу. И с каждым днем – оно все ближе.

— И как устранение человека поможет?

— Природа очищается, — пожал плечами Сард. — Ты еще не знаешь, нам давно удалось открыть способ полного восстановления не только человеческих жизней. Мы можем создать любое тело – животные, растения, насекомые, — он всплеснул руками. — И все, чего нам не хватало – это разум.

Я пожал плечами.

— Но зачем?

— Потому что люди в конечном итоге – слишком опасны. Свобода воли – это чересчур сложная модель. Как ты уже успел убедиться здесь, в Неверкоме, не подконтрольный никаким законам этики и морали, человек превращается в зверя.

— Это всего лишь игра, — перебил я. — Была до тех пор, пока вы не начали стирать оцифрованных игроков.

— Почему же? — вскинул лысые бровные дуги лич. — Ты думаешь, что оцифрованный человек остается человеком? Думаешь, ему нужны какие-то права, обязанности? О, нет, мой дорогой Макс! — он потряс пальцем передо мной. — Видишь ли, ты знаком с теорией о мыслях и существовании?

— Разумеется, но как...

— Не перебивай, Макс, — одернул Сард. — Так вот, что заставляет тебя думать, что машины, которыми становятся оцифрованные, на самом деле люди? Вот ты – оцифрованная личность, но человек ли ты?

— А разве нет?

— У тебя есть тело? Есть душа? В тебе есть жизнь вообще? — накинулся Архижрец. — Или ты выполняешь заранее заготовленные алгоритмы, которые скопированы из какого-то определенного источника?

— Но ведь многие люди живут именно так.

— То не люди, тупой скот, — отмахнулся он тростью. — Думаешь, кто-то из них хоть что-то совершит нечто достойное человека? — лич презрительно фыркнул. — За те триста лет, о которых ты не знаешь, многое изменилось. Ты знал, что образование стало бесплатным? А оно стало. И как думаешь, многие ломанулись в науку? Куда там! В его голосе было столько желчи и недовольства, я невольно посочувствовал. С другой стороны – а как доказать, что твое сознание – твое, не важно, из какого материала его построили. Нервные клетки, алгоритмы компьютера – какая разница, из чего ты состоишь, если ты разумен? Ведь я разумен. И, судя по проекции современного мира, как представляет Неверком Сард, я разумнее многих. – Зато знаешь, сколько процентов населения следит за гладиаторскими поединками? – хмыкнул он. – Народ не менялся со времен... – лич махнул рукой. – Никогда чернь не менялась! Что в Древнем Риме, что сейчас – дай хлеба и зрелищ, и ты станешь править этими дебилами, если хватит духа. — У тебя, я так понимаю, его хватает? — Хватает, — кивнул Сард. — Так зачем уничтожать человечество? — Потому что на планете прекрасно уместится «золотой миллиард», Макс. А большего и не нужно. Всего один миллиард людей на пятьсот десять миллионов квадратных километров. Расцвет науки, — он повел руками по воздуху, словно стоял у преподавательской доски, — возвращение утраченных видов. Ты не знаешь, но с фауной на планете все очень плохо. Я не говорю про загубленную атмосферу. — Всего лишь власть? — выдохнул я. — Не только власть, Макс. Сама жизнь разума. На орбите долго не проживешь – все когда-то да ломается. И к моменту, когда Солнце погаснет, человечество должно найти способ выбраться за пределы системы. А сделать это с такой толпой бесполезного балласта, что сейчас населяют нашу родину – невозможно. Он прервался и отер губы платочком с ажурной монограммой. — Я понимаю, что у тебя сейчас каша в голове, Макс. Но, посуди сам, я уже не один год жду, что у нас получится. — Обречь несколько миллиардов людей на смерть? — Они принесут пользу, если ты об этом переживаешь. Видишь ли, биокапсулы устроены так, что... — он на миг запнулся. — Пожалуй, еще рано. Все, что тебе нужно знать – я на твоей стороне, но особо на мою помощь не рассчитывай. Ты дернул их – защищаемых тобой людей – расстаться с игровым имуществом, с пикселями! — последнее слово он просто выплюнул. — И что ты получил в ответ? Сколько гневных писем тебе прислали, Макс? — Сотни. — Именно. Даже такие ничтожества, как местные игроки, понимают, что нельзя отдавать власть. Власть – единственное, что удерживает тебя на плаву в любой шторм. Как только ты ее упустил – утонешь, каким бы пловцом ни был. И ты потянулся за своей порцией власти – объявил другим, что весь пирог принадлежит только тебе, и делиться ты будешь с теми, кого изберешь самостоятельно. Разве я не прав? Я пожал плечами. О своих собственных желаниях в контексте пантеона не думалось – почему–то мне это казалось само собой разумеющимся. Но Сард прав – для очень многих моя правда хуже их собственной. — А теперь, когда они заартачились, ты собственными руками обречешь на смерть несколько сотен игроков – не важно, живых людей или оцифрованных. И не говори мне о том, что не выполняешь нашу задумку в миниатюре. — Есть разница между сотней персонажей в игре и миллиардами людей в реальности. — И в чем же она заключается? Ты ведь понимаешь, что на Земле даже у впервые ступившего на песок арены гладиатора в разы больше фанатов, чем ученых на всей планете. Так зачем ты защищаешь их? Разве они достойны спасения? — Христос как-то сказал, ему раскаявшаяся блудница ближе, чем сотня девственниц, — покачал головой я. — А, следовательно, всякий достоин шанса на спасение. — Но Господь устроил Потоп, чтобы очистить планету и начать заново. Потому что люди спасения оказались недостойны. И теперь все повторяется. Только в этот раз будут не воды, а биокапсулы. — И что мне помешает сообщить об этом всем? — поднял бровь я. — Понимание, что мы, Власти, правы. Давай, разгласи информацию, спаси миллиарды сейчас, чтобы все до единого люди погибли, когда Солнце остынет. С точки зрения жизни одного-единственного человека это подвиг, не спорю. Но с точки зрения человечества, как вида, это будет предательство. — Разве обязательно жертвовать всеми? — Мы и не станем убивать всех, Макс. Большую и самую бесполезную часть. Ты ведь не станешь спорить, что инженер полезнее грузчика? Таскать тяжести может любой идиот, а вот рассчитать формулу расщепления атома – единицы. Не споришь? Я так и думал. — Но почему биокапсулы? — Это самый безопасный для планеты способ. А после того, как ты докажешь, что наш проект завершен, отбором займутся твои копии. Кое-что мы, возможно, еще поправим, но в целом, я уже вижу, что ты готов.

— К чему? Уничтожать людей? — Именно, – кивнул Сард. — А теперь вернемся к нашим баранам? — он слегка прокашлялся, прочищая горло, и заговорил для пантеона: — Я, Архижрец Смерти, Сард, объявляю, что Жнец Макс в праве отказать всем и каждому, кому посчитает нужным, в покровительстве пантеона. Отныне мой младший жрец всегда и во всем будет пользоваться моей личной и наших Богов, поддержкой. Те же, кто не согласен – могут выйти прямо сейчас, я обещаю, что никаких преследований и упреков с моей стороны не будет. Однако это не значит, что предав Покровителей, вы избавитесь от штрафных санкций. До сбора осталось два часа, главам кланов быть в обязательном порядке. Я лично прослежу, чтобы на зов моего младшего жреца явились все ответственные люди. Те же, кто не придет засвидетельствовать власть Жнеца Макса, навсегда утратят свои привилегии и станут врагами пантеона. Так говорю я, так говорят Боги Смерти. Надпись исчезла у меня перед глазами. Лич улыбнулся, приподнял цилиндр на прощанье и, щелкнув пальцами, исчез. А я остался стоять в коридоре, уже слыша, как мои сокланы начинают сворачивать лагерь. Пора возвращаться в деревню.