Лед

В «Планете Кофе» ажиотаж. Тушь слезами стекает по моим щекам, Алисия обмахивается всем, что только попадется под руку. Из-за безумной жары у нас огромный наплыв жаждущих кофе со льдом.

– Чуваки, чуваки, нам нужен лед, – распоряжается она, держа руки на животе, пока еще почти плоском. Временами до меня вдруг доходит, что там у нее настоящий живой человек. – Нужен еще лед, можете сходить вдвоем? Нам нужно много. Много, много!

Мы с Максом, не снимая передников, выходим из «Планеты Кофе», но вместо ожидаемого свежего ветерка нам шибает в лицо волна еще более раскаленного воздуха.

– Батюшки, у нас там что, работал кондиционер? И такая жарища?

– А здесь еще жарче!

– Ну что, в супермаркет?

Мы несемся в супермаркет на предельной скорости. Макс высокий, без усилий делает элегантные гигантские шаги, а вот я пыхчу позади, как помесь мопса с черепахой. Пусть я и посещаю спортзал, куда мне до него! Вся запыхавшаяся, красная и потная. Потеет даже верхняя губа. Волосы сосульками прилипают к лицу. Если бы рядом не было Макса, я бы позвонила Камилле и сообщила, что моему личному здоровью нанесен большой урон. И когда, интересно, это самое здоровье обрушивается на тебя, так что ты можешь, например, переплыть Темзу, сам того не заметив?

В ближайшем супермаркете лед закончился и стоят огромные очереди.

– Что-о? – стонет Макс. – Как может закончиться лед?

– Сегодня же суббота и самый жаркий день в году, Макс. День барбекю.

– Все ясно с ними. Ладно, пошли в другое место.

Мы бежим (и/или подыхаем) по главной улице к экспресс-супермаркету, но там даже не держат льда в кубиках. Потом к гаражу, где есть морозильники, но нет льда.

– Значит, сегодня никаких фраппе, – говорит Макс по пути назад.

Я замечаю турецкую овощную лавочку, солнце припекает фрукты, выставленные снаружи. Гранаты, желтые манго, лаймы, лимоны, апельсины, персики, абрикосы. Арбузы, целые и половинками, спелые и сахаристые, сладкая клубника, помидоры, киви, кисти черного и зеленого винограда.

– Пахнет обалденно, – говорит Макс. Он наклоняется, чтобы вдохнуть аромат. Спелая, природная сладость.

Мужчина с пышными усами выходит из-за шторки, усеянной мелодично звенящими разноцветными бусинами.

– Привет, дружище. Извините, вы ведь, наверное, не продаете лед? – Как он мил со всеми. Как я его люблю. Кончай любить, посмотри, на кого ты похожа.

– Лед?

– Ну да, лед.

– Сколько вам надо? Пакет?

– А сколько у вас есть?

– Пошли.

Мы идем за мужчиной внутрь, и воздух тут же становится прохладным. Три исправно гудящих вентилятора приносят нам желанное избавление от хаоса бурлящей в выходной день главной улицы. Он велит нам подождать и уходит в глубь помещения.

– Как-то моя подруга Камилла купила здесь гранат и раздавила о собственную грудь, – говорю я Максу.

– Гранаты – необыкновенные фрукты, – отвечает он. – Говорят, в каждом двенадцать сегментов, по шесть в каждой половинке… как месяцев в году. И в каждом 365 зернышек, как…

– Дней в году?

– Вот именно. По одному на каждый день. Они целиком соответствуют природным ритмам. Вот ведь дела!

– Откуда ты знаешь? – с любопытством спрашиваю я.

– Бабушка рассказала, – отвечает он. – Хотя справедливости ради должен сказать, что она уже пять лет держит в вазе на окне пожухлую ветку от рождественской елки и исправно ее поливает в надежде, что из нее вырастет новая елка… и, конечно, ветка совсем засохла. Так что… может быть, она все выдумала.

– С твоих слов она мне нравится.

– Да, она славная. У нее есть любимая ворона, которая прилетает в гости. По имени Колин. Она кормит его раскрошенным чайным крекером. А у Колина есть подружка по имени Венди. Но Венди прилетает редко. Она, вероятно, стесняется.

Мы разглядываем полки. Магазин оказывается больше, чем выглядит с улицы. Здесь четыре прохода между стеллажами, уставленными коробками со специями и консервными банками. В первом ряду свежая мята и всякие травы, и еще овощи и фрукты, и холодильник с разноцветными напитками. Так и хочется лизнуть стекло. В горшках хлорофитумы и пальмы, сверху гирлянды искусственных цветов – розовые и желтые, красные и оранжевые. Есть и искусственные пластиковые фрукты – яблоки, виноград, бананы, свисающие сверху. Еще бусины. Разноцветные прищепки для белья. Стеклянные чайники и декоративные кружки. Безделушки, забавные маленькие фонтанчики, совки для мусора и щетки, свечи и благовония, лоскуты блестящих тканей, вышитые шелковые туфли и коврики. Сильно пахнет бадьяном, ванилью и ладаном.

– Теперь я знаю, где покупать рождественские подарки, – беззвучно смеется Макс. – В этом магазине есть все.

– Как будто на каникулы приехали. – Я потрясенно озираюсь в этом удивительном волшебном раю. И чувствую, что остываю.

– Ага. – Мы бродим между полок, улыбаемся, указываем пальцами в ожидании льда. – Вообще-то… я тебя сто лет не видел, у тебя все в порядке?

– Да, извини. Я не нарочно избегаю всех.

– Точно? В смысле, если даже нарочно, то я пойму. Тот вечер напоминает тебе о плохом, а я не хочу… ну, чтобы я у тебя ассоциировался с чем-то плохим.

– Как тебе удается так ясно говорить?

– То есть?

– Ну просто говоришь понятно. Это здорово.

– Да?

– Извини. Я была не в себе. Была. Но сейчас уже лучше. Ну не знаю. Честное слово, ничего плохого я о тебе не думала. Просто всякое было… на уме.

– Наверное, ты думала, как тебе быть… со своей жизнью?

Я пожимаю плечами. Идем дальше. Мне хочется все потрогать. Внезапно я чувствую, что потрясена, счастлива, взволнована. Не вполне понимаю, что это такое, грудь переполнена эмоциями, я чуть не плачу.

– Я так многого хочу. Я хочу жить, жить по-настоящему. Хочу делать все, что можно, и везде, где только можно. Я хочу… есть чизбургеры с чипсами и молочным коктейлем в Америке, в кино на открытом воздухе, и хохотать, и носить походные ботинки и короткие платья… – Макс смеется, а я нет, даже не улыбаюсь, и продолжаю: – Хочу пить черный кофе и красное вино и есть стейк с багетом в Париже, и носить модную короткую стрижку, и уметь правильно подводить глаза. Я хочу есть тапас в стоячем кафе в закоулках Барселоны, быть загорелой, ходить в свободной одежде. Хочу есть рагу в старинном деревенском пабе невесть где, чтобы рядом была водяная мельница, а мои глупые собаки вели себя хорошо и лежали рядом, пока я просматриваю газеты, и пусть на мне будет свитер с закатанными рукавами, а волосы растреплются от ветра, отяжелеют от дождя и надежд. Хочу есть уличную еду в Таиланде и ходить в штанах для йоги, в которых любой выглядит так, будто обкакался, и без всякой косметики, и делать йоговскую стойку на руках. Хочу побывать везде, хочу испробовать все. Просто хочу быть счастливой. Понимаешь?

И тут Макс целует меня. Для этого он слегка нагибается. Тепло, аккуратно и не липко. Он держит руку на моем затылке, затылок потный, но нам все равно, а вторую руку он положил мне на талию. Я отвечаю на поцелуй.

Мои глаза закрыты, а когда я на секунду открываю их, вижу размытую радугу из всех прекрасных вещей позади и свежих продуктов. Мне тут ужасно нравится. Мое сознание заставляет молчать весь мир, я думаю о поцелуе и о том, что ничего лучше на вкус не существует. И я чувствую себя по-настоящему красивой, хотя я без макияжа и вспотела так, будто десять раз подряд занималась на велотренажерах. Сердце скачет, будто играет в классики.

– Лед, ЛЕД! Много льда. – Мы отскакиваем друг от друга, спугнутые усачом-энтузиастом. Он опирается одной ногой о пакеты со льдом, будто это земля, которую он только что назвал своей, и, улыбаясь, объявляет: – Я вижу, вы целуетесь. – Он смеется. – Одолжить вам тачку?

Красные и взволнованные, мы везем тачку со льдом в «Планету Кофе» и улыбаемся, посасывая кубики льда.

Мы уже рядом с «Планетой Кофе», и Макс, повернувшись ко мне, говорит:

– Ну вот, мы вернулись на адскую планету. На случай, если сегодня не увидимся – ведь день будет безумным, – имей в виду, что за мной свидание!

– Это за мной свидание. Это же я убежала тогда.

– И не думай. Я твой должник.

– Ладно, так когда ты хочешь пригласить меня?

Он смотрит заигрывающе.

– Может быть, сейчас?

– Макс! Сейчас нельзя! «Планета» в хаосе, Алисия брызжет гормонами, слишком много народу, и потом, там же нужен лед…

– Ты права.

Мы ставим тачку у входа, и Макс начинает вытаскивать пакеты со льдом и закидывать их в «Планету Кофе». Сильные руки кидают ледяную крошку, скользкую и индевеющую. Уже подтаявшую. Все это время Алисия скулит, как недовольная кошка, которую весь день не кормили:

– Чуваки, ну почему так долго?

Я начинаю объяснять, что за льдом пришлось идти в турецкую лавочку, между тем как Марсель, словно робот, сгружает пакеты и ставит перед Алисией.

Макс плюхает на землю последний пакет и наконец поднимает голову – взъерошенный, пальцы покраснели от стеклянистого льда. Лица посетителей, изголодавшихся по кофеину, поворачиваются к нему, будто хотят взглядами транспортировать его к кофемашине путем какого-то безумного телекинеза. Он спокойно упирает руки в бока.

– Давай быстрей, Макси. Топ-топ. – Алисия хлопает в ладоши, но Макс вместо этого издает кудахчущий звук, плутовски закусывает губу, хихикает и поддает мне тачкой под коленки, так что я теряю равновесие и плюхаюсь задницей прямо в тачку, как в кресло. Макс ставит тачку на колесо и везет меня прочь из кофейни.

Я визжу.

– Макс! – кричит Алисия. – Ну-ка, инопланетяне, кончайте дурить. А то будете с громким стуком катапультированы на Землю и станете землянами. Я говорю серьезно! Давайте быстрей, раз-раз-раз! – И это заклинание не действует. Макс идет дальше, везет тачку, а в ней меня. Бегом, бегом, бегом, мимо обычных, едва успевающих увернуться людей, мимо собак, автобусов, колясок, подальше от злобного фырканья Алисии. Прочь, прочь, прочь…

Он катит меня мимо травы, цветов, фонтана, любителей пикников, шмелей, птичек и детского бассейна. Я раскидываю руки и растопыриваю пальцы. Закрываю глаза. Смеясь, мы скользим и скользим, дышим свободой. Наконец он опрокидывает тачку, мы падаем на мягкую траву и смеемся – мы слишком запыхались, чтобы даже думать о поцелуях. Мы сплетаем пальцы. Хихикаем. Единственное колесо тачки продолжает крутиться. Макс поворачивается, смотрит на меня – вампирские зубы, ямочки на щеках – и говорит:

– Давно уже об этом мечтаю… Я бы хотел, чтобы ты была моей подружкой. Не хочешь подумать о том, чтобы стать моей девчонкой?

Я даже не сразу въезжаю в то, что он сказал.

– Уже подумала. Сто процентов.