Глава 4…И ЕГО ДОЧЬ, ОЧЕНЬ ИСПУГАННАЯ

Мистер Бантер принес письмо Паркера лорду Питеру в постель в среду утром. Дом почти опустел, все ушли на слушания в полицейском суде Норталертон. Хотя процедура должна была быть чисто формальной, присутствие всего семейства казалось необходимым. Там была и вдовствующая герцогиня — она поспешила к своему сыну и героически жила в меблированных комнатах. Молодая герцогиня считала, что ее свекровь была в большей степени энергичной, чем обладала чувством собственного достоинства. Неизвестно, что она могла сделать, если бы ее предоставили самой себе. Она могла даже дать интервью газетному репортеру. Кроме того, в эти трудные моменты правильное место жены — рядом с ее мужем. Леди Мэри была больна — на это нечего было сказать; и если Питер решил остаться, куря сигареты в своей пижаме, в то время как его единственный брат подвергался публичному унижению, то этого и следовало ожидать. Питер пошел в свою мать. Откуда в семействе эта эксцентричная черта, ее милость могла легко предположить. Вдова происходила из хорошей гэмпширской семьи, но корни ее генеалогического дерева питала иностранная кровь. Ее собственная обязанность была ясна, и она сделает это.

Лорд Питер проснулся и выглядел довольно измученным, как если бы он занимался сыском во сне. Мистер Бантер заботливо укутал его в блестящий восточный халат и поставил ему на колени поднос.

— Бантер, — сказал лорд Питер довольно нетерпеливо, — ваш «кафе о ле» — единственное терпимое событие в этом скотском месте.

— Спасибо, мой лорд. Опять очень холодно сегодня утром, мой лорд, но дождя нет.

Лорд Питер нахмурился над письмом:

— Есть что-нибудь интересное в газете, Бантер?

— Ничего примечательного, мой лорд. Продажа на следующей неделе в Нортбери-Холл библиотеки мистера Флитвайта — «Признание Амантис» Кэкстона…

— Что проку говорить об этом, когда мы застряли здесь — одному Богу известно на сколько? Лучше бы я занимался книгами и никогда не касался преступлений. Вы послали те образцы Лаббоку?

— Да, мой лорд, — сказал Бантер спокойно. Доктор Лаббок был «аналитический джентльмен».

— Нам нужны факты, — сказал лорд Питер, — неоспоримые факты. Когда я был маленьким мальчиком, я всегда ненавидел факты. Думал о них как о противных, жестких вещах, покрытых шипами. И никак иначе.

— Да, мой лорд. Моя старая мать…

— Ваша мать, Бантер? Я и не знал, что у вас была мать. Я всегда воображал, что вы явились на свет уже таким, как сейчас. Извините меня. Ужасно грубо с моей стороны. Прошу прощения.

— Ничего, мой лорд. Моя мать живет в Кенте, около Мейдстоуна. Ей семьдесят пять, мой лорд, и для своих лет она чрезвычайно активная женщина, если вы простите мне упоминание этого. Я был одним из семи детей.

— Это выдумка, Бантер. Я знаю лучше. Вы уникальны. Но я прервал вас. Вы собирались рассказать мне о вашей матери.

— Она всегда говорит, мой лорд, что факты похожи на коров. Если вы смотрите им в лицо достаточно сурово, они вообще убегают. Она очень храбрая женщина, мой лорд.

Лорд Питер импульсивно вытянул руку, но мистер Бантер был слишком хорошо обучен, чтобы увидеть это. Он уже начал править бритву. Тут лорд Питер внезапно рывком выскочил из кровати и побежал через лестничную площадку к ванной.

Здесь он достаточно пришел в себя, чтобы возвысить голос до «Соmе unto these Yellow Sands». Затем, проникшись настроением композитора Г. Перселла, он перешел к «I attempt from Love's Sickness to Fly» с таким воодушевлением, что вопреки обыкновению налил несколько галлонов холодной воды в ванну и энергично растер себя губкой. После чего, растерев тело полотенцем, он пулей вылетел из ванной и очень сильно ударился голенью о большой дубовый сундук, который стоял возле лестницы, — настолько сильно, что его крышка поднялась от удара и закрылась с протестующим шумом.

Лорд Питер остановился, чтобы сказать нечто выразительное и погладить ногу ладонью. В этот момент его осенила мысль. Он положил полотенце, мыло, губку, люфу, щетку для мытья и другие принадлежности и тихо поднял крышку сундука.

Неизвестно, ожидал ли он, подобно героине «Нортенгерского аббатства», найти внутри нечто ужасное. Но бесспорно, что, как и она, он не увидел там ничего более потрясающего, чем какие-то простыни и покрывала, аккуратно сложенные на дне. Неудовлетворенный, он осторожно поднял верхнее из них и осмотрел его в течение нескольких мгновений в свете окна лестницы. Он как раз возвращал его на место, негромко свистя при этом, когда тихий звук сдержанного вздоха заставил его вздрогнуть.

Повернувшись, он увидел рядом сестру. Он не слышал ее приближения, но она стояла рядом в ночной рубашке со скрещенными на груди руками. Ее зрачки расширились до того, что синие глаза стали почти черными, а кожа, казалось, приобрела оттенок ее пепельных волос.

Уимзи, держа в руках простыню, оцепенело уставился на нее, и ужас с ее лица перешел на его, неожиданно клеймя их таинственным сходством кровного родства.

По собственному впечатлению Питера, он смотрел «подобно заколотой свинье» около минуты. На самом деле он пришел в себя через долю секунды. Он положил простыню в сундук и выпрямился.

— Привет, Полли, старушка, — сказал он, — где ты пряталась все это время? Наконец-то мы увиделись. Боюсь, для тебя это было не самое лучшее время.

Он обнял ее рукой и почувствовал, как она сжалась.

— В чем дело? — спросил он. — Что случилось, старушка? Послушай, Мэри, хотя мы нечасто с тобой общаемся, но я — твой брат. У тебя неприятности? Может, я…

— Неприятности? — сказала она. — Конечно, глупый старый Питер, конечно, у меня неприятности. Разве ты не знаешь, что моего жениха убили, а моего брата посадили в тюрьму? Разве этого не достаточно для неприятностей? — Она засмеялась, и Питер внезапно подумал: «Она говорит, как героиня кроваво-мелодраматического романа». Она продолжала более естественным тоном:

— Все в порядке, Питер, правда; только у меня страшно болит голова. Я плохо соображаю, что делаю. Что ты ищешь? Ты наделал столько шуму, что я вышла. Я думала, это хлопнула дверь.

— Отправляйся лучше обратно в кровать, — сказал лорд Питер. — Ты замерзнешь. Почему девушки носят такие тонкие и короткие пижамы в этом ужасно холодном климате? Ну-ну, не волнуйся. Я загляну к тебе позже, и мы замечательно поболтаем, как в старые добрые времена, — что скажешь?

— Не сегодня, не сегодня, Питер. Мне кажется, я схожу с ума. — (Снова расхожие книжные штампы, — подумал Питер.) — Джеральда судят сегодня?

— Не совсем судят, — сказал Питер, потихоньку подводя ее к комнате, — это только формальность, понимаешь. Веселый старый судья послушает, как будут читать обвинение, а затем встрянет старина Мурблс и скажет, что ему нужны только прямые улики, поскольку он должен проинструктировать адвоката. Это — Биггс, ты знаешь. Затем они послушают свидетельство ареста и Мурблс скажет, что старина Джеральд имеет право на защиту. Это все до выездной сессии суда присяжных — свидетельство перед большим жюри — чепуха! Это будет в начале следующего месяца, я думаю. Ты должна будешь встряхнуться, чтобы быть в форме к тому времени. Мэри вздрогнула.

— Нет-нет! Разве мне нельзя избежать этого? Я не могу проходить через все это снова. Я, должно быть, больна. Я чувствую себя ужасно. Нет, не входи. Я не хочу, чтобы ты заходил. Позвони в звонок, пусть придет Элен. Нет, отпусти меня, уйди! Я не хочу, чтобы ты заходил, Питер!

Питер колебался, несколько встревоженный.

— Действительно, вам лучше не входить, мой лорд, извините меня, — сказал голос Бантера у его уха. — Только вызовите истерику, — добавил он, мягко уводя своего хозяина от двери. — Весьма печально для обеих сторон и в целом безрезультатно. Лучше подождать возвращения ее светлости, вдовствующей герцогини.

— Совершенно верно, — сказал Питер. Он повернул обратно, чтобы подобрать свои принадлежности, но был ловко опережен. Он еще раз поднял крышку сундука и посмотрел внутрь.

— Что вы нашли на той юбке, Бантер?

— Гравий, мой лорд, и серебряный песок.

— Серебряный песок.

Позади охотничьего домика Ридлсдейла широко и Далеко простиралась болотистая местность, поросшая вереском. Вереск был коричневым и влажным, а маленькие ручьи казались совсем бесцветными. Было шесть часов вечера, но солнце еще не зашло. Целый день небо закрывали плотные тяжелые облака, двигавшиеся с востока на запад. Лорд Питер возвращался назад пешком после долгого и безрезультатного поиска сведений о мотоциклисте, комментируя вслух страдания своей общительной души. «Если бы старина Паркер был здесь», — пробормотал он и внезапно остановился, увидев на земле отпечаток шин.

След вел к дому на ферме, которая находилась на расстоянии двух с половиной миль от усадьбы и была известна под названием Грайдерс-Холл. Ферма располагалась в северном направлении от деревни Ридлсдейл и представляла собой одинокий форпост, стоящий на краю болот, в долине с плодородной землей между двумя широкими возвышенностями, поросшими вереском. След спустился вниз с Вемелингского холма, обогнул отвратительное болото и в полумиле от него пересек небольшую речку Рид, прежде чем привел к ферме. У Питера оставалось мало надежды на то, что он услышит какие-нибудь новости в Грайдерс-Холле, но он был полон решимости заглянуть под каждый камень. Несмотря на расследование Паркера, он был уверен, что мотоцикл ехал по главной дороге и, возможно, проехал прямо через Кингс-Фентон, не останавливаясь и не привлекая внимания. Но он собирался поискать в округе, а Грайдерс-Холл как раз находился по соседству. Питер сделал паузу, чтобы снова разжечь трубку, а затем неожиданно остановился. Тропинка была размечена прочными белыми столбиками через равные интервалы и окружена изгородью. Причина этого была ясна: через несколько ярдов после спуска в долину слева начиналась гряда поросших травой холмов, а между ними — мутное черное болото, в котором все, что было тяжелее трясогузки, в мгновение ока превращалось в череду маленьких пузырьков. Уимзи наклонился за лежащей под ногами смятой банкой из-под сардин и бросил ее в трясину. Банка ударилась о поверхность, издав чавкающий звук, и постепенно исчезла. С чувством, похожим на то, которое каждого находящегося в депрессии повергает в уныние, Питер грустно оперся на изгородь и погрузился в размышления о многообразии пустых предположений относительно 1) тщетности человеческих желаний; 2) изменчивости; 3) первой любви; 4) разрушения идеализма; 5) последствий Первой мировой войны; 6) планирования рождаемости и 7) добровольного заблуждения. Он потерял всякую надежду. Осознав, что он замерз и проголодался, а идти предстоит еще несколько миль, он пересек ручей по скользким камням, выложенным в ряд, и направился к воротам фермы, которые выглядели довольно прочными и неприступными. Мужчина, опиравшийся на них, жевал соломинку. Он не пошевелился, когда Уимзи приблизился.

— Добрый вечер, — бодро сказал лорд, кладя руку на щеколду. — Прохладно, не правда ли?

Мужчина не ответил, но наклонился еще сильнее и вздохнул. На нем были куртка из грубой шерсти и бриджи, его гетры были в навозе.

— По сезону, не так ли? — сказал Питер. — По-моему, самое время для стрижки овец.

Мужчина отбросил соломинку и сплюнул в направлении правого ботинка лорда Питера.

— Много животных у вас пропадает в болоте? — продолжал Питер, беспечно отодвигая засов на воротах и опираясь на них с противоположной стороны. — Я вижу, у вас довольно надежная ограда вокруг дома. Но, должно быть, немного опасно в темноте, на случай, если вы захотите совершить небольшую вечернюю прогулку с другом?

Мужчина снова сплюнул, надвинул шляпу на глаза и спросил коротко:

— Что надо?

— Ну, — сказал Питер, — я думал о том, чтобы нанести маленький дружественный визит мистеру — владельцу этой фермы, так сказать. Соседи по загородной местности и все такое. Эта часть страны не густо населена, не так ли?! Он дома, как вы думаете? Человек хмыкнул.

— Рад слышать это, — сказал Питер. — Так необыкновенно чудесно обнаружить, что все вы, йоркширцы, такие добрые и гостеприимные, не правда ли? Не важно, кто вы, всегда найдется место у домашнего очага. Извините меня, но знаете ли вы, что вы опираетесь на ворота и я не могу открыть их? Я уверен, что это чистая оплошность, только вы, возможно, не осознаете, что как раз там, где стоите, вы оказываете максимальное давление. Какой очаровательный дом, не так ли? Все так сурово и мрачно, и все такое. Никаких вьющихся растений, или маленького заросшего розами крыльца, или чего-нибудь пригородного. Кто живет в нем?

Человек рассматривал его сверху вниз в течение нескольких мгновений и затем ответил:

— Мистер Граймторп.

— Нет, в самом деле? — спросил лорд Питер. — Только подумайте. Именно тот человек, которого я хотел видеть. Образцовая ферма, не так ли? Куда бы я ни отправился вдоль или поперек Северного райдинга, я слышу о мистере Граймторпе. «Масло Граймторпа самое лучшее»; «Овечья шерсть Граймторпа никогда не рвется»; «Свинина Граймторпа тает во рту»; «Для ирландского рагу возьмите баранину Граймторпа»; «Живот, набитый говядиной Граймторпа, никогда не печалится». Моим заветным желанием было увидеть мистера Граймторпа во плоти. А вы, без сомнения, его ярый сторонник и правая рука. Вы вскакиваете с кровати перед началом дня, чтобы подоить коров посреди пахнущего сена. Вы, когда тени вечера сгущаются, домой из гор ведете овцу с кротким взором. Вы при ярком и гостеприимном огне очага рассказываете вашим милым младенцам истории давних дней. Замечательная жизнь, хотя, возможно, немного монотонная зимой. Позвольте мне пожать вашу честную руку.

Был ли человек тронут этой лирической вспышкой или слабеющий свет не был слишком тусклым, чтобы скрыть бледный блеск металла в ладони лорда Питера, но, во всяком случае, он немного отодвинулся от ворот.

— Огромное спасибо, дружище, — сказал Питер, проскальзывая мимо него. — Я понимаю это так, что найду мистера Граймторпа в доме?

Человек молчал, пока Уимзи не прошел около дюжины ярдов по мощеной дорожке, а затем окликнул его, не оборачиваясь:

— Мистер!

— Да, старина? — приветливо ответил Питер, возвращаясь.

— Может случиться, что он натравит собаку.

— Не может этого быть, — сказал Питер. — Преданная собака приветствует возвращение блудного сына. Сцена семейного торжества. «Мой родной, давно потерянный мальчик!» Рыдания и речи, пиво повсюду на восхищенной арендованной земле. Веселье у старого домашнего очага, пока балки не зазвенят и всю копченую ветчину не снимут для участия в кутеже. Спокойной ночи, сладкий Принц, пока коровы не придут домой, и собаки не съедят Иезавель, когда собаки весны идут по следам зимы. — «Я думаю, — добавил он про себя, — они закончат пить чай».

Когда лорд Питер приблизился к двери фермы, его настроение улучшилось. Он любил наносить такого рода визиты. Питер пристрастился к расследованию преступлений, как мог бы, при наличии другого темперамента или телосложения, пристраститься к индийскому гашишу — за его волнующие свойства — в момент, когда жизнь казалась пылью и пеплом, но первоначально в его характере не было склонности к расследованиям. Он почти ничего не ожидал от расспросов в Грайдерс-Холле, хотя мог бы, вероятно, извлечь всю нужную ему информацию с помощью разумной демонстрации налоговых сертификатов казначейства мрачному человеку у ворот.

Паркер бы, по всей вероятности, так и поступил; ему платили за то, чтобы он расследовал преступления и больше ничего не делал, и ни природные таланты, ни образование (полученное в средней школе в Барроуин-Фернесс) не побуждали его отклоняться на запасные пути в глубине плохо контролируемого воображения. Но лорду Питеру мир представлялся интересным лабиринтом побочных вопросов. Он был уважаемый ученый, знаток пяти или шести языков, музыкант с некоторым навыком и гораздо большим пониманием, эксперт в токсикологии, собиратель редких изданий, интересный человек, ведущий светский образ жизни, и обычный сластолюбец. Он был замечен в половине первого дня в воскресенье, когда гулял в Гайд-парке в цилиндре и сюртуке, читая «News of the world». Страсть к неизведанному заставила его охотиться за непонятными брошюрами в Британском музее, чтобы распутать волнующую историю о сборщиках подоходного налога и выяснить, куда утекали его собственные средства. В этом случае очаровательная проблема йоркширского фермера, который обычно натравливает собак? на случайных посетителей, обязательно требовала изучения в личной беседе. Результат оказался неожиданным.

Его первый стук остался незамеченным, и он постучал снова. На сей раз послышалось какое-то движение, и неприветливый голос выкрикнул:

— Ладно, тогда, черт побери, пойди и впусти, кого там принесло, — сопровождаемый звуком какого-то предмета, упавшего или брошенного через комнату.

Дверь неожиданно распахнулась, и на пороге появилась темноволосая и симпатичная девочка приблизительно семи лет, которая потирала руку, как если бы ударилась обо что-то. Она стояла в оборонительной позиции загораживая порог, пока тот же самый голос не прорычал нетерпеливо:

— Ну, кто там пожаловал?

— Добрый вечер, — сказал Уимзи, снимая шляпу. — Надеюсь, вы извините меня за вторжение. Я живу в охотничьем домике в Ридлсдейле.

— Ну и что с того? — перебил его голос. Поверх головы ребенка Уимзи разглядел силуэт крупного коренастого человека, курящего у огромного камина. Не было никакого света, кроме отблесков огня, поскольку окно было маленькое и уже наступили сумерки. Комната казалась большой, но за высоким сиденьем из дуба, пересекающим ее поперек, сгущалась непроницаемая чернота.

— Могу я войти? — спросил Уимзи.

— Если вам нужно, — сказал человек нелюбезно. — Отойди от двери, девчонка; чего ты уставилась? Иди к своей матери, и пусть она объяснит тебе, как нужно себя вести.

Это больше напоминало случай, когда горшок читает чайнику лекции о чистоте, но ребенок поспешно исчез в темноте за перегородкой, и Питер вошел.

— Вы мистер Граймторп? — спросил он вежливо.

— Ну и что, если это так? — парировал фермер. — У меня нет причин стыдиться своего имени.

— Совершенно верно, — сказал лорд Питер, — так же, как и у вашей фермы. Восхитительное место, да? Меня зовут Уимзи, между прочим, лорд Питер Уимзи, брат герцога Денверского. Мне очень неловко отвлекать вас, вы, должно быть, заняты овцами и всем этим, но я подумал, что вы не будете возражать, если я просто нанесу визит по-соседски. Малонаселенная местность, не так ли? Я хотел бы лично знать людей, живущих по соседству, и все такое. Я привык к Лондону, понимаете, где люди живут Довольно скученно. Полагаю, здесь очень мало появляется незнакомцев?

— Ни одного, — сказал мистер Граймторп решительно.

— Зато, возможно, — продолжал лорд Питер, — Это заставляет людей больше ценить тех, кто живет поблизости, да? Часто думаю, что в городе видишь слишком много незнакомцев. Ничего похожего на семью, когда все сказано и сделано, — удобно, не та ли? Вы женатый человек, мистер Граймторп?

— Какое, черт побери, вам до этого дело? — прорычал фермер с такой свирепостью, что Уимзи весьма нервно огляделся в поисках вышеупомянутых собак.

— О, ничего, — ответил он, — просто я подумал, что очаровательная маленькая девочка могла быть вашей.

— Если бы я думал, что она не моя, — сказал мистер Граймторп, — то бы удавил суку вместе с ее матерью. Что скажете на это?

Собственно говоря, фраза, считающаяся диалоговой формулой, казалось, оставляла желать так много лучшего, что естественная болтливость Уимзи подверглась серьезному испытанию. Он отступил назад, но тем не менее решил воспользоваться обычным мужским ресурсом и предложил мистеру Граймторпу сигару, в то же время думая про себя: «Какую адскую жизнь, должно быть, ведет здесь женщина».

Фермер отклонил сигару единственным словом и молчал. Сам Уимзи закурил сигарету и задумался, наблюдая за своим собеседником. Это был человек приблизительно сорока пяти лет, очевидно, грубый, жестокий, с обветренным лицом, широкими мощными плечами и короткими, толстыми бедрами — точно бультерьер с плохим характером. Решив, что тонкие намеки здесь окажутся бесполезными, Уимзи воспользовался более откровенным методом.

— Говоря по правде, мистер Граймторп, — сказал он, — я не прихожу в гости совершенно без всякого повода. Всегда лучше всего обеспечить себе повод для визита, не так ли? Хотя так восхитительно видеть вас — я хочу сказать, никакого повода могло бы и не понадобиться. Но факт состоит в том, что я ищу молодого человека — моего знакомого, который сказал, что будет проезжать неподалеку примерно в это время. Только я боюсь, что, возможно, пропустил его. Понимаете, я только что приехал с Корсики — интересная страна, мистер Граймторп, но немного странная, — и, исходя из того, что сказал мой друг, я думаю, что он, должно быть, был здесь неделю назад и справлялся обо мне. Мне, как всегда, не везет! К тому же он не оставил своей карточки. Вы случайно не встречали его? Высокий парень с большим размером ноги на мотоцикле с коляской. Я думаю, что он должен был появиться где-то здесь. Эй! Вы знаете его?

Лицо фермера раздулось и стало почти черным от гнева.

— В какой день, вы говорите? — требовательно прохрипел он.

— Должно быть, в прошлую среду ночью или утром в четверг, — сказал Питер, держа руку на своей тяжелой трости из ротанга.

— Я так и думал, — прорычал мистер Граймторп. — Потаскушка, как и все эти чертовы женщины с их грязными уловками. Послушайте, мистер. Этот йоркширец ваш друг? Ну, я был в Стэпли в среду и в четверг, вы знали об этом, не так ли? И друг тоже знал, да? И не будь я тогда в городе, ему бы не поздоровилось. Если бы я застал его здесь в ту минуту, то разорвал бы! И если я замечу, что он снова околачивается здесь, раздавлю ему все кости и пошлю вас его искать.

И с этими удивительными словами он кинулся к горлу Питера подобно бульдогу.

— Так дело не пойдет, — сказал Питер, освобождаясь с легкостью, которая удивила его противника, и ловя его запястье хваткой таинственной и мучительной агонии. — Это не умно, знаете ли, ведь так можно и убить человека. Неприятное это дело — убийство. Дознание следователя и прочее. Допросы во время судебного расследования, необходимость отвечать на самые разнообразные недвусмысленные вопросы, и парень, набрасывающий вам петлю на шею. Кроме того, ваш метод несколько примитивен. Стой спокойно, ты, дурачина, иначе сломаешь себе руку. Вот так лучше. Правильно. Сядь. Ты рискуешь очень скоро нажить неприятности, ведя себя подобным образом, когда тебе задают вежливый вопрос.

— Убирайтесь из моего дома, — прошипел мистеру Граймторп зловеще.

— Конечно, — сказал Питер. — Я должен поблагодарить вас за очень интересный вечер, мистер Граймторп. Жаль, что вы ничего не можете сообщить мне о моем друге…

Мистер Граймторп подпрыгнул с богохульным восклицанием и направился к двери, выкрикнув: «Джабес!» Лорд Питер мгновение смотрел ему вслед, а затем оглядел комнату.

— Здесь что-то подозрительное, — сказал он. — Приятель что-то знает. Кровожадная скотина. Интересно…

Он заглянул за сиденье и столкнулся лицом к лицу с женщиной — тусклый клочок белизны в густой тени.

— Вы? — спросила она низким хриплым голосом, задыхаясь. — Вы? Вы безумны, раз пришли сюда. Быстро, быстро! Он пошел за собаками.

Она положила обе руки ему на грудь, настойчиво толкая его назад. Но когда свет огня упал на его лицо, она издала сдавленный вопль и застыла в оцепенении — голова Медузы, внушающая страх.

Медуза была красива, говорится в легенде, такова была и эта женщина: широкий белый лоб, обрамленный тяжелыми темными волосами, черные глаза, пылающие под прямыми бровями, широкий, страстный рот — форма его была настолько замечательной, что даже в этот напряженный момент шестнадцать поколений феодальной привилегии заволновались в крови лорда Питера. Его руки инстинктивно накрыли ее ладони, но она вся сжалась и поспешно отступила назад.

— Мадам, — сказал Уимзи, приходя в себя, — я не совсем…

Тысяча вопросов роилась в его мозгу, но, прежде чем он сумел сформулировать их, раздался пронзительный крик, за ним другой, а затем еще один из дальней части дома.

— Бегите, бегите! — торопливо заговорила она. — Собаки! Боже мой, боже мой, что станет со мной? Уходите, если вы не хотите видеть меня убитой. Идите, идите! Пожалейте меня!

— Послушайте, — сказал Питер, — разве я не могу остаться и защитить…

— Вы можете остаться и стать виновником моей смерти, — сказала женщина. — Идите же!

Питер отбросил традиции привилегированной частной школы и подчинился, подхватив свою трость. Собаки наступали ему на пятки, когда он бежал. Он ударил первую своей палкой, и та отскочила назад, рыча. Мужчина в воротах все так же стоял, опершись на забор, и был слышен хриплый голос Граймторпа, приказывающий ему схватить беглеца. Питер приблизился к нему; люди и собаки смешались в кучу, и внезапно Питер оказался переброшенным через ворота. Когда он поднялся и побежал, то слышал, как фермер ругает работника, а тот отвечает, что ничего не мог поделать; затем раздался испуганный женский вопль. Оглянувшись, он увидел, как женщина, мужчина и еще один подоспевший работник били собак, чтобы те шли назад, и, видимо, убеждали Граймторпа не выпускать их за забор. Очевидно, их протесты возымели некоторое воздействие, так как фермер угрюмо повернул назад, а второй работник отозвал собак, используя кнут и создавая много шума. Женщина сказала что-то, и ее муж в бешенстве повернулся к ней и Ударом свалил на землю.

Питер хотел было возвратиться, но сильное убеждение, что он может только ухудшить ее положение, остановило его. Он стоял и ждал, пока она не поднялась и не вошла в дом, вытирая платком кровь и грязь с лица.

Фермер оглянулся, погрозил ему кулаком и последовал за ней.

Джабес собрал собак и отвел их обратно; новый знакомый Питера вернулся и снова стоял, опершись на ворота.

Питер подождал, пока дверь не закрылась за мистером и миссис Граймторпы; затем он достал свой носовой платок и в полутьме осторожно подал знак человеку, который скользнул в ворота и медленно подошел к нему.

— Большое спасибо, — сказал Уимзи, вкладывая деньги ему в руку. — Боюсь, я нанес непреднамеренный вред.

Человек посмотрел на деньги и на него.

— Это происходит со всеми, мистер, кто приходит посмотреть на миссис, — сказал он. — Лучше держаться подальше, если вы не хотите видеть ее голову в крови.

— Послушайте, — сказал Питер, — вы случайно не встречали молодого человека с мотоциклом, который ездил здесь в прошлую среду или примерно в то время?

— Нет. В среду? Это был день, когда хозяин ездил в Стэпли, кажется, за машинами. Нет, я думаю, нет.

— Хорошо. Если вы встретите кого-либо, кто его видел, сообщите мне. Вот мое имя, я остановился в охотничьем домике в Ридлсдейле. Спокойной ночи и большое спасибо. — Человек взял у него карточку и, сутулясь, пошел назад без слов прощания.

Лорд Питер шел медленно, высоко подняв воротник своего пальто и надвинув шляпу на глаза. Этот кинематографический эпизод не давал покоя его логическим способностям. С усилием он разобрался в своих мыслях и упорядочил их в некоторой последовательности.

— Пункт первый, — сказал он, — мистер Граймторп. Джентльмен, который ни перед чем не останавливается. Сильный. Неприветливый. Негостеприимный. Доминирующая характеристика — ревность к его поразительно красивой жене. Был в Стэпли в прошлую среду и четверг, покупал машины. (Полезный джентльмен у ворот, кстати, подтверждает это, так что на данной стадии алиби можно считать безупречным.) Значит, не видел нашего таинственного друга с коляской, если он там был. Но склонен думать, что он был там, и имеет очень мало сомнений по поводу того, для чего он приезжал. Что поднимает интересный вопрос. Почему коляска? Неуклюжая вещь, чтобы совершать поездку вместе с ней. Очень хорошо. Но если наш друг приехал за миссис Г., он, стало быть, не взял ее. Снова хорошо. Второй пункт — миссис Граймторп. Весьма исключительный пункт. Ей-богу! — Он остановился в задумчивости, чтобы восстановить волнующий момент. — Давайте сразу допустим, что если № 10 прибыл с предполагаемой целью, он имел оправдание этому. Хорошо! Миссис Г. боится своего мужа, которому ничего не стоит избить ее на основании подозрения. Видит Бог, я только усугубил бы ситуацию. Единственное, что можно сделать для жены такого скота — подальше держаться от нее. Надеюсь, за этим не последует убийство. На сегодняшний день одного убийства достаточно. На чем я остановился? — Уимзи восстановил ход своих мыслей. — Так, хорошо, миссис Граймторп что-то знает, и она знает кого-то. Она приняла меня за кого-то другого, У кого были все причины не приезжать в Грайдерс-Холл. Где она была, интересно, в то время, когда я разговаривал с Граймторпом? Ее не было в комнате. Возможно, ребенок предупредил ее. Нет, этого не может быть; я сказал Ребенку, кто я. Ага! Погодите минутку. Видел ли я свет? Она выглянула из окна и увидела типа в поношенном плате «барберри». № 10 — тип в поношенном плаще «барберри». Теперь давайте предположим на мгновение, что она принимает меня за № 10. Что она делает? Она благоразумно не показывается — не может понять, почему я оказался таким дураком и явился. Затем, когда Граймторп выбегает, чтобы позвать собак, она рискует своей жизнью, предупреждая своего… своего, скажем дерзко, возлюбленного, чтобы тот уходил. Она находит, что это не ее возлюбленный, а какой-то зевака очень похожего вида. Новая компромиссная ситуация. Она просит зеваку скрыться, спасти этим самого себя и спасти ее. Зевака скрывается, притом не слишком грациозно. Следующий отрывок этой захватывающей драмы будет показан в нашем театре — но когда? Я бы очень хотел это знать. — Он побродил еще некоторое время. — Все равно, — ответил он себе, — все это не проливает света на то, что № 10 делал в охотничьем домике в Ридлсдейле.

В результате всех умозаключений он не пришел к какому-либо выводу.

— Что бы ни случилось, — сказал он себе, — и если это может быть сделано без опасности для ее жизни, я должен снова встретиться с миссис Граймторп.