— Да, — кивнул Хадсон Грейтхауз, — пожалуй, я выпью еще чашечку чая.

— Хорошо, сэр. — Девушка наклонила к его чашке носик белого чайничка, украшенного зелеными и желтыми цветами. — Это моя любимая смесь, — добавила она, а затем по ее лицу пробежала тень. — То есть… мне так сказали.

— Сказали?

— Да, сэр. Моя мама.

— Хм, — нахмурился Хадсон, держа изящную чашку в руках, более привыкших к грубым деревянным кружкам с элем. Он приподнял густые пепельно-серые брови; левая была рассечена рваным шрамом от чашки, брошенной бывшей женой в порыве гнева. Этот инцидент из прошлого стал одной из причин его отвращения к чашкам и слабому чайному раствору, что оставлял на губах лишь сладкое послевкусие. — А разве вы сами не помните, что она ваша любимая?

— Нашей дочери всегда нравилась эта смесь, — вмешался в разговор мужчина, сидевший с ними в комнате. Его голос прозвучал резче, чем он хотел. У него были седые волосы, зачесанные назад, и тяжелый подбородок. Одет он был в темно-синий костюм, пиджак был украшен четырьмя серебряными пуговицами. Справа, у линии волос, виднелась гипсовая повязка, кожа вокруг которой вздулась и покраснела. — И еще она любит добавить побольше лимона, — продолжил он. — Не так ли, Мэри Линн?

Ответ прозвучал через несколько секунд, и Хадсон снова увидел, как по лицу девушки пробегает тень, хотя это легко можно было принять за обман зрения.

— Да, отец, — сказала она, — это правда.

— Хм… — Хадсон натянуто улыбнулся ей, на большее он был просто не способен. — Расскажите мне, что еще вам нравится.

Мужчина вновь вмешался:

— Мэри Линн любит…

— Прошу прощения, сэр. Я бы хотел услышать это от вашей очаровательной дочери. — Улыбка не сходила с лица Хадсона, но взгляд смолянисто-черных глаз давал понять, что ему ничего не стоит разнести весь этот дом к чертовой матери. Он снова посмотрел на девушку. — Так что же? — подтолкнул он ее.

— Ну, — начала так называемая Мэри Линн, широко улыбнувшись, — мне очень нравится… — Тут она вдруг замолчала, улыбка ее померкла, а голубые глаза на усеянном веснушками лице затуманились, превратившись в подобие ледяных озер. Девушка посмотрела на своего фальшивого отца, затем снова на Хадсона, а после перевела взгляд на свою чашку, как будто ответы на вопросы — и воспоминания, что постепенно покидали ее разум, — находились именно там.

— Ездить верхом, — подсказал Фредерик Нэш. — Тебе всегда это нравилось.

— Прекрасное увлечение, — похвалил Хадсон, не сводя глаз с девушки. — Скажите… и когда же вы в последний раз ездили верхом?

Повисло молчание.

Берри Григсби — ныне известная в этом доме, да и во всей этой грязной деревне, где Профессор Фэлл проводил свои эксперименты с наркотиками, как Мэри Линн Нэш — сделала глоток чая. Ее рука слегка подрагивала, а глаза, обычно искрящиеся жизнью, теперь выглядели мертвыми, как лица кукол, которые она разрисовывала и напудривала когда-то в далеком детстве. Весь ее облик — тело, облаченное в розовое, чересчур маленькое для нее платье, каштановый парик с кудрявыми локонами, похожий на оползень, скрывающий медно-рыжие блики ее собственных волос, покрытое толстым слоем пудры и румян лицо и глаза, запавшие в фиолетовые провалы кругов, — приводил Хадсона в ярость и нагонял на него печаль. Всего за шиллинг — а то и за чашку чая, которую держал в руках, — он готов был разорвать Нэша на куски, а потом разнести весь этот дом зла на отдельные кирпичики.

Похожим образом ему пришлось поступить, чтобы попасть сюда: до того, как ему разрешили проведать Берри, Хадсон в порыве ярости разрушил всю мебель в выделенном ему коттедже и выбросил ее на улицу. Это привлекло достаточно внимания, и вскоре к нему явился опасный на вид незнакомец, представившийся именем Сталкер, и сказал, что ему дозволено увидеть «девчонку». Так Хадсон попал в дом Фредерика Нэша. Его жена Памела — «мать» Мэри Линн — на встрече не присутствовала. Нэш сказал, что она плохо себя чувствует, и рано легла спать, однако Хадсон в это не поверил. Он счел, что эта женщина с помутившимся рассудком, попросту не желает видеть никого, кто знал Берри в ее прошлой жизни.

Кулаки Хадсона буквально чесались, и ему стоило огромных трудов сдерживать желание избить всех, кто превратил Берри в тень самой себя, до потери сознания — включая женщину, что пряталась в соседней комнате. Он сдерживал свой гнев лишь по причине того, что у него оставалось слишком много вопросов, ответы на которые были ему так нужны. Он должен был выяснить, что происходит, и где находится молодой человек,ради поисков которого они с Берри пересекли Атлантику, явившись сюда из самого Нью-Йорка. К несчастью, пока никто из жителей этого жуткого места — Прекрасного Бедда, как его называли обитатели — не удосужился утолить его интерес.

— В последний раз? — переспросила Берри, взгляд которой оставался все таким же пустым. — Я думаю… я припоминаю… кажется, это было…

— У меня был очень надежный конь по кличке Мэтью Корбетт, — сообщил Хадсон. — Сейчас я пытаюсь разузнать, где он может быть…

— Вас же предупреждали! — перебил его Нэш и положил руку на пистолет, лежавший на столе справа от него. — Не несите бред, сэр!

— А разве все это — не бред? — взвелся Хадсон. — Да пошло оно к чертовой матери! — прорычал он и бросил быстрый угрожающий взгляд на пистолет. — Предупреждаю: вы даже навести на меня эту игрушку не успеете, как вылетите в окно, так что уберите руку!

Нэш немного замешкался, прежде чем повиноваться.

— Угрозы ни к чему, — наконец ответил он. — Наша дочь обеспечена всем необходимым, у нас есть для нее все удобства. Не так ли, Мэри Линн?

Берри сделала очередной глоток чая. Она выглядела так, будто не была свидетельницей странной сцены, развернувшейся на ее глазах несколько мгновений назад. Когда чашка вернулась на блюдце, она, чуть нахмурившись, посмотрела на гостя.

— Странное имя для лошади, — пролепетала она с легкой кривоватой улыбкой на накрашенных губах.

— Это, скорее, осел, нежели лошадь, так что… — Хадсон пожал плечами.

Он решил, что больше не может этого выдерживать. Здесь он не получит никакой стоящей информации, разве что заработает бессонницу или кошмары на всю предстоящую ночь. Он поднялся со своего места, краем глаза уловив, как от его порыва вздрогнул Нэш, словно опасаясь нападения.

Хадсон вздохнул.

— Спасибо, что уделили мне время… и спасибо за чай, — кивнул он Берри.

Сможет ли он удержаться и не высказать ей все то, что буквально разрывало его изнутри и стремилось сорваться с губ? Это была трудная битва, но исход ее был предрешен заранее.

— Я уверен, что мы еще увидимся, к моей великой радости, — выдавил он.

— С удовольствием, сэр. — Она тоже встала и присела в реверансе. Хадсону в этот момент показалось, что над ней парит какой-то невидимый демон, манипулирующий ею с помощью нитей, словно марионеткой.

Нэш махнул рукой в сторону двери.

— Уверен, выход вы найдете сами.

— Именно его я и собираюсь найти. И не только для себя.

Хадсон с такой силой рванул с крючка коричневое вельветовое пальто, что крепление, на котором оно висело, отлетело в сторону и со звоном упало на пол. Он натянул пальто поверх одной из фланелевых рубашек, которые ему подарили вместе с пиджаком и двумя парами бриджей — его собственную одежду сняли с него в первые полчаса пребывания в этой проклятой деревне и, вероятно, бросили в огонь. По крайней мере, ему вернули его ботинки, что, определенно, можно было счесть положительным моментом.

У самой двери дома Нэшей Хадсон, привыкший к теплу камина, заранее поежился, приготовившись к встрече с уличным холодом. Не удостоив взглядом ни фальшивого отца, ни «невменяемую» дочь, он приосанился и вышел на Конгер-Стрит, где в опустившихся голубых сумерках его поджидали четверо мужчин с факелами, пистолетами и клинками.

Один из них — на вид полный тупица — схватил Хадсона за плечо и повлек за собой.

Сделав всего пару шагов, Хадсон резко остановился. Из его ноздрей повалил пар.

— Если хочешь сохранить эту руку, отпусти меня.

— Угрожать вздумал? Мы не потерпим от тебя этого дерьма! — рявкнул другой и приставил острие рапиры к небритому подбородку Хадсона.

Хадсон Грейтхауз рассмеялся. Это хоть как-то помогло ему снять накопившееся напряжение и вместе с тем высказать свою реакцию на весь бред, творящийся вокруг. Кажется, именно бредом это назвал Фредерик Нэш — так называемый мэр этого проклятого места?

Впрочем, с виду трудно было охарактеризовать Прекрасный Бедд таким эпитетом.

Вокруг Хадсона раскидывалась деревня с маленькими домиками и ухоженными улицами, которые вкупе могли бы представлять собой одно из самых очаровательных мест в стране, если б не нескольких строений, превратившихся по какой-то причине в руины — лишь они портили всю картину. К слову, Хадсону до сих пор отказывались объяснить причину сих разрушений.

Из дымоходов кухонь и гостиных близлежащих домов поднимался дымок, в окнах весело горели фонари, люди в зимних костюмах прогуливались по улицам, словно направляясь на обед или в театр в лучших кварталах Лондона. К слову, вчера вечером на главной площади состоялся концерт скрипача и аккордеониста, на котором присутствовало около сорока жителей, согреваемых щедрым теплом костра.

Все здесь держались вычурно вежливо и дружелюбно, и Хадсон не мог понять, как это могло сочетаться с тем, что ему приставляют клинок к горлу прямо посреди улицы, а Берри Григсби безвольной марионеткой прозябает в доме Фредерика и Памелы Нэш. И ведь никому не было до этого никакого дела! Как не было дела и до множества пятен крови, которые Хадсон обнаружил в стыках между камнями площади. Он не представлял себе, откуда они там взялись, но понимал, что событие, оставившее после себя такие следы, должно было быть поистине ужасным.

Хадсон оглянулся на дом Нэша и увидел одинокую фигуру, стоявшую у окна. В руке она держала подсвечник с единственной горящей свечой. Хадсон подумал, что это могла быть Берри, но не брался утверждать это наверняка, потому что стекло покрывал иней. Миг спустя еще одна фигура — Нэш? Или его жена? — появилась позади первой, обняла ее за плечи и увлекла за собой в темные закоулки дома.

— Шевелись, — рыкнул мужчина с клинком.

Хадсон отвернулся от дома и зашагал к коттеджу на Блюфиш-Лейн, который ему предоставили. За время своего пребывания здесь он успел отметить, что все местные улицы названы в честь каких-нибудь морских тварей. Это казалось ему очередной жалкой попыткой уподобить Прекрасный Бедд настоящей деревне, тогда как на самом деле это место было чем-то средним между фортом и тюрьмой. Хадсон сделал еще четыре шага по Конгер-Стрит, прежде чем вся чудовищность и трагичность того, что случилось с Берри, обрушилась на него, как десятиколесный лесовоз. Широкоплечий, крепкий, ростом в шесть футов и три дюйма — он вдруг сжался, задрожал и пошатнулся. На глаза навернулись жгучие слезы бессилия. Он чувствовал, что вот-вот лишится сил и упадет в обморок. Остатки его воли уходили лишь на то, чтобы не позволить себе этого сделать, поэтому, когда мужчина за его спиной грубо толкнул его, Хадсон снес этот оскорбительный тычок, как последний хлюпик. В присутствии Берри он еще мог сдержаться, но теперь шок от увиденного начал овладевать им, превращаясь в странное ползущее ощущение на руках и кистях. Теперь это не имело ничего общего с желанием почесать кулаки в хорошей драке — нет, это ощущение было настоящим, и, поднеся свои руки к свету факелов, Хадсон увидел на них десятки больших черных пауков, снующих меж пальцев.

На лице выступил пот. Захотелось закричать… и Хадсон закричал бы, если б более хладнокровная часть его мозга не подсказала ему, что страшная галлюцинация была остаточным эффектом от наркотика, которым его накачали по прибытии в этот маленький уголок ада. Тем временем иллюзии продолжали атаковать его. Языки пламени факелов прямо на глазах превратились в сущий кошмар: как хлысты, они начали стегать Хадсона, и в них маячили искаженные и изуродованные лица мертвых людей, которых он видел на поле битвы давным-давно, когда был английским солдатом в последние годы франко-голландской войны. Пламя обвило кисти рук, словно вознамерилось вырвать его из Прекрасного Бедда и бросить рядом с измученными душами на берег, откуда никто никогда не возвращался.

Хадсон зажмурился и крикнул во всю мощь своих легких:

— УБИРАЙТЕСЬ!

Этот крик был таким отчаянным и громким, что заставил конвоиров натолкнуться друг на друга в попытке шарахнуться от своего пленника прочь. В испуге они навели на него пистолеты и острия своих клинков. Руки каждого из них заметно дрожали — и дрожали так сильно, что едва ли им удалось бы попасть даже в дикого быка с шести шагов. Впрочем, разъяренный дикий бык сейчас казался им более безопасной мишенью, нежели человек, стоявший перед ними.

— Тише, — сказал кто-то, успокаивающим тоном.

Хадсон открыл глаза. Впереди в свете пламени факелов, которое вновь приобрело привычные черты и более не напоминало огненные руки мертвецов с выжженными глазами, стоял жилистый мужчина, известный под именем Сталкер.

— Что за переполох? — Голос Сталкера звучал по-прежнему тихо. Сложением он был вполовину меньше Хадсона, но нечто в его лице с острым подбородком, в холодных умных глазах и плавных движениях наводило на мысль, что убивать под покровом ночи этому человеку было не впервой. Хадсон даже был уверен, что убийство являлось неотъемлемой частью природы этого опасного типа.

Сталкер кутался в тяжелую дубленку, лысую голову от холода защищала черная шапка, руки он держал в карманах и старался вести себя непринужденно, словно простой прохожий, вышедший на прогулку подышать вечерним воздухом.

— Ах! — понимающе вздохнул он, обернувшись к остальным. — У него всего лишь произошел инцидент. Не бойтесь, мальчики. Он уже приходит в себя.

Сталкер не ошибся: Хадсон как раз наблюдал, как последние несколько пауков испаряются с его рук, рассеиваясь клубами черного дыма. Он провел подрагивающей рукой по вспотевшему лицу и обратился к Сталкеру, цедя каждое слово сквозь плотно стиснутые челюсти:

— Будь ты проклят!

— Полагаю, ты хорошо провел время с девчонкой. — Это было утверждением, а не вопросом.

Хадсон протестующе сплюнул на землю, и плевок угодил аккурат меж кожаных сапог Сталкера.

— Стало быть, не так уж хорошо. Что ж, мне нет до этого дела, — произнес тот. — И мне все равно, что с тобой станется. Мне просто велено найти тебя и сопроводить на ужин.

— На ужин? В смысле?

— Он хочет, чтобы ты присоединился к нему за ужином.

Объяснения были излишни: Хадсон точно знал, кто его зовет.

— Скажи Профессору, что он может пойти…

— У тебя есть вопросы, на которые никто не ответит, — перебил Сталкер. — Всем запрещено это делать. Профессор поручил мне сказать тебе, что пришло время получить ответы — от него самого.

— Я не голоден.

— И ты так просто откажешься от информации, которую так искал? Ну же, Хадсон! Ты же хочешь узнать, где Корбетт, верно?

Хадсон не ответил.

— Пора ужинать, — с деланным энтузиазмом сказал Сталкер.

Хадсон молча последовал за ним вдоль Конгер-Стрит. Четверо конвоиров устремились следом. Поднялся ветер, порывом пронесшийся над крепостными валами форта, неся с собой соленый запах моря. В конце улицы высилось каменное сооружение, похожее на небольшой замок, с множеством витражных окон и балконом, опоясывающим верхний этаж. Хадсон уже видел этот дом издали и не сомневался в том, кому он принадлежит. Зеленые, синие и красные узоры окон изнутри подсвечивались лампами. Дом стоял на небольшом склоне. За распахнутыми железными воротами виднелась гравийная дорожка, обрывавшаяся у парадных ступенек и украшенная маленькими деревьями, которые морской ветер превратил в искривленные фигуры.

— Ждите здесь, — приказал Сталкер конвоирам и жестом пригласил Хадсона следовать за ним.

Несколько минут спустя Хадсон и Сталкер стояли в обеденном зале с темно-красными обоями и плотными черными шторами на окнах. Хадсон заметил, что ножки обеденного стола вырезаны в форме резвящихся дельфинов, а с потолка свисает черная чугунная люстра с шестью горящими свечами. На столе горели еще четыре свечи — по две на каждом конце рядом с серебряными блюдами и столовыми приборами. Взгляд Хадсона отметил, что в обеих сервировках присутствуют ножи, и оба выглядят очень острыми. Это особенно его заинтересовало, поскольку прежде ему не разрешали воспользоваться даже бритвой, а здесь лежали лезвия, способные перерезать человеку горло по первому желанию.

— Я возьму твое пальто, — сказал Сталкер и подождал, пока Хадсон снимет его. — Ты сядешь там. — Он указал по стул с высокой спинкой, стоявший напротив другого такого же. Отличие было лишь в том, что на другом конце стола имелся маленький серебряный колокольчик — голос хозяина. Хадсон повиновался, а Сталкер меж тем пальцем коснулся ножа. — Вижу, у тебя уже слюнки текут. На твоем месте я был бы вежливым гостем. Нож не даст тебе ответов. Кроме того, он может понадобиться тебе для еды. Профессор? — крикнул он в сторону лестницы, мимо которой они прошли ранее. — Мне остаться?

— Нет.

В дальнем углу комнаты, погруженном во тьму, шевельнулась тень, хотя Хадсон ожидал увидеть ее со стороны лестницы. Прямо на глазах эта тень приобрела очертания человека.

— Спасибо, Сталкер, — кивнул Профессор Фэлл, — но я уверен, что мистер Грейтхауз будет вежливым гостем. Просто повесь его пальто в коридоре, когда будешь уходить. И отправляйся перекусить в таверну, улов сегодня хороший.

— Да, сэр.

Сталкера, покидавшего комнату, Хадсон провожать взглядом не стал — все его внимание было приковано к знаменитому могущественному человеку, чья дурная слава бежала вперед него. К Профессору Фэллу…

Внешний вид этого человека вовсе не внушал ужас. Скорее, наоборот. На первый взгляд это был просто старик лет шестидесяти — хрупкий, усталый, сонливый и совершенно безобидный.

— Приветствую вас, — произнес Фэлл, слегка кивнув. На нем был пурпурный шелковый халат, отделанный золотом, и тюбетейка в тон. — Рад видеть, что вам уже лучше.

— Рады? — презрительно фыркнул Хадсон. — Разве не вашими стараниями я оказался в таком положении?

Как только они прибыли сюда в экипаже в компании вооруженной охраны — как давно это было? — их с Берри разделили. Примерно полдюжины рослых мужчин были вынуждены удерживать рвущегося Хадсона, пока еще один человек заставлял его дышать через какую-то горько пахнущую тряпку. Дальше он помнил, как выплыл из тумана и почувствовал иглу, вонзившуюся в выступающую вену на правой руке, после чего вся жизнь превратилась в непрекращающийся мучительный кошмар. В те жуткие дни ему казалось, что ядовитые пауки не просто ползают по его коже, но и растут прямо внутри него. Все тело пылало огнем, сжигавшим его до костей — и это чувство было таким реальным, что отрешиться от него было невозможно. Как только призрачный огонь превращал его в обугленный скелет, яд приносил иллюзию, что плоть восстанавливается… только для того, чтобы подвергнуться этой страшной пытке вновь. Если в те дни кто-то пытался позвать его по имени, Хадсону казалось, что мстительный, жестокий бог приговаривает его к еще более мучительной смерти. Никогда — никогда прежде! — он не ощущал такого нестерпимого ужаса.

— Эксперименты — одна из моих маленьких страстей, — пожал плечами Профессор. — Надеюсь, вы не станете держать на меня зла?

— Какое там зло? — На лице Хадсона показалась недобрая усмешка. — Будь моя воля, я бы просто с радостью перерезал вам горло. Вот этим. — Свет свечей заплясал на лезвии, когда Хадсон поднял его и направил на Фэлла.

— Ваша воля? — качнул головой Профессор. — Не она ли привела сюда вас и мисс Григсби? Похоже, ваша воля приносит не так уж много успешных результатов. — Он сел, аккуратно развернул красную салфетку и положил ее себе на колени.

Хадсон промолчал. В свете свечей он не отрывал взгляда от Фэлла, пытаясь рассмотреть поподробнее человека, принесшего столько разрушений и погубившего столько людей по всему Старому и Новому Свету.

Профессор Фэлл был мулатом, но светлокожим. Его лицо с длинным, вытянутым подбородком и высокими скулами можно было бы назвать изможденным… но это, пожалуй, было слишком выразительное слово, которого он не заслужил. Хадсону подумалось, что все свершенные злодеяния, наконец, настигли Профессора — ярость внутренних бурь скрючила его кости наподобие того, как ветер, дующий с моря, исказил силуэты деревьев на улице. По обе стороны пурпурной тюбетейки торчали тугие белые локоны, напоминавшие крылья снежной совы. Синие вены выступали и переплетались на тыльных сторонах его ладоней. Если приглядеться, можно было заметить, что руки его слегка подрагивают, словно после перенесенного паралича. Впрочем, всему виной могла быть лишь игра света.

Фэлл улыбнулся, и Хадсон увидел, как блеснули его зубы. В затаившихся во впалых глазницах глазах необычного янтарного оттенка что-то сверкнуло — и, как показалось Хадсону, это был не тусклый, едва тлеющий огонек, а нечто животное, наводившее на мысль о царе зверей, достигшем своего положения с помощью ума и хитрости. Такой зверь не обладал грубой силой, но прекрасно знал, как использовать чужую, творя руками других кровавую и жестокую расправу. В этом была его истинная суть. Это прослеживалось даже в том, как Профессор разглядывал Хадсона прямо сейчас. Изучал его. Хадсон подумал, что за морщинистым лицом Фэлла в этот самый момент вращаются механические шестеренки, причем движутся они с такой скоростью, что от трения скоро задымятся, этот дым медленно проплывет над столом и окутает голову Хадсона тонкой паутиной…

Фэлл облокотился на стол и сцепил пальцы в замок. Он сидел с таким видом, что, какие бы мысли ни заполняли сейчас его голову, решение он уже принял. По крайней мере, Хадсон был в этом уверен.

— Насколько я понимаю, — начал Фэлл, — прошлой ночью вы устроили скандал и уничтожили большую часть мебели в выделенном вам доме, выбросив обломки на улицу.

— Верно.

— Нетерпеливость редко доводит до добра, Хадсон. Я ведь могу вас так называть? — Он продолжил, не дожидаясь ответа: — Вам все равно разрешили бы сегодня увидеться с мисс Григсби. Разница лишь в том, что теперь вам придется спать на холодном полу.

— Ничего, мне не впервой.

— Не сомневаюсь. — Янтарные глаза смотрели одновременно пронзительно и завораживающе. — Вы совсем меня не боитесь, не так ли?

— Я изорвал свою рубашку страха в клочья, — ответил Хадсон. — Благодаря вам и тому наркотику, что мне вкололи ваши люди.

— Хм, — Фэлл слегка склонил голову набок. — Как же это интересно, не находите? То, что после выздоровления от препарата, усиливающего страх, субъект становится к нему невосприимчивым. Видите ли, Хадсон, вы, возможно, оказали услугу человечеству.

— А какую услугу оказывает Берри? В чем смысл того, что умная молодая женщина стала безмозглой куклой?

Фэлл не ответил. На его лице не отразилось никаких эмоций. Некоторое время он просто сидел молча, глядя в глаза Хадсона. Наконец, он поднял серебряный колокольчик и позвонил.

— Давайте начнем, вы же не против? — поинтересовался он.

Полная женщина в фартуке с тугим пучком каштановых волос вошла через другую дверь, в дальней части комнаты. Она принесла серебряный поднос и поставила сначала перед Профессором, а потом и перед Хадсоном зеленые керамические тарелки с кремовым супом.

— Спасибо, Норин, — кивнул Фэлл. — Подай вино, будь любезна.

Когда женщина вышла из комнаты, Фэлл поднял свою суповую ложку и возвестил более спокойным голосом:

— Должен отметить, Норин — хоть и опытная, но далеко не такая хорошая прислуга, как та, что служила здесь до нее. К тому же мой прежний повар получил ранение во время небольшого инцидента, который имел место буквально недавно, поэтому новый повар еще осваивается. Но можете не беспокоиться, Хадсон, и есть без опасений. Смею заверить: это всего лишь суп из каракатиц. Ничего экзотического в нем нет.

Хадсон зачерпнул ложку и с подозрением принюхался: суп был достаточно свежий, без постороннего лекарственного запаха или сомнительных примесей. Однако это еще ни о чем не говорит...

Хотя какое это имеет значение? Страха Хадсон не испытывал. Возможно, Профессор был прав — после пережитого кошмара напугать его чем-то стало намного труднее. Так или иначе, запах супа разбудил аппетит, Хадсон почувствовал, как сильно проголодался, и на этом его внутренние дебаты завершились. Он отправил в рот первую ложку и нашел суп очень вкусным.

— Я ожидал, что Матушка Диар присоединится к нам за ужином, — сказал он.

— Два дня назад Матушка Диар сама стала ужином, — ответил Фэлл. — Акулы, которые рыщут в нашей гавани у подножия утеса, вдоволь полакомились кусками ее тела.

Хадсон замер с ложкой на полпути ко рту.

— Похоже, я многое пропустил.

— И в самом деле, — кивнул Профессор. — О, прекрасно, вот и наше вино! Изысканное мягкое белое станет прекрасным дополнением к нашему запеченному палтусу.

Появилась Норин — из кухни, как предположил Хадсон, — и принесла еще один поднос. Она расставила бокалы для вина сначала перед Хадсоном, затем перед Профессором, и принялась откупоривать бутылку. Наполнив оба бокала наполовину, она оставила бутылку на столе и, не говоря ни слова, вернулась в кухню.

Фэлл пригубил вино и кивнул.

— Чудесно, как всегда! К сожалению, это моя последняя бутылка: недавний урон, нанесенный дому, вызвал обвал в моем подвале.

— Понятно, — отозвался Хадсон. Он опустил ложку в суп и оставил ее там. — Я, конечно, ценю ужин и все это джентльменское поведение, но где, черт возьми, Мэтью Корбетт?

— Не здесь, — последовал ответ. — Он уехал три дня назад с одним из моих людей, Джулианом Девейном. Мэтью добровольно вызвался выполнить задание, и я искренне надеюсь, что к этому времени он еще не погиб, пытаясь исполнить его.

— Продолжайте. — Хадсон почувствовал, как внутри него все сжалось, и причиной был не суп и не испытываемый голод, а переживания. Какие еще злоключения должны были свалиться на Мэтью?

— Моя деревня, — начал рассказ Профессор, не отвлекаясь от трапезы, — была атакована с моря кораблем, вооруженным минометом. Вот, откуда взялись те разрушения, которые, полагаю, не укрылись от вашего внимания. К сожалению, нападение велось не только снаружи, но и изнутри. Группа предателей под предводительством Матушки Диар устроила здесь настоящий переполох. Должен отметить, сама Матушка Диар находилась под влиянием человека, называющего себя Кардинал Блэк. Именно в его компании она явилась за книгой ядов, составленной моим бывшим химиком доктором Джонатаном Джентри. Вероятно, вы были знакомы с ним в Нью-Йорке?

— Да, был. Мэтью рассказывал, что на одном из ваших званых обедов он… гм… потерял голову.

— Боюсь, сейчас вас должна волновать более важная потеря, чем голова доктора Джентри, — парировал Фэлл. — Видите ли, книга, созданная гением этого человека, куда ценнее. Без нее, как и без химика, способного расшифровать содержащиеся в ней формулы, надежды на выздоровление мисс Григсби нет. — Он позволил этому известию на миг повиснуть в воздухе. — Я, конечно, могу ошибаться, но примерно представляю, какова сила яда, поразившего разум мисс Григсби. По моей оценке, она будет продолжать постепенно деградировать. Если не дать ей курс противоядия, чете Нэш скоро придется менять ей пеленки. По временным прикидкам, процесс может быть обратим в течение… я бы сказал, двадцати одного дня.

Хадсон сидел неподвижно. Он не пошевелился, даже когда Норин вышла из кухни с тарелками палтуса, в качестве гарнира к которому шли жареные кукурузные лепешки, яблочное пюре и засахаренный батат.

Наконец, он разжал стиснутые зубы.

— Зачем, вообще, — выдавил он с усилием, — было одурманивать ее этой дрянью?! Что она вам сделала?

— Она — ничего. Сделал Мэтью. Именно за то, что он натворил, и во имя всего, чего мне это стоило, мисс Григсби подверглась этому испытанию. — Фэлл покрутил вино в бокале и задумчиво воззрился на него. Свет свечей отражался от хрусталя и заставлял блики играть в его янтарных глазах. — Я хотел, чтобы он видел, как разрушается ее разум… и как вы погибаете под гнетом истинного ужаса. — Он оторвал взгляд от бокала и посмотрел на Хадсона. — Надеюсь, вы собираетесь резать этим лезвием кукурузную лепешку, — тихо заметил он, — потому что для палтуса достаточно вилки.

Хадсон понял, что действительно удерживает в руке нож и сжимает рукоять так, что от напряжения у него побелели костяшки пальцев. Судя по тому, как он его держал, резать он им собирался явно не рыбу.

— Итак, — продолжил Фэлл, слегка пожав плечами, словно оружие в руках Хадсона было лишь миражом, — Мэтью и Джулиан отправились на поиски Кардинала Блэка, чтобы вернуть книгу и найти химика. Они начнут свои поиски с деревни Аддерлейн, что лежит в шести-семи милях к северо-западу вдоль побережья. Нам удалось выяснить, что люди Блэка использовали ее в качестве опорного плацдарма. Мы сами, к слову, находимся в Уэльсе, милях в двадцати от Суонси.

Хадсон медленно опустил нож. Пронзать сердце собеседника не имело смысла по двум причинам: во-первых, у Профессора Фэлла не было сердца, во-вторых, за этим бы последовала его собственная смерть — мгновенная и столь же бессмысленная. В любом случае… он все еще был голоден и собирался заставить себя поесть. Это единственное, что он сейчас мог сделать. В остальном — оставалось только ждать.

— Хотите сказать, — спросил он с пересохшим горлом, — что на это задание отправились только Мэтью и еще один человек? А сколько людей у Блэка?

— Много. Мы убили нескольких и еще нескольких поймали. Но… я подозреваю, что это лишь капля в море.

— Прошло три дня? И ни слова?

— Я не жду скорых известий, — сказал Фэлл. — Почта здесь ненадежная.

Пульс Хадсона снова участился. Ему захотелось с разъяренным криком вскочить со своего места и рывком опрокинуть стол. От волнения тело вмиг покрылось потом, и, бросив случайный взгляд на руки, Хадсон вновь увидел на них нескольких черных пауков.

— Мы с ним договорились, — сообщил Фэлл. — Я согласился отпустить Мэтью за книгой, а он в свою очередь согласился найти для меня человека, которого я искал уже много лет. Я предполагаю, что этот человек находится где-то в Италии. Скажу сразу: кто он и что я хочу от него получить, вас не касается. — Фэлл слегка вздернул подбородок, словно бросая вызов Хадсону, прежде чем тот успел возразить или задать вопрос. — Я искренне надеюсь, что Мэтью действительно найдет Кардинала Блэка, и они с Джулианом смогут вырвать у него эту книгу и привезти химика, чтобы тот изготовил противоядие для мисс Григсби. Когда — если — это случится, я соглашусь вернуть вас и юную леди в Нью-Йорк, и Мэтью будет волен приступить к своей части сделки.

— Прекрасный план! — саркастически воскликнул Хадсон. — Что, вообще, известно об этом Кардинале Блэке?

— Он — настоящий демон и уже убил несколько десятков человек. Его фирменная метка — вырезанный дьявольский крест на лбу жертв.

— И это все? Разве Мэтью под силу такая задача? — Хадсон встряхнул руками, стараясь заставить иллюзорных пауков исчезнуть. — Безумие! — Его голос почти сорвался на крик. — Мальчик не в своем уме, раз взялся за такое, не иначе!

— Неужели? — Фэлл коротко и резко рассмеялся, хотя выражение его лица оставалось мрачным и серьезным. — Этот мальчик, как вы выразились, разгромил банду людей, которых я послал в Нью-Йорк, чтобы создать школу по взращиванию будущих талантов; он стал причиной смерти Тирануса Слотера; он прикончил братьев Тэккер и разрушил мой дом и большую часть Острова Маятника; он украл у меня очень ценную Минкс Каттер, и одному дьяволу известно, что еще он сделал… а вы говорите, что мальчик не сравнится с этим Кардиналом Блэком? Прикусите язык, сэр! Вы слышали? Прикусите. Ваш. Язык.

К собственному удивлению, Хадсон услышал в голосе Фэлла нервную дрожь. Похоже, Профессору было жизненно важно, чтобы Мэтью вернулся. Настолько же важно, насколько для самого Мэтью — найти противоядие для Берри. Ее жизнь и рассудок Фэлла, разумеется, не интересовали, его волновало нечто иное. Хадсон понял: раз этот Черный Кардинал умудрился настроить против Профессора одну из его самых верных соратниц Матушку Диар, после чего нанес ему прямой удар, значит, и другие акулы преступного мира почуяли кровь. Старик слабел, и его авторитет с каждым днем таял.

Впрочем, озвучивать свои выводы Хадсон пока не спешил. Ослабевший или нет, но здесь и сейчас командовал Фэлл.

Хадсон одним глотком осушил бокал.

— Что мне делать, пока мы ждем Мэтью?

— Следите за своими манерами и ведите себя хорошо, — бросил ему Фэлл. — Мы займем вас работами по восстановлению поврежденных зданий, если вы не против. Такой труд обеспечит вам приличную постель и некоторые привилегии, которые я еще не решился вам дать до сих пор.

— А как же Берри? Откуда мне знать, что эти двое не воспользуются ее состоянием?

— Жена Нэша нуждалась в замене своей почившей дочери, — ответил Фэлл. — Я считаю, что все это очень полезно для ее собственного душевного здоровья. Я также могу заверить вас, что Фредерик может быть кем угодно, но он не сделает того, о чем вы думаете. Я уже обсудил с ним этот вопрос и сказал ему, что — мэр он этой деревни или нет — он лишится головы, если я только почувствую намек на неприличие. Я также поручил нескольким своим людям присматривать за ней, так что насчет девушки можете быть спокойны.

— Не думаю, что в сложившихся обстоятельствах я на какой бы то ни было счет могу быть спокоен, — ответил Хадсон со всей свирепостью, на которую только был способен.

— Что ж, я предполагал, что мои слова для вас не представляют особой ценности. — Фэлл сунул руку во внутренний карман халата и вытащил две маленькие карточки. Он поднял их так, чтобы Хадсон увидел на них отпечатки пальцев, выполненные засохшей кровью. — Вы же знаете, что это такое? Я в этом не сомневаюсь, вы ведь работали с Кэтрин Герральд. Как я уже сказал Мэтью, я намеревался отослать их двум людям, которых вы оба знаете — Гарднеру Лиллехорну и Минкс Каттер — за их преступления против меня. Дело в том, что сейчас у меня нет ни одного посыльного, чтобы отправить их — как вы видите, меня занимают более важные дела. Поэтому, в качестве жеста доброй воли… — Он не закончил фразу, а вместо этого подержал сначала одну карточку, а затем другую над пламенем ближайшей свечи. Когда пламя поглотило карточки с кровавыми метками и почти добралось до пальцев, он бросил обугленные остатки в суповую тарелку, где они зашипели, словно маленькие змеи.

— Что скажете? — спросил Фэлл.

Хадсон на мгновение задумался.

Он молил Бога, чтобы тот не оставил Мэтью без помощи в какой-то глуши с одним из убийц Фэлла в качестве напарника. Время Берри было на исходе, и Хадсон не мог вообразить, как, черт возьми, мальчику — то есть, молодому человеку — удастся вернуть книгу ядов, да еще и найти химика прямо под носом у убийцы. И не просто убийцы — у демонического сатаниста, который держит целую банду смертоносных единомышленников!

Черт, — подумал он. Задача была настолько сложной, что казалась заранее проигранным делом.

Но к данному моменту и к данным обстоятельствам подходило только одно высказывание.

Хадсон поднял свой бокал и сказал:

— Передайте сюда бутылку!